Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 75 страниц)

   -Декарх, пошел вон отсюда! – раздался из хижины рык Лупуса. -Своими дурацкими мыслями ты мешаешь мне делать дело.

   Альбикерий со всех ног бросился по тропе вниз к морю, попутно отдав приказ своим воинам:

   -Остаетесь у хижины. Приказы Лупуса исполнять как мои!

   Черные свечи, установленные в начерченную пентаграмму, нещадно коптили в хижине. Стратиоты сгрудившись у дверей, слышали, как колдун произносит слова заклятия. Не все им было понятно, но обрывки речи наводили на застывших воинов ужас. Страх перед неведомым вызывал непонимание происходящего.

   "Да будет путь их тьма...! Да приидет ему сеть...! – Доносились обрывки фраз колдуна. – ...обимет и в сеть да впадет...! Да будет день их короток. Пусть эти пять жвал да падут на них, словно углия огненныя, низложиши в страстех и не устоят оне...!"

   Всадники-стратиоты видели как Лупус доставая из коробов вбрасывает в очерченный круг мерзких пауков, собранных ним в степи, они отшатнулись от хижины, попятились к тропе.

   Пауки, очутившись на воле, попытались сбежать, забиться в щель, но вычерченный круг, словно невидимый стеклянный купол не давал им прохода. Они метались внутри круга возле миски, в которой бурлили уже маленькие кусочки извести, растворяясь в растворе. Резанув себе руку у запястья ножом, колдун протянул ее над пентаграммой, обильные капли крови упали внутрь круга.

   -Ты, властитель ночи, заклинаю тебя...! ...быть послушным воле моей...! – издали слышали напуганные византийцы.

   Между тем, колдун закончил ритуал, задул свечи. Провел ножом по контуру нарисованного круга и колдовской, невидимый купол исчез, пауки порскнули в разные стороны, освободившись от пентаграммы, забились, кто под ложе, стоявшее в одном из углов хижины, кто в щели. Лупус усталой походкой, завершив тяжелый труд, с ножом в руке вышел из дома. Глянул на стоящих воинов, прижавшихся друг к другу с мечами в руках, хрипло распорядился:

   – Несите женщину в дом. Руки и ноги ей не развязывать, бросьте на пол.

   Двое византийцев нерешительно подошли к порогу, переглянувшись, приподняли за локти Таис, потащили.

   – А-а-а! Помо-огите, прошу! А-а-а! Умоляю, Христом Богом прошу-у!

   Втащили кричащую в истерике женщину внутрь и положили в центре жилища, прямо на использованную пентаграмму. Вышли.

   – Теперь закройте дверь, забирайте тех, кто стережет тропу и уходите к морю. Передайте декарху, чтоб ожидали меня в версте от тропы. Выполнять!

   Удаляясь, стратиоты отметили про себя, что старик колдун на глазах дряхлел, лицо его бороздили морщины, становясь еще ярче, фигура сгорбилась, будто кто-то положил на плечи пуда два дополнительной тяжести. Воины поторопились ретироваться от этого страшного места. Из закрытой хижины раздавались вопли несчастной.

   Повезло. На такое везение Ищенко даже не рассчитывал. Проходя мимо одной из бухт, подковой втиснувшейся между скал, передовой дозор с высоты гор заметил корабль, вытащенный на галечный пляж, и людей копошащихся на берегу. Кудлай, теперь находившийся под рукой у Андрея, глянув вниз, мотнул головой в сторону моря:

   – Монорема, одномачтовая. Она вроде нашего струга будет. Судя по всему, греческий купец попал в шторм, теперь чинится.

   Наморщив лоб, Андрей наблюдал за происходящим на берегу, отметил количество экипажа судна, их вооружение.

   – Интересно как это византийцы мимо прошли и не обратили внимание на купца?

   – А что тут необычного? Они спешат, прошли по верху, как и мы сейчас идем. Это место поверху удобней пройти, чем по побережью. Прошли в сумерках, верст через пять к побережью спустились, к бухте не вышли, скалы мешают. Просто не заметили, вот и все.

   Мысли птицами кружили в голове у сотника. Он визуально изучал большую лодку с веслами по бортам. Издали и сверху корабль казался похожим на большую щепку на воде. Прикинув расстояние до нее, Андрей определил примерную длину судна: "Пятнадцать-двадцать метров. Команда тридцать три человека. А что если с горки спустимся, корабль тиснем, да под парусом пойдем, да на весла наляжем, глядишь и обгоним противника. Надо рисковать, надоело за хвостом гнаться. Э-эх, рискнем!".

   – Белаш, Божедар!

   – Здесь, батька!

   – Возьмете Лютеня, следопыта и со своими десятками продолжите преследование византийцев по суше. Остальным, готовиться к спуску на побережье. Белаш, ты старший в отряде. Освободившихся лошадей поведете в замыкании. В бой по возможности не вступать, но с ромейского хвоста не слазить, идти, наступая врагу на пятки, пусть думают, что мы все идем по их следам.

   – Понял тебя.

   – Коли понял, уводи людей, не ровен час греки на берегу нас заметят. Командиры, чьи десятки остаются со мной, предупредите людей, пусть возьмут из вещей все необходимое и ослабят подпруги лошадям.

   Пока воины в отряде выполняли поставленную задачу, Андрей продолжал наблюдение за купцом и его людьми. На берегу в это время шла рутинная работа, люди продолжали загружать корабль вещами и товаром, вытащенным на время ремонта подальше от морских волн. Пригревающее солнце подходило к зениту, наполняя весельем буйную растительность гор. По отвесным каменным уступам, едва поросшим уцепившимися за трещины лианами плющей, скользили потёками струи воды, прорвавшиеся где-то в глубине гор из земляных трещин. Андрей наметил место спуска к пляжу, определив возможность скрытного перемещения по веревкам. С правой стороны бухты горные породы прикрыла почва, и колючий кизильник укрепил ее своими корнями, вот там и предстояло пройти. Кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, увидел склонившегося Лютеня.

   – Сотник, Белаш увел свой отряд, остальные готовы работать здесь.

   – Хорошо. Все лишнее бросить наверху. Со шмотьём оставишь троих, этого будет довольно. Остальным, – указал рукой на поросль кизильника. – Во-он, видишь заросли? Скрытно обходим подкову бухты и спускаемся вниз, накопившись у пляжа, атакуем купца и команду. Предупреди всех, чтоб не повредили корабль, идешь первым.

   Оказавшись внизу, скопившись за огромными валунами, совершили бросок к кораблю. Уже не маскируясь, шлёпая ногами по сыпучей, гладко обработанной морем гальке, с обнаженными мечами, со щитами в руках напали на судовую бригаду. В один миг из раскрытых глоток раздалось подбадривающее каждого кривича, громкое: "Ура!". Позади нападавших воев, заработали "снайпера". У Андрея в сотне был специально подготовленный десяток бойцов, который занимался только отстрелом из луков противника. Когда основные силы шли на приступ, шли в атаку, или стояли стеной в обороне, эти десять воинов занимались только тем, что расстреливали самых рьяных врагов и их командиров. Вот и сейчас шорох летящих стрел привел к тому, что греки схватившиеся за оружие, не имеющие брони на теле, полегли в первую очередь. Остальная команда "купца" встала как по команде на колени перед напавшим внезапно противником, подняв руки с раскрытыми ладонями над головой, кто-то упал ниц, распластавшись на камнях, закрыл руками голову и со страхом подвывая, ожидал смерти или рабства.

   – Давай, братцы, сгоняй их в кучу к отвесной скале, все оружие отобрать! – Отдышавшись, распорядился Андрюха, смахнув капли холодного пота со лба. – Второй десяток, залазь на посудину, сбрасывай в море всю рухлядь. Кудлай!

   – Я, сотник.

   – Проследи чтоб на корабле остались только жрачка и вода. Готовься рулить этой скорлупой.

   – Слушаюсь, батька! – Расплылся в щербатой улыбке обычно смурной Кудлай.

   Время подгоняло бойцов, неутомимо, ни на миг не замедляя свой бег. Совершенно не обращая внимание на усаженных на голыши пляжа греков, кривичи сноровисто выбрасывали со струга купеческие вещи, не заботясь о том, что многие товары падали прямо в воду. Глядя на этот беспредел, сам купец, хозяин груза, толстый с гладко выбритыми щеками и бородой человек небольшого роста, глазами провожал очередной тюк с товаром, принятый морской волной.

   – Всё! – встретившись глазами с Андреем, оповестил Кудлай.

   Кивнув в ответ, сотник мысленно примерился к лодке. Пятнадцать метров в длину, по восемь весел с каждого борта, с узким корпусом, не шире четырех метров, на ее борта были к верху нарощены доски, проконопачены и просмолены наново после шторма. На эту посудину можно было поместить до восьмидесяти человек, но с увеличением веса и скученностью людей, лодка имела бы медленный ход. Андрюхины оставшиеся с ним тридцать восемь бойцов – это был оптимальный вариант плавания на ней.

   – Сталкивай баркас на воду, отходим! – Скомандовал сотник.

   Бросив, оторопевших от невнимания к ним греков на берегу, команда, оттолкнув лодку с мелководья, как тараканы полезла в неё.

   – Первый десяток разобрались по веслам левого борта, – командовал Кудлай. – Второй десяток по правому борту.

   Бойцы усаживались на банки, вталкивали весла в уключины, неумело берясь за отполированное руками гребцов дерево весел.

   – Левый борт, поднять весла! Правый борт, весла на воду. На себя тяни-и! Еще раз тяни-и! Еще раз!

   Лодка неуверенно поворачивалась кормой к берегу.

   – Оба борта, весла на воду, и-и на себя тя-яни-и! Ра-аз! Ра-аз! – командовал Кудлай. Струг, тем не менее, несмотря на неопытность гребцов, набирал скорость, отходил от берега. Кудлай глянул на стоявшего рядом Ищенко, высказался. – Ничего, втянутся. Выйдем из бухты, поставим парус, ветер попутный.

   И снова обратился к гребцам:

   – Веселей, братцы! И-и-раз!

   Вторая вахта русичей, пока незадействованная в гребле, с интересом наблюдала за берегом, мимо которого проходил корабль. Кольчуги воины прятали в походные мешки. Плавание началось.

   Лупус прислонившись к стенке остывающего очага, устало наблюдал за дверью хижины. За ней раздавались крики Таис, возня и глухие удары в дерево стен изнутри. Последствия своего колдовства он даже не представлял, знал только то, что женщина должна погибнуть, выступив жертвой в его деяниях. И вот наступил момент, когда колдун почувствовал, что все кончено, прекратились крики и возня, только громкий шорох напоминал о том, что в доме находится что-то живое. Лупус поднялся на ноги и сделал шаг к порогу. Сильный удар в дверь заставил его остановиться, еще один удар привел к тому, что дверь сорвалась с петель, сделанных из кожаных ремешков, и на порог высунулось нечто, что могло присниться только в страшном сне. Через порог протиснулись мохнатые лапы-сгибатели, оттолкнувшись, перенесли туловище черного цвета, на котором из тени хижины проступили очертания бородатой голов. Из ворса бровей проступили четыре пары глаз уставившихся на стоявшего перед домом колдуна. Лупус заворожено смотрел на плод своего колдовства. Еще шаг и перед ним во всей красе стоял тарантул, стоял паук-волк, гроза степной мелкой живности. Но какой? Величиной с теленка, черного цвета, на панцире спины виднелся витиеватого узора серый крест, словно вышитый на плюше. Четыре пары глаз излучали ненависть и жажду голода. Из-под шелковистой бороды его виднелись клыки-хелицеры, каждый длиной в локоть. Паук, изучив стоящего перед ним человека, направился к нему, медленно переставляя свои конечности. За первым пауком, будто из норы, из дверного проема полезли еще четверо таких же созданий проклятого, нетерпеливо отталкивая друг друга, пытаясь первыми пролезть в дверь. Жилая постройка подвергшись воздействию силы скрипела, шаталась, но стояла.

   Лупус наблюдал за всем этим, лишь протянул навстречу монстрам руки ладонями вперед, шептал текст, заученного еще в молодости наговора. Он замечал, как мохнатые существа, остановившись, поджали под себя огромные лапы.

   -Да будет так, по велению темного! – закончил он наговор.

   Его мозг, его мысли вдруг тесным образом переплелись с мыслями гигантских насекомых, сроднились с ними. Лупус ощутил в себе чувство дикого, всепоглощающего голода излучаемого всеми пятью пауками. Он на правах хозяина этой волчьей стаи отдал мысленный приказ, сойти по тропе к морю и затаиться в камнях, напасть на тех, кто пройдет мимо, убить их и насытиться.

   Поднявшись на конечности, пауки друг за другом уползали вниз по тропе, оставив колдуна у остывшего очага.

   Смахнув холодный пот со лба, Лупус подошел к ощериному пустотой дверного проема дому. На полу распростерлось растерзанное тело женщины. Таис, еще недавно, полная сил и здоровья, с остатками былой красоты на лице, сейчас было не узнать. На полу лежала мумия старухи, обтянутая пергаментом кожи под лохмотьями одежды. Пауки, вырастая и набираясь сил, выпили из нее всю кровь и все соки.

   Вздохнув, колдун забросил на плечо свою облегчившуюся после ритуала сумку, повернувшись, пошел вслед за пауками. Выйдя к неширокому подножью тропы, сделал шаг в сторону, залег за высоким зеленым кустом. Ждать пришлось долго. Он окидывал взглядом местность из укрытия, пытался подметить схроны спрятавшихся пауков, почувствовать их шевеление, но не заметил ничего. Лишь связующая нить дикого, нечеловеческого голода и ненависти ко всему живому, пульсирующая в мозгу выдавала то, что сами пауки на месте, контролируют проход и ждут часа, чтоб напасть на жертву.

   Стук копыт по гальке пляжа вывел колдуна из потока мыслей. Он высунулся из ветвей, наблюдая как практически напротив него, с лошади соскочил один из двух варваров, наклонился, присел, удерживая одной рукой повод своей лошади, взял в ладонь катыш конского навоза, небрезгуя размял в пальцах.

   -Совсем уже близко, навоз свежий, – подняв голову вверх, сказал второму, находившемуся в седле, сдерживающему поводьями разгоряченного скачкой коня, танцующего на месте, в испуге косящего глазом в сторону валунов, фыркая, оттаптывал шаги к воде.

   -Да, стой ты! Чего ты пляшешь? Танцор. Стой, тебе го...

   Оправдывая свое второе название – волк, пауки разом выдвинулись из своих укрытий, прыжком набросились на всадников и их лошадей. Присевший на колено воин не успел выпрямиться, как был подмят лапами под брюхо "крестовика", его лошадь, зацепленная поводом за руку жертве, вырваться и убежать не смогла. На спине у лошади оказался второй паук, лапами обхватив хребет животного, вонзил хелицеры ему в шею, без труда прокусывая шкуру и впуская в плоть порцию яда. Рванувшись в последний раз, лошадь жалобно заржала, пала на передние ноги, завалилась на бок. Ее задние ноги дернулись в конвульсии, отпихивая от себя горстями прибрежную гальку. Животное быстро умирало под страшным по своей красоте созданным природой и дьяволом, монстром. Лупус с радостью созерцал, как второй варвар, сидящий в седле, не растерявшись, несмотря на видимый испуг своего жеребца, успел выхватить меч, отмахивался от нападок сразу двух тарантулов, поднявшихся в боевую стойку, на четыре задних конечности, выставив хелицеры на уровень лошадиной головы. Всаднику даже удалось рубануть по лапе одного из нападавших пауков. Темно-желтая жидкость толчками выступила из поврежденной конечности. Оба паука отпрыгнули назад, и когда варвар уже думал, что ему удастся вырваться и ускакать, ему на спину, подкравшись, в прыжке обрушился третий паук, вонзая жвалы в плоть воина, между кольчужной рубашкой и железным шлемом, практически сразу перекусывая позвоночник. Печальная участь хозяина постигла и коня.

   Колдун видел, как пауки утаскивают за валуны уже мертвую добычу. Исчадья ада готовились пировать, а вскоре ментальная связь, между пауками и ним, оповестила о насыщении дьявольских созданий. Голод в мозгу колдуна временно отступил.

   Волны Сурожского моря спокойно набегали на опустевший пляж, где мгновения назад произошла страшная драма гибели людей. Лупус подался всем телом назад, прячась в зелени кустарника, прислонился к тонким стволам растений, прикрыл глаза. Усталость и апатия навалились на постаревшего в одночасье Лупуса. Казалось уже не важно, кто победит в дальнейшей схватке, не интересно, то, что пауки уничтожили передовой дозор варваров. Он понял, что платит за колдовство слишком дорогую цену, но вернуть назад прошлое было нереально.

   Не прошло и часа, как к месту случившихся событий вышел отряд Белаша. Русичи на лошадях быстро двигались, внимательно оглядывая окрестности по ходу движения, все в кольчугах и шлемах, готовые к внезапному нападению. Кавалькада поравнялась с местом, от которого тропа шла вверх к видневшейся хижине.

   – Глянь, Белаш, перед нами след. Кажись, бой был, вон меч валяется, вон щит. Не наших ли дозорных побили? – Указал один из ехавших по левую руку от десятника. – Похоже, мертвых во-он за те валуны утащили.

   – Проверь, Яр, – остановив отряд, распорядился десятник, бросая косой взгляд поверх скал, откуда могли прилететь стрелы затаившихся врагов. – Всем спешиться. Щиты на руки вздеть, мечи к бою.

   Яр, молодой воин из десятка Божедара, направил лошадь к валунам, лежащим неподалеку от поросших кустарником скал. Лошадь неохотно шла к камням, упираясь, всхрапывала и только понукание всадника заставляли ее медленно приближаться к поросли. Но, не доезжая до места, Яр приподнялся в стременах, пытался издали заглянуть за серые навалы камней, удерживая лошадь на месте. В это время из-за камня на лошадь и всадника прыгнул один из пауков, издали слившихся с похожим камнем. Миг и всадник лежал на земле терзаемый паучьими клыками.

   – А-а-а! – раздался крик погибающего кривича.

   – Отряд! Стали стеной! Вторуша, Скор, стрелами по отродью пуляйте.

   Тут же двое ратников, наложив стрелы на тетиву, стрельнули, целясь в глаза чудовищу, убившему их товарища. Русичи построились стенкой в две шеренги, ощетинились копьями, прикрывшись мечами, полушагом направились к валунам. Стрелы пробивая хитон паучьей головогруди погружались в его тело. В нем уже торчало с десяток стрел, когда паук развернулся к приближающейся стене воинов. Это был уже не тот сильный и быстрый паук-волк, в его движениях чувствовалась вялость и неповоротливость. Русичи сделав еще с десяток шагов, почти вплотную приблизившись к восьминогому монстру, получили приказ Белаша:

   – Бе-ей!

   Копья пригвоздили тело паука к ближайшему валуну. Кто-то из воев мечом рубанул ему по глазам и жвалам, из разрубленной раны на руки и лица воинов брызнула вонючая жидкость – паучья кровь.

   -Вот видишь как все просто, – отдышавшись после схватки, вслух объявил Белаш. – Все живы?

   -Троих потеряли, – мрачно доложил Божедар, он проскользнул возле поверженного монстра, провел клинком по волосатой лапе, сунул острие в разрубленную пасть с клыками-жвалами. – Однако. И откуда это чудище взялось? Я у нас такого отродясь не видывал, даже не слыхал, что такое может быть.

   Расслабившиеся после схватки русы даже не предполагали, что за ними все это время из своего укрытия следил колдун, находившийся в полуобморочном состоянии, испытывая жуткую боль, лишившись одного паука. Спрятав лошадей за огромными валунами, десяток стратиотов византийской легкой кавалерии тоже созерцали бой, так и не решив для себя, кому сочувствовать во время этого боя, варварам или исчадью ада.

   -Тревога! К оружию!

   Четыре огромных тарантула напали одновременно с разных сторон. Внезапно выскочив из-за камней, убили сразу четверых зазевавшихся воев, не дав им времени даже осмыслить свою смерть. Бросив трупы, дальше ринулись в атаку, споро переставляя лапы через крупный галечник.

   Если атака первого паука была встречена стенкой, то нападение остальных, заставило воинов биться группами, да и людей стало меньше, существенно меньше.

   Размахивая мечами и пытаясь отогнать напавшую мерзость копьями, бойцы сами рисковали нарваться на ядовитые жвалы тварей. Двенадцать человек принимали свой последний смертный бой, срубая нечисти лапы, калеча им бородатые пасти, они сами гибли один за другим. Из своего укрытия Лупус разглядел, как издох сначала один паук, в прыжке ломая своей тушей очередного дикаря, задавил его. Остатки отряда копьями закололи еще одного паука, при этом погибли двое славян.

   "О-о, какая боль!"

   Участвуя в этой кровопролитной бойне, варвары выдыхались, но все ж, третий тарантул издох, издох после того, как на спину ему, с вершины камня запрыгнул рус, и с размаха всадил в головогрудь свой клинок по самую рукоять. От боли во всем теле Лупус готов был выть. Уцепившись мертвой хваткой за стволы кустов, пожаловаться на третьего паука он бы никак не смог, прежде чем издохнуть тот погубил четверых славян, своими хелицерами, словно боевой слон изнахратил тела воинов в кольчужных рубахах. Последний паук, умертвив троих, лишившись двух передних конечностей с правой стороны туловища, и заполучив в брюхо стрелу, медленно, уже неповоротливо, оставляя за собой обильную полосу вонючей, желтой жидкости, отполз за валун и затаился там. Уполз то-ли здыхать, то-ли копить силы для броска. Двое русичей оглядев поле боя, испытали горечь победы. Участок пляжа, на котором шел бой, был весь забрызган кровью людей и жидкостью издохших тварей.

   -Ну, что Верещага, одни мы с тобой остались. Что делать будем?

   -Одни, Белаш. Только, чую, скоро и за мной Мара явится. Поранила эта тварина меня в плечо. Вон, гляди, кольчугу прокусила. Худо мне, помру видать.

   Воин прилег, облокотившись о камень, тускнеющими глазами глядя на своего командира.

   -Ты уж обскажи там все как было, – непослушными губами молвил он. – Хай наш боярин за семьей приглядит, деток не оставит в трудную годину. Жинка молодая, може аще замуж выйдет.

   -Скажу.

   Белаш на корточках присел рядом с умирающим, разглядел прокол на левом плече друга, обломок клыка, желтея, был виден в дыре металлических колец брони.

   -Как же это, Белаш? – синеющими губами лепетал вой. – Хтож нас всех в краду положит?

   -Не журись, друже. Добрые люди отыщутся везде. – Белаш прикрыл веки вконец сомлевшего Верещаги. – Ща, только остатнюю нечисть упокою и приду до вас, до всех.

   Лупус весь превратился во внимание, глядел, как последний оставшийся в живых варвар двинулся к камню, за которым прятался паук. Он даже не заметил как над ним нависла тень человека, почувствовал неладное лишь тогда, когда ухо уловило громкий выдоха: "Хгык!". Резко обернулся на звук и ощутил вспышку взрыва у себя в голове. Свет померк. Над распростертым телом колдуна стоял худой, жилистый мужчина средних лет, с курчавой бородой на бледном лице, одетый в шаровары и жилет из овчины поверх туники. В трясущейся руке он сжимал окровавленный топор, не имеющий ничего общего с семейством боевых топоров. На тропе стояли два мальчугана, погодки, десяти-одиннадцати лет от роду, очень похожих лицами на мужчину.

   -Вот, – глухо произнес он. – Этот человек погубил вашу мать. Следы врать не умеют.

   -Отец, как мы без мамы...? – спросил старший.

   Мужчина, глянув на детей, вышел на тропу.

   -Оставайтесь пока здесь. Пойду, гляну, что там у моря происходит.

   Сжимая в руке окровавленный топор, направился по тропе вниз. Ему навстречу по пляжу шатающейся походкой шел израненный Белаш.

   -Здрав будь, добрый человек.

   -Приветствую тебя, росич. Что произошло здесь?

   -Колдовство, мерзкое колдовство. Смотри сам. – Он жестом окинул место побоища. – Просьба у меня к тебе будет.

   -Говори. Чем смогу, помогу. У самого горе, в одночасье жены лишился.

   -Вот кошель, – Белаш снял с пояса кожаный мешочек, вложил греку в свободную руку. – Прими. У берега лошадей отловишь, они твои.

   Силы оставили Белаша и он неловко опустился на гальку.

   -Прошу тебя, возложи павших воинов на костер, сам не могу, сил нет. Приютишь меня до выздоровления? Вот такая просьба.

   -Сделаю. А теперь поднимайся, обопрись на меня. К жилью пойдем.

   Вдали от опустевшего пляжа, стратиоты тихо поднялись из-за камней и быстро направились к лошадям, стараясь как можно тише передвигаться по гальке. Оглянувшись в последний раз, десятник понял, что Лупуса уже можно больше не ждать.

– 13-

   Только к сумеркам русичи пообвыклись к морскому походу. В большинстве своем, кривичи были сухопутными людьми. Самое большее, что их связывало с водой, это рыбалка на реке с использованием лодки однодревки. И надо-же вдруг, счастья полные штаны привалило, до хруста в мышцах и сухожилиях они гребли веслами. Удача была лишь в том, что свежий ветер в попутном направлении позволил поставить парус, но сотник вместе с воинами, усевшись на банку, приказал грести, и сам греб полностью выкладываясь. Судно неслось по волнам под мерные команды Кудлая, да скрип весельных уключин. Вдали по правому борту проплывали поросшие кустарником береговые скалы, нависающие над пляжами, а во многих местах вырастающие прямо из волн. Белокрылые чайки с криками носились над парусом, выпрашивая подачки. Брызги морской воды принимались загорелыми лицами новоявленных моряков при каждом подъеме и оседании судна от накатывающих на борт волн.

   – Смена на веслах! – отдал команду Кудлай.

   Небольшая заминка и судно вновь восстановило прежний темп своего хода, а уставшие воины, перекусив сухомяткой и запив все водой из баклаг, устало разлеглись ближе к корме.

   За ночь Андрей отстоял на веслах еще одну смену и вымотанный, как вся смна утром сморился, забывшись беспокойным сном. Яркое солнце не смогло помешать спать усталым мореходам. Проснувшись, вглядывался в сторону берега. Побережье, мимо которого шли, было весьма изрезано многочисленными бухтами, бухточками и заливами. Андрей слегка поежился от подувшего в сторону суши бриза, принесшего к тому же влажную прохладную морось из-под весел.

   – Кудлай!

   – Я, батька, – отвлекся от наблюдения за работой гребцов кормчий.

   – Сколько прошли уже?

   – Так, – работа мысли нарисовалась на лице русича. – Самую южную оконечность Тавриды ночью прошли. К средине военной дороги только завтра поутру выйдем.

   – Хорошо!

   – Хорошего мало.

   – Что так?

   – Ветер свежий, если заметил на море волнение, а само море темнеть начинает, как бы бури не было. Гневается на нас греческий бог. Предлагаю, если волнение моря и ветра увеличится, зайти в ближайшую бухту и переждать в ней шторм.

   Андрюха наморщил лоб, глянул на не такой уж и далекий берег, голубизну неба и солнце, будто в дымке плывущие над ними. Очень не хотелось лишиться преимущества внезапности, не хотелось снова плестись в хвосте у греков, упустить возможность сделать первый ход в игровой партии. Рядом кто-то из воев засопел. Андрей бросил взгляд на него, встретившись с хитрыми глазами своего первого зама. Глаза излучали буйство мыслей и флюиды авантюризма.

   – Что, Позвизд?

   – Рискнем, батька, а-а?

   – Ха-ха-ха! – Андрей перевел взгляд на серьезного, ждущего приказаний Кудлая. – Давай, капитан, гребем дальше. Шторма, насколько я помню, здесь не такие уж и мощные.

   Покачав головой, в мыслях не соглашаясь с сотником, Кудлай тем не менее принял решение беспрекословно подчиниться.

   – Смена на веслах, – объявил он. – Отдыхающей смене найти и приготовить к работе кожаные ведра.

   – Зачем это? – задал вопрос Базлай, разминающий крепкие плечи после смены, приложился к баклаге с водой, не отводя при этом взгляда от кормчего.

   – Если вода начнет переливать борта, будете черпать ее ведрами, – устало ответил Кудлай.

   – Лютень, смени Кудлая, – распорядился сотник. – А ты спать ложись, и это не обсуждается.

   В ночь усилился ветер, и волны бросали струг словно щепку. Парус давно был убран и все бойцы веревками привязались, кто к чему смог. Кормчие уже вдвоем стояли у рулевого весла, а чтоб отдать команду, надо было перекричать и ветер, и шум моря. Небо затянули тучи, и вскоре темень стала такой, что в трех шагах не было видно ничего. Дождь, набирая обороты, выстукивал дробь о голые спины русичей. Волны шли в перехлест бортам и вскоре ноги людей по щиколотку находились в воде.

   – Свободной смене черпать воду! – пересиливая шум стихии, проорал Кудлай, направляя нос судна к набегающей волне.

   Все кто был свободен от весел, приняли участие в игре зовущейся – борьба за живучесть плавсредства. Ведрами за борт черпали воду, при этом людей мотало из стороны в сторону так, что куда там "американским горкам".

   – Перун, помогай нам! – выкрикнул кто-то из русов.

   Словно в ответ на возглас, из разверзшихся туч светлой стрелой пронеслась молния, осветив недалекий берег, возвышавшийся стеной скал, а вскоре божественный свет догнал запоздалый раскат грома, взорвавший тишину совсем неподалеку от судна:

   – Гу-гух-рщух, – пронеслось над стихией.

   – А-а-а! – выкрикнул кто-то во тьме, скорее всего тот, у кого сдали нервы и напрочь сносило крышу.

   – Я тебя, козлина, самого за борт брошу, – прокричал в темноту, в сторону вопля Андрюха. – Всем работать! Мать вашу туды ее через коромысло.

   Снова вспышка на миг осветившая все вокруг, показавшая отвесными стенами вздымавшиеся скалы суши. Теперь уже всем стало понятно, что надеяться с волной ворваться в одну из бухт и пристать к пляжу невозможно. Сейчас нужно было только одно, выгребать подальше от суши, не дать буре расколотить в щепки скорлупу с людьми.

   – Гу-гух-рщух!

   И люди как заведенные выполняли работу по своему спасению, каждый на своем участке.

   Ближе к утру дождь прекратился, в серой мгле распогодившихся туч, люди уже хорошо различали друг друга, в сиреневых тонах виднелись очертания далекого берега. Волны и ветер сделались явно слабее, хотя стихия продолжала еще держать форму. Усталые, вымокшие до нитки люди, сонными мухами ползали по судну, выполняя монотонную работу, но все уже знали, что выиграли свой бой с природой и остались живы. Кормчие, Кудлай и Лютень, сломанными куклами повисли на кормовом весле, лишь подправляя киль судна в приемлемую сторону.

   – Вот и рискнули-и! – вырвалось возмущение из уст Кудлая, когда мимо него от борта к боту пробирался Позвизд.

   – Ну, всяко бывает... – отмахнулся тот, подол его длинной рубахи и левый рукав были выпачканы в блевотину, морскую болезнь для многих еще никто не отменял.

   С появлением солнца волнение улеглось еще существенней, и Кудлай распорядился ставить парус. По закону подлости, отвесные скалы и каменистый берег остались далеко за кормой. Весла убрали, и утомленным соплеменникам Андрей разрешил спать. На корабле, идущем под косым парусом, не спали только он, да Кудлай с Лютенем.

   Немного оклемавшись, Кудлай уже крепко держал кормовое весло. Косо глянув на пригорюнившегося Ищенко, молвил, обращаясь к нему:

   – Ничто, батька, Горзувиты прошли. Прошли Форос, а сей ночью и Палакль. Небось видал в сумерках огни на берегу? Это мы его и прошли, теперь на полдень повернем и в одной из бухт пристанем. А там уже пехом по горам наверх. Как ты любишь говорить, оседлаем "иа Милитари" – военную дорогу.