Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 75 страниц)

   Боярин Ярослав поднявшись, ступил ближе к Толику, приосанившись, выпятил грудь вперед. При тусклом свете коптящих светильников, Монзырев рассмотрел, как налилось кровью его лицо, глаза метали молнии.

   – Что нас пугаешь, живота гонезе? Потребуется, так все здесь костьми ляжем, а кощеями у ромеев нам не бывать!

   Монзырев, соглашаясь кивнул.

   – Тут ты прав, пугаться поздно, да и не нужно. Баловство это все. Но расстановку сил вы должны осознавать. Наша задача, как можно больше уничтожить врагов, самим по возможности выжить. Ну, и чтоб не дай бог князь не погиб.

   – В точку, херсир!

   – А посему, своим людям все обсказать, разъяснить и настроить только на победу. Боря?

   – Здеся я, батюшка, – Боривой выглянул из-за спины Ратмира.

   – Припасы, которые привезли с собой, экономь. Нет. Запрещаю вообще употреблять. Плати деньги, переплачивай, но покупай продукты у болгар, и чтоб НЗ у тебя лежало в неприкосновенности. Кажется, все сказал. Расходитесь, ночь длинная, впереди вас ждут великие дела. Ну, а я тоже не из железа, мне хоть иногда все-таки отдых нужен. Воевода, спозаранку жду тебя здесь. Доброй ночи всем.

   Толик подошел к окну. Дневная духота в безветрие и сам дом, пропитавшийся Дунайской сыростью, никак не способствовали доброму сну.

   – Ха-ха, – он вспомнил, как когда-то Леха Волков, еще в той, прошлой жизни, рассказал, стоя на плацу, свой сон.

   "Просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Приснилось, что часть вывели на учения, а подразделение обеспечения оставили на зимних квартирах. Толком ни пожрать, ни поспать. Нашел место, уютно кровать стоит, даже наволочка с простыней имеется. Жарко, разделся, улегся, заснул. Ночью просыпаюсь, будто душит кто. Смотрю, а это подполковник Дьяконов рядом со мной и тоже раздетый лежит, душит меня и внятно так бормочет: "Ну, иди сюда, моя Наташенька!". Меня с кровати пружиной унесло. Так я и на самом деле с кровати чебурахнулся, даже шишмарь себе об тумбочку поставил. Оклемался, пригляделся, лежит на другой половине кровати моя ненаглядная Наталья Сергеевна. Вот так! К чему бы это такой сон? ". А ближе к обеду, Леху за что-то выдрал Дьяконов. Вот и не верь после этого снам. Видно, приснился с четверга на пятницу, зараза.

   "Как бы и мне, при такой духоте чего-нибудь подобное не приснилось".

   Уже лежа на деревянной кровати, оставшейся от прежних хозяев, услышал за окнами до боли знакомую, любимую им песню, принесенную в этот мир безбашенным Андрюхой Ищенко и пустившую корни в Гордеевом городище:

   Над Кубанью над рекой,

   Под зеленым дубом,

   Повтречалася казачка

   С парнем черночубым.

   Ой-да, ой-да, да, ой-да,

   Ой-да, ой-да, да, ой-да,

   Повстречалася казачка...

   Толик даже не почувствовал, как провалился в тревожный сон. А, завтра была война.

   Еще затемно через городские ворота процокали копыта лошадей. В ночь, в сторону Плиски уходили две сотни засадников. Следуя в колонну по два, мелкой рысью уходили те, кто должен стать глазами и ушами защитников Доростола. Дорога углубилась в лес, заставив потемнеть серые сумерки нового дня.

   – Скоро с небес глянет на нас Ярила, расплещет брезг по округе. Как думаешь, боярин, насколько далеко отъехать от градских стен надобно? – задал вопрос Браниславу Пещак, слегка придержав коня, чтоб боярин смог на полкорпуса продвинуть свою лошадь, оказавшись, стремя в стремя с ним.

   – Мыслю, верст на десять-двенадцать отъедем, нам же еще оттай у дороги, нырищу присмотреть придется, да разъезды разослать.

   – Правильно мыслишь, боярин. Остроух!

   – Здесь, сотник.

   – Скачи вперед, поторопи передовых. Сотня-я! Галопом, ма-арш!

   Расплескав лучи по небесной синеве встало над лесом солнце. К месту засады подтягивались разъезды русов, разосланные по дорогам и тропам. Соскакивая со взмыленных лошадей, в спешке переводя дух, докладывали Пещаку о подходе византийского войска. Поразмыслив, сотники приняли решение.

   -Будем продолжать наблюдение дальше. Остроух, возьмешь пятерых воев из своего десятка, скачи в Деревестр к князю, скажи, ближе к обеду пусть встречает большое войско ромеев под стенами града. По переду войска идут дозором сильные отряды легкой кавалерии, за ними катафракты и пехота. Все понял?

   -Понял, сотник.

   -Тогда торопись, назад не ворочайся, оставайся в граде.

   Обратился к молодому боярину:

   -Предлагаю оседлать дорогу с обеих сторон. Схоронимся, пропустим воинство, а там боги подскажут, что делать и где у ромеев слабое место. А уж когда наши в бой вступят, то и мы с тыла подмогнем.

   -Согласен, Пещак. Только зачем воев делить?

   -А вдруг кого из нас заметят, так другой неприятелю в спину и ударит.

   -Добро.

   Враг не заставил себя долго ожидать. По дороге ведущей к Доростолу, на рысях шел большой отряд легкой конницы, ведомый крепким, дюжим трибуном, разодетым в дорогие одежды и заказной доспех. Для отряда малоазиатских всадников, такая работа была рутинной, они прошли не первый поход, так что уверенность и знание положений поиска, читалось на их лицам. Следуя плотным строем, прикрываясь с обеих сторон щитами, воины вглядывались в лесную зелень, отступавшую от каждой стороны дороги на добрую стадию.

   Может быть всадники Феодора Мисфианина так бы и прошли мимо засады русов, не приметив ее, если бы в сотне Пещака были бы исконно его воины, но сборная солянка, собранная из пришлых, нарушила первоначальный замысел сотников. Вольница до добра не доводит. Сухобор, один из пятидесятников, открыто возмутился проходом византийцев:

   -Знаете, что они делали с нашими в Преславе? А ну, давай хлопцы пощекочем ромеев!

   -Сухобор, охолонись!

   -Их не боле двух сотен тут!

   -Т-ты...

   -Стрелами их, браты!

   В ромейский отряд полетели стрелы, вонзаясь в щиты, лошадей и людей. Деваться было некуда.

   -В седла! Гайда за мной! – подал команду сотник.

   -Гик! Гик! Гик! – лава засадников выскочила к дороге, не успевая набрать разгон для удара, ощетинилась пиками. Из-за спин передовых, по византийцам тренькали стрелы тыловой поддержки, непрерывно срываясь с тетивы луков.

   Боярин Бранислав сразу не понял случившегося, но сориентировался быстро.

   -Всем стоять на месте! Стреляйте в спины византийцам!

   Сам наложил стрелу на тетиву, прицелившись, пустил ее в спину азиату, готовому дать отпор конной лаве. Сотня дружно, одну за другой пускала стрелы из лесного кустарника.

   Предсмертные крики раненых, падение с лошадей убитых, конское ржание, все смешалось. На дороге происходила рукопашная свалка. Русы выжившие после гибели Преслава, словно взбесились, волками набросились на добычу, даже в предсмертный час, лишившись оружия, зубами грызли врагов. Ор, гвалт, стоны и крик на всем промежутке дороги, это была просто бойня. Командир византийцев Феодор Мисфианин потеряв щит использовал вместо него тело мертвого русича, рубился мечом, рубил, рубил направо и налево врагов лезущих к нему в попытке достать. Ромейский отряд истаял на глазах. Остался малый пятачок греков вокруг своего командира-силача и русы повсюду, куда не кинь взгляд. Всю дорогу усеяли трупы людей и лошадей.

   – В седла! – подал команду Бранислав. – За мной, ма-арш!

   Пришпорив коня, первым вырвался на нем из леса. Повел свою сотню, приняв вправо от бойни, к идущему на рысях к новому отряду греческих всадников, выходившему на оперативный простор, минуя излучину небольшой речушки.

   – Крепи тара-ан! – выкрикнул ближайшим к нему сородичам. Услышав его, черниговцы плотнее подвинулись к своему командиру, образуя построение "свиньей", выставив пики перед собой, приподняв до уровня глаз каплевидные щиты красного цвета.

   – Гик! Гик! Гик! – раздавалось из строя, а вскоре две конных массы впечатались друг в друга.

   Пошла мясорубка, звон мечей, крики, глухие удары по щитам, ржание лошадей. Шум и скрежет стоял неимоверный. Бранислав давно выронил пику, пригвоздив нею кого-то из ромейского начального состава, прикрываясь щитом, отводил удары, свалив всадника, обагрил клинок чужой кровью. Колышущаяся карусель войны закрутила, понесла по кругу, сбивая дыхание и напрягая силы. В мозгу вместе с поднимающимся вверх и опускающимся на чье-то плечо мечом, долбилась мысль: "Победить! Победить и не погибнуть!". Наставление Монзырева тем, кто ушел с ним в разведку. И снова мельтешение в свалке, свой, свой, чужой. Взмах: "У-угх!". Меч опускается на ромейский шлем. Крик, стон, падение тела вниз под копыта, а это смерть, затопчут.

   Звуки труб, барабанов и еще какой-то пищащей дудки, вывел черниговцев из состояния боя, внимание переключилось на тяжелую поступь лошадиных копыт со стороны. К месту битвы галопом неслась тяжелая конница катафрактариев, готовая затоптать всех и вся на своем пути, задавить тяжестью и своей неуязвимостью.

   "Это конец!" – ввинтилась в мозг тревожная мысль.

   – Всем в лес! В ле-ес! – проорал, прохрипел Бранислав, отмахнулся от назойливой мухи – византийского кавалериста, с усилием развернул своего вороного, постарался крикнуть погромче, но из сухой глотки раздался хрип. – В ле-ес! Сотня, всем в лес!

   Удар пришелся по кольчуге, конь вынес его из-под удара, и только самым кончиком меча располосовало звенья железа на спине. Из круговерти боя смогли выйти единицы. Наяривая лошадей, вламывались в кустарник, царапая ветками деревьев и без того окровавленные лица, пытались держаться поближе к боярину, по шуму определяя движение его коня.

   "Вот и овраг. По его дну уйти сподручней, катафракты тяжелы, пройти не смогут, это им не равнина".

   – Сотня, все кто слышит меня!

   Уже больше двух десятков воинов выскочили из зарослей на голос боярина, переводя дыхание, вытирая и зажимая кровь на ранах. Лошади из последних сил перекачивали потоки воздуха боками, запаленные, но сумевшие вынести своих хозяев из боя.

   – Слушай сюда! Через лядину пройдем по дну оврага, это для нас единственный путь. А уж там посмотрим, какова наша доля. За мной!

   Первым вломился в кустарник, откинулся на конский круп. Осторожно вышагивая вороной спускался по заросшему склону. Воины последовали за предводителем. А по следу, словно рвались огромных размеров кабаны, ломились одетые с головы до ног в броню византийские катафракты.

– 10-

   Вся дорога была усеяна телами погибших. Базилевс вместе со свитой долго стоял на поляне рядом с дорогой, всматривался в мрачные лица проезжающего мимо воинства. Участвовавшие во многих походах, закаленные ветераны двигаясь на Доростол, с удивлением и растерянностью, на глаз определяли, что русов погибло существенно меньше, чем своих, а значит предстоит нелегкая война, неизвестно какая участь выпадет на их долю.

   "Попробовать предложить скифскому архонту без боя уйти за Истр? Еще неизвестно, как сложится эта война. Конечно, варваров по числу гораздо меньше, чем у меня воинов, но первая сшибка у Доростола прошла не в мою пользу. Враги показали, что они на равных могут сражаться с катафрактами. Стоит задуматься!".

   Чуть обернувшись, он обратился к свите:

   – Остался кто-либо в живых из отрядов, идущих в передовом дозоре?

   – Да, сиятельный. Жив предводитель первого отряда, Феодор из Мисфии, а с ним пятеро всадников легкой кавалерии. Ты хочешь их видеть?

   – Избави бог. Я помню Мисфианина. Лев Диакон.

   – Я весь внимание, мой повелитель!

   – Найди Мисфианина, поговори с ним. Потом напишешь о подвигах наших воинов и дикое сопротивление варваров. Не стесняйся описывать пролитую кровь и необузданный характер дикарей. Потомкам будет интересно узнать, с чем мы столкнулись в этой провинции и как спасли месян.

   – Я все понял, богоравный. Уже бегу.

   Не обращая внимания на придворных, император коленями приударил в бока своего коня, в порыве гнева ожог его круп плетью, поскакал к доростольской дороге, а встав на нее, двинулся вдоль растянувшихся колонн стратиотов, упруго шагавших без устали, несших щиты и оружие, с любовью глядевших на своего полководца. "Бессмертные" тенью следовали за базилевсом.

   Выехав на равнину, Иоанн Цимисхий увидел вдали сам город Доростол. Отсюда крепостные стены и башни выглядели невысокими и совсем не грозными. Император оглядев пейзаж глазами полководца, пришел к мысли, что сама равнина, местами пересеченная речушками и ручьями, вполне подойдет для битвы, а с бугра на котором остановился базилевс даже виднелся полноводный по весне Истр.

   Преграждая путь к крепости, на равнине выстроилась живая стена пеших русов, стоявших сомкнутым строем за большими щитами. Перед строем, направив взор на подходившее греческое воинство, спокойно восседал на коне человек, закованный в броню, в красном плаще на плечах. Святослав.

   Ничего нового в построении варваров для императора небыло. Цимисхий распоряжаясь, выстраивал свое войско следующим образом. По центру, в фаланги, поставил пехоту, по ее краям, катафрактов, всадников и лошадей закованных в железо. За рядами пехоты находились лучники и пращники, им предстояло без остановки стрелять по славянскому строю. Напряженность витала в воздухе. Казалось еще миг, и две силы сойдутся в смертельном поединке.

   Монзырев еще в процессе построения подошел к Икмору, обратился к нему:

   -Воевода, князь выстраивает воинство стеной, не оставляя даже малого резерва за плечами. Если стену обойдут с флангов, ударят в наш тыл, ведь опереться будет не на кого.

   Икмор покачав седой головой, издали глянул на князя, в трех десятках шагов гарцевавшего на белом коне, общавшегося с воинами первой шеренги.

   -Сам скажи. Больно послушает он кого. Сейчас он в боевой лихорадке. Уж коли решил что так быть, уже никому не переубедить.

   -Скажу.

   Выслушав Монзырева, в раздумье окинув зарвавшегося боярина рачьим взглядом, хотел накричать на выскочку, да вдруг решил наказать по-другому, не дать вместе со всеми стоять в строю, отлучить от воинства. А, что, пусть подумает на досуге, почему его дружина не воюет бок обок с остальными. Больно умен.

   -Вот и бери свою дружину, кою привел за собой. Становись за спинами воинства. Глянешь, как другие воюют. Ступай!

   Монзырев поклонился князю. Он совершенно не страдал от такого решения, тем более, византийского войска еще не наблюдалось на горизонте. Прошел через скаливший зубы строй, услыхав в свой адрес некоторое количество шуток и высказываний. Выкрикнул:

   – Воевода! Улеб Гунарович, выводи дружину в тылы.

   Гунарович, привыкший беспрекословно подчиняться боярину, напряг сотников и добрых четыре с гаком сотни воинов отошли за спины русского строя. Толик уже со стороны окинул "стену", определяя, что она собой представляет.

   Простое, без всяких хитростей и примочек построение. Триста метров по фронту занимали бойцы первой шеренги в комбинации защиты, щит, шлем, панцирь. В первую шеренгу Святослав поставил свою проверенную гридь, с копьями, мечами, да мощными двуручными секирами, а сами гридни к тому же были одеты поверх кольчуг в ламинированный доспех – панцирь, покроя сравнимого разве, что с кафтаном, с разрезом спереди или на правом плече. В глубину строя шло двадцать шеренг ополчения да скандинавские хирды, нанявшиеся к князю. Здесь и вооружение было попроще. Вместо трапециевидных щитов, щиты круглые, у кого из дерева, у кого дерево обито по кромке железом, да и в средине щита присутствовал медный или железный умбон. Шлемы, в основном сферической формы с наносником, с бармицей и без нее. Кольчужные рубахи с рукавами до локтей, а подол доставал до бедра с разрезом спереди и сзади. У скандинавов ламелярный доспех, сработанный корсетом, состоящий из нагрудника и наспинника, по бокам скрепленный и снабженный наплечными лямками из кожи с металлическими заклепками. Почти все имели копья и мечи, у некоторых вместо мечей – боевые топоры, правда помельче чем топоры гридней. Короче, можно было надеяться, что хотя бы первый натиск будет отбит.

   – Гунарович, выстраивай наших в полста шагах от Святославовой "стенки". Дели бойцов на две фаланги. В правой только наших поставишь и она под твоей рукой будет. Левая – моя, туда всех остальных и полусотню Олеся. Ясно?

   – Да. Только давай наоборот, Николаич. Наши-то понадежнее будут.

   – Дружище, делай, что говорю, после боя рассуждать будем.

   Больше не отвлекаясь на выстраивание дружины, стал высматривать кого-то в ее рядах.

   – Боривой! Подойди ко мне.

   Ласково похлопал тяжелой, в кольчужной рукавице, ладонью по плечу подошедшего помощника по хозяйственной части, улыбнулся ему.

   – Что, Боря, никак воевать собрался?

   – Так мы, батюшка, завсегда с тобой рядом, хошь за стол, хошь на смерть. Сегодня Мара соберет богатый урожай с ратного поля.

   – Вот по сему, собирай своих помощников, и мчитесь мухой в город. Прошерсти там болгар, реквизируй для воинской надобности бочек десять, больших. Загрузишь на телеги, да наполнишь водой. Прихвати пару бочонков вина-кисляка. Бочки привезешь, по возможности равномерно расставь в тылу русской "стенки".

   -Понял тебя, батюшка. А вино куда? Нашим?

   -Ха-ха! Я тебе дам, на-ашим! В каждую бочку по паре ведер вольешь потом. Оно смешаясь с водой, хорошо жажду утолить поможет.

   -Понял.

   -А задача тебе, с воинством твоим, будет такая. Сам в драчку не лезь и своих не пускай, мы уж как-нибудь сами справимся. А вот раненых из боя выносить, да раны перевязать, это уж ваше дело. И смотри, ни один наш, черниговский, без вашей помощи остаться не должен, про иных тоже не забывайте.

   -Сделаю, батюшка.

   -Ступай.

   "Кажись все, что мог, в сложившейся ситуации, сделал".

   Двинулся к двум выстроенным отрядам своей дружины, отмечая недовольные взгляды черниговских бояр. Окинул взором лица бойцов в строю, заговорил не повышая голос:

   -Многие меня хорошо знают. Не раз вместе рисковали жизнью на поле брани. Те, кто присоединился к дружине по дороге, могут сомневаться в моих поступках и деяниях, но вы сами пришли ко мне, я вас не звал. Ну, а коли пришли – знайте, что я принимаю решение и несу за него ответственность перед вами, перед собой и перед нашими богами. Бояре, не смотрите на меня волками, осуждая, что стоите не в общем строю, что князь наложил опалу на меня, значит и на вас. Ради дела стерпим. Я вам обещаю, что наша малая дружина сегодня не раз выручит стоящих впереди. Призываю вас лишь к одному. Будьте стойкими в бою! Будьте храбрыми, не покидайте строй. Мы сильны единством, выручайте товарища, стоящего рядом. Сегодня мы поработаем пожарниками, будем двигаться туда, где горячо, где потребуется наша помощь.

   -Батька, дивись, – стоящий в первой шеренге Олесь, указал рукой. – Одначе ромеи в далине строй крепят.

   Монзырев обернулся, вдали за людской стеной, за проходимым оврагом, действительно увидел стройные шеренги византийцев, которые были еще очень далеко от русского воинства. Прямо с марша ромеи выстраивались в боевые порядки. Пройдет никак не меньше часа, прежде чем войска встанут друг против друга для боевых действий. Переглянулись с воеводой, старик в преддверии боя чуть ли не бил копытом.

   "Вижу воевода, что настрой твой соответствует "последнему и решительному...", непорядок. Нам с тобой никак погибнуть нельзя. Кто потом пацанву из этой дырки вытаскивать будет?".

   -Мишка! – позвал, не оборачиваясь к строю.

   -Тут я, батька!

   Молодой воин встал у плеча Толика.

   -Пусть Павел подойдет.

   -Есть.

   Пашка, обосновавшийся после приезда, в подразделении Олеся, отозвался на зов Михаила, подбежал к Монзыреву.

   -Паша, не фиг тебе у разведчиков делать. Переходи в другую фалангу.

   -Как так, батька?

   -Кверху каком. Вестимира мы уже потеряли, не хочу еще и Улеба терять. Видишь, перед боем его адреналин распирает. Прямо орел, – зашептал боярин. – Ты, Паша, от перехода в дар невидимость получил? Вот за спиной у деда невидимкой и поработай. Мысль понял?

   -Понял.

   -Иди, сынок, работай.

   Растянувшееся было время, ускорило свой бег. Из приоткрывшихся городских ворот вынеслись телеги, прогрохотали по бревнам моста. Расторопный Боривой подвез к воинству огромные бочки и с сотоварищами сноровисто разгружал их за "людской стеной", не забыв снабдить каждую деревянными черпаками.

   -Зробил, батюшка! – оповестил Монзырева. – Телеги куда?

   -Сколько их у тебя?

   -Одиннадцать.

   -Половинь и ставь их под углом по флангам за "стеной".

   Византийское войско пошло на сближение. Поднявшемуся в седло Монзыреву было хорошо видно как по фронту шли, набирая скорость для удара конные полки катафрактариев. Земля дрожала под тяжестью закованных в железо людей и лошадей. Все ближе и ближе наблюдалась неотвратимость удара, и не ясно еще в какое место придется этот удар, то-ли в "чело", то-ли по флангам, или вовсе, с охватом флангов в "чело" с одновременным выходом в тыл.

   Уже можно было хорошо рассмотреть первую шеренгу ощетинившихся копьями всадников, прикрывшихся помимо брони круглыми деревянными щитами, выкрашенными в синий с белым, цвета. Над куполовидными и сферическими, с навершием конуса шлемами, у многих развевались плюмажи из крашеных перьев. Можно было заметить, что многие лица закрыты металлом защитных масок с уродливой личиной.

   Все это показалось Монзыреву до боли знакомой картиной, знакомой по кадрам фильма "Александр Невский", где тевтонские "псы– рыцари", закованные в латы, так-же разгоняли тяжелый строй.

   Вот-вот ударит молот по наковальне, вот-вот тяжелый удар латной конницы придется по русскому строю. Незначительное, почти незаметное в процессе передвижения, перестроение, и по левому флангу русской фаланги пришелся тяжелый таран. Звон, скрежет, разгонная сила инерции и строй прогнулся. Прогнулся, но попятившись, теряя людей, выстоял. Началась рубка, беспощадное уничтожение друг друга. Толик не то, что заметил, почувствовал в происходящем начавшийся охват конницей фланга. Сто метров до телег.

   -Бояр Ярослав! – повысил голос, перекрикивая шум битвы. – Быстро веди фалангу на левое крыло! Используй телеги как стену.

   -Чернигов, за мной!

   Строй побежал к телегам, выстроившись, прикрывшись щитами, сразу же осыпал стрелами плотную массу, устремившихся в тыл русов, катафрактов.

   Монзырев дождался момента, когда в скулу правого фланга Святославовой дружины ударили конные полки греков.

   -Старый! Свою фалангу к правому ряду телег. Бего-ом!

   -Ур-ра! – строй кривичей ведомый воеводой выдвинулся на фланг.

   Русский строй удержался под железным напором. Устоял, и под дикий рев двинулся в атаку, перемалывая боковые оконечности катафракторных крыльев, вгрызаясь в средину византийских полков.

   Из тылов ромейского воинства пропели трубы, и конница, закруглив свой бег, отхлынула от русского войска, уходя на виток, отступая, теряя людей. Русы выстояли первый удар. Они отошли на прежнее место, снова вставая тесным строем. Перед их позициями землю устилал слой тел убитых и раненых воинов и лошадей. Своих раненых уносили за "стену", попутно добивая раненых греков. К бочкам с водой потянулись напиться воины, переводили дух и снова занимали свое место в строю.

   На прежние места подтянулись и черниговцы, многие в крови своей и чужой, с разорванными кольчугами, но не сломленные, скалясь в улыбках, радостно смотрели в глаза предводителю.

   Воевода хромая подошел к Монзыреву.

   – Как?

   – Добре, Николаич, отбились. Если б телеги не стояли, было бы хуже, могли стоптать.

   Не дав толком перевести дух, византийцы пошли в новую атаку. Теперь на строй русов надвигались пешие полки стратиотов, а вся конница двинулась на левый фланг.

   – Все к телегам левого фланга! – рявкнул Монзырев, соскакивая с лошади, сам возглавил свою дружину.

   – Олесь, из арбалетов стреляйте залпом в упор. Выставить копья! Лучники, пускать стрелы непрерывно, до самой рукопашной.

   В тыл заходил клин катафракторной конницы, набравшей разгон, готовой смести все на пути.

   – Первая шеренга закрыться щитами! – повысил голос до крика Монзырев. – Вторая, третья – выставить пики! Лучники, пускай стрелы!

   Рой жалящих вестниц смерти, вошел в надвигающуюся массу.

   – Так их, ребятушки! Так! – с восторгом в голосе заорал старый воевода. – Бе-ей!

   – Арбалеты пли! – скомандовал Олесь.

   – Держать удар!

   Теряя людей и лошадей, катафрактарный полк наконец-то смог обогнуть телеги, потерял темп, но все же стал пробиваться через Монзыревское воинство к тылу основной "стены". Кривичи и черниговцы сами встали в плотную стенку. В круговерти кровопролития кололи, рубили, резали, только стрелять не было времени и возможности. Обломки щитов, порезы на кольчугах, синяки и ссадины на теле, раны легкие и тяжелые, кто на все обращает внимание в процессе боя.

   Зов византийских труб и вдруг отхлынуло убийственное море конницы, пеной оставляя на берегу трупы и израненных людей. Много трупов. Повсюду кровь, смешавшаяся с пылью, превратившая землю в липкую грязь под ногами.

   Утерев лицо рукой с зажатым в ней клинком, пот на пополам с кровью, Монзырев огляделся. Стоящие бойцы дышали как загнанные лошади, пытаясь отдышаться. Боривой с двумя десятками тыловиков оттаскивал раненых в сторону ворот. Те, кто был ранен, но стоял на ногах и не подумали уходить с поля боя.

   "Молодцы!".

   Они снова выстояли.

   До вечера русы сдержали еще десять атак. Самая последняя, была самой тяжелой. Усталость брала свое, а свежие силы в лице трех тысяч "бессмертных", выпущенных базилевсом, заставили отступать, даже бежать с поля боя, русское воинство. Ушли. Ушли, наглухо закрыв за собой городские ворота.

   -Боря, знаю что устали, но наших нужно накормить, раненых, обиходить.

   -Все давно готово, боярин. Я ж, как чуял, Явора и Мокроуса в Деревестре оставлял, так что идем снедать.

   -Молоток! А я вот тебе про это не дотумкал сказать.

   -Идем, батюшка.

   -Раненых накорми.

   От усталости, еле передвигая ноги, Монзырев последним шел за колонной своей дружины.

   "Сегодня только есть и спать".

   Все тело болело и ныло.

   Полная луна встала на небосвод, призрачным светом залила стены улиц древнего города. Всю ночь императорские гоплиты простояли в строю перед воротами Доростола, боясь, что русы могут пойти на ночную вылазку, но сил у тех не было, все силы ушли на дневной бой.

   Поутру Цемесхий лично выбрал подходящий холм, где и приказал оборудовать укрепленный лагерь. Весь день греки копали землю, роя глубокий ров, насыпали валы, на гребнях которых водружали копья и крепили щиты. Зоркие сторожевые заставы и выставленная стража, дополняли прочность укреплений. А в самом лагере стратиоты ставили шатры для императора, свиты и военных начальников.

   Русы зализывали раны, подсчитывали потери. Война словно замерла, подарив день передышки. Когда следующим утром у стен Доростола появились отряды закованных в броню византийских всадников, князь принял решение в боевой контакт не вступать в виду отсутствия штурма стен, а всадников обстреливать стрелами. Потеряв около сотни убитыми и ранеными, начальники отрядов отвели своих людей подальше от крепостных стен.

   У Монзырева в дружине погибло шестьдесят два бойца, еще семеро скончались от ран в течении следующего дня, неизвестна была судьба сотни Бранислава. Толик ходил темной тучей, злился на себя, кого-то, невовремя попавшегося без дела под руку, хорошо взгрел. К тому же настроение подпортилось еще и тем, что воевода Сфенекл вечером вывел свою дружину в конном строю за пределы города.

   Во время ужина в византийском лагере, из обеих городских ворот появились конные русичи. Цимисхий возложил охрану ворот на двух полководцев. Восточные ворота караулил патрикий Петр, под командой которого были фракийский и македонский полки. Западные, стерег Варда Склир, приведший под стены Доростола полки с восточных окраин империи. Полководцы вылазку скифов смогли пресечь. После сшибки, где боги не дали победу ни тем, ни другим, дружина возвратилась в Доростол.

   Про черниговский полк все будто забыли.

   Уже в глубоких сумерках старый варяг Улеб донес до ушей Монзырева еще одну новость, византийский флот поднялся по реке к самому городу. Толик не поленился, поднялся на крепостную стену, поглазел на то, как императорские триеры цепью растянулись по фарватеру вдоль всего берега, на безопасном расстоянии от крепостных метательных орудий.

   "Песец! Называется, приплыли. Теперь из этой норы, нам ни посуху, ни по морю не выбраться. Хотя, насколько я помню из истории, хоть и извращенной умными головастыми книжными червями, враг будет разбит, победа будет за нами".

-11-

   Ласковое солнце клонилось к закату, когда из леса на открытое пространство дороги примыкающей к речной заводи, поросшей камышом и аиром, показались два десятка воинов одетых в холщевую одежду, раскрашенную плямами расцветки лесной зелени. Железных доспехов на воинах не наблюдалось, зато каждый из них имел при себе множество различного вооружения. Вместо луков, постоянного атрибута славянских витязей, в чехлах прикрепленных на спины специальным ремнем, были видны самострелы, а к бедрам пристегнут короткий колчан с болтами. Щиты за лямку крепились у задней оконечности седел и при скачке слегка постукивали степных лошадок по крупам, помогая понукать животных к движению. Сами воины все как один парни молодые, здоровые, самый старший из них, может быть не так уж и давно, разменял не более двадцати весен. Загорелые лица обрамлены усами, короткие стрижки на головах, растительность на щеках и бороде отсутствовала.

   Выскочив из лесу, первый всадник придержал коня, подняв над головой десницу, сжал пальцы в кулак, чем вызвал немедленную остановку всего отряда следовавшего за ним.

   – Людогор, – обратился к старшему, стоявший слева от него всадник, указал пальцем направление. – Вон за той излучиной, поросшей акациями, по летнику версты полторы проехать вдоль реки и увидим халупы Рыбного. Вы-то два лета тому, с нашим боярином через Перунов проход ушли, а мы по сему летнику так до самого Гордеева городища и добирались верхами, да с повозками.

   – Не путаешь, Балуй?

   – Та не. Я хорошо запомнил дорогу.

   – Добро. Вороп, за мной ма-арш!

   Отряд бодро порысил вдоль заросшего деревьями берега реки. Песок, плотно утоптанный, глушил перестук некованных конских копыт. Не смотря на теплый денек, с реки веяло влажной прохладой, создавая всадникам дополнительный комфорт при скачке.

   За излучиной реки, взору наворопников уже издали представился вид северянской деревни, утонувшей в зелени раскидистых деревьев и кустов. Отряд шагом вошел в покинутую, притихшую весь. За плетнями заборов не было видно сельчан, не слышно привычных звуков издаваемых домашней скотиной, лай собак не оповещал о прибытии незваных гостей.