Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 75 страниц)

   – Да иди уж, не пропадет, сами привезут. Еще и приплатят. Ха-ха-ха!

   Раскатистый хохот испугал беспомощных людей. В таком положении, их самих мог ограбить и подросток.

   Молодые духи леса в женском обличье, словно ветерком подхватив Ленку, помчались прочь. Дрема с Востухой, уцепившись за ее талию и, придерживаемые девичими руками, широко открыли в изумлении глаза. Не любили скорости.

   Лешак, заметив одного из разбойников, направился прямо к нему.

   – Стой и не двигайся! Ты ли в лесу под Курском, купчихе живот вспорол, по своей прихоти и из баловства?

   – Я. А чего она ...

   -Молчи!

   Лесной господарь, пристально глядя человеку в глаза, пошел по кругу. Обойдя его и опять став напротив, неожиданно ударил ладонью в лоб.

   – Быть тебе беспамятным, бесталанным, безымянным каженником. Ищи остаток жизни, смысл ее. Теперь иди, видишь, я дорогу тебе указал.

   Человек, в глазах которого присутствовала сплошная пустота, сделал шаг вперед, будто пробуя твердость почвы под ногами, потом еще шаг и еще. Пошел вперед, не разбирая дороги, не глядя по сторонам и ни на кого не обращая внимания. На его портках проявилось мокрое, рыжее пятно, но внимания на такие мелочи человек лишенный рассудка необращял, он шел дорогой в никуда.

   – Эх, все ж хорошо Павла пошутила. Хор – рошо!

   Над утренним лесом раздавался заливистый хохот лешего.

   Утром в тереме приключился натуральный дурдом. Жирный наглый бабкин котяра, каким-то непостижимым образом пролезший на второй этаж боярских хором и вышагивая совершенно небоязливым шагом по коридору, басовитым криком, поднял на ноги всех:

   " Мау! Мау! Ма-а-ау!" – слышалось на все лады.

   Открыв дверь своей комнаты, и выглянув в коридор, Андрей, не продравший, как следует глаз, увидал хвостатого террориста. Заголосил сам:

   – Да дайте вы ему кошку. Чувствую, он скоро нас всех, своим криком изнасилует!

   Детвора, как водится, с вечера заначив съестное, протягивая куски убоины, пыталась откупиться от настырного кота:

   – Кис, кис, ну чего тебе надобно, Игрун?

   Пришедший в себя Монзырев, сориентировался быстрее всех.

   – Что-то у бабки Павлы произошло. По-другому, этот лентяй не прибежал бы, проделав такую дорогу.

   – Так, чего мы ждем? Поехали к ведунье! – Встрепенулась простоволосая Галина, кутаясь в длинный широкий платок.

   – Оденься сначала. Андрей, возьми два десятка из своих бойцов. Думаю, хватит. Выезжаем через полчаса.

   – Сейчас. Дай хоть одеться.

   – Бе-егом! Там может, беда.

   – Да понял. Уже бегу.

   Сорвавшись словно на пожар, Монзырев с большинством ребят помчались на лошадях к бабкиному жилью. Интересно было видеть, как кот, вспрыгнув на спину монзыревской лошади, выпустив когти, закрепился за потник и проделал обратный путь за спиной у Толика.

   Вся кавалькада, въехав на поляну, сразу же узрела одиноко стоявшую у избы фигуру ведуньи.

   – Произошло чего, Павлина Брячеславовна? – Не здороваясь, задал вопрос Монзырев.

   – Да как сказать, боярин. Я-то мыслила, ты только с Мишаней прискачешь, а ты, вон какой хвост за собою притащил.

   – А, Ленка где?

   – Идем в избу, расскажу все по порядку.

   Спрыгнув на землю и привязав к небольшой коновязи лошадей, переступили порог бабкиного жилища. Горница сразу вобрала в себя большое число людей и явно была не рассчитана на такую ораву.

   Поплямкав, ведунья рассказала о событиях вчерашнего вечера, вызвав у присутствующих эмоции негодования поведением незваных гостей.

   – Да ты не волнуйся так, Николаич. По моим расчетам Олена вот-вот появится здесь. Я тут попросила кое-кого за ней присмотреть и до дому довести.

   – А тати как – же?

   – О, эти злыдни раньше обеда точно не появятся. Не до Олены им сейчас.

   – Да-а! Вот такие пироги с котятами. Идемте на двор, тесно тут.

   Волнуясь за Ленку, народ бесцельно шатался вблизи избы, не зная чем себя занять. На все Галкины поползновения в сторону поисков, бабка стойко удерживала народ от поспешных шагов.

   Если судить по солнцу, Ленка появилась часов в десять утра. Вышла из леса, рука об руку в сопровождении стройной красивой девушки, только почему-то у девы той, окрас волос соответствовал нежно-салатовому цвету. Увидав девицу, у Андрюхи отпала челюсть.

   – Берегиня этого места, – молвила ведунья и, глянув на физиономию Андрея, спросила его. – Что, понравилась?

   – Ага. – Без обеняков ответил парень.

   – Она ведь нежить лесная, любиться с такой, все одно, что березу обнимать. Ты уж успокойся, молодец.

   Берегиня, выведя Ленку к поляне, прощально махнула ей ладошкой, отступила под сень деревьев и исчезла. Домашняя нежить, словно липучки уцепившиеся за подол девчонкиной поневы, вдруг соскользнули в высокую траву, и пропали бесследно. Галка, не выдержав, пока путешественница подойдет к честной компании, побежала ей навстречу. Обняла, о чем-то спрашивая ее. Остальные бросились следом, в порыве чувств, затискали мелкую.

   – Ну, я же говорила, что все будет хорошо, – проскрипела старуха.

   – Да не сомневался я, – будто оправдывался Монзырев.

   – А разбойничков раньше обеда не дождемся. Небось, обгадились по уши. Ха-ха.

   Бабка слегка не угадала. Процессия засранцев появилась ближе к вечеру. Причем, впереди шел высокий, крепкий козлобородый мужик в полушубке на голое тело, за ним плелась лошадь запряженная в повозку, вышагивающая без помощи возницы, а уж потом, тянулась толпа безоружных людей разного возраста, поддержывавших обеими руками не – подвязанные порты. Звуки пердежа, стонов и причитаний сопровождали ход процессии. Издали углядев бабку, не обращая внимания боле ни на кого, болезные, обогнав поводыря, бегом припустили к ведунье. Подбежав, упали перед ней на колени:

   – Прости нас, бабка! Что хочешь с нас возьми, только избавь от болячек и срама. Моченьки уже нет терпеть.

   От пришлых шел смрадный запашок свежих фикалий, вся одежда на них настолько провоняла дерьмом, что стоять рядом было невмоготу. Люди отхлынули в стороны, оставив бабку наедине с обосравшимися. О какой бы то мести, не могло быть и речи, они и так были наказаны по полной программе.

   К Монзореву, наблюдающему картину крайней стадии нравственного падения деклассированного элемента, подошел козлобородый.

   – Ну, здравствуй, боярин.

   – И тебе жить по добру.

   – Неудивлен, что не признал. Ты ведь в наших местах человек новый.

   – Прости, действительно, мы ведь не знакомы. Кто ты? Назовись, добрый человек.

   – Ха-ха-ха! – Заливистым смехом покатился пришлый. – Как меня только не зовут, а вот добрым человеком, первый раз. Ну, спасибо, потешил, но не скрою, приятно. Ха-ха-ха!

   – Фишка-то в чем?

   – Да нежить я. Лесной господарь. Можешь лешаком звать, али Шатуном, не обижусь.

   – Ну, так и что, что нежить. Главное в помощи не отказал, за дите наше заступился. Земной поклон тебе за это. А так, я тебе скажу, мы все не без недостатков. У каждого свои тараканы в голове. Давай и дальше, коли потребно будет, помощь друг дружке оказывать будем. – Монзырев протянул руку для пожатия.

   Леший слегка опешил. Но взял себя в руки, в ответ ухватил протянутую ладонь своей когтистой рукой.

   – Слышал о тебе не мало, боярин. Думал встречу, окажется, что люди привирают. Ан, нет, вижу – не врут. Ты таков, каким тебя представляют.

   – Сегодня у тебя появился новый друг, надеюсь, мне ты в своей дружбе тоже не откажешь?

   – Пусть будет так всегда. Ты хозяин пограничья, я господарь лесной. Бок обок нам жить, смертный.

   – Вот и ладушки.

   В это же время бабка, поджав губы, не шла на попятную. Словно скала, сверху вниз глядела на измученных людей.

   – Ну и что с вас возьмешь – то, касатики?

   – У нас неподалеку казна прикопана. Все тебе отдадим, ничего себе не утаим, только освободи нас! – С мукой в голосе вопрошал за всех Осташ.

   – Вот что атаман, ничего мне от вас не надобно. Если боярин за вас слово молвит, что возьмет вас к себе в городище, да к делу приставит, да казну, неправедно нажитую, вы родовичам отдадите, чтобы добру неправедное богатство послужило, а не новые слезы принесло, так и быть, сниму наговор.

   Монзырев, даже в сторону шарахнулся от кинувшихся к его ногам вонючек, так жутко смердело.

   – Согласен я, согласен! – Прокричал бабке.

   – Ну, быть по сему. Я уж и зелье приготовила.

   Неспешной походкой вынесла из избы корец, протянула Осташу.

   – Пейте по три глотка каждый, остачу на землю сольете, болезные.

   Так закончилось маленькое приключение, произошедшее с Ленкой, воспитанницей бабки Павлы.

– 8 -

   Проливными дождями прошла осень, смыв с деревьев последнюю желтизну листьев, расквасила дороги. Северные ветра привели за собой зиму, укрывшую землю снежной шубой и сковавшие реку крепким прочным льдом.

   От прихода зимы, жизнь в веси не прекратила бить ключом, хорошо еще, что не по голове. Да и весью это поселение назвать уже можно с большой натяжкой. Заглянув за крепостные стены, можно было увидеть бревенчатые избы на ровных улицах, лучами сходившимися к центру, где высился большой терем в стиле "а-ля особняк" десятого века с сопутствующими постройками и плацем для воинских занятий. Кругом чистота и порядок, размеренная, отлаженная жизнь общины. Особую гордость у Монзырева вызывали печные трубы над избами, из которых по-зимнему курились дымки.

   "Люди сыты, одеты, не мерзнут – уже хорошо", – думал он, глядя на то, что лица у общинников, населявших крепость, были не злыми и не озабоченными от безысходности происходящего. Народ стал уважать, прежде всего себя, ну, и его, Монзырева, как главу всего, что их окружало.

   По первому снегу в поселении случилось массовое праздничное гуляние. Сразу десятка три свадеб в один день справили поселяне. Ну и их с Галкой окрутил заодно, старый проказник Вестимир. Гуляли два дня. Пели, пили, плясали, в общем, всеобщая радость присутствовала кругом. А после всех этих мероприятий, Вестимир, вместе со своим воспитанником Славкой, откланялись и, усевшись в сани, умотали по своим делам. Как сказал волхв:

   – Отпуск нужен всем.

   "Подумать можно, на Канары укатил. Небось, опять что-то надумал, беспокойная душа".

   Обходя владения, Монзырев подошел к плацу, где со смердами, занимались воинской наукой варяги. Опытные мужи, проведшие на войне практически всю жизнь, они на глазах помолодели, будто полные задора отроки. Вколачивали воинские навыки. Выстроив свое войско, придирчиво осматривали кольчуги, щиты, оружие. Монзырев знал, что если два деда найдут недостатки, все будет высказано сородичам в полной мере. А, это срам, стыдно будет всем.

   Каждый день проходили многочасовые ратные учения, потому что воин, даже вооруженный великолепным оружием, бессилен против опытного противника. Монзырев и сам каждый вечер брал уроки у Улеба. Учился работать мечом, боевым топором и копьем. С его базовой подготовкой, учеба шла легко. Учитель старался передать все приемы и навыки, которым за долгую жизнь научился сам. Ну а Монзыреву, как боярину, грешно и стыдно перед людом чего-то не знать, или хуже, чем кто-то, уметь. Вот и корячился изо дня в день, постигая гранит воинской науки средневековья.

   Само войско готовилось не по типу ополчения, а профессионально. Летом кочевник не будет спрашивать, умеешь ли ты воевать. Варяги, в приказном порядке заставили всех носить кольчуги, не снимая их, воин должен привыкнуть к тяжести своей второй кожи. Спасибо Туробою, заштопал трофейную бронь и подогнал под каждого.

   Продолжив свою прогулку, Монзырев остановился у складских изб. Сделанные на совесть, длинные бревенчатые ангары не имели окон вообще. На дверях висели амбарные замки, ключи от которых хранились у боярыни Галины. Так положено было в эти времена. Хозяйка ведала тылом. Как знал Анатолий, внутри был идеальный порядок, за продовольствие и имущество крепости он мог быть спокоен. К тому же, Галка подобрала себе штат помощников, в основном женщин, строго спрашивала с них, если что было не так.

   Единственное, чего не мог понять он, так это то, что по настоянию Вестимира, складов было построено не два, как он планировал, а три. Третий ангар стоял пустым и по сию пору. На вопрос: "Зачем?", волхв спешивший по своим делам, отмахнулся, только сказал:

   "Поверь, он лишним не будет".

   Под складами, для экономии внутреннего пространства веси, находились вырытые погреба, сооружения немалой площади с деревянными перекрытиями, засыпанными землей, с ледником. В них хранились копчености и соления, заготовленные общинниками или купленные у соседей, и это то-же Галкино хозяйство.

   В самом углу, примыкая к крепостной стене, поставлен постоялый двор, по эскизу Андрюхи, два раза побывавшего в Курске и поделившегося с Галиной своими ассоциациями о нем. Второй этаж был отдан под гостиницу, ну а на первом, "ресторан". В обустройство первого этажа были внесены существенные коррективы, как самим Монзыревым, так и его окружением, прибывшим из будущего вместе с ним. Ну, во-первых, открыв входную дверь заведения, человек попадал не сразу в обеденный зал, а в широкие сени, служившие для того, чтобы зимний холодный воздух не попадал дальше проходной комнаты. Сам обеденный зал отапливался двумя большими печами, стоявшими у стен по бокам комнаты. Сразу за ними пристроены лестницы, ведущие на второй этаж. У стены напротив входной двери, поставлена стойка, по типу барной с широкой столешницей, с наружной стороны которой стояли высокие табуреты, сделанные из дерева. Справа от стойки, из речных голышей был выложен камин, выполнявший как отопительную, так и эстетическую функцию – для красоты. У стены с окнами, торцами к ним, поставлены столы с лавками на сто посадочных мест. Отделку помещения производила бригада местных плотников. Подосвободившись от общественных работ, плотники переквалифицировались в отделочников. А неуемный Горбыль нашел дедка, в свое время пешком пришедшего с бывшей северянской веси, чудом оставшегося в живых в ту злополучную ночь. Так вот, этот дедок Буня, с подачи Горбыля, стал заправским таксидермистом. И уже две кабаньи головы украшали стены зала. А на данный момент, дед работал над головой лося. С тыльной стороны здания имела место пристройка, с большой, в половину помещения, печью и открытым камином с вытяжкой – кухня. Запустить в действие постоялый двор Монзырев планировал к приезду в селище черниговского князя. Так сказать, пустить пыль в глаза.

   Налюбовавшись на дело рук своих, Толик тихим шагом двинулся дальше, отмечая себе то, что улицы городища очищены от снега. Все-таки армейские привычки въелись в него основательно.

   Навстречу от северных ворот бежал Мишка.

   – Дядя Толя, – еще издали, звонко закричал он.

   Полгода жизни в экологичном мире, внесли коррективы во внешность и повадку паренька.

   – Дядя Толя. – Запыхавшийся малец перевел дыхание. – Там к воротам мужики не наши на санях подъехали. Наши их тормознули. Разбираются, чего хотят.

   – И много саней?

   – Да много. Тебя спрашивают.

   – Ну, пойдем, Мишаня, посмотрим, кого нам бог послал.

   Скорой походкой оба направились к воротам.

   У ворот Монзырева встретил Андрюха с озабоченным видом.

   -Николаич, это беспредел какой-то. Ну, всякое можно было подумать, но чтоб приехать и требовать принять от них дань, это просто что-то.

   – Не торохти, разберемся сейчас.

   Выйдя за ворота, Толик увидел десятка три нагруженных различного рода имуществом саней. Рядом с санями, чисто водители – перевозчики грузов, словно прибывшие из двадцать первого века, но одетые по меркам десятого, толпились бородатые мужики в подпоясанных тулупах, шапках и поршнях. На миг Монзыреву даже показалось, что сейчас услышит из гомона этих степенных представителей крестьянской диаспры, голос, что-то типа: "Ну, где этот б...кий приемщик? Кто примет груз по накладным? Простаиваем тут, а время – деньги. У меня по договору, пора очередной груз на сортировочной забрать, а потом еще пилить до самого Миасса". Но этого не произошло. Увидев Монзырева, выходящего со свитой из ворот, приезжие посдергивали шапки, кланялись поясно, приветствуя хозяина.

   – С чем пожаловали, люди добрые? Чего вы хотите от меня?

   Самый бойкий, не растерявшись, вышел вперед, еще раз поклонившись, обратился к боярину.

   – Из селища Синички мы, боярин. В сем годе старейшина сказал, что недосуг боярину самому на полюдье ехать. Вот и привезли мы тебе сами, что причитается с тридцати двух дымов.

   – А теперь объясни толком. Почему сюда? Разве я должен собирать это всё?

   – Был сбор волхвов во всех городищах пограничья. Вернувшись, принес наш волхв весть. Что боги решили, быть тебе хозяином земли этой. Ты и защита ее. А людям уроки и уставы только ты определять можешь. По Русской Правде так. Сказывает, над тобой только князь волен суд вершить.

   – Гм-м! Вот это я встрял, – пробормотал Монзырев. Обратился к приезжим. – И все остальные, надо понимать, с тем же самым приехали?

   Народ согласно закивал в ответ.

   – Мишаня, ну-ка дуй скорее за Галиной, пусть оденется потеплей и придет. Эй, кто там? Лабута, бегом сюда Боривоя приведи. Ну что ж, уважаемые, сейчас сюда ответственные сборщики, емцы, так сказать, придут. Вот им все и сдайте, кому сколько положено. Андрей, скажешь Людмиле, что б велела разместить людей на постой, и что б их накормили.

   – Хорошо, передам. Слушай, Николаич, а куда все это мы девать то будем.

   – А это вот у старого козла спросить надо, который на Канарах сейчас жопу греет.

   – Не понял?

   – Да шучу я. Я так думаю, это все нам на дурную голову, с подачи волхва свалилось. Чего ему не жилось спокойно? Вот пусть в его пустой амбар и сносят все. Приедет, там разберемся, что за дела.

   – Теперь понял, – расплылся улыбкой во всю харю Андрюха. – Красота, и не поймешь, то ли рэкетом мы заняты, то ли побираемся Христа ради. Но главное, сил никаких не прикладываем. Короче, ленимся, все как по Семибратову.

   – Это как?

   Монзырев отвлекся от мыслей о негаданных данниках.

   – Да было у него одно высказывание. Он мне его под крутым шафэ поведал. Знаешь, говорит, Андрей Владимирович, я в части самый ленивый человек.

   – Так, вроде замечен не был.

   – Так и я о том же. Нет, говорит, самый ленивый. Когда мне командир ставит задачу, я из-за своей лени, быстро, но качественно, что б переделывать не пришлось, выполняю ее. А потом ленюсь, ленюсь, ленюсь.

   – Хорошая лень.

   – Угу.

   Прибежал взъерошенный Боривой, на ходу бросив руку перед собой в поклоне.

   – Слушаю тебя, батюшка!

   – Да нет Боря, это я тебя слушаю. Расскажи-ка мне, дружок, куда раньше с городища налог возили?

   – Никуда. Никуда мы не возили. Кажную зиму боярин погостный объезжал полюдьем селища и веси, и сам все забирал, что положено от каждого дыма, как налог или дань.

   – Оба на, ну а эти-то чего сами приперлись?

   – Не знаю.

   – Ну, так вот и разберись. Сейчас боярыня Галина придет, поможешь ей все принять. Отказываться-то от подношений грех большой.

   – Слушаюсь, боярин.

   – Вечером ко мне в терем с отчетом.

   – Слушаюсь. О, а вот и боярыня-матушка наша, раскрасавица, идет. – Боривой шагнул навстречу выходившей из ворот Галине. – Сюда, матушка-боярыня. Мы уж заждались.

   Не обращая внимания на Боривоя, пытавшегося выказать почтение Галине, Монзырев взял в руки ее ладошку и приблизил к губам, стал целовать каждый пальчик на руке.

   – Галчонок, разберись со всем этим, – он обвел рукой санный поезд у ворот, – я, знаю одно, что все это надо брать. Остальное выясняй у Боривоя. Андрюха тоже остается при тебе. Я к себе пошел. Кое-что прикинуть надо, обмыслить.

   – Хорошо, любимый.

   – Мишаня, идем. Не будем мешать.

   Хозяин в темпе ретировался, оставив поле брани на женские плечи хозяйки. Но, просто войти в терем ему не дали. Прибежал гонец от южных ворот. Вернулась бригада охотников. Монзырев с Мишкой пошли смотреть, что те заполевали.

   Так, в тихих повседневных заботах, с мелким элементом экстрима, подходил к концу первый месяц зимы.

   Да-а, подвоз селищами налога затянулся на целую седмицу. Вестимиров амбар трещал по швам, от разложенного в нем имущества. Мед, воск, скора, тканина, железо, шкуры домашних животных, пушнина, мешки с зерном, орехи и так далее, и так далее. Под мясо и рыбу, пришлось потеснить погреба и ледники. Все было подсчитано и учтено. Галина с Боривоем, закрыв все на замки, вздохнули с облегчением. "Амбарные книги", сколотые скрепкой серые листы на такой дорогущей бумаге, велись ими аккуратно.

   В один прекрасный день, на теремное подворье, въехали сани. Вернулся Вестимир. Монзырев встретил его, выйдя на крыльцо:

   – Возвращение блудного попугая, – громко с сарказмом произнес он, глядя, как волхв, разминая ноги, вышагивает возле возка. – Как провел отпуск, отче?

   С ехидцей в голосе, окинув взглядом Анатолия, тот ответил в тон ему:

   – Вашими молитвами.

   Иногда у Монзырева закрадывались мысли, что Вестимир здесь тоже не коренной житель. Его высказывания тянули порой на век двадцатый-двадцать первый.

   – Ну, пойдем уж в избу. Сбитнем угощать буду.

   – Так ведь я и непротив.

   Уже сидя в теремной столовой, в окружении друзей и соратников, Вестимир поведал, как был под градом Черниговским. В заветной роще встречались с коллегами по профессии.

   – На Руси перемены грядут. Князь киевский Святослав, задумал войско хорошо обученное создать. На погостах лесных княжие мужи новонабранных воинов ратному делу учат. Воины в семьях не живут. Живут в отдельных избах. Тяжкое бремя расходов легло на сельские общины. Старейшинам велено приносить воинам хлеб, мясо, мед и уксус. Занимать их работой на земле запрещено. Суров Святослав, возражать ему никто не осмелится. Все делается в строжайшей тайне. Сохрани нас боги, непрознали бы ромеи.

   – А, что это он за армию вдруг взялся?

   – Знающие люди говорят, готовится поход.

   – А известно ли, когда?

   – Или этим летом, или следующим. С осени князь на полюдье выехал. Княгиня Ольга правит Русью из Вышгорода, склок-то на Руси сейчас нет. На границах пока тоже спокойно.

   – Ну, а в Чернигове-то что?

   – А что в эту пору в нем может быть? Князь Вратислав тако-ж на полюдье выехал, по погостам путешествует, да городам своим. За всем пригляд нужен. Ну, естественно, бояре да гридь, сопровождают.

   В зимний день, когда за окнами пролетают крупные хлопья снега, тихо устилая землю, еще выше поднимая сугробы кверху, было приятно сидеть в натопленной комнате, кожей ощущая уют.

   – Что замолчал, Вестимир?

   – О чем, ты?

   – Да хотел услышать, это твоя работа с привозом деревенскими повоза, так сказать, на дом?

   – Моя, а что ты, против? Вот сам подумай. Живет и процветает на гнездовском погосте боярин. Летом охотой занимается, рыбалит в свое удовольствие. Холопов имеет. Вои забыли уже, когда мечами звенели. А вспыхивает на границе пожар – набег кочевой, людей уводят, рухлядь грабят, целые селища перестают существовать. Кто должен спешить пожар гасить, людей спасать? Он – боярин погостный. Да только я что-то позабыл, когда последний раз его вои с печенегами хлестались. Зато кажную зиму на полюдье выезжают. За что нам их кормить?

   – Тут ты прав.

   – Конечно, прав. Но, роток-то не разевай, тебе налог люди снесли для князя Вратислава со дружиною и домочадцами. А, он в свою очередь, Великому князю Святославу долю отдает.

   – Батя, так, а наша в чем выгода? Нафига-ж оно нам нужно тогда? Каждый баран, пусть носит свои яйца, – влез в разговор Сашка Горбыль.

   – Как это нет выгоды? С полюдья, две десятины наши, а то и больше, чай на Руси живем.

   – Ну, нам чужого не надо, а свое, Гала, надо бы на днях свои двадцать процентов изъять от общего барахла.

   – Хорошо.

   – Командир, я караулы проверять.

   – Давай, Сашка.

   – Николаич, ну, и мы со Славкой, пожалуй, пойдем.

   – Да оставайтесь ночевать. Пока доберетесь, пока печь протопите.

   – Нет, Николаич. И так занятия подзапустили. Это ведь только ты думаешь, что сельский волхв, это просто. Славка, ну-ка скажи боярину, что ты должен знать.

   Славка, все такой же вихрастый, черноглазый мальчишка, каким и был полгода назад, однако вытянувшийся и повзрослевший. Ломким баритоном произнес, судя по всему цитируя того же Вестимира:

   – Сельский волхв, должен знать и помнить все обряды и заговоры, духовные песни, уметь вычислить временные сроки всех обрядов и действий, знать целебные свойства трав. Короче, Анатолий Николаевич, мне надо принять тысячелетнее наследие знаний и пользоваться им. Дед Вестимир не вечен, кроме меня некому будет родовичей передать, ну, в смысле их духовное воспитание на мне останется.

   – Понял теперь, боярин?

   – Уели меня. По полной программе уели. Тогда до завтра.

   После ухода волхвов Монзырев разогнал всех жильцов терема к "отбою". Предвкушая сладкую ночь, почти потащил Галку в их спальню. Та, отбиваясь от его домогательств, оказавшись за закрытой дверью, сама, как кошка, набросилась на Толика. Монзырев, в очередной раз, мысленно поблагодарил плотников, за то, что на совесть сделали кровать.

   Уже, просто лежа обнявшись, он поделился с Галкой своими переживаниями по случаю скорого приезда Вратислава Черниговского.

   – Толя, я так думаю, что перво-наперво тебе надо для встречи приготовить костюм приличный, по моде. Опять же, по этому поводу с Улебом поговори. Он много где служил и много чего видел. Расспросишь о манере поведения.

   – Тут ты права, мой зайка. Как, это я сам, за текущими делами, с воеводой не поговорил? – Чмокнул ее в ухо, за что и получил оплеуху. – Умная ты у меня, пора убивать.

   – Но это, не все. Вот вспомни, ты перед праздником приезжаешь к своему начальнику в Москву. Дела какие-нибудь решать. Вспомнил?

   – Ну?

   – Повторяю, перед праздником к начальнику дела решать. Да чтоб результат был положительный для тебя, для части твоей.

   – Ну?

   – Господи, да, какой же ты тупой у меня бываешь иногда! Да с презентом ты едешь.

   – А-а-а!

   – Дошло. Вот и приготовить надо князю презент от тебя. Только с Сашкой и Андрюхой по этому поводу не советуйся.

   – Это почему?

   – А их ответ я тебе прямо сейчас озвучу. Хочешь?

   – Ну!

   – "Командир, а ты ему ящик вискаря презентуй". Ну, я не права?

   – А что мысль хорошая. Завтра же скажу об этом Аннушке Майковой. Только вот в какую тару?

   Аня Майкова, считай учитель химии, только без диплома. Поддалась на уговоры Сашки и Андрюхи, изобразила на бумаге аппарат по изготовлению самогона. А после того, как они привели мастера кузнечного дела, Туробоя, и заставили ее объяснить, как это должно было выглядеть в натуре. В городище была выпущена первая, незначительная партия водки, с крепостью значительно выше сорока градусов. Спасибо Галке, эти два оболдуя не успели споить народ, а тем более приучить его к водке. Как, говорится, были вовремя, в пьяном виде схвачены и жестоко отп...дячены. Аппарат был перенесен в кладовку и с тех пор пылился там. Туробою, побывавшему третьим в теплой компании с офицерами, было строго-настрого велено:

   "Аппарата такого больше, что-бы я не видел. И делать подобный запрещаю". Горилоподобный, двухметровый шкаф Туробой, совсем не походивший формами и ростом на соплеменников, стоял тогда перед Монзыревым, опустив глаза в землю. Выйдя от боярина, вспомнил, как ловко эта бесцветная срань из аппарата, с одной кружки свалила его "в аут", прослезился.

   "Вот бы еще хлебнуть. Но нельзя, уж слишком крут боярин".

   Вот про это-то Монзырев и подумал сейчас, вспоминая, как по всякому поводу приходилось возить коньяки да вискари в первопристольную, будто у них всего этого не продавалось.

   "Только во что разливать?".

   На помощь, как всегда пришла любимая жена.

   – Ну, уж коли так. У тебя что, в городе гончаров нет? Вон целая слободка образуется. Короче, не заморачивайся. Я сама поставлю задачу, сделают кувшины по типу бутылок. Зальем, запечатаем и на пробке печать поставим, как на дорогом коньяке. Но, это для встречи. А вот подарок – это что-то особенное.

   – Ладно. Об этом я подумаю завтра.

– 9 -

   Нарочный прибыл в терем с вестями. У ворот стоит неизвестное вооруженное формирование, в количестве двадцати пяти человек. Прислал посыльного Андрюха, выполнявший сегодня функции дежурного по городку. Мишаня подвел к Монзыреву заседланную лошадь и сам, вскочив в седло своей кобылки, помчался сопровождать его к северным воротам.

   Ворота открыли и Толик на пару с Мишкой, выехали к ожидавшим приезжим военным. Подъехав к чужим воям, Монзырев первым заговорил:

   – С кем имею честь говорить?

   На такой вопрос, коренастый, уже в преклонном в возрасте ратник, в довольно богатой кольчуге и шлеме, поперхнулся. Придя в себя, заговорил сам.

   – Я погостный боярин, наместник князя Черниговского Вратислава, Воист. Со мной мои вои. Приехал для разбирательства со старейшиной веси. Ты кто таков будешь?

   – Я родовой боярин племени кривичей, Гордей Вестимирович. Хозяин земель пограничных.

   – Кто ж определил тебе их в хозяйство, боярин?

   – Слушай, боярин Воист, что мы тут, как не люди, перед воротами топчемся? Айда, наместник, ко мне в детинец. Посидим, поговорим, вобщем, придем к консенсусу, как Меченый говаривал.

   – К чему?

   – Айда, это все я тебе в тереме своем расскажу. Да и добирались вы к нам издалека. Вои твои есть-пить хотят. Ведь не против, ребята? – Повысил голос, обращаясь к наместниковой чади. В ответ было молчание. – Ну-у, я приглашаю.

   – Ладно, – помявшись, соглашаясь откликнулся погостный.

   Кавалькада всадников пересекла границу северных ворот. Охрана, при полной броне и оружии, пропустив их, прикрыла створы. А дальше началась потеха. Прибывшие, на лошадях неспешным шагом, проследовали мимо плаца, где проходили занятия с ратниками. Улеб Гунарович вместе со Стеги и Сашкой, голосами заправских американских сержантов подтягивали боевую подготовку до нужного уровня.

   Еще в самом начале обучения, пришлый с Улебом Стеги Одноногий, к делу подошел с пылкостью юного профи. Заставил учеников взять в левую руку круглые щиты, больше похожие на обрезанные по кругу плохо обработанные сбитые доски, тяжелые и громоздкие, в особенности для поверстанного на ратное дело молодняка. Правая рука каждого, сжимала самое настоящее дубье, очищенное от веток и коры, и тоже имеющее не такой уж и малый вес для парней ранее пользовавшихся мечом от случая к случаю. Сам, с такой же дубиной, встал напротив, показал основные стойки пешего воина. Монзырев стоявший на первом уроке в общем строю, вспомнил сейчас, что тогда вся техника показанная варягом, сводилась к коротким ударам из-за щита или же укола. Далее, разбив строй по подразделениям, Стеги заставлял учеников постоянно передвигаться по очерченному кругу, меняя положение ног, поворачивать тело по сторонам. Тогда боярин и предположить не мог, что калека настолько изворотлив, загонял народ до изнеможения. Семь потов сошло со всех за время занятия, и это несмотря на то, что мышечная память работала как часы. Тогда-то Толик и понял, случись взять в руки меч и выйти на поединок, он бы скорей всего погиб.