Текст книги "Курс на СССР. Трилогия - Тим Волков, Андрей Посняков (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)

Глава 18

Эх! И что теперь было делать? Все же, как ловко он… Так шпион же! Навыки… Или все же… Ладно, Яна Тимофеева должна бы о нем хоть что‑то знать. Но, вот сейчас…

Краем глаза я заметил остановившуюся у тротуара желтую «Волгу» такси, только что высадившую пассажиров.

– Шеф! – недолго думая я запрыгнул на сиденье. – Шестнадцатый маршрут знаешь? Ну, автобусный.

– В Калиновку, что ль? – патлатый таксист в джинсах искоса взглянул на меня.

– Ну да.

– Поехали, – кивнул он, явно радуясь удачному клиенту. – Предупреждаю, больше двух рублей выйдет!

– Вот! – я протянул трояк. – Только мне надо точно по маршруту, вон за тем автобусом.

– Как скажешь!

Сунув купюру в карман, водитель заметно повеселел и, отъезжая, нажал клавишу закрепленного на торпеде кассетника марки «Весна». Запели «Арабески»…

– Понимаешь, – глядя вперед, вдохновенно врал я. – Брат из деревни приехал. Запойный! Вот жена его, Людка, и попросила проследить.

– Так сегодня же праздник!

– Вот и я о том…

Мы нагнали автобус через пару остановок.

– Нет, нет, близко подъезжать не надо, – проинструктировал я. – Просто притормаживай, чтобы видно было кто выходит. Надо не пропустить, если он выйдет.

– Да понял я, понял, – рассмеялся таксист. – Не тупей утюга! Только если раньше выйдешь, деньги не верну.

– Само собой разумеется, – подтвердил я. – Это компенсация за капризы клиента.

– Как ты сказал? – удивился таксист. – «Компенсация за капризы клиента»? Надо будет запомнить.

Пару остановок из автобуса никто не выходил. Пассажиры только входили внутрь. Наконец‑то из автобуса вывалился какой‑то подвыпивший ханурик.

– Вон тот, не твой родственник? – поинтересовался таксист.

– Не, слишком уж старый… Не он.

Мы проехали за автобусом по всему маршруту до конечной. В Калиновке из салона вышли человек десять. Бабули, седенький, с орденскими планками, старичок‑ветеран, модно одетые девушки. Тендрякова среди пассажиров не оказалось!

Опять обхитрил? Или он вышел еще в городе на первых двух остановках, до того, как мы догнали автобус.

Вздохнув, я отпустил такси, подошел к автобусу и постучал по стеклу:

– Извините, а когда отправляетесь?

– Через полчаса, – буркнул усатый шоферюга и ткнул пальцем на висевшее на остановочном павильоне расписание. – Вон график.

Что ж, полчаса можно было и подождать, тем более погода радовала. Солнышко, пригревало почти как летом.

Я потянулся и сделал глубокий вдох. Вроде бы город совсем рядом, а воздух здесь какой‑то другой, хотя Калиновка совсем недавно стала пригородом. А до этого это было обычное провинциальное село с небольшими одноэтажными домами, хозпостройками и палисадниками между тротуарами, посыпанными щебнем и золой, и грунтовой дорогой. Возле каждого забора у калитки были лавочки, где днём грелись на солнышке старики, а по вечерам собиралась молодёжь.

На площадке у магазина мальчишки гоняли мяч. Продавщица вышла из магазина, что‑то крикнула мальчишкам, наверное, ей не понравилось, что они подняли кучу пыли, но те не отреагировали на замечание. Вслед за ней на крыльце появились две девушки и старательно обходя толпу азартных футболистов, направились по дороге. Шатенка и брюнетка, нет, скорее темно‑русая. Обеим лет по двадцать или чуточку больше, обе вполне себе симпатичные стройненькие.

«Так это те девушки, из автобуса! – осенило меня и я, поправив сумку на плече, быстрым шагом пошел следом за ними. – Они же могли видеть Тендрякова, или как там его зовут».

Сделав самое приветливое лицо, я догнал девушек.

– Девушки, здравствуйте!

– Привет, – переглянувшись, девчонки заинтересованно посмотрели на меня. – И что это занесло в нашу глушь такого видного парня?

Хороши девчонки! Глазки блестят, реснички подкрашены и подкручены, как у кукол, на губах модная красная помада, волосы тщательно уложены. Шатенка в новеньких вельветовых джинсах, голубой блузке и красной импортной курточке. Темно‑русая в черной водолазке и короткой джинсовой юбочке, из‑под которой видна свежая царапина на левой коленке.

Мне показалось, что где‑то я их уже видел, но особо размышлять было некогда. Девчонки как девчонки. Они всегда такие.

– Помогите мне. Я тут с одним человеком разминулся. Он вроде бы на автобусе ехал. Такой… худощавый, подбородок остренький, – я показал рукой. – Серый костюм, рубашка белая… темные очки.

– Да, вроде бы, был такой, – снова переглянулись подружки. – Так это что, дружок твой?

У одной из лавочек они остановились и сели. Шатенка достала пачку «Мальборо» и щелкнула зажигалкой. «Ронсон»! Голландия. Однако, девочки не простые.

– Не дружок, брат, – я присел рядом. – Двоюродный. Из деревни приехал… Запойный! Ушел с утра куда‑то, не знаю теперь, где и искать. Люди говорят, на шестнадцатый автобус сел. Вроде…

– Да, вроде бы, был такой, – выпустив дым, покивала шатенка. – Галь, помнишь, он еще старику место уступил? Ну, ветерану… Был, был! Только без очков. В кепке. У молокозавода вышел, кажется. И не похоже, что пьяный…

– Ну, набраться‑то он быстро успеет!

– А что это у тебя там? – полюбопытствовала Галя.

– Фотоаппарат, – ответил я и с гордостью вытащил футляр из сумки.– «Зенит Е Эм». Объектив «Гелиос», зеркалка. А хотите, я вас сфоткаю?

– Нет, нет, не надо, – сразу же замахала руками шатенка. – Мы это… не очень сейчас одеты.

– А ты что, фотограф? – поинтересовалась брюнетка.

– Фотокорреспондент! Вот, футбольную команду сейчас буду снимать. Думаете, просто так они мяч гоняют? На приз клуба «Кожаный мяч»!

Сказал и опешил. Это совсем не подходило к версии о розыске брата алкоголика. Но девушки, казалось, не обратили на это внимание. Их внимание было приковано к фотоаппарату.

– Ух ты! А фотик дорогой?

– Да уж, недешевый! – вздохнул я, обрадовавшись, что «не спалился». – Сто сорок рубликов.

– Ого! – девушки явно заинтересовались.

– А давайте познакомимся,– предложил я. – Вас как зовут?

– Я Наташа! – улыбнулась шатенка и протянула руку.

– А я Света – заулыбалась её подружка и тоже протянула руку.

Я деликатно пожал им пальчики, почувствовал скрытое напряжение и понял, что девчонки не так‑то просты. Что‑то они скрывают, но что? И почему это Галя назвалась Светой? Что это? Обычное девичье кокетство, или они что‑то скрывают.

И слишком уж они приветливые. Явно оценили мой внешний вид и постарались заинтересовать меня. И тут я понял, кого мне они напоминают. Это же те самые клофелинщицы.

По одежде, по повадкам, по всему похожи. Узнали, что я здесь случайный человек, сразу содержимым сумки заинтересовались к «Зениту» приценились. Узнали, что дорогой и сразу стойку сделали! И фотографироваться отказались. Как бы они меня тут не того…

– А тебя‑то как зовут?

– Саша, – просто ответил я, изображая простачка. – А вы чем занимаетесь? Работаете. Учитесь?

– Га. – начала Наташа и осеклась, потом быстро затараторила. – Светка работает. В магазине «Ткани», продавцом. А я учусь… В Ленинграде! Правда, заочно…

– Студентка что ль? – нарочито насмешливо протянул я. – Что‑то не похоже.

– Забьемся? – хитро улыбнулась Света… или кто она там была. – Если проиграешь, купишь нам бутылку шампанского! Здесь, в магазине, есть.

– А, если выиграю?

– Тогда мы купим, – подмигнула Наташа. – Короче, тебе понравится!

– Беспроигрышный вариант, – улыбнулся я. – Забились!

– Ну, смотри‑и, – жестом фокусника Наташа сунула руку в сумочку.

Если она сейчас покажет студенческий, значит я ошибся, это другие девчонки. Ведь тот, похищенный у моей Наташи, билет преступницы выронили в общежитии. Я напрягся. Сейчас станет ясно, и если это преступницы, нужно будет думать, как их задержать…

– Бл…дь!

Вытряхнув содержимое сумочки на лавочку, Наташа выругалась матом. Да‑а! Та еще «студенточка»!

– Наверное, дома забыла, – попыталась выкрутиться она.

– Так ты сбегай! – посоветовала подружка.

Шатенка посмотрела на часики… плоские, золотые… или позолоченные, марки «Заря». Такие, или почти такие, отец подарил маме на день рождения лет пять назад.

– Ага, сбегай… Сейчас же…

– Вон, кажется, едет уже!

– Саш, это за нами! – глянув на дорогу, встрепенулась «Наташа». – Извиняй, шампанское отменяется.

Дружно сказав: «Чао!», девицы со всех ног бросились назад к остановке, где остановилась шикарная темно‑синяя «Лада» ВАЗ‑2103, «троечка».

Черт! Они, не они, но уйдут же! Точнее уедут.

В голове вдруг мелькнула мысль… И я тут же подошел к юным футболистам:

– Парни, я из газеты! – я показал удостоверение. – Снимаю детский спорт. Позировать готовы?

– Да! – бросив мяч, хором откликнулись мальчишки.

– Тогда становитесь в ряд! Вот здесь.

Я выстроил их на фоне автобусной остановки, где водитель тройки как раз вышел из машины навстречу девицам.

– Так… улыбнулись! – я сделал снимок. – Молодцы, ещё кадр.

Мальчишки тщательно позировали, а я сделал несколько снимков, где по идее должны были четко видны лица лже‑Наташи и Гали‑Светы.

– А теперь еще разочек, – скомандовал я и снял номер машины «22−12 ЗАР». Еще старого образца, белые цифры на черном фоне.

– И еще! – снова скомандовал я. – Капитан команды на первый план! Не жмуримся, глаза не закрываем… Ага! Есть.

Есть! В кадре крупным планом все трое. Девчонки и водитель: грубое, словно высеченное из камня, лицо, расстегнутый ворот рубахи… золотая цепочка на бычьей шее…

– Ну, что, девчонки? – громко крикнул водитель. – Гуляем?

– Гуляем, Боренька, гуляем! – подхватили девицы и нырнули в салон. – Едем!

Из распахнутых окон машины вырвались громкие звуки музыки, кажется, «Бони М». Машина тронулась, набирая скорость.

«Грубое, словно высеченное из камня, лицо…» – пронеслось в мозгу, и я вспомнил! Санитар! Тот самый, лже‑санитар из областной больницы. Охотник за старинными открытками!

* * *

Интересно… Тут слет всех плохих людей происходит что ли?

Впрочем, не о санитаре я сейчас думал. Не давал покоя тот тип. Игорь Тендряков, из Перми. Из какой‑то тамошней газеты. В командировке здесь. Вышел у молокозавода. Туда надо ехать, только найду ли его я там? Так он и ждем меня, как же. Его лицо стояло перед глазами – невзрачное, с острым подбородком и равнодушными глазами.

Что‑то здесь было не так. Слишком уж гладко все совпало. Его появление, его интерес к трибуне, его ловкое исчезновение. Журналист из другого города, который снимает чиновников на братском кладбище. Сердце подсказывало: это не случайность.

Я достал прототип телефона. Набрал номер Сидорина.

– Андрей Олегович, это Воронцов. Нужна небольшая проверка.

– Опять? – в его голосе послышалась привычная усталость, смешанная с интересом. – Кого на этот раз?

– Журналист. Игорь Тендряков. Говорит, из Перми. Яна Тимофеева с телевидения представила.

– И что с ним не так?

– Не знаю. Но он был на братском кладбище, снимал всё руководство. А потом ловко слинял. Шестым чувством чую – что‑то тут не так. Не могли бы вы через своих… по пермским каналам… узнать? Работает ли там такой?

Сидорин помолчал пару секунд.

– Фамилия‑то какая…

– Тендряков. Игорь Тендряков.

– Писатель, что ли? Журналист? Ладно, подожди у аппарата.

Я услышал, как он положил трубку на стол, потом приглушенные шаги, скрип отодвигаемого стула. Потом – тихий разговор с кем‑то еще, вероятно, с помощником. Минуты тянулись мучительно долго. Я представил, как где‑то в Перми звонят в редакции, в отделы кадров, поднимают списки… Хотелось бы верить, что все пройдет так быстро. Но скорее всего он просто скажет, что передал информацию для проверки и нужно ждать ответа.

Наконец, шаги приблизились. Сидорин снова взял трубку. Его голос был ровным, но в нем появилась та самая стальная нотка, которая бывала только в серьёзных делах.

– Воронцов.

– Я слушаю.

– Уточнил.

– Так быстро?

– Ну да. А ты думал у нас тук бюрократия? Боремся с этим. Все быстро, оперативно. В общем так… Никакого Игоря Тендрякова в пермских газетах, на телевидении или радио не числится. Ни штатным сотрудником, ни внештатным, ни по командировкам. Вообще никто о таком не слышал.

У меня в ушах зазвенело. Комната поплыла. Я инстинктивно схватился за тумбочку, чтобы не упасть.

– Вы уверены? – выдавил я, чувствуя, как холодеют пальцы.

– Абсолютно. Пермь отрапортовала четко. Такого журналиста у них нет. Я, конечно, еще раз проверю, но думаю, ответ будет такой же.

В тот миг все кусочки пазла с грохотом встали на свои места. Этот равнодушный, сканирующий взгляд… Эти профессиональные, но неброские движения… Умение раствориться в толпе. Интерес не к празднику, а к людям на трибуне.

«Сокол». Теперь все понятно. Тендряков – это Сокол. Тот самый. Не просто призрачное прозвище в эфире, а реальный человек. Холодный, расчетливый профессионал, который спокойно прошелся по братскому кладбищу в День Победы, чтобы собрать информацию для своих грязных дел. И он где‑то здесь, в городе. Возможно, в этот самый момент он так же, как и я, о чем‑то думает. Или строит новые планы.

– Андрей Олегович, еще момент, пока вы на связи, – быстро переключился я, понимая, что каждая секунда на счету. – Еще кое‑что. По тем клофелинщицам. Я их в Калиновке встретил.

Я коротко описал ту «Наташу» и «Свету», их манеры, дорогие вещи и то, как они ловко уехали на «трёшке» с тем самым лже‑санитаром за рулём.

– Номер записал? – мгновенно спросил Сидорин.

– «22−12 ЗАР». И водителя сфоткал. Крупным планом. Тот самый санитар, Боренька.

– Молодец. Фото проявишь – сразу передашь. А сейчас где они?

– Ушли в сторону Калиновки.

– Проследи, куда они могли податься. Только смотри, в одиночку не геройствуй. Если увидишь – просто наблюдай и сразу звони. Кто ими в милиции занимается?

– Ратников, из транспортного.

– Хорошо. Я ему передам. Если что – поднимает наряд.

Положив трубку, я огляделся. Калиновка жила своей неторопливой, почти сельской жизнью. «Лада» исчезла, растворившись в паутине проселочных дорог. Солнце припекало, и после всей беготни и нервотрёпки пить хотелось невыносимо. Решил зайти в сельпо – купить бутылку лимонада и заодно попробовать разузнать что‑нибудь.

Дверь с колокольчиком распахнулась, впустив меня в прохладный, пропахший резиной, дешёвым табаком и хлебом полумрак. За прилавком сидела дородная женщина в цветастом халате.

– Молодой человек, вам что? – спросила она, окидывая меня оценивающим взглядом.

– Лимонада, пожалуйста, – сказал я, доставая мелочь. – «Буратино», если есть.

– «Буратино» кончился. «Дюшес» пойдет?

– Пойдет.

Пока она тянулась к холодильнику, ее взгляд упал на «Зенит», висевший у меня на шее.

– А это у вас что, фотоаппарат? – поинтересовалась она, ставя на прилавок склянку с зеленоватой жидкостью. – Вы, чай, не местный? Из городских? Журналист, что ли? По поводу праздника?

– Да, из «Зари», – кивнул я, откручивая крышку. – Материал готовлю.

– Понятно, – женщина тяжело вздохнула и обмахнулась газетой. – Материал… А материала‑то у нас тут – хоть отбавляй. Только не для газеты, а для вашего же уголовного розыска.

Я сделал глоток сладкой, шипящей жидкости, стараясь не выдать внезапно вспыхнувшего интереса.

– В каком смысле? – как можно небрежнее спросил я.

– Да всякие тут похабные ходят, – махнула она рукой. – Раньше тихо было, а тут… Зачастили. Вот опять, только что…

– Кто? – не удержался я.

– Две девки. Да с каким‑то амбалом, здоровенным таким. В дверь не влезет. Вина взяли, «Столичную» целую авоську набрали, да и ушли.

– На праздник, наверное, – пожал я плечами, делая вид, что это меня не особо интересует.

– На праздник… – продавщица фыркнула. – Они тут не праздновать собираются. Им бы нажраться да безобразия устроить.

– А далеко ушли? – я отпил еще глоток, глядя в стену с плакатом «Хлеб – всему голова!».

– Да не, тут рукой подать. Вон, видишь, крайний домик, с зелеными ставенками? Раньше старик Прохор Митрич там жил, фронтовик. Год назад помер. Дом с тех пор и пустует. А они, видать, приспособили. Наведываются периодически. Шумят, мусорят… Совесть бы им иметь, перед памятью солдата!

Сердце у меня заколотилось чаще. Крайний дом с зелеными ставенками был отчетливо виден из окна магазина. Он стоял чуть в стороне от остальных, в начале поля, заросшего бурьяном.

– Может, и вправду, просто отмечают, – сказал я, допивая лимонад и ставя пустую бутылку на прилавок. – Спасибо за «Дюшес».

– Не за что. Заходите еще.

Выйдя из магазина, я сделал вид, что возвращаюсь к остановке, но, убедившись, что продавщица за прилавком отвернулась, резко свернул за угол и, пригнувшись, побежал через поле, скрываясь за высокими зарослями лопуха и полыни. Приказ Сидорина «не геройствовать» звенел в ушах, но я понимал – если я сейчас уйду вызывать подмогу, они могут исчезнуть. А другого такого шанса может и не быть.

Дом Прохора Митрича оказался стареньким, почерневшим от времени и дождей. Ставни, когда‑то выкрашенные в зеленый, облупились. Крыша поросла мхом. Я осторожно, ступая на цыпочках, подобрался к единственному окну, из которого не было видно магазина, и заглянул в щель между рамой и ставней.

Внутри было темно и пусто. Ни голосов, ни звуков. Ни признаков недавнего пьяного застолья. Только пыль да запустение.

«Неужели, продавщица ошиблась? Или они уже смылись?»

Решив проверить, я обошел дом кругом. Задняя дверь, ведущая, видимо, в огород или в сарай, была приоткрыта. Я прислушался. Тишина. Не рисковать? Или… Стиснув зубы, я толкнул дверь, готовый к любым неожиданностям.

Никто на меня не набросился. В доме действительно никого не было. Комната, служившая, видимо, и кухней, и гостиной, была заставлена старой мебелью, покрытой толстым слоем пыли. На столе стояли не полные бутылка водки, две бутылки крепленого вина, пустая пачка Мальборо и коробка конфет. Ушли?

Мой взгляд упал на пол.

Там, у самой печки, лежал тот самый санитар, Боренька. Его могучее тело было безвольно раскинуто, голова запрокинута. Он не двигался.

Первая мысль – убили. Но, приглядевшись, я увидел, что его грудь равномерно поднимается и опускается. Он был без сознания, но жив. А из полуоткрытого рта тянулся сладковатый, знакомый по больничным коридорам запах… хлоралгидрата? Или чего‑то похожего. Того самого «клофелина», которым они усыпляли своих жертв.

«Ловко они, – отметил я про себя. – И быстро».

Я быстро осмотрелся. Ни сумок, ни документов. Девушек и след простыл.

Глава 19

Я зашел в магазин и попросил продавщицу телефон, чтобы позвонить. Она удивленно посмотрела на меня и кивнула в сторону подсобки.

– Это там.

– Я могу туда пройти? – спросил я, всё ещё находясь под впечатлением увиденного.

– Иди, – пожала плечами девушка и приподняла часть прилавка, отгораживающего зону продавца от покупателей.

Я вошел в тесную каморку, заставленную ящиками и коробками, среди которых каким‑то образом уместился однотумбовый письменный стол и настоящий венский стул с витой спинкой. На столе стопка накладных, прижатых похожей на хоккейную шайбу обычной круглой гирей для товарных весов, телефон и настоящий раритет: письменный прибор с перьевой ручкой. Я не удержался, ткнул пером в чернильницу и с удивлением увидел, как с кончика пера сползла сочная синяя капля.

«– Хотя, чему тут удивляться, – хмыкнул я. – Время то какое?»

Я снял трубку с телефона, набрал номер с услышал в кои то веки не сонный голос дежурного. Быстро обрисовав ситуацию вышел из подсобки, кивнул всё так же озабоченной моим странным поведением продавщице и вышел на улицу.

Хотелось поскорее покинуть это негостеприимное место, но чувство долга заставило меня просто присесть на лавочку напротив дома и постараться, чтобы никто посторонний не вмешался в ситуацию.

Сидел, думал, что вот у людей праздник, радуются Победе, но есть те, кому она буквально встала поперек горла. Никак не могут примириться с тем, что советский народ, несмотря на огромные потери, самостоятельно восстановил разруху и стал развивать науку.

Да, я чем‑то поспособствовал тому, чтобы сделать прорыв в технологиях, но я же не пришел с готовыми разработками и чертежами. Я всего лишь подсказал направление, в котором можно продвинуться «впереди планеты всей». И новые достижения советского народа ещё больше обозлили шпионов и диверсантов, активировали из действия, направленные уже на физическое истребление талантов и гениев. Хотя, сейчас есть вероятность, что те, кто нацелился на уничтожение Коли и отца, предпримут попытку вербовки. Или, хотя бы вклинятся им в доверие и попытаются украсть разработки, чтобы передать на запад, где, что уж тут говорить, больше возможностей для развития этих изобретений. У нас очень тяжело воспринимают всё новое, хотя, в последнее время образовалась группа единомышленников, напрямую заинтересованных в продвижении новых технологий. Кто знает…

Желтый УАЗик с широкой ярко‑голубой полосой, взвизгнув тормозами и подняв столб пыли, затормозил на обочине. Следом за ним появился и красно‑белый РАФик – карета «Скорой помощи».

Из УАЗика выскочил младший лейтенант милиции транспортного отдела Игорь Ратников, чему я ничуть не удивился, ведь он как раз и занимался розыском клофелинщиц. На нём были всё в те же модные потертые джинсы, только вместо вельветового пиджака зеленая, с белыми полосками, курточка от ГДР‑овсокго спортивного костюма. Он быстро огляделся по сторонам, вытащил из салона коричневый дипломат с блестящими алюминиевыми полосами и направился ко мне.

– Привет, – по‑дружески поприветствовал он меня и протянул руку. – Вот ведь как… свиделись… Ну, показывай, Александр, что ты тут нашел.

– Вот, там, – я кивнул на дом, и почувствовал, как внутри снова что‑то ёкнуло.

Ратников быстро перешел улицу и направился к калитке. Следом за ним пошли два милицейских сержанта и санитары с фельдшером.

– Так, особо тут не топчитесь! – оглянувшись, предупредил опер.

Фельдшер, решительного вида блондинка лет двадцати пяти, саркастически хмыкнула:

– «Топчитесь, не топчитесь», как вы это себе представляете? Мы летать не обучены. Нам человека надо спасать! Так что, позвольте…

Она решительно отстранила слегка ошалевшего от такого напора Ратникова, кивнула санитарам и скрылась за дверью. Через пару минут санитары вынеси на носилках отравленного амбала и аккуратно задвинули в «Скорую». Фельдшер села рядом с шофером и машина, сверкнув синим проблесковым маячком, развернулась и ходко покатила в город.

– Александр, – выглянув в дверь, озабочено позвал Ратников. – Посмотрите… вот так вот тут все и было?

Я вошел в дом и снова едва удержался, чтобы не расчихаться от пыли. Вокруг кучи хлама, а на грязном столе, с которого, похоже просто сбросили на пол остатки былого пиршества, ярким пятном выделялись открытая коробка шоколадных конфет, початая бутылка «Столичной», и две бутылки крепленого вина «Золотая осень»: одна наполовину пустая, вторая ещё запечатанная.

– Эх! – с сожалением вздохнул Ратников. – Просил же у начальства техника‑криминалиста вызвать. Тут для него работы на полчаса. А сами провозимся неизвестно сколько. Ну и ладно, сделаем что сможем. Главное, оформить по правилам.

Махнув рукой, младший лейтенант присел на старый колченогий стул и положил на стол дипломат. На крышке блеснул какой‑то значок или нашлепка… «КСФ» – Краснознаменный Северный флот. Однако, дипломат‑то дембельский!

– Я тут быстренько протокол осмотра напишу, – он вытащил из дипломата бланки. – А ты… вы потом распишетесь. Слушай, давай на «ты» уже!

– Давай, – согласился я. – А что, милиционеры не могут расписаться?

– Да могут, – махнул рукой Ратников. – Просто прокуратура этого не любит. Им нужны посторонние независимые свидетели. Но где их сейчас найдёшь?

– Можно соседей попросить, – предложил я. – Они уже давно в окошко выглядывают.

– Парни, – Ратников обернулся к сержантам. – Двух понятых притащите… Да, да, двух! Александр у нас свидетелем пойдет. Ну, давай, Саша, рассказывай…

Я рассказал все в подробностях, правда, без упоминания Остролицего. Что встретил девиц, которые, как мне показалось, были похожи по приметам на подозреваемых. Как они в именах запутались, как «Наташа» пыталась показать мне студенческий билет и искренне огорчилась, что потеряла его, как заинтересовались стоимостью аппаратуры и как я убедился кто они такие. А потом они уехали на авто, видимо вычислив более выгодную жертву.

– Ага, ага, – выслушав, покивал оперативник. – Я твои показания потом в машине напишу, а тот тут пылища… Говоришь, темно‑синяя «тройка»? Ага, ага… А прав‑то у потерпевшего не было! Вообще ничего в карманах. Все выгребли подчистую, даже ключи.

– Хм… – удивился я. – Ну, а права‑то им зачем?

– Да черт их знает… – он пожал плечами. – Может, потом хотели предложить выкупить.

– Не думаю, что они потом хотели бы встретиться с ним ещё раз, – ухмыльнулся я, вспомнив немалые габариты мужика. – Такой просто так не простил бы им их «шалость». Да и права можно в ГАИ заменить. Только заявление написать об утере. Это же не партбилет.

– А в чем разница, – заинтересовался Ратников.

– Да был случай, – вспомнил я историю с одним старым ловеласом. – Один профессор пригласил студентку на дачу и предложил той вступить в близкие отношения.

– Он хотел на ней жениться? – наивно удивился Ратников. – Он же старый, что люди скажут?

– Да нет, – криво усмехнулся я. – О женитьбе тут речи не шло. У профессора были жена и дети, кстати, ровесники девушки. Он просто хотел склонить её к… ну ты понял.

– Почему она на него заявление не написала? – искренне возмутился милиционер.

– А что она бы написала? Кто бы ей поверил? Её слово против слова заслуженного человека. Сказал бы, что она его оговаривает, потому что он требует от всех студентов знаний. Тем более, что оценки у неё, благодаря стараниям того же профессора, были, мягко говоря, «не очень».

Ратников сидел, вытаращив глаза, не веря, что такое может происходить в стенах советского ВУЗа, а я с подробностями рассказал. Как девушка подсыпала ему снотворное в вино, как сфотографировала голым в постели, как вытащила партбилет и потом шантажировала. Потеря партбилета в СССР была равносильна гражданской казни. За потерю партбилета исключали из партии, а это автоматически лишало всех благ и привилегий.

– И что, – выдохнул Ратников. – Чем дело закончилось?

– Да сглупила девчонка, – с досадой закончил я, потому что истинный финал этой истории, случившейся чуть позже, он бы не понял. – Отдала профессору фотографии и партбилет, предупредив, что в следующий раз… Но следующего раза не случилось. Её отчислили за неуспеваемость.

– Это же несправедливо, – возмутился блюститель правопорядка.

– Да, несправедливо, – согласился я. – А что она могла ему предъявить? На дачу поехала добровольно. Вино пила. Снотворное подсыпала. Партбилет украла. Шантажировала. Посчитал, сколько раз она нарушила закон?

– М‑да, – задумался Ратников. – Надеюсь, наши подозреваемые не честные девушки, ищущие справедливости.

На улице послышались голоса, и в дом вошел милиционер. Позади него маячили две бабули.

– Игорь Валентинович! Понятые.

– Так, ясненько… Товарищи, ваша задача просто смотреть. Саш, – Ратников обернулся ко мне. – Если хочешь, можешь на улице пока обождать.

– Да я лучше здесь.

– Ну, как знаешь… – согласился он и обратился к сержантам. – Ребята! Соседей обойдите.

– Сделаем, Игорь Валентинович, – ответил один из них, и они быстро вышли из этого заброшенного дома.

Я решил остаться, несмотря на пыль, с чисто профессиональным интересом. Сюжетов о работе милиции с меня время от времени требовал главред, а это уникальная возможность написать не просто очерк Учитывая уже имеющийся у меня материал и наброски об этом деле, всё это может вылиться в полноценное журналистское расследование.

Сначала Ратников записал данные понятых и приступил к осмотру и описанию места происшествия.

С места происшествия были изъяты вещдоки: конфеты и бутылки со спиртным. Я заметил, как старушки переглянулись и вздохнули. Видно, не прочь были бы полакомиться конфетками.

– Что же, они, из горла пили, что ли? – прошептала одна старушка.

– И бутылки прямо блестят, – добавила другая. – Наверняка, протерли. Опытные!

Мы с Игорем переглянулись: вот так старушки‑селянки. Такие ценные замечания делают.

– Ой, что делается‑то! Что делается… – поправив платок, одна из бабуль покачала головой. – Прямо как в кино!

– А все потому, что участкового нету, – вздохнула другая.

– А чего ж нету‑то? – обернулся опер. – В каждом посёлке есть участковый.

– Э‑эх, милок, – вздохнула первая. – Как стала наша Калиновка пригородом, так он закрыл участок и уехал. Теперь из города ездит, здесь не живет.

– Оно то хорошо стало, – пустилась в рассуждения вторая. – Автобус регулярно ходит по расписанию, а не как раньше, утром и вечером, продукты в сельмаг привозить стали, а не так, как раньше Нюрка сама ездила. Закроет магазин и умчится на весь день, говорит, что за товаром, а так и неизвестно куда и зачем.

Ратников постучал ручкой по столу.

– Гражданочки, – строго предупредил он. – Не отвлекайтесь. Не мешайте следствию. Просто слушайте и запоминайте, что и как было.

– Хорошо, хорошо, – в унисон произнесли старушки‑понятые и прикрыли ладошки руками.

– Да, – вспомнил Ратников и подозвал сержанта. – Виталий! Пройдись‑ка под окнами, посмотри стаканы. Даже, если осколки уже…

Он осмотрелся по сторонам, взял вещдоки и попросил понятых расписаться в протоколе осмотра и изъятия вещдоков.

– Ну, в общем, здесь все, – сказал он и закрыл дипломат. – Посмотрим, что там во дворе.

Под окнами нашли осколки стаканов, из которых, предположительно, пили вино и аккуратно упаковали, чтобы сохранить отпечатки.

Выйдя за ограду, оперативник сел на лавочку и положил на колени дипломат, оформил протокол изъятия осколков стаканов в качестве вещдоков и выдохнул:

– Ну, граждане, подходим, расписываемся… Вот здесь… и здесь… Все! Спасибо, свободны.

– Дак, а участкового‑то нам пришлют? – уходя, все же спросила настырная бабуля.

– Не знаю. – Ратников пожал плечами. – В вашем родном ОВД спрашивайте.

– А вы не оттуда?

– Нет! Мы транспортные.

– Игорь… – из‑за дома вышел второй сержант. – Там за сараем, машина стоит. Синяя «троечка». Открыта, ключ в замке зажигания.

Сверкающий лаком и хромом темно‑синий ВАЗ – 2103 был не сразу заметен за молодыми березками. Ратников оглянулся в поисках возможных свидетелей, но кроме играющих в штандера мальчишек поблизости не было никого.

– Та‑ак! – выдохнул Ратников и махнул старушкам. – Похоже ваша помощь ещё понадобится.

– Штандер, штандер… Маша!

Мяч в небо – свечой! И все разбежались. Хорошая игра. Веселая…

– Машина, похоже, не тронута… – Ратников осторожно осмотрел салон. – Да, ключ на месте, и в бардачке барахло всякое. Кассеты. Две МК‑60, по четыре рубля, и одна красная «сонька» – червонец. Восемнадцать рублей! Если б девицы в машину заглянули, взяли б обязательно. Дефицит! Чего ж не забрались?