355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Забусов » Кривич (СИ) » Текст книги (страница 61)
Кривич (СИ)
  • Текст добавлен: 1 апреля 2017, 14:30

Текст книги "Кривич (СИ)"


Автор книги: Александр Забусов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 75 страниц)

   – Не расслабляться, – рыкнул Горбыль. – Ощера, Мал, обогнете деревню слева, Наседа, Хвощь – справа. Остальные, входим в деревню.

   – Батька, – молвил Жвар, – дорога опять на развилку ушла. Одна в саму деревню тянется, другая ее справа огибает. К дальнему лесу ведет.

   – Вот с деревни и начнем. Поспрошаем что, почём.

   Собачий лай поднялся в деревне еще до того, как всадники подъехали к околице с вкопанными с обеих сторон дороги столбами, обозначившими божков, хранителей селища, с грубо вырубленными ликами, потемневшими и щелястыми от времени. Из-за околицы навстречу приезжим выставилась толпа бородатых, серьезно настроенных мужиков, с топорами и вилами в руках. Судя по всему, к сельскохозяйственному инвентарю смерды этой деревни относились не в пример лучше, чем к настоящему оружию, но постоять за себя и общину были способны. За толпой мужиков стояли женщины с покрытыми платками головами, следившие чтоб ребятня не высунулась вперед, проявляя интерес к происходящему.

   – Стоять всем здесь, – Сашка соскочил с лошади, в одиночку направился к замершей в ожидании толпе, приглядываясь к людям, окидывая взглядам саму деревню. Хорошо помня армейский закон, проверенный на чеченской земле:

   "Против толпы не переть, если хочешь поговорить и договориться".

   Горбыль, остановившись метрах в семи от общества, гаркнул:

   – Кто старейшина?

   Колхозники зашумели, загомонили, исподлобья глядя на чужака.

   – Есть старейшина в этой богадельне, спрашиваю?

   Из толпы выступил совсем не старый, телесно крепкий смерд, годов тридцати-тридцати трех. Одетый в длиннополое рубище из домотканой грубой материи с подкладом, на котором швы походили на шрамы. По-видимому, сельская мастерица не озаботилась красотой своего творения, а имела ввиду, прежде всего удобство в носке и работе. Длинные, широкие рукава завершали крой. Порты, заправленные в короткие широкие грубой кожи поршни, пузырились из-под полов рубища. Точку во всей этой красоте ставил вышитый пояс-оберег.

   "Кардэн отдыхает", – хмыкнул про себя Сашка.

   – Ну, я!

   – Как звать?

   – Кучма.

   – Ка-ак? – Сашка чуть не обоссался от смеха, вспомнив президента самостийной Украины.

   – Кучма! – повысил голос старейшина селища, может, подумал, что чужак глухой.

   – Что ж, любезный, можешь сказать своим орлам, что на сегодня грабеж, мордобой и остальные показательные выступления для вашей деревни отменяются. Насиловать женщин у моих юнцов безусых, – Сашка кивнул себе за спину, проследив за взглядом мужика, вскользь брошенным на юных кривичей, – сегодня настроения нет. А вот поесть, причем солидно, в вашей деревеньке нам бы хотелось. За еду, мы естественно заплатим звонкой монетой. Ну и лошадей соответственно тоже накормить потребно.

   – Тебе витязь, кто-то неправду сказал. У нас в селище постоялого двора отродясь небыло.

   – Что ж вам деньги не требуются? Богато живете, смотрю.

   – Ну, богато-небогато, а не бедствуем. Почитай все селище кровная родня. Ладно. Три деньги серебром с вас, и накормим, а уж потом уезжайте.

   – По рукам!

   Уже входя в деревню пешим шагом, из уважения к жителям вели лошадей в поводу. Сопровождаемые деревенскими, юнцы оглядывали дворы, выискивая глазами, какое-либо несоответствие спокойной, крестьянской жизни. Сотник дивился на добротность и величину изб, крытых дранкой, с пристройками сеней, с расписными окнами, выходящими на улицу или на южную сторону, в рамы которых вместо стекол была вставлена слюда. Крыши домов односкатные, у иных владетелей даже двускатные с коньком наверху. После устроенной тревоги, женщины поняв, что все решилось миром, разбежались по дворам, хозяйство не будет ждать долго. Открывались калитки и на улицу погнали коров, прекрасно помнящих в какой стороне выпас, потянувшихся к другой околице деревни. Хлопотливые куры далеко не отходили от заборов своих хозяев, тем паче при каждом гареме вышагивал свой султан, зорко глядевший за действиями многочисленных жен.

   Прискакали разведчики, доложили, что тати на развилке погнали караван по правой дороге. Горбыль торопить события не стал, уж если Жвар взял след, то не выпустит. Если не суждено выхрючиться, то нужно, хотя бы плотно поесть, да и ноги размять дорогого стоит.

   -А, что Кучма, хорошо ли вам здесь живется? – отдуваясь, набив утробушку, задал вопрос хозяину. – Вижу, селище у вас действительно богатое.

   Старейшина явно подобрел, после того как три серебряных кругляша перекочевали из Сашкиного кошеля в его заскорузлую от работ ладонь, поэтому и угощение выставил доброе. Молодые организмы набивали желудки вчерашними щами, причем варево принесли сразу из трех дворов, слили в один казан и подогрели до кипения. Из погреба на столы выставили куриный холодец, грибы, нашинковали шмат сала, нарезали лук, головок с десяток чеснока неочищая положили прямо на столешницу. Две паляницы душистого хлеба завершали угощение.

   -На житье не жалуемся. Пока боги хранят наш род.

   Три пригожие девицы, в вышитых рубахах и кофтах, в поневах ниже колен, в возрасте невест, споро управлялись, угождая снедающим воям, бросая усмешки молодым парням. Здесь же сновала детвора, разглядывая экипировку и оружие, пользуясь моментом, что их не гонят и не обращают на них внимания.

   – Девок-то своих, небось, в другие деревни замуж отдаете? Берут? Смотрю красавицы они у тебя.

   – Та, без мужей не остаются.

   – Издалека сватают, или поблизу есть кому пристроить? А, то смотри, сколько у меня женихов за твоим столом собралось.

   Кучма окинул взглядом притихших юнцов, в глазах читалось:

   "И чего пристал? Поели? Пора и уезжать".

   – Да не так уж и далеко отдаем, кругом люди хорошие живут. На полночь пойдешь, селища Кормильцево, Рыжухино, а дальше смоляне селятся. На заход солнца – Якино, Колпино, Магуры. Ну, с полдня вы пришли, сами видели сколь деревень. Теперь везде почитай родня. Волох наш, Простивой, счет добре ведет, не даст крови близких смешаться.

   – Ага! А чего-ж про восходную сторону умолчал? Или деревень там нет?

   – Да были когда-то. Теперь нет. Осталось одно, у самого болота стоит.

   – А с остальными что случилось?

   – Не ведаю. Может мор прошел, а еще говорят, что колдун извел. Он на болотах живет. Мы в ту сторону не ходим.

   – Что, даже к соседям, которые у болота живут?

   Кучма напрягся, не зная как повести себя. Сказать, не сказать? Решился:

   – Недобрые они. Не пашут, не сеют, скотина и та есть-ли, не ведаем. Но нас не трогают, и мы к ним не лезем.

   – Чем же промышляют?

   – Трудно сказать, они даже в капище не бывают. Волох к ним ходил, так даже в деревню не пустили. А еще три года назад, ведь соседились, – сказал и смолк.

   – Ну что-ж, спасибо за то, что накормили. Как говорится пора и честь знать. Прощай хозяин, пусть всегда будет в селище твоем милость богов.

   Осталось позади селение с возделанными полями и баштанами, с людьми по-доброму принявшими их у себя. Дорога ныряла в лес, по правому боку ветерок донес резкий запах болота, к которому примешивался сладковатый, неприятный запашок тлена. Ехавший впереди всех Жвар поднял руку, жестом отпальцевав остановку всему отряду. Соскочил на землю, отошел в сторону болотного духа, присел на колено, приглядываясь к следам, ведущим через кустарник в чащобу.

   – Здесь телеги делали остановку, люди что-то волочили в лес. Может там схрон?

   Жвар первым протиснулся между ветвями, пошел по следу, стараясь идти бесшумно, но все равно, тишину леса нарушил гвалт, карканье и шелест множества крыльев взлетающих пернатых пожирателей мертвечины. Сотни ворон поднялись на крыло, уносясь подальше от нарушителя спокойствия.

   -Батька! – позвал следопыт, небеспокоясь больше о том, чтоб сохранить тишину.

   Вместе с Горбылем, на зов, топая и шумно раздвигая ветви, прибежали и остальные бойцы.

   -Гляди!

   В двух десятках шагов от полосы дороги начиналось болото, поглотившее лес. Прямо из зелени болотины торчали сухие стволы берез, осины. Вдали, островные возвышенности позволяли деревьям выживать, зеленеть распустившимися листьями. У самой кромки воды, замутненной, потревоженной, кривичи увидели множество людских трупов, сброшенных с возвышенности твердой почвы. Открывшееся взгляду царство мертвых пополнялось не один день, даже не один месяц. Виднелись обглоданные кости и черепа, истлевшие обрывки одежды, клоки волос. От разложившихся останков посвежее, тянуло гнилостным духом, вызывающим рвотные позывы. Двое из Горбылевской команды, не сумев перебороть отвращения, вывернули свои желудки наизнанку, выблевав все, что съели два часа назад в северянском селище.

   -Чего продукты переводите? – недовольно заметил Горбыль. – Еще неизвестно когда теперь поесть сможем.

   Он прошел дальше вдоль кромки, разглядывая масштабы своеобразной братской могилы. Словно показывая, что он лезет в чужое хозяйство, в десяти шагах от него, из плоской поверхности зеленого бархата болотного ковра высунулось непонятно что, проскользнув длинным, толстым телом, похожим на гофру земляного червя, снова ушло на глубину, заставив Сашку отступить от болота, выхватить клинок.

   -Тьфу, нечистая сила, в рот тебе ноги. Напугал, зараза. Инвалидом сделать хочешь?

   Кветан тронул за плечо.

   -Идем глянешь, батька.

   -Чего тут еще глядеть? И так все ясно.

   -Идем.

   Кветан указал на десяток свежих трупов, судя по всему сегодняшний сброс. Изуродованные неимоверно, с вырванными кадыками, выгрызаными кусками плоти, перепачканные кровью, сломанными куклами они валялись в одном месте.

   -Вон тот купчина, который ехал с возницей на одной телеге. Теперь ясно, что это точно наш караван вели.

   Издали, с левой стороны от сгрудившихся у болота бойцов, послышался безутешный горький плач, заставивший сжаться сердца. Юнцы без команды ломанулись в ту сторону. Стадное чувство заставило Горбыля бежать вместе со всеми. Кому-то, кто выжил, требовалась помощь.

   У самого болота, у мелкого кустарника, сидела красивая девушка с распущенными, спутанными волосами. Слезы лились потоком из светло-синих глаз, с шеи на вышитую рубашку струилось монисто речного жемчуга, бликуя искрами под лучами пробившегося через листву солнца. Она протянула руки к подбежавшему первым Наседе, и тот послушно подал навстречу свои, завороженный красотой незнакомки.

   – Сто-ой! – послышался позади толпы голос Жвара. Злодейка уцепившись за руки юнца, с невероятной силой потянула парня за собой в топь. Горбыль на автомате ухватил своего воина за широкий, кожаный ремень, уперся, не давая красавице исполнить мерзкий план. Юнцы от происходящего действа стали в ступор. Жвар протиснувшись между живыми статуями, проскочив мимо Горбыля и Наседы, от всей души взмахнул саблей из-за спины, снес красивую голову с лебединой шеи.

   – Вх-хы, – выдохнул на излете клинка.

   Голова покатилась в болото, а из освобожденного от головы среза Наседу обрызгало струей жидкости, отдаленно напоминающей кровь. Сила безголовой красавицы ослабла, хватка рук осталась. Горбыль вместе с Наседой выдернул из болота тело девицы, увидев которое, от отпустившего напряжения и нервов зашелся безудержным смехом. Красивые изгибы тела под рубахой, высокая грудь и аппетитная задница, заканчивались толстыми гусиными лапами с грубой кожей и черными перепонками ласт.

   – Болотница это! – отдуваясь от бега, выпалил Жвар. – Почитай, сродственница русалки. Я же кричал, стой! Али не слышал никто?

   – Молодец, Жвар, в этом цирке хоть один умный нашелся.

   – Спасибо, батька! – наконец-то избавившись от рук болотной нежити, пролепетал Наседа.

   – Жвара благодари. Домой вернемся, седмицу казарму драить будешь. В одиночку! Чтоб знал в следующий раз, куда руки протягивать.

   – Батька! – Мал перстом показывал на болото, выпучив глаза от удивления.

   Все глянули в указанном направлении. У сухой березы, на кочке сидел, держа в руке сучковатый посох седой дедок, с широким, желтым лицом. Заметив, что на него смотрят, поднял кулак вверх, вытянутым указательным пальцем погрозил, скорее всего, конкретно Горбылю:

   – Попомнишь, еще!

   Разнесся над болотом скрипучий голос.

   – Не грози, угребище. За болотом бы своим смотрел лучше. Устроил здесь залежи триппера. Старый маразматик!

   Горбыль сложил левую руку на внутреннюю сторону локтя правой руки, приподняв резко кулак в характерном жесте. Отвернувшись, демонстративно больше не обращая внимания на деда, отдал приказ:

   – По коням!

   Уже выходя из леса и умостившись в седле, спросил:

   – Жвар, что за крендель был на болоте?

   – Батька, это болотняник, родич водяного. Хозяин этого болота.

   – Ну, я где то так и представлял. Все! Двинулись дальше.

   Раскинувшаяся среди леса деревня в десяток изб, удручала взгляд всем своим видом. Покосившиеся изгороди, пустые проемы окон, незакрытые двери, еще державшиеся на ременных петлях. Во дворах не мычало, не кудахтало, не гавкало никакой живности. На задних дворах стояли пустые телеги, с колесами, вросшими в грунт. У изб буйство некошеной травы, переходило на ленту уличной дороги. Сады в запустении. Повалены на землю столбы чуров, когда-то хранивших род от посягательства нежити. Даже в небе над деревушкой клубилась, играя и резвясь, немалая стая ворон, то сходясь, то распадаясь, поднимаясь ввысь и опускаясь, пролетая над самыми коньками крыш. Устав, стая рассаживалась по крышам, каркая, делилась впечатлениями от игрищ. Раздолье для пернатых, главное и жрачки на болоте завались. Проголодаются, полетят на поклевку.

   -Ка-аг, ка-аг! Ка-аг! – слышалось на всю округу.

   Так жить можно. Сытно и весело.

   Издали наблюдая за пернатым царством, Горбыль мотнул подбородком в сторону деревни, посылая разведать обстановку в ней. Гостил с Кветаном, в маскхалатах поверх кольчуг, с арбалетами в руках, пригибаясь к земле, побежали к строениям. Перепрыгнули изгородь, прижимаясь к подогнанным бревнам стены, обошли избу. Никого! Обошли вторую, третью. Заглядывая за пустую конюшню, скорей по запаху, чем визуально, наткнулись на два полуобглоданных человеческих тела. Видимо их слегка прикопали землей, да воронье, чуя поживу, разрыли лакомство, использовали по своему назначению. Дальше, больше. В следующем дворе, прямо в центре лежал труп лошади, с вздувшимся от дневной жары животом. Птицы труп поклевали, да погибла-то она от того, что какая-то нечисть разорвала ей горло, вырвав из него большой шмат мяса. В саду с борта пустой телеги, выпачканное в меду, свисало тело мужчины, изуродованного до неузнаваемости, все погрызенное и поклеванное. Исходивший от него запах, говорил о том, что висит он здесь не меньше седмицы.

   – Квет, да что же здесь деется-то? Глянь сколь много народу погублено, – зашептал Гостил.

   – Идем дальше. Нам еще половину деревни обойти потребно. И, так, Ярило на сход уже пошел.

   Вывернув из-за угла избы, нос к носу столкнулись с сидевшим у входа в жилище смердом. Прищуренным, недобрым взглядом из-под тяжелых надбровных дуг, мужик посмотрел на вставших столбами чужаков. Зловещая ухмылка поползла по губам, обнажая крепкие зубы, с ярко выраженными клыками.

   -Это вы зря забрели сюда, гостечки дорогие. Теперь навсегда останетесь деревню сторожить, вона у вас и самострелы имеются, – смерд выплевывал слова так, как будто отвык разговаривать человеческим языком.

   Стоявший чуть в стороне Гостил, увидел полосу жесткой шерсти, тянувшейся от макушки к загривку мужика.

   "Длака", – вспомнил он название, когда-то упомянутое бабкой Павлиной, ведуньей кривичей.

   -Квет, это волкодлак!

   Оба не сговариваясь, подняли арбалеты, направив их на смерда. Тот уворачиваясь, соскочил с чурбака и бросился бежать в направлении заднего двора, рывками меняя направление. Юнцы побежали за ним.

   Гостил успел разрядить арбалет, но промахнулся, болт воткнулся в землю в том месте, с которого беглец отвернул в сторону.

   Крепкий, верткий мужичара, на полном ходу рыбкой перелетел через вбитый в землю деревянный кол, кора на котором подсохла и слезла, валялась у основания. Перевернувшись через голову, из тряпок на теле, вывалился матерый волчара, гораздо больших размеров, чем обычный лесной санитар. Тут же в ляжку волкодлака вошел болт, пущенный Кветаном. Серый зверь с темным следом по всей спине, взмахнул пушистым хвостом, человечьими глазами глянул на обидчика, и несмотря на торчавшую из ноги стрелку, на большой скоростью припустился к лесу. У самой опушки остановившись присел, поднял к верху зубастую пасть.

   -У-у-у-у!

   Разнесся протяжный, не то вой, не то стон по округе.

   -Ясно! – подвел итог Горбыль, выслушав пешую разведку. – В лес нам соваться не стоит, скоро ночь на двор придет. А, посему, Жвар отгони лошадей подальше, припрячь, может не сыщут. Сам вернешься в деревню. Ну, а вы, козыри дивные, забирайте все оружие, какое есть, выдвигаемся в деревню. Разместимся в двух избах по соседству, готовимся к встрече с серыми разбойниками. Могу, так сказать, поднять настроение перед схваткой. Либо мы их всех угандошим, либо нас даже вперед ногами ни одна б...дь не вынесет, будем в этой деревне землю унавоживать.

   Ближе к ночи, Сашка приказал поджечь соседние избы и сараи. Пока разгорится, наступит ночь, а в темноте враг может подобраться и порезать всех как овец в отаре. Высушенные временем деревянные постройки хорошо разгорелись, давая не только свет, но и прогревали воздух. Двери изб закрыли и заблокировали, как могли. Проемы окон изнутри и снаружи забили досками с большими щелями для удобства стрельбы. Проверили ходы на чердаки, куда можно было отступить, если будут "поджаривать". Разделились на две пятерки, плюс в одной сотник. Ожидали. Вторые сутки не спали, а спать хотелось неимоверно, поддерживало лишь напряжение неотвратимого близкого боя. Тишина и молчание напрягало еще больше, чем близость смерти. Чего ее бояться – дважды все равно не умирают. Отсвет пожаров поддержала бледным светом круглая, полная луна. Наконец, со стороны леса прозвучал надрывный волчий вой, ответом которому был протяжный клич десяток волчих глоток.

   – У-у-у-у-у! У-у-у-а-у!

   – Начинается. Готовность ноль!

   В тихой ночи, по деревне разносился мягкий топот волчьих лап, отсветы горящих изб и хозяйственных построек проявили тени бегущей стаи. Рык, хрипы и нетерпеливое повизгивание, казалось раздавалось повсюду. Со стороны слепой стены послышалось мощное шуршание, как будто кто-то лопатой отбрасывал мелкий гравий от дома.

   – Подкоп, что-ли роют?

   – Да сколько же их тут?

   Волки хаотично разбегались у домов, своим поведением напоминали натуральных лесных хищников. При появлении в пределах охотничьих угодий стаи неизвестной добычи, волки никогда не нападают сразу, присматриваются с кем их свел господин случай, какую опасность добыча таит, а уж разведав все, бросаются в атаку. Валят, рвут, грызут. Поведение волкодлаков было таким-же.

   – А ну парни, поработайте-ка арбалетами, – вглядываясь через щели, негромко молвил Горбыль. – Только не все сразу, а по одному, не торопясь, через промежутки времени. Пусть думают, что в избе один человек сидит.

   Хвощ, выцеливая из окна молодого волчару, припавшего брюхом к земле, выпустил болт, пробив тому череп в районе лобной кости. От еще живого, сучащего ногами зверя, в стороны порскнули серые товарищи, уходя из сектора обстрела, чтоб стрелок из окна не мог достать их. Было странно, но волкодлак с пробитым черепом был еще жив. Мал всадил в него еще один болт, чтоб наверняка упокоить хищника. Все из темноты избы увидали, как на месте волка лежала молодая девушка с обкромсанными на голове волосами.

   – Карна, – выдохнул кто-то.

   Да, перед окнами лежала наказанная за что-то девица. Кто-то при жизни обрезал ей волосы в наказание свершенного проступка.

   – Молодая, какая!

   – Я те дам, молодая, – зашипел Горбыль. – Небось, крови отведать успела. Не расслабляться, лови в прицел следующего.

   В дверь с разбега приложился кто-то весом с носорога, не меньше. Дверь слегка подвинулась, оставив щель в палец шириной. Еще удар, еще подвинулась. Сашка навалился спиной на припертую к двери столешницу, уперся ногами в доски пола и следующий удар чувствительно ощутил на весь свой корпус. Подбежавший Ощера, сунул цевье самострела к щели, разрядил его в образовавшуюся дверную прореху.

   – У-у-у-у!

   Взвыл оборотень за дверью, при этом в дверь забухали еще ожесточеннее и чаще, видимо заработал не один волкодлак. Шум ковыряний за слепой стеной усилился тоже, сопение слышалось уже под досками пола.

   – Все на чердак! Разбирайте дранку, стреляйте сверху, – приказал сотник.

   По скрипучей лестнице, вся пятерка, привыкшая, безоговорочно подчинятся своему батьке, полезла на горище, оттуда послышались удары и звуки сбрасываемой на землю щепы. Все пятеро повылезав через образованные дыры на двускатную крышу, выцеливали метавшихся у изб серых, обстреливали их болтами. Глаза волкодлаков красными угольками светились из тьмы ночи. Сильные, подвижные оборотни, представляли собой трудные мишени. Много болтов юнцы потратили впустую. Вокруг изб валялось всего шесть тел, посмертно обернувшихся из волков людей. Защитники второй избы-крепости, углядев из окон своих товарищей на крыше, тоже посбивав дранку, повылезали наверх, стали стрелять оттуда. Для кривичей бой превращался в вялотекущую развлекуху, для оборотней, наблюдавших за бойцами из укрытий, и прячущихся под стенами – в созерцание пустой траты болтов чужаками.

   Горбыль уже пожалел, что заставил бойцов втащить лестницу на чердак. Рытье нор под полом избы уже раздавалось с трех сторон. Стоя посреди избы, с саблей в одной руке и щитом в другой, он гадал, с какой стороны на него набросятся первые волкодлаки. Факелы, закрепленные на стенах, чадя, хорошо освещали горницу. Первыми в избу проникли копатели из-под слепой стены. Подгнивший пол вдруг встопорщился, трухлявые куски досок разлетелись во все стороны, поднимая тучи пыли. В горницу свечой ворвался матерый оборотень. Сашка не упустил момент, на взлете развалил его клинком от самой шеи, через позвоночник и ребра, почти располовинил на две части. За первым в помещение прорвался второй. Откатившись в сторону, ушел из-под удара. По виду походил на молодого, годовалого волка. А из норы, уже лезла голова очередного выродка, которому Горбыль, в горячке походя, снес саблей пол черепа. Выпачкивая сапог в кровь и мозги, втоптал убиенного обратно в нору, тем самым пломбируя прокопанный ход. Вовремя обернулся к верткому хитрецу, в любой момент готовому броситься на спину потенциальной жертве. Потеснил того в угол, не давая напасть, перешел в боевой режим оборотня-берсерка, замечая как исполосованная шкура на волке мгновенно затягивается, не оставляя шрамов.

   – О-о, какой ты северный олень! – удивился Сашка.

   При прыжке принял на щит тушу и вгоняя в пасть острие клинка, вышедшее из затылка, спинным мозгом почувствовал, что уже из другой дыры, образовавшейся у печи, лезут оборотни, почему-то чихая, кашляя, с закрытыми глазами отползая в сторону, давая время перевезти дух. Сашка заметил как в голову очередного, показавшегося из дыры волка, из печи полетела добрая горсть старой сажи. Он ударом отделил ему голову от туловища, прикончил тех, которые уже были в избе.

   От околицы раздался протяжный волчий вой, а вскоре оборотни, пронесшись по улице, покинули деревню, скрывшись в ночи. Выйдя на воздух, Горбыль рукавом вытер вспотевший лоб, полной грудью вдыхая ночной прохладный воздух.

   "Фух, выстояли".

   Освободив от трупов избу, вытащив тела на улицу, по лестнице выбрались на чердак, втащили и ее за собой и, не заботясь об охране, провалились в глубокий сон.

-4-

   Сашке снился Яков Моисеич.

   Еще будучи курсантом первого курса десантного училища, Горбыль чуть не лишился законного увольнения в город. Курсовой офицер Витя Галкин, капитан, отбарабанивший два года Афгана, имеющий красную звездочку на кителе, полученную не за протирание штанов в штабе армии, а по возвращению в Союз, ставший большим любителем выпить, обратил внимание на обросший череп курсанта стоявшего в строю увольняемых. Строй распустили, а Галкин все еще стоял на плацу, вертя в руках Сашкину увольнительную записку. Выпить хотелось неимоверно, просто до усрачки. Курсант мешал проделать заветный путь до ротной каптерки, к шкафчику с вожделенной бутылкой прозрачной жидкости, сорокаградусного пойла. Стоял и канючил:

   – Ну, товарищ капитан. Ну, товарищ капитан!

   Переступив через себя, Витя сунул увольнительную в руки молодого "черепа", сделав грозные глаза, приказным тоном заявил:

   – Чтоб из увольнения прибыл постриженным под ноль! И смотри не опоздай.

   Первый курс во всех без исключения военных училищах России называли "минусами", или "желудками". Ну, "минуса" за курсовку на рукаве под шевроном, а вот "желудки" – за то, что в любое время суток, хоть днем, хоть ночью, молодые всегда хотели есть, все равно что, но побольше, главное чтоб было съедобно. Шла перестройка организма.

   Горбыль мухой выскочил через центральные ворота КПП, предъявив на выходе клочок бумаги с печатью – увольнительную записку. Бегом побежал в ближайшее заведение общепита, "свившее гнездо" неподалеку от внешней стены рязанской "дурки", а уже через двадцать минут сыто отдуваясь, набив утробушку, направил свои стопы к месту жительства родни. Там тоже можно было не хило перекусить. Сойдя с автобуса, проходя ряд многоэтажек, заметил неброскую вывеску "Парикмахерская". Если б не Галкин, со своим приказом, проходя десятки раз мимо скромного заведения, Сашка и не зашел бы в него никогда, да вот, так случилось, что пришлось.

   Совсем крохотный зальчик, на два кресла, и ни одного посетителя по случаю майского воскресного утра. Курсант Горбыль оказался единственным клиентом уже старого, полностью седого колобка, совсем не богатырского роста, с характерными чертами лица.

   -Молодой человек, как желаете подстричься? – слегка картавя, задал вопрос парикмахер в белоснежном халате.

   Так Сашка первый раз увидел Якова Моисеевича, в прошлом киевского еврея, в незнамо каком поколении, а сейчас жителя стольного города Рязани. С тех самых пор, стричься Горбыль приходил только к своему мастеру. В очередной раз сидя в кресле, слушал приятный, южный говор, со сменой букв с "р" на "г":

   -Я вас, Саша, даже в чем-то понимаю. Вы молоды, красивы, сильны, но простите меня, могли бы выбрать несколько другой род деятельности. Быть военным, Саша, это опасно, это сейчас не престижно. На этом не сделаешь гешефт. Я вас уверяю. Я сам болею за киевское Динамо, но как говорил покойный Наум Соломонович, очень достойный человек был. Уже лет двадцать как Яхве прибрал его до себя. "Лучше быть плохим дантистом, чем хорошим футболистом". И вы знаете, Саша, я ему таки, почему-то верю. Заметили, наверное, люди моей крови, поддавшись уговорам каких-то забугорных шлемазлов, в свое время ринулись на землю обетованную, в Израиль. Но там война, Саша. Там постоянно воюют, даже когда мир. И де они теперь, спросите вы меня. Так я вам отвечу. Попробовав, чем это все пахнет, они осели в Америке, Германии и Австрии, ну некоторые в Канаде. Сейчас с палестинцами воюют те, которые приехали в Израиль, опять же с Америки, Германии и Австрии, ну может еще из Польши. Но эти не наши. Им, что, так было очень нужно бросать насиженное место в спокойных странах? Это, Саша, какие-то неправильные евреи. А, нашу молодежь сейчас, туда и калачом не заманишь, там же служить надо, а потом еще в горячем резерве находиться. А, здесь красота! Заметили, восемьдесят процентов великих артистов в России, евреи. И каких артистов, Саша! А, певцы и мастера разговорного жанра, а-а? Обратно, деньги сейчас у кого? Отвечу! У наших. Советники президента страны, тоже из нашего семени. Один Боря Березовский чего стоит! Голова! А, спортсмены, Саша? Вы видели среди них евреев? И не увидите. Шахматы, это да, это так сказать, наш вид спорта, головой работать, это вам не руками-ногами размахивать. Так что, примите совет старого еврея, со своими погонами на плечах, вы кроме проблем в жизни, ничего другого не заработаете.

   Жестом фокусника, старый мастер сбросил простыню с обрезанными лохмами волос, с Сашкиной груди.

   -Все, уважаемый Саша. Было приятно с вами поболтать. До свиданья. До следующей стрижки.

   Вот и сейчас Сашке снился Моисеич. Он как всегда, мило улыбаясь, говорил во сне своим приятным, спокойным, южным говором:

   -Ну почему, Саша, вы никогда не слушаете нас стариков? Вот и сейчас у вас возникли проблемы. Думаете, если отбились от оборотней, так ваша жизнь в шоколаде? Таки нет! На болотах живет колдун. Так этот поц и заварил всю эту кашу, а расхлебывать ее предстоит вам, уважаемый Саша. Что это вы дергаетесь? Дышать тяжело? Ничего, это пройдет, да вы дышите. Глубже дышите!

   Горбылю действительно было тяжко дышать, что-то тяжелое, горячее давило на грудь. Сашка проснулся в холодном поту, открыл глаза, спокойно рассмотрел двух человекоподобных существ, устроивших посиделки прямо у него на грудной клетке. Через прорехи в крыше избы, давно поднявшееся солнце создавало хорошую видимость на чердаке.

   – Смотри, кажись, проснулся, – баском оповестил один из бородатых мужичков игрушечного роста. – Ну и спать же ты горазд!

   – Так, я и от пожрать не отказался бы, – Сашка в раздумье принимал решение, смахнуть домашнюю нежить рукой с груди, или пусть уж сидят как сидели. – Что, другого места приземлиться не нашли? Обязательно нужно по костям потоптаться?

   – Хорош дрыхнуть. Ярила вскорости в зенит встанет.

   – Ну, и чего вы от меня хотите?

   – Ты, это, ты нас давай с собой отседова забирай. Деревня умерла, так почитай нас двое на всю округу и осталось.

   – Ага. И с чего я вас забирать должен?

   – Дак, мы тебе вчерась помогли, вместях от волкодлаков отбивались.

   До Сашки дошло, кто вчера метал сажу в глаза оборотней.

   – Хгу-у, так оказывается, вы мои боевые товарищи, вместе кровь проливали в борьбе с нечистью!

   – Ты давай, не юли. Говори, заберешь нас али нет?

   – Таких бравых парней грешно оставлять. Ясен пень, заберу. Только перед тем как забрать, мне от вас кое-что узнать надобно.

   – Спрашивай. Ежели знаем, скажем.

   Сашка аккуратно сдвинул обоих домовых со своей груди, поднялся присев на ноги. Весь его отряд беспробудно дрых. Пригибаясь под потолочными балками, пытаясь не треснуться лбом об них, поманил обоих вниз. Следом за Горбылем домовые вышли на подворье. Солнце действительно приближалось к зениту. От прогревших пожарищ на месте изб и построек, курясь, поднимался дымок. На улице и у оставшихся целыми изб лежали трупы бывших волкодлаков, своей бледной наготой портили впечатление солнечного денька.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю