Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 75 страниц)

   Первым кого увидел Анатолий, спустившись по лестнице, был старый варяг:

   – Ты не переживай, Николаич, – улыбаясь, произнес он. – Наша Анна не может не понравиться. Тут, главное, что б жених ей по сердцу пришелся.

   – Вот, я за это и переживаю, Гунарович. Князю ведь поперек слова не скажи.

   В светлицу терема вошел боярин Олесь, за ним следом, с кислым лицом плелся Ратмир. Судя по всему, боярин успел обрисовать перспективы новоявленному жениху. Увидав вошедших, князь взял быка за рога:

   – Вот, что, Ратмир, несмотря на то, что поединок ты вчера проиграл, я решил проявить милость. Я сватаю за тебя сестру боярина Гордея Вестимировича и оставляю тебя здесь в пограничье, дабы учился ты мастерству наворопному, чтоб не проигрывать юнцам в потешных сварах. Чую, скоро война будет и мастерство это тебе, ох, как пригодится. Ну, что молчишь? Благодари своего князя.

   На Ставра Твердятича было страшно смотреть. Старый царедворец, не раз выходивший сухим из воды, попал, как лис лапой в капкан и лапу эту, судя по всему, придется отгрызть. Князь неумолим.

   Монзырев тоже был в легком нокауте, но вспомнил высказывание старшего товарища по службе в армии, Семибратова, поделившегося своими умственными измышлениями:

   "Толя, в армейской жизни, если ты не на войне, в случае, когда тебя дерет начальство по поводу и без оного, и не говорит, как долго это будет продолжаться и почему такое счастье обломилось именно тебе, не надо возмущаться. Это бесполезно. Прими, как должное, расслабься и постарайся получить хотя бы удовольствие мазохиста. Закон курятника, знаешь?".

   Тогда на вопрос Монзырева:

   "А на войне, как?".

   Семибратов хмыкнув, ответил:

   "А на войне, тебя дорогой, по пустякам драть не будут. Начальство, оно тоже жить хочет. А ты может после разговора с ним, залудишь стакан водки и решишь, что пара патронов в магазине у тебя явно лишние. Вот так, мой юный друг".

   Вот Монзырев и расслабился, налив себе в глиняную кружку хмельного меда, выпил – вроде бы похорошело.

   По лестнице вниз сошла боярыня Галина Олексовна, поклонилась князю:

   – Светлый князь, позволь представить тебе на смотрины и одобрение, сестру нашу Анну, не суди строго нас деревенских.

   – Ай, матушка – боярыня, не льсти мне, по хорошему завидую мужу твоему. Иметь такую водимую – счастье. И умна и лепа. Ну, веди невесту.

   – Анна! – Позвала боярыня.

   Анна в сопровождении Людмилы сошла по лестнице в светелку. Лебедушкой вплыла в залу, чуть придерживая голубого цвета шерстяную юбку, длинною по щиколотку, из-под которой слегка виднелись туфли на высоком каблуке, поминок из прошлой жизни. Отороченный мехом бобра жакет на пуговицах, слегка светлее цветом от юбки, расшитый сельскими мастерицами и приталенный, подчеркивал стройность фигуры. На лице минимум косметики подчеркнувшей красоту юной боярышни. Анюта в свои двадцать лет, выглядела девочкой. Волосы спрятаны под маленькой, расшитой золотом шапочкой – бояркой, того же цвета что и юбка. Поступь легкая, непринужденная. Красивая шея, гордо несет головку. Земной поклон князю. В притихшем зале, легкий звон украшений. Невеста явно не из бедных. Разгладилось лицо у Твердятича:

   "Не прогадал. Однако, слишком худосочна. Понравится ли Ратмиру? Ничего, откормим".

   Взгляд на сына. Улыбка на лице.

   Ратмир стоял, завороженно глядя на девушку. Такую царственную красоту он просто не предполагал увидеть в этой глуши. Он – непротив! Он – счастлив! Поймав на себе скользнувший взор суженной, не успел ответить ей взглядом.

   "Боги, какая красота!".

   Князь подошел к Анне, заглянул в глаза.

   "Ах, хороша, повезло молодому", – отметил про себя.

   – Ну, что Твердятич, по нраву ль тебе невестка? Много ли приданого запрашивать?

   – По нраву ли, вон у жениха спрашивай, а я приму любую.

   – А что его спрашивать, вон, смотри слюни пускает, – князь от удовольствия созерцать происходящее, потер руки. Обратился к Монзыреву: – Ну, насчет приданого, уговоримся, а мало будет, я добавлю. Чай, не обеднею. Сват я или не сват. Ну, Ратмир, али не люба?

   – Люба, светлый князь. Ай, люба. Благодарю тебя.

   – Отож. Зови, Вестимирыч, волхва. Чего тянуть. Да праздновать будем. Через два дня в дорогу нам.

   – Как прикажешь, государь.

   Два дня гуляло все селище, княжья дружина и жители близлежащих деревень, приехавшие по экстренному приглашению своего боярина. Вестимир провел обряд бракосочетания. Вместе с молодыми, принес богам дары в священной дубраве. Веселое настроение витало над городищем. После первой брачной ночи, молодые вышли к праздничному столу невыспавшимися, со смущенными, но счастливыми улыбками. Опять гуляли. Ходили за крепостные стены воевать снежный городок. Мужчины атаковали столбы, врытые спешно в мерзлую землю, с вывешенными на них шапками, красными черевами и расшитыми кафтанами. Столбы обильно смазаны воском, скользкие, попробуй, влезь на них, но народ подвыпивший, безбашенный, вольный, умудрялся срывать призы. "Боярин выдает замуж сестру. Хозяин проставляется, а сватом у него сам светлый князь. Эх, гуляй народ! Праздник, родовичи!"

   Сашка с Андрюхой лично наливали всем встречным и поперечным. При этом Сашок выкрикивал непонятное никому, но забористое: "Гуляй, рванина! Халява плиз". Вечером Андрюха принес от плотников самопальную гитару, выстраданную в мастерской, со струнами из прошлой жизни, завалявшимися в одной из сумок. Застолье было в самом разгаре. Князь, сидевший рядом с молодыми, сначала не обратил вниманиея на самозваного барда. В зале стоял шум разговоров, но при первых аккордах народ притих. "Что спеть аборигенам?", – задал вопрос сам себе Андрюха. Требовалась веселая песня, все-таки свадьба. Но, чтоб была понятная всем. Еще раз перебрал струны, звук на инструменте существенно отличался от стандарта, но играть было вполне можно. Зал притих окончательно. Запел:

   В заповедных и дремучих

   Страшных Муромских лесах

   Всяка нечисть бродит тучей...

   После исполнения песни народ визжал от восторга:

   – Сотник, спой еще! Еще давай!

   Андрюха запел:

   Как на буйный Терек, на высокий берег

   Выгнали бояре сорок тысяч лошадей.

   И покрылся Терек, и покрылся берег.

   Сотнями порубанных, пострелянных людей.

   Любо, братцы, любо

   Любо, братцы, жить,

   С нашим светлым князем

   Не приходится тужить.

   Песню, он как мог, подогнал к действительным реалиям. И за столом народ, под конец песни, уже вовсю горланил о князе, под широкой десницей которого, не приходится тужить. Между делом, опрокинул грамм сто пятьдесят водки и уже на пару с Сашкой выплеснули в народ песни казачьей тематики Розенбаума, причем заведенная толпа подпевала, как могла, но с большой охотой.

   Князя, его дружину и обоз провожали всем селищем, выйдя на берег реки. Настроение было приподнятое у всех. Свою лепту в него внесла даже погода. Погожее, солнечное утро, легкий морозец и отсутствие ветра, вызывали положительные эмоции даже у лошадей.

   – Ну, удачи тебе, боярин. Верю, справишься по лету с печенегами.

   – Счастливой дороги, светлый князь. Шли гонца, если потребен буду.

   Твердятич, обняв сына и ласково поцеловав невестку, подошел к Монзыреву:

   – Не поминай лихом, сват. Жду в гости у себя в Чернигове, помни, что есть у тебя в том городе родня.

   – Обязательно буду, сват, обязательно.

   – И тебе, добра и счастья, свашенька. Был бы помоложе, ей-ей, отбил бы у свата, уж очень ты пригожа у нас.

   – Спасибо на добром слове, боярин. Легкой дороги. Мои наилучшие пожелания свахе.

   Проводив обоз, вернулись в детинец. Жизнь требовала отлаженного, размеренного быта.

– 11 -

   Еще в школе, Монзырев отчетливо помнил это, учитель истории вдалбливал своим ученикам информацию о нелегкой жизни славян в средних веках. Мол, работали люди не покладая рук, от зари до зари, и света божьего не видели. А, еще эксплуататоры, князья да бояре, кровушку пили, а далее, как по фильму «Чапаев» – «Что делать? Красные придут, грабють, белые придут, грабють! Куда бедному крестьянину податься?».

   Действительность же оказалась совсем не такой. Да, правда, работы хватало всем, но жизнь на территории языческой Руси, помимо работы, составляла череду праздников, прославляющих богов вышних и своих родовых. Уже сейчас, представители Византийской церкви тихо вползали на Русь, образовывая общины, поклонявшиеся единому богу, призывали отринуть богов, коим сотни лет поклонялись щуры. Приучая людей к тому, что вся жизнь на земле дадена человеку для того, чтобы страдать и молиться о душе, а счастье испытать лишь попав в Рай Небесный. Уже строились церкви в стольных градах. Толерантность к чужой вере играла с русичами злую шутку. Исконные же праздники, предками отмеченные – прославление череды богов, обряды, совсем нескучные, принесение треб и подношений своим духовным защитникам, затем братчина и всенародные гулянья, где и мужчины и женщины селений и городов, могли, не стесняясь никого, выйти, людей посмотреть и себя показать, вносили в жизнь попавших в этот век, струю свободы и покоя. На праздники съезжалась родня близкая и дальняя, чтоб веселее в домах было, чтоб праздник не обошел никого, здесь на своей земле, пока Царство Небесное ожидает где-то там, за кромкой.

   Вот и сейчас, на исходе зимы, в месяце лютне, жители пограничного городца, основанного Монзыревым и попавшими с ним в сей век его друзьями, готовились отметить Велесов день. По преданиям славян считается, что в этот день Велес "сшибает рог зиме", а происходит это в полнолуние, зима пошла на убыль. Еще будут морозы и метели, но в эту ночь – наступает перелом, так как великое Коловращение не прекращается от века к веку.

   – Сашок, поезжай, проветрись к погостному боярину Воисту. Скажи, сват приглашает отметить праздник Велесов. Пусть приезжает со всей семьей, будем рады увидеться.

   – А еще кого звать будешь, Николаич? – Спросил Сашка.

   – Ты что, кого-то конкретного предложить хочешь?

   – Тут Андрюха рассказывал, ты с местным лешаком скорешился. Говорит, одиозная личность. Почему бы не пригласить?

   -Павлина говорила, он как медведь, на зиму в спячку ложится.

   -Ну и че, разбудить долго, что ли?

   – Так ведь нежить, Саня.

   – А нас что, это когда-нибудь останавливало? Главное, чтоб мужик хороший был.

   – Ну, давай. Там Галка возок за бабкой и Ленкой посылает. Надо Павлине Брячеславовне про лешего наказ дать. Где мы его по лесам искать будем? А она каким-то Макаром с ним связь поддерживает.

   – Во-о! – Сашкин указательный палец поднялся вверх. – А еще кого?

   – Направлю нарочных с приглашениями ко всем старшинам селищ и деревень наших. Пусть приезжают, хоть народ расслабится слегка. Саня, нам с ними печенегов воевать предстоит. Приедут, осмотрятся.

   – Дело! Селить-то где будем?

   – Боярина в тереме с семейством поселим. Остальных.... Вон, постоялый двор пустует. Туда. Да и родичей у многих в нашем селище хватает. Разместятся.

   В светлицу спустилась по всходу Галина, уже округлившаяся слегка, но все такая же привлекательная и деятельная, как всегда. Подойдя к сидевшим за столом, чмокнула Монзырева в макушку.

   – О чем секретничаете? – Спросила улыбаясь. С тех пор, как Галка понесла дитя под сердцем, улыбка редко покидала ее лицо.

   Не сговариваясь, Сашка с Монзыревым, одновременно приложились к кружкам с хмельным медом.

   – Да вот решаем, кого на Велесов день пригласить.

   – Ну и?

   – Список составлен. За бабкой посылаешь?

   – Да.

   – Вот и оповести ее, пусть лешака пригласит. По Санькиной просьбе, увидеть хочет.

   – С ума спятил!?

   – А кому, какое дело? Я тоже "за".

   – Ну, как знаешь. Оповещу.

   – Вестимира что-то не вижу давно.

   – К празднику готовятся наш замполит, со Славкой и бабами. Это для него одно из главных мероприятий в году, оказывается, – ответила Галка. – Ты сам-то не забыл, площадку для гуляния народного приготовить? Не в крепостных же стенах народу толкаться.

   – Андрей, с Боривоем и бригадой плотников уже который день трудятся. Так что все на мази.

   – Ну и хорошо.

   – Все-то, где? Терем пустой стоит.

   – У всех дела. Даже молодожены наши, Анька с Ратмиром, и то слиняли куда-то.

   – Эх, молодость!

   Галина в шутку, отпустила Монзыреву подзатыльник.

   – Молчал бы уж, старость.

   – Вот смотри, Сашка, женишься, тебя жена вот так же лупцевать будет.

   – Судя по твоему довольному фэйсу, командир, так тебе это даже нравится.

   – Ладно, допивай и в путь. Время уходит.

   – Уже допил. Ну, покедова, почапал я.

   Оставшись вдвоем в опустевшем тереме, Галина умостилась у мужа на коленях, всем телом прижалась к нему, обняла.

   -Все спросить хотела, да как-то недосуг было. Почему у тебя с твоей бывшей женой жизнь не сложилась?

   Толик напрягся, засопел, в голове потянулась череда мыслей и воспоминаний.

   "Что сказать? Почему? Ведь не расскажешь ей, что изначально сделал ошибку. Да и она, бывшая, ее тоже совершила. Не разобрались по молодости друг в друге, у каждого по отношению к другому, были свои задумки, свои планы. Это иногда случается! Вот и наступило разочярование. Он ведь не мог предположить, что в голове красивой молодой женщины, на первом плане стоят деньги, на втором – положение в обществе, и только на третьем маячила семья. Когда выходила замуж за лейтенанта, Советский Союз доживал последние дни, но положение офицерской жены еще держалось прочно, а зарплата у мужа высокой. Рухнувшая в одночасье страна, поставила людей на колени, заставила многих лишиться чести и совести. Не обошла эта доля и офицерский корпус, кто-то сломался и спился, иные наступив себе на горло, ушли в бизнес, принялись торговать всем, чем можно, не исключяя государственных секретов, некоторые, словно рыбы выброшеные на берег, наглотались свободы и прижылись в бандитских сообществах. Причин попасть туда, хватало. Еще одна категория офицеров – сынки генералов и им подобных, всегда считавшихся в Вооружонных Силах страны понятием – "пена". В сложившихся обстоятельствах, эта пена оказалась на поверхности. Они не стали бандитами, не превратились в челноков, не испытывали ломки наркомана, покидая армию. За них все сделали родители и деньги родителей. Они стали королями жизни, своеобразными "рантье".

   Те, кто остался в погонах, тащили на себе груз службы и войны, не веря правителям и воротилам от политики. Нищие, преданые всеми, оболганые средствами массовой информации, выставившими их в глазах народа глупцами и неудачниками, они готовы были подрабатывать на стороне, чтоб прокормить свои семьи, но не сняли погоны, были готовы, наплевав на интересы государства, в любой момент стать на защиту своей Родины. Понимали, что государство и Россия, это не одно и то же.

   Вот и бывшая супруга решила, что их жизненные позиции расходятся, нет больше общих интересов. Пусть служит, дурачок, раз его не интересуют деньги. Пусть служит, но без нее. Молодость и красота, товар скоропортящийся. Пока есть возможность, его надо подороже продать. Так и расстались, дальше пошли каждый своей дорогой.

   Ну и что тут скажешь Галке?"

   -Просто не сошлись характерами. Так иногда бывает.

   К полнолунию в крепости собралась вся округа. Званые на встречу празднеств людины из окрестных деревень, приняли приглашение своего боярина. Собрались не только старшины, но и к жителям крепости понаезжали родственники, кумовья, сваты. У Монзырева в тереме гостевал боярин Воист с чадами и домочадцами, а Сашка с Андрюхой, по приезду бабки Павлы с Ленкой, увели с собой прямо от возка крепкого корноухого мужика в полушубке, причем по пути их следования, до Монзырева долетели сказанные Сашкой мужику слова.

   – Идем Леша с нами, мы с Андрюхой тебя в нашей комнате поселим. А сейчас за знакомство по маленькой пропустим.

   Увели так споро, что Монзырев успел с лешаком только поручкаться, не перемолвившись и парой слов.

   "Не споили бы, паразиты!", – подумал он.

   Настроение у всех было приподнятое, праздничное.

   Встретившись с озабоченным Вестимиром, бежавшим по каким-то своим волховским делам, Толик тормознул его.

   – Ты долго мимо терема мотаться будешь? Уж мог бы и заглянуть.

   – После, все после, Николаич!

   – Ты знаешь, ощущение новогоднего праздника в душе. Кажется, вот сейчяс дед мороз с мешком подарков из-за угла выйдет.

   – А что ты хочешь, каждый русич знает, что только Велес, дед наш остается с людьми в это тяжелое время, не дает духам беспутным озорничать и вредить. А за это злится на него Морена, да за его невнимание напускает на людей лихорадки разные, а на скотину – коровью смерть. Вся природа в ледяном сне, только Велес Корович ходит по городам и весям, не давая загрустить людям. Поэтому и ощущения праздничные.

   – Так ты зайдешь? Обед у нас праздничный.

   – Только завтра. Ночь сегодня мне нелегкая предстоит. Велесу требы отдавать, да обрядовые кощуны петь, славить его, чтобы род не забывал в трудные времена.

   – Ну, бог в помощь!

   – А ты-то, куда направляешь стопы свои?

   – На постоялый двор. В тереме всех гостей за праздничным столом не разместишь. Вот, и велел там накрывать. А вечером, Галинка моя сказала, всем по домам надлежит находиться.

   – Это правильно. Обряд, он строгий канон имеет. Все, побегу, а то от тебя не оторвешься.

   За богатыми столами, на которых отсутствовало в этот день только мясо коров, собравшаяся старшина городца да уважаемые приглашенные гости, собрались отметить праздник. Время незаметно пробежало к вечерним сумеркам. В тостах между едой, люди славили Велеса, благодарили хозяев за угощение, веселились.

   Услышав громкий стук, в большой горнице "гостиничного комплекса", наступила тишина. Ждали этого стука. Через порог переступила знакомая Монзыреву женщина, звонким голосом напевно произнесла:

   – Гой, Велес, свет во тьме пламенеющий!

   Гой, Велес, коло ся здраву сеющий!

   Гой, Велес, возвелик боже врат!

   Гой, Велес, сторожащий у крад!

   Гой, Велес, как скала нерушим!

   Гой, Велес, повсегда прославим!

   Гой, во поле! Гой, во дворе!

   Гой, во лесе! Гой, Велесе!

   Гой, во яви! Гой, во нави!

   Прави днесе! Гой, Велесе!

   И присутствующие, заправившись перед появлением повещалки стоялым медом, а это была именно она, заревели в ответ:

   – Го-ой! Веле-се! Слава!

   Секундной разрядкой воспользовалась ведунья:

   – Вам, мужи честные, надлежит в дома свои уходить и там быти. За порог не выходить, скотину и живность со дворов не выпускать. А буди выйдет кто, али даже собаку со двора выпустит – не обессудьте потом. Забьют женки палками в усмерть.

   Повесталка перехватила инициативу в свои руки:

   – Вам, бабоньки, надлежит сбиратися у северных ворот. Велес с зимы рога сшиб, проведя нас через мразы, хлады, глады и метели. Наступает перелом зимы на весну. Для сохранения домашнего очага, зачин свершим да обряд опахивания межеводной борозды сотворим.

   – Эх, давай еще по одной накатим, – Сашка почесал бритый затылок. – Леха, посмотри, там еще в одном из кувшинов самогон остаться должен.

   – Да нету, Саня, я ж смотрел, – осоловелый лешак, наверное, первый раз за свое существование на этом свете был так накачан зеленым вином, что еле ворочал языком. Но душа офицеров требовала продолжения банкета, а в тереме запасов сего продукта больше не наблюдалось. Сам собой напрашивался исконно русский вопрос, озвученный в свое время Чернышевским: "Что делать?".

   – Ну что за б...ство такое? Андрюха, где у нас Анька запасы спиртного хранит?

   Андрюха, стеклянным взглядом глянул на Сашку и лешего:

   – Где, где, в Караганде! Ха-ха!

   – Так, Сатурну больше не наливать.

   Услыхав в предложении ключевое слово: – "Не наливать", работа мозга в Андрюхином черепе усилилась в десятикратном порядке.

   – Стой, стой. Да знаю я. Шуток они не понимают, видите ли. Винокурню где поставили, а?

   – Ну?

   – Возле реки. От южных ворот полкилометра даже не будет. Вот! Там же и сарайчик, складом его обозвали. Вот там запечатанные кувшины и хранят. Только Николаич добро на изъятие не даст.

   – Николаич спит давно. А Галка на шабаше вместе с бабами, крепость от коровьей Смерти опахивают. Пошли, возьмем.

   – По ушам получим от командира.

   – Ты выпить хочешь?

   – Спрашиваешь!

   – Ну, так пошли. Леха, – Сашка толкнул локоть приснувшего лешего. – Пить будешь, Лех?

   – Угу.

   – Все, значит идем.

   – По ушам получим, – выдали остатки просветленных Андрюхиных мозгов информацию к размышлению.

   Но размышлять в споеной тройке, было явно некому.

   – Это завтра, а может и не узнает никто. Хватай Леху под другую руку, видишь, человек до источника сам уже и добраться не может. Надо помочь страждущему.

   Надев теплую одежду и напялив на лешака его полушубок и шапку, троица неровной, шатающейся походкой вышла из терема в звездную ночь.

   Леший пришел в себя, уперся, с места не сдвинешь.

   – Ты чего? – Задал вопрос Сашка.

   – Сегодня что за день?

   – Ночь уже на дворе, не видишь что ли?

   – Не-е-е! Ночь-то какого дня?

   – Блин, во чудак человек. Сегодня ночь морозного дня – глубокомысленно изрек Андрюха. – Пошли, чего стоим? Протрезвеем скоро на таком "кальте".

   – Велесов праздник. Выходить никак нельзя.

   – Леха, хорош херней страдать. Ты только представь, там выпивка. А Андрюха вон и закусь захватил. Андрюха, покажи ему.

   – Во-о! – Андрей, на вытянутой руке выставил полть копченого свинного окорока, держа его за копыто, в двух местах на нем были видны срезы. Глянув на свиное копыто, лешак помотал головой из стороны в сторону.

   – Не можно. Попадем на глаза бабам, палками забьют и меня и вас.

   – Да ну?

   – Точно.

   – И за каким это хреном они нас бить будут?

   – Дак, коровью смерть они гонят от селища сегодня.

   – Ну, а мы здесь причем? – Наморщил мозг пьяный Андрюха.

   – А..., – леший вырубился, слегка подхрапывая.

   – Заговаривается мужик. Но спецназ ГРУ своих не бросает. Потащили. Потом разбудим, поймет человек свое счастье.

   – Давай.

   Полная луна освещала опустевшие улицы городка. Во дворах не было слышно даже собачьего лая. Под ногами поскрипывал снежок. Если бы кто-то, любопытства ради, выглянул за ворота, очень бы удивился, увидав как двое здоровенных лбов, шагая походкой пьяного пеликана, тащат третьего, даже сквозь сон пытающегося упираться. Передохнули, остановившись у открытых настежь крепостных ворот. Из надвратной башни выглянул караульный крепостного наряда, приглядевшись, узнал начальство.

   – Сотники, вы бы поосторожней. Не ровен час, на баб наших нарветесь, кои межеводную черту запахивают, тогда вас сам Велес не спасет. Дома сидеть потребно.

   – Слышь, военный? Неси службу бодро, ничем не отвлекаясь, не выпускай из рук оружие, ну и так далее по тексту, – выдал в ответ Сашка. – Русский офицер, трезвым, никогда в грязь мордой не падал. Ты нас не видел. Понял?

   – Дак, чего ж не понять-то. Понял.

   – Гыть! – Ухватили поудобней сомлевшего лешака собутыльники. Переступив черту ворот, Андрей загорланил, а Сашка подхватил песню:

   – Черный ворон, что ж ты вьешься,

   Над мое-ею головой.

   Ты добы-ычу-у не полу-учишь,

   Черный во-орон, я не твой...

   А в это же самое время, со стороны восточной стены, к южным воротам, шла толпа женщин, впереди которых, совершенно голая повещалка тащила соху, опахивая крепость пресловутой межеводной чертой. Тетки все как одна, по традиции, тоже были навеселе, употребив до и во-время обрядового действа. За повещалкой шли, имея при себе помела бабы, кто-то с дубиной, кто с серпом. Шли в одних рубахах на голое тело с распущенными волосами, производя при перемещении невероятную какофонию шумов, для устрашения виртуального чудища, и тоже горланя песни:

   – Смерть, ты коровья смерть!

   Выходи из нашего села, из закутья, из двора.

   В нашем дворе ходит Велес святой

   Со копьем, со свечой, со горящей золой...

   Все было бы ничего, если б наши алконавты вовремя заметили бы баб, но так уж случилось, что обе компании увидели друг друга практически одновременно, несмотря на шум и песни, находясь на удалении друг от друга, в двух десятках метров. Это при полной-то луне!

   – Е-мое! Андрюха, гля ведьмы! – Указал Сашка пальцем на совершающих хадж женщин.

   В ответ, завопила повещалка:

   – А-а-а! Коровья смерть!

   – Ты кого обозвала, корова безрогая? – Обиделся Сашка.

   – Бей их, бабоньки! – Заверещали из толпы.

   – Саня, делаем ноги!

   – Ага. Проснись, Леха, – Сашка, пинком разбудил лешего. – Бежим, если жить хочешь.

   Хочу задать нескромный вопрос. Вы когда-нибудь бегали дистанцию в три километра с рекордом олимпийского чемпиона, да еще в нетрезвом виде? Можете не отвечать. И так, знаю, что нет! А это потому, что за вами никогда не гналась толпа разъяренных пьяных женщин с дубьем и серпами. Если бы гналась, я вам отвечаю, результаты у вас были бы весьма внушительные. Вот и наша троица, умело отрезанная от ворот озверевшими верующими, не раз получивши дубиной по хребтине, все же оторвалась от женского кворума. Совершенно протрезвев, затерялась в сугробах леса.

   – Ну, я же предупреждал! – Отдышавшись, выдавил леший, шапку он где-то посеял при беге.

   – Хреново предупреждал. Надо было качественно объяснить, чем пахнет. Ну размялись, теперь и домой пробираться можно.

   – А выпивка как же?

   – Все, Леха, выпивка завтра. Все равно Андрюха закусь выбросил, когда линяли, чтоб бежать было легче. А мы не алкаши, чтоб без закуси водку жрать.

   – А если не проскочим? Ведь забьют как мамонта.

   – Не дрейфь, Андрюха. Разведку, так запросто, за хобот не возьмешь.

   – Ну, вы и отморозки, как ты, Саня, говорить любишь. Что б я еще с вами, ночью за зеленым вином пошел, да не в жизнь! – Пожаловался леший.

   Им повезло. Ночное приключение закончилось в теремной комнате. Троица друзей, в три глотки храпела, угревшись на лавках, источая убойный запах водочного перегара.

   Морозное утро встречало ярким солнцем и безветренной погодой. Рядом со священной дубравой на площадке для празднеств, народу собралось много, яблоку негде упасть. Монзырев окинул собравшихся взглядом.

   "А народу-то с детворой не меньше трех тысяч присутствует, а то и поболее будет, – отметил про себя. – Где же волхв?".

   На тропинке из дубравы показался Вестимир, одетый в овчинный кожух, волосы на голове перехвачены полотняной тесьмой, держал в руке зажженный факел. За ним следовал Осташ, в прошлом атаман разбойников, бубном отбивая такт ходьбы. Рядом Славка, приложив к губам свирель, наигрывал под бубен незатейливый напев. Троицу сопровождали еще восемь человек, в такт, довольно громко, напевно выкрикивая:

   – Веле – Веле – Велесе го-о-ой!

   Веле – Веле – Велесе го-о-ой!

   Велесе есе го-о-ой!

   Велесе есе го-о-ой!

   Подойдя к Монзыреву, находившемуся в центре образованного людьми огромного круга вместе с боярином Воистом, Галиной и Мишкой, стоявшими за ними, Вестимир поклонился поясно на четыре стороны света, для людей, для богов. Поклонился боярам и получив ответный поклон, пошел посолонь вдоль приготовленного под кострище места, березовые и дубовые чурки в котором были сложены колодцем. Обойдя кострище, остановился. Все это время Осташ со Славкой сопровождали его. Отдав факел одному из служек, Вестимир снова пошел по кругу, подняв руки с открытыми ладонями к небу, громко произнес слова сакраментального обращения:

   – Молихом, Велеса, отце наше,

   Да потягне в неби комонощь вещати

   Золоти колове вертище...

   Тишина в округе стояла мертвая, все внемлили словам волхва, а тот, набирая силу в голосе, вещал:

   – Велесе зимний, во шкуре сивой,

   Со турьими рогами, с белой бородой,

   Храни во поле, храни во боре, отведи горе,

   А, да жди доли, во Ночи Года – оберег Роду!

   Гой, Вещий Сиве! Пастырь зиме!

   Велесу – слава! Гой!

   Словно ледоход, прорвавший плотину, над площадью в синее небо, прямо к солнцу, устремился единый выкрик собравшихся:

   – Слава! Гой! Слава! Гой! Слава! Гой!

   Галина пошла по кругу людскому, беря горстью у шедшего рядом с ней Славки из короба зерно, бросала в стоящих стеной людей:

   – Здравы будьте, люди добрые, от века до века, – приговаривала она, стараясь улыбнуться каждому.

   – Тебе, боярыня, здоровья, мы любим тебя. Пусть Велес не обойдет близких твоих вниманием своим, – слышались пожелания в ответ.

   Снова зазвучал ритм бубна, Вестимир подошел к Монзыреву, протянул факел.

   – Николаич, не забыл, что сказать потребно?

   – Обижаешь.

   С факелом в руках, Монзырев подошел к громаде кострища, повернувшись к народу, провозгласил:

   – От огня Сварожича зажжем свой костер. Пусть во век горит, нам тепло дарит!

   Пошел по кругу, поджигая дерево с четырех сторон света, когда пламя слегка набрало силу, бросил внутрь огненного колодца факел. Огонь набрал полную силу, теперь уже Вестимир вновь завладел вниманием родовичей:

   – Се кощно время, зима трескучая, солнце скрыто до весны хмарью – тучами,

   Ходят-бродят по земле блазни – мороки,

   Сторожат шальные духи, уснувший бор...

   Как Монзырев уже знал, сейчас происходило речение волхвом, так называемых обрядовых кощун, после которых, официальная часть праздника наконец-то заканчивалась. Уставший за прошедшие дни и бессонную ночь Вестимир может передохнуть, а он боярин родовой, заступит на его место, в чем-то исполняя роль "свадебного генерала".

   – Замки скорей отопри, ворота свои распахни,

   Пошире их растворяй, да гостюшку поджидай.

   Сивый бог грядет, медведя ведет. Гой!

   Над полем, вновь раздалось уже веселое:

   – Гой! Го-о-ой!

   Послышались звуки свирелей, дудок и бубнов. Начинались гуляния, и начинались они с Велесовой или по-другому медвежьей борьбы.

   Волхв отступил назад, украдкой вытерев выступивший даже на морозе пот, сказывалось напряжение предыдущих дней, да и сам возраст, наверное брал свое. Вперед выступил Монзырев:

   – Родовичи, гости приглашенные. Предлагаю выставить поединщиков Велесовых, медведей родовых, пусть померяются силушкой, и в бойцовой потехе определится Велесов избранник на этот год.

   Поднялся смех и гомон, люд распался на группы и группировки. У многих поединщики были определены заранее, но некоторые выставлялись прямо сейчас.

   Борьба, посвященная Велесу, это не Перуновы игрища. Участвуют исключительно силачи, пусть и не обладающие быстротой реакции. В круг перед чуром Велеса вышли десятка два крепких, будто сбитых из витых мышц русичей, как сказали бы в двадцать первом веке – мордоворотов, раздетых по пояс. Разбившись по парам, охватили друг друга руками и, кряхтя, упираясь изо всех сил, старались завалить противников в снег.