Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 75 страниц)

   Славка содрогнулся от ярких мыслей половецкого вождя, даже боль в культе притухла, отступила на задний план, принеся незначительное телесное облегчение. Вот только сердце, сердце стало биться в груди, пойманной в силки птицей, будто хотело вырваться из западни. За тяжелыми думами, не сразу заметил, как молочно-белая пелена отделяет его от пропахших конским потом кочевников. Из стены тумана вынырнула до боли знакомая фигура человека.

   -Здрав будь, Вячеслав! – послышалось приветствие.

   Сердце затрепетало радостью встречи.

   -Здравствуй, дед Вестимир! Как ты смог оказаться здесь? Ведь ты же погиб много лет тому назад.

   -Вот, почувствовал, что моему подросшему ученику потребна помощь, сподобился явиться, поддержать тебя в трудный час.

   Появление волхва отбросило все невзгоды и боль на второй план, в прояснившуюся голову пришла мысль о родном городище.

   -Дед, надо скорей весточку Монзыреву подать. Родовой князь северян не пойдет к нему на соединение, он принял решение не выводить племя и свою дружину из лесов, не идти к Курску. Старейшины родов его в этом поддержали. Святогор послал малый отряд из своего селища, сопроводить меня к границе, да все погибли, а я, видишь, попал в полон.

   -Прости мальчик, но к Николаичу у меня дороги нет, да и тебя я могу поддержать только наставлением, ну может, еще кое-чем, – старый волхв, грустно вздохнул. – Не властен я в мире сём, давно ушло мое время.

   -Эх!

   -Перетерпи! Мы все на земле только гости. Помни о том, Вячеслав, что та, которая владычествует в смерти – призовет каждого во срок его. А, взойти в обитель Её, Самой Владычицы Чертогов тех, в сердце своем не противься. Может быть, подошел срок твоего бытия в Яви. Я понимаю тебя. Страх смерти обездвиживает и лишает сил. Ты молод, жажда жизни вопит, требует глотка воздуха! Борись со своим страхом до того мига, пока у него не останется ничего, чем он сможет тебя одолеть.

   Нервы у Вячеслава превратились в сжатую пружину, на лице заострился нос, само лицо стало белесым пятном в ночи.

   -Ты готовишь меня к смерти, Вестимир?

   -Там, – волхв поднял палец вверх, указывая на бледно мерцающие звезды. – Еще до конца ничего не решено. Там сейчас идет борьба. Неподалеку от этого места, следуют по своим урокам, десяток Перуновых белых хортов, но пересекутся ли ваши пути, сейчас сказать трудно. Ты, Слава главное не бойся. Пока ты здесь, твое тело в твоих руках. Но ты сам – поистине, не тело твое, а тот, кто облачен в тело до срока. Познай истинного себя – и преодолеешь страх смерти! Если наступит година, когда стоять у кромки будешь, не бойся ничего.

   Глаза Вестимира излучали доброту, но вместе с тем были печальны. Там, наверху еще ничего не решено.

   -Смотри, видишь свежие следы. Утром здесь прошли половцы. Не меньше сотни будет.

   -Что с того? У нас свой урок! Мыслю, из-за какой-то сотни кочевников, не стоит отвлекаться от маршрута следования.

   -Олег, я согласен с Иданом. Предлагаю зачистить тылы.

   -Кто еще так думает?

   -Я.

   -И я.

   -Я, тоже согласен. Кто может поручиться за то, что эта беспризорная сотня, не зайдет в самый ответственный момент боярину Гордею за спину, и не наделает там делов выше крыши?

   -Ослябя, Тур, что вы скажете?

   -Согласны с Велибором и остальными.

   Десяток русов, разобравшись по два, развернули лошадей на примкнувшую к Черниговскому шляху дорогу. Они сменили направление своего движения с восточного, на южное. Поскакали в сторону, где в светлых лесах проживало одно из племен северян. На высоком небосводе лучезарный Хорс, почти совсем увел колесницу за кроны деревьев. Сумеречный лес затихал, отправляя на покой своих обитателей, лишь сороки-провокаторы, перескакивая с ветки на ветку, оповещали округу, о том, что на их территории находятся чужаки.

   Там, наверху, окончательно еще ничего не решилось!

   Фигуру Вестимира закрыла пелена молочного тумана, а порыв, непонятно откуда взявшегося ветра, слизнул ее, словно и не было ничего секунду назад. Перед Славкиными глазами опять выделялись в ночи спины кочевников, собравшихся у костров да очертания лошадей. В уши попадали звуки ночного леса. Вождь степняков, повествовал соплеменникам какую-то степную быль, для Славы более похожую на сказку.

   -Мой дед рассказывал об этом случае еще моему отцу. В далекие времена, когда кочевья нашего рода были у Синих гор, а самому деду, было столько же лет отроду, сколько сейчас Иги. Жил в их аиле пастух, именем Балакур. Боги от рождения наделили его силой, но не дали ума, да и ленив был родич непомерно. А, уж о хвастовстве его и прожорливости, слухи по степи дошли до самого дальнего юрта, – повествовал старик.

   "Олигофрен, скорее всего" – сделал вывод Славка.

   Кочевники, развесив уши, слушали кошевого, его рассказы интересные, а чаще всего поучительные для молодых воинов, любили все. После посещения Вестимира, боль в культе почти совсем притихла, и Славка тоже слушал рассказ.

   -В средний месяц осени, на берегах большого озера, племя Шеркес, наше племя, собралось на праздник великой богини всех шары-кипчак. Как водится, было богатое угощение в стойбищах. Хан объявил о начале состязаний в силе и ловкости у мужчин. Куренные выставили лучших борцов и лошадников. Зрителей собралось великое множество. Вот в один из состязательных кругов вышел и наш Балакур. Увидев своего поединщика, он как обезумевший лось бросился на него.

   "Нахрапом решил взять" – рассудил Славка.

   Кошевой между тем спокойно вел рассказ:

   -Он, видно хотел силой и своим немалым весом задавить противника. Да вот беда, споткнулся, считай на ровном месте наш торопыга, да так хорошо приложился о землю головой, что сам уже не встал. Умер!

   -Как так? – подал голос Карамыш.

   -Быть может, духам степи надоело смотреть на лентяя каждый день, может еще по какой причине. Дед не говорил об этом.

   Усмешка, в отблесках пламени костра, пробежала по лицу кошевого.

   -Все решили, помер Балакур. Отвезли его тело подальше от празднества, чтоб не мешал веселиться, торопиться покойнику уж и некуда больше. А через пару дней, он вдруг ожил. Оголодал, на еду набросился, будто месяц не ел. Ох, и напугались же женщины аила. Ну, а старейшины, его тут же в оборот взяли. Рассказывай мол, как, да, что было? Тот и поведал. Ха-ха!

   Старейшина рассмеялся молодым смехом, разнесшимся в ночи по поляне.

   -После того, как Балакур умер, он явился на суд, представ пред грозными очами великого Тэнгри, а вместе с ним и еще двое почивших.

   "Ну? – спрашивает у них, бог степей, неба и подземного мира. – Что скажете?".

   Балакур всегда отличался невыдержанным характером. Первым и взял слово.

   "Всемилостивый Тэнгри, в земном мире я был уважаемым человеком, сильным и смелым воином. На праздниках в твою честь выходил я бороться в круг и побеждая соперников, приносил радость своим соплеменникам. Пошли же меня в небесную обитель".

   "Врешь, всю жизнь свою ты ленился и только жрать был горазд. Воин из тебя получился никудышный, да и как борец, ты из себя ничего не представлял, всю жизнь надеялся, что поединщиков силой да жиром задавишь. Только из уважения к твоим отцу и деду, тебя и терпели. Пойдешь в преисподнюю, к демонам подземелья".

   Вторым пришедшим на суд оказался знахарь из соседнего племени.

   "Господин наш, вседержатель вселенной, – заявил тот. – Всю жизнь я делал добро людям своего племени. Я целил их от болезней. Не было в кочевьях знахаря искуснее меня..."

   "Лжешь! – рассердился Тэнгри. – Ты не умел правильно распознать ни одной болезни, совал в свои снадобья даже конский навоз. Сколько больных заморил! Даром только брал с соплеменников подношения. Под землю его! Ну, а ты кто у нас?"

   Тэнгри сверкнул злыми глазами в сторону третьего умершего человека.

   "Всеблагий, я, в бытность человеком, был шаманом. Тебе поклонялся, молился и приносил требы. Духи воды, земли и неба, подвластные тебе, внимая мне, дарили свою милость племенам кипчаков. Мои заслуги высоки".

   "Вот ты как раз самый худший из всех плутов и обманщиков! – в гневе закричал Тэнгри. – Всю жизнь ты обманывал людей. Учил их всяким глупостям: прикладываться к амулетам, читать выдуманные тобой заклинания. А требы, приносимые ими духам стихий, жрал сам. Этого тоже в подземелья!"

   Демоны схватили всех троих и унесли в преисподнюю, там потащили к огромному котлу с бурлящей ключом водой в нем.

   "Конец нам пришел!" – возопили борец со знахарем.

   "Спокойно, – зашептал шаман. – Есть у меня против огня хорошее средство".

   Забормотал себе под нос заклинание.

   Влезли все трое в котел, а вода в нем уже и остыла. Повеселели. Балакур из котла нахально кричит рогатым истопникам:

   "Эй ты, рыло, подкинь еще дровишек, с такой работой как у вас, того и гляди простудимся".

   Демоны, знай, дрова под котел таскают, кострище горит выше краев котла, рядом стоять невозможно от жара, а трое наказуемых лежат в воде, отмокают, нежатся.

   Услыхав о лихости своего давно жившего соплеменника, кочевники дружно рассмеялись. Над ночной поляной смех разнесся чужеродным звуком. Из ближайших кустов послышался легкий шум. Кипчаки озираясь, притихли.

   – Что там, Кубатай? – спросил караульного старейшина.

   – Живность лесную, своим смехом спугнули.

   – Ага. Так вот, сожгли демоны все топливо в преисподней, а вода так и не закипела. Тогда вытащили всех троих из котла, потащили на другую пытку, по дороге сорвали с них всю одежду. Толкнули к подножью горы. А гора вся острыми саблями утыкана. Красным огнем сверкают клинки почти до самой вершины.

   "Бегите вверх!" – приказал главный подземный демон.

   Делать нечего, подошли к рядам клинков. Куда деваться.

   "Пропали!" – выдохнул шаман.

   "Ничего. Сейчас попробуем пролезть. Как говорил, в отношении меня хан нашей орды: сила есть, ума не надо".

   Посадил Балакур на одно свое плечо знахаря, на другое шамана. Собрался, да и стал между рядами сабель, как горный козел, перескакивать. Сил много, дури хоть отбавляй. Так на вершину горы и взгромоздился. Отдышался. Хорошо! Сидят все трое на горе, любуются окрестностями. Снизу демоны беснуются, но на гору лезть опасаются, от безысходности зубами скрипят.

   Доложили о таких делах богу Тэнгри, тот мигом явился.

   "Ну, погодите, мерзавцы. Смеяться они надо мной вздумали".

   Стал он расти в размерах, от человеческого роста и следа не осталось. Божество, оно божество и есть. Склонился над вершиной, глазами тройку неслухов сверлит.

   "Проглочу вас скотов!"

   Ухватил жреца, да в пасть свою бросил. Не успел зубы сжать, как хитрован проскользнул в живот. Остальные, видя такое дело, сами на язык попрыгали, да вниз на задницах съехали. Сидят в животе, пригорюнились. Темно.

   "Спокойствие, только спокойствие, – послышался голос знахаря. – Мы сюда, хоть и голышом попали, да все ж я тут коробочку с малой толикой лекарств, от жадности, себе в зад впихнул. Сейчас попытаюсь отковырять".

   "Только без подробностей, уважаемый, – в темноте обозвался шаман. – Молча делайте свое дело".

   В темноте долго дулся, да ковырялся, вздыхал, да чертыхался знахарь. Добился своего. Из коробочки, пригоршню порошка сыпанул во все стороны. Уж что там было за лекарство, неизвестно. Только поднялась в животе у Тэнгри настоящая буря. Скрутило его в три погибели. Сунул он два пальца в рот, да и выблевал всех троих обратно.

   Кричит демонам:

   "Гоните их в шею, вон из преисподней. Пусть назад убираются небо коптить. С меня хватит!"

   Так Балакур и ожил, хорошо, что праздники были, не успели родичи вовремя тело захоронить.

   – Ха-ха-ха!

   Раскаты хохота заполонили поляну. Славка смеялся вместе со всеми.

   Вдруг над кострами пронеслась тень, на миг закрыла собой ночное светило и звездное небо. Приличных размеров птица, чем-то очень схожая с филином, уселась на ветви крайней березы. Под ее тяжестью дерево прогнулось, заскрипело.

   – Что, старый дурак, байки молодняку сказываешь? – прорезался из крючковатого клюва гнусный голос. – Смотри, договоришься до того, что и жизни лишишься и родичей своих потеряешь.

   – Див, див... – зашептались кочевники, подскочили от костров, кланялись пернатому созданию.

   Кошевой, кланяясь, приблизился к дереву, поднял голову к вещуну.

   -О, див, божество племени кипчаков, пророчащее трудности и беды в пути. О чем хочешь поведать родичам моим?

   Существо, сидящее на ветке, нахохлилось, глаза его, больше похожие на блюдца, отразили в себе отблеск небесного светила. Неохотно продолжило разговор со смертным, в уничижительной позе, стоявшим перед ним на коленях.

   -Поведаю! Славянские волки идут по следу, и нет для них разницы ночь сейчас или день.

   -Что посоветуешь недостойным лицезреть тебя?

   -Посоветую? Не-ет, советов я не даю. Я приношу лишь вести, а понять и принять решение должен ты, человечишко. Если сможешь, конечно.

   Тяжёлая туша, расправив широкие крылья, сорвалась с ветви, освобождая от тяжести дерево, взмахнула ними, накрыв кипчака потоком ветра, скрылась в ночи. Над поляной повисла тишина, даже лошади притихли, не производили и малого шума, лишь костры чуть потрескивали, пожирая пламенем хворост. Кошевой поднялся на ноги, обернулся к пришиблено стоявшим соплеменникам.

   -Бросаем становище, костров не тушить, пусть так и горят. Седлай коней. Пленника привязать к стременам. Иги! Головой за него отвечаешь. Проводник, ночью не заплутаешь?

   В свете костров, старейшина видел, сколь напуган печенег. Импровизированный лагерь пришел в движение, половцы готовились покинуть место стоянки.

   -Мы сейчас у дороги, набитой параллельно шляху, ведущему к Курску. Заблудиться здесь трудно, – молвил Татран.

   -Тогда веди.

   Ночная скачка по лесной дороге, временами переходившей в тропу, покинутые людьми деревни, с рублеными столбами чуров у околиц, выматывали остатки нервов. Казалось, еще немного, и сотня выберется на широкий шлях, а лес все не кончался. Казалось, сейчас из темноты посыпятся стрелы, а отряд проскакивал гиблое место без проблем. Ну, еще чуть-чуть!

   С противоположной стороны широкого поля, от далекой лесной опушки, раздался протяжный волчий вой, поселяя ужас в душу каждого воина, попавшего из родной степи в эти дикие места. И без того, взмыленные лошади прибавили в беге. В предутренних сумерках на пашне замелькали серые тени четвероногих санитаров леса. Большая стая волков шла отряду на перехват. Защелкали луки, ушли стрелы в туманное марево. Послышался визг раненых животных, кто-то кубарем покатился через голову, кто-то, оказавшись хитрей, вильнул в сторону. Много стрел ушло в никуда. Сейчас отвалят, не может быть по-другому! Не свернули.

   В растянувшийся строй, с рычанием ворвалась поредевшая стая. Заставила лошадей сбиться с привычного темпа скачки, устроила свалку в голове колонны, тормозя ее, полосуя клыками плоть людей и лошадей, сваливая в завал на дороге. Из леса выскочила новая стая волков. Свежая, жаждавшая крови. Серые разбойники с разбегу запрыгивали на лошадиные крупы, валили под копыта пытавшихся отмахиваться саблями воинов. Рык, визг, вопли раненых людей, проклятья, ругань, ржание коней и звуки боя, все это шумом зависло в предутренних сумерках. Обе стороны несли потери.

   "Прорвемся!" – с надеждой подумал кошевой.

   Он поймал звук конских копыт. Боковым зрением углядел вдали приближающихся всадников. Но, что это значит? Со стороны двигавшегося к ним отряда послышался волчий вой:

   -У-у-у!

   Такой же вой раздался рядом, вой опознания, может быть приветствия, предложение поучаствовать в охоте, в пиршестве.

   -У-а-у-у!

   Старейшина заметил, как в хвосте его отряда, сразу с десяток его людей, до сей поры успешно противостоявших волкам, сверзились на землю, заметил болты самострелов в их телах.

   "Об этом предупреждал див!" – пронеслось в голове.

   -Иги, – орудуя клинком, преодолевая старческую одышку, закричал Кюндюз. – Руби пленника!

   -Что? – перекрикивая неразбериху боя, вопросил тот.

   -Пленника убей!

   Славка понял сразу, о чем прокричал старый пердун, но сделать, что либо, он не мог. Ноги прочно привязаны к стременам, единственная рука – прикручена сыромятным узлом к луке седла, а повод его лошади – к поясу кочевника. Прочитал мысль у того в голове.

   "Убить!" – отразилось в мозгах Иги.

   Поднял лицо к небу, что было мочи, закричал, отрешившись от всего:

   -Вестимир! Встречай, я иду к тебе!

   Взмах кривой сабли, и голова Вячеслава скатывается с его плеч. Сразу два волка, почувствовав, что человек отвлекся, вцепились в лошадь Иги. Голову одному из них он все же развалил клинком, в замахе поднял его для очередного удара, когда его отбросило с седла назад, на круп животного. Что-то острое, с болью вошло в грудь. Отрешившись от действительности, опустив глаза, он с удивлением смотрел на арбалетный болт, впившийся в тело. Глаза закатываются, он уже мертв, лишь бренная оболочка, еще какое-то время держится в седле. Вот и она, сдвинувшись, падает под копыта лошади.

   Кошевой, мечась среди родичей, доверивших ему в походе свою жизнь, пассивно наблюдает, как в разорванный строй коша вваливается десяток всадников-чужаков, как они, словно косой, заговоренной от волчьих нападок, клинками в обеих руках, будто детей-несмышленышей, ссаживают с коней его воинов, неуклонно продвигаясь к нему.

   "Боги! Все как один обоерукие, – приходит в голову мысль. – Чистят пространство вокруг себя, превращают родичей в мертвецов. Этому нельзя противиться! Любая попытка – гибель. Тэнгри! Зачем ты привел нас сюда? На этой земле, славянские боги сильнее тебя!"

   Это была последняя мысль кошевого. Темнота и смерть. Чертоги небытия.

   Серые тени волчьей стаи растворились в легкой дымке тумана. Только у самой опушки леса, матерый вожак присев на миг на задние лапы, задрал к небу окровавленную пасть, протяжно завыл.

   -У-у-у-у!

   На дороге, покромсанные и истерзанные, остались лежать воины половецкого коша. Никто не смог выжить в мясорубке ночного боя. Только, непонятно откуда появившийся десяток обоеруких воинов, продолжил свой путь. Один из них, скакавший последним, придержал коня, приставив ладонь к устам, подражая волку, ответил вожаку.

   -У-у-у-у!

   Протяжный вой человека, можно было понять, как слова благодарности стае:

   "Прощай, серый брат! Мы с тобой одной крови, славянской!"

   Совсем смолк топот конских копыт. Рассвет над дорогой встретило царство тишины.

   -12-

   То, что должно было случиться, случилось. Орда половецкая, перекрыла все подступы к Курску. Сам город к исходу дня, был окружен плотным кольцом степняков. С высоких стен, куряне могли видеть, как чужие воины разбивают свой стан. Часть из них спешилась, а лошадей собранных в табуны, погнали на задние выпасы. На виду у горожан полным ходом шел процесс изготовления длинных штурмовых лестниц. Мимо городских стен постоянно сновали мелкие группы конных воинов противника, на ходу пускавшие стрелы в осажденный город. То тут, то там, в посадах клубились дымы, языки пламени пожирали избы, хозяйственные постройки, даже целые улицы, брошенные людинами на произвол судьбы. Черный, смолянистый дым пожаров, вызывал в душах жителей города протест против действий захватчиков, наводил на невеселые мысли о судьбе города. Уж слишком большая силища стояла у ворот.

   Вернувшийся из разведки вороп, обо всем увиденном доложил Монзыреву. Боярин остановил свою дружину в трех дневных переходах от Курска, у покинутой деревни под названием Медведица. В ней он должен был соединить свои силы с дружиной и ополчением северянского князя Малха. Контрольное время соединения истекло, северяне не пришли, не прибыл и Вячеслав, посланный за ними.

   Монзырев терялся в догадках. Одному двигаться на Курск не хотелось. Против орды хана Баркута его дружина была слишком мала. Шесть сотен конного войска, включая примкнувших печенегов, четыре сотни пешцев, состоящих из людей собранных по деревням пограничья. Не густо! Тем более, союзники пограничников – дремучие леса, остались позади. Земля Курская радовала глаз лесами светлыми, широкими полянами, да огромным количеством пашен. Такая природа – раздолье для кочевников, все равно как степь в Диком поле, поросшая лесом, с разбросанными по ней плямами болот. Тяжело придется воевать.

   "Где же князь с дружиной?"

   Медведица, околица которой соседствовала с Черниговским шляхом, представляла собой богатое селище, домов, эдак на сорок, не меньше. За жилищами смердов, отступив шагов сто, высился частокол боярского детинца, войсковое сооружение, отнюдь не малых размеров, с хозяйственными постройками внутри. Боярский терем в два этажа, возвышался внутри ограды. Все было покинуто людьми.

   Родовой боярин Тихомир, принадлежавший к северянскому племени, при первых вестях о набеге, увел своих людей в леса, к реке Семь, оставил по округе лишь наблюдателей. Когда дружина кривичей обосновалась в Медведице, Тихомир появился на пороге своей вотчины, привел за собой три десятка воев, да полсотни смердов, мобилизованных для войны. Монзыреву боярин понравился. Бородатый, краснощекий пузан, совсем не богатырского роста, оптимист со смешинкой в глазах. Прибыл не права качать, а с просьбой влиться в дружину, на время отражения набега, тем более, что ранее он ходил под рукой курского наместника. Вместе они посетили деревенское капище, принеся требы богам. Там же Медведицкий волхв, привечал и кривичей, пожелавших помолиться за победу над ворогом.

   Время уходило как вода в горячий песок. Поразмыслив, Монзырев решил выдвинуться поближе к Курску. Если так случится, что объявится северянский князь со своим воинством, то пусть догоняет. В самой Медведице, боярин оставит полсотни пешцев во главе с Михаилом, да четверых хазар с их княжичем. Ну, и естественно хозяина, Тихомир, все-таки боярин северянский, да и вотчина его. Подождут денька два, ну, не придут лесовики, так Мишка на подводах догонит. В прямой контакт, с такой малой дружиной, Монзыреву все равно вступать нежелательно, остается партизанить, а это дело знакомое. Половцы, по докладам разведки, непугаными идиотами носятся по всей южной провинции, подскребают смердов, шлют невольничьи караваны в степь, почем зря жгут деревни, как будто решили устроить геноцид на Руси.

   "Не правильно это все. Будем делать правку!"

   Див дождался того, что вождь куреня, спешившегося и павшего ниц перед ним, поднимет голову к верху, заговорил:

   -Овлур, десятки лет я присматривался к тебе. Ты возрос из простого пастуха в главу куреня, рода приняли твое главенство. Сейчас ты на свободной охоте, тебе выпало доверие хана, так докажи, что он не ошибся! Твоей тысяче воинов придется пересечь большую реку вброд. Он совсем рядом. Скорым маршем, не отвлекаясь на брошенные деревни, выйти на шлях и повернув в сторону Курска, пройдя треть дневного перехода, напасть на славянское городище укрепленное оградой из бревен.

   Существо, совсем по-птичьи переставляя конечности с крючковатыми, острыми когтями, передвинулось по толстой ветви, прогнувшейся под тяжестью туши покрытой перьями серого цвета, продолжило вещать:

   – Овлур, там полторы сотни окольчуженных урусов, умеющих воевать, их надо всех убить. Поторопись, путь дальний, а скоро ночь.

   -Повинуюсь тебе, о божество кочевого народа!

   Существо, с трудом вспорхнуло с ветви и разгоняя воздух махами огромных крыльев скрылось за кронами деревьев. Куренной поднялся на ноги.

   -Воины, все вы слышали пожелание божества. Мы, смертные выполним его. Куре-ень, всем в седла сади-ись! Катай, подойди ко мне.

   -Звал, мудрый Овлур?

   -Ты слышал, куда нам нужно выйти?

   -Да.

   -Возьми воинов своего коша, скачи галопом вперед, до моего прихода тихо вырежешь охрану. На нас не оглядывайся, следопыты прочтут твои следы. Я надеюсь на твою ловкость. Удачи твоим родичам!

   Кочевники стронулись с места, копытами лошадей поедая расстояние. С каждой пройденной верстой небо становилось все темнее.

   Сотню своего коша он вывел к самому проходу в невысокой изгороди славянского селения. Десяток изб прилепились к кромке леса. Чем занималось население деревни, в темноте ночи разобраться было сложно, да и то ли было селение, про которое говорил куренной, или первое встречное на тяжелом для кипчаков, ночном переходе. В задачу кошевого входило, тихое снятие выставленной на ночь охраны, после чего, розыск и блокада путей отхода оставшихся после штурма в живых урусов. Где, скажите ночные демоны, в такой темени искать вражьи тропы? Как легко воевать в степи! Однако, что-то не верится, чтобы в такой захудалой деревне мог разместиться большой отряд противника.

   Кошевой с сомнением вглядывался в темные пятна изб, трудно различимые под серым, закрытым тяжестью туч, небом. Хмарит, видно к дождю. Где ж высланные вперед следопыты, лучшие охотники в коше? Если вскорости не появятся, порву ленивых байбаков. Совсем отбились от рук в набеге. Хм, первая деревня на пути, где нет возделанных полей. Если б здесь разводили скот, были бы видны просторы пастбищ. Их нет! Чем все же живут тутошние люди?

   -Катай!

   Слева от стремени кошевого, из высокого кустарника, вынырнула тень Хулуза, старшего в команде охотников-следопытов. Родич совсем как урус, без лошади, придвинулся к потнику, заговорил свистящим, громким шепотом:

   – Урусы выставили три тайных поста. Один, на дороге по которой вы прошли, еще пара у ограды. Посты мы вырезали, все едино толмача у нас нет, значит, язык нам без надобности. В деревне все спят, все тихо. С задних дворов в лес натоптаны тропы, но там их немерено. Можешь слать вести куренному.

   -Сколько в селении может быть воинов?

   -Не больше пяти десятков. Ошибся див!

   -Лошадей видел?

   -Их мало. Мои люди считают, что урусы передвигаются на повозках.

   -Хулуз, твои люди хорошо потрудились, – похвалил кошевой, обернулся к сидевшему за его спиной на своей лошади младшему брату. – Все слышал?

   -Все.

   -Отправляйся к старейшине куреня, все ему расскажешь. Пусть не медлит. Селение, считай беззащитно.

   Приказал своим ближайшим помощникам:

   -Полусотнями обойдете урусское стойбище справа и слева, отсекайте возможность кому-либо скрыться.

   Над большим отрядом кипчаков, в любой миг готовым ворваться в неширокий проход лесной дороги, опять тенью распластались крылья степного божества. Див, как и в прошлый раз, с шумом уселся на ветви разлапистой сосны, пугая людей и лошадей внизу. Сложив крылья, по совиному, бочком передвинул громадные, когтистые лапы ближе к стволу. Уставился на куренного круглыми плошками глаз мерцающих в ночи.

   -Чего застрял на шляхе, старейшина? – недовольно проклекотал он. – Или ожидаешь, когда рассветет?

   Куренной, надтреснутым голосом, словно оправдываясь перед ханом, выдавил из себя:

   -Там, Катай со своим кошем, охрану селения снимает. Как только весть пришлет, что готово все, я двину воинов на штурм.

   -Ну, да! Только, Катай твой ошибся, свернул с тракта раньше времени. И ты за ним поперся. Катай сейчас, у лесного схрона ватаги дорожных разбойников толчется, а боярская усадьба, почти у самого шляха приткнулась, до нее еще десяток стрелищ скакать. Торопись, старейшина, рассвет не за горами. Урусы не будут ждать пока ты почешешся. Высылай охотников, только не жди, что они так-же легко справятся, как Катай с татями.

   -Повинуюсь тебе, посланец стихий! Кавуса ко мне!

   Кош Кавуса сорвался с места, наметом пошел по натоптанному шляху в сторону Курска. Сотник в уме отмерял расстояние пройденное лошадьми, прикидывал, сколько осталось двигаться не покидая седел. Негромко подал команду:

   -Стой. Спешиться, привязывай лошадей к придорожным кустам.

   -Кавус-оба, – в ночи раздался звонкий девичий голос.

   -Чего тебе, Балыкчи?

   -Прямо передо мной, совсем узкая, почти незаметная тропа. Если она нас выведет к славянскому улусу, нам будет проще зарезать охрану.

   Соплеменники загалдели, напоминая стаю галок перед обглоданной костью у кибитки. Женщин в набеге участвовало много, но как она позволила себе открыть рот, когда мужчины еще молчали. Лезет с советами к старейшине рода!

   -Тихо, вы! Балык может и права. До урусского стана, по шляху не больше стрелища скакать осталось. Мангуш, вот ты со своим десятком по тропе и пойдешь. И племянницу с собой прихвати.

   -Слушаюсь, уважаемый, – соглашаясь, десятник приложил ладонь руки к своей груди, тем самым, даже в темноте проявляя видимое почитание, перед главой родового улуса.

   -Остальные, за мной, идем по дороге.

   Кавус глазами окинул наполовину скрытые темнотой ночи фигуры соплеменников.

   "Да-а!"

   Воинов у него осталось меньше половины, из тех, кто ушел в набег. Чувствительно потрепали его семейство, славянские лесовики. Сорок восемь кипчаков, скользящей походкой охотников, двинулись за своим кошевым.

   Десяток Мангуша растворился среди лесной поросли.

   Проклятый лес, никак он не мог привыкнуть к нему. Хотелось вольного ветра, да степного простора. Над головой, в промежутках между деревьями, огромное черное облако закрыло луну. Тропа змеей довела до небольшого оврага, откуда-то, с его противоположной стороны, он услышал собачий брех.

   "Кажись, подходим", – рукой поманил за собой воинов.

   Опустившись на дно оврага, десятник глубоко вздохнул, рукавом вытер пот со лба. Возраст давно брал свое, ходить пешком, это так утомительно. Взобравшись на противоположную сторону, почувствовал, как легкий ночной ветерок коснулся лица. Он же, разогнал облака. Луна снова, призрачным светом залила округу, осветила высокий частокол боярского имения. За плотно пригнанными, друг к другу бревнами, с заостренными поверху краями, была мертвая тишина.

   "Может, затаились, ждут нападения? – попытался выловить посторонние звуки. – Да нет, спят. Где-то должна быть охрана!"

   -Делитесь, пройдите вдоль забора, ищите охрану. Осмотритесь, возвращайтесь на это место. Жду всех здесь.

   Время для Мангуша остановилось, ждать он любил меньше всего.

   Оставшись, Мишка не ожидая кочевников со стороны Чернигова, все-же выставил посты-секреты за околицей деревни, отладил очередность караульной службы, и все это делал под веселые прибаутки боярина Тихомира. Хазары держались своей малой обособленной командой, подчиняясь только шаду Савару, обиделись за то, что их оставили в тылу. Боярские смерды разбрелись по своим хозяйствам, проверяли, не пропало ли чего за время пребывания в Медведице чужаков, да там и заночевали, успокоенные тем, что в сторону Курска ушло большое, по их крестьянским меркам, воинство. В войсковой избе за частоколом привычно расположились Тихомировы вои, разделившие кров с кривичами, они заступили дежурить на обе вышки деревянного периметра. Всего с десяток лошадей заняли обширное помещение конюшни: восемь хазарских, клячонка боярина, да Мишкин мерин. Немногочисленную тягловую скотину спровадили на выпас у леса за околицей.