Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 75 страниц)

   – Рад приветствовать в пограничье светлейшего князя черниговского. Пусть будет благословенна дорога, приведшая коня твоего на порог дома нашего. Я боярин родовой у кривичей, Гордей Вестимирович, привел дружину сопроводить тебя и выказать свое почтение.

   Монзырев сняв шапку, в поклоне склонил голову перед всадником, гордо восседавшим на лошади перед ним. Князь заинтересованно разглядывал человека одного с ним возраста. Открытое, доброжелательное лицо, длинные усы и чисто выбритые подбородок и щеки. Длинные светлые волосы были увязаны сзади. Щеголеватая одежда сидела на нем, как вторая кожа. Рядом с боярином, сняв шапку и держа ее в руке, спокойно, тоже с чувством собственного достоинства, молча стоял седой варяг. Строй воев, находившийся позади встречающих, вышколенно разместился в две шеренги, разглядывая князя и его окружение. На лицах читалось спокойствие и уверенность в себе и своем вожде, только лошади, похрапывая, выпускали из ноздрей клубы согретого воздуха, превращавшегося на морозе в пар, переминались стоя на месте, удерживаемые своими наездниками.

   Молчание чуть затянулось. Глядя на длинную шеренгу перед собой, князь понял, что эта сила может быть полезна ему. Его встречал не погрязший в сельских делах и видах на урожай деревенский старейшина или спесивый родовой князек, воспринимающий и уважающий лишь силу, а, судя по поведению, по пластике лица и тела, матерый боец, пытающийся за щегольским прикидом и открытым лицом скрыть это. Но, князя в этом плане провести было тяжело, сказывалось время с молодых ногтей, проведенное в походах, вот среди таких же умелых и молодых воинов. А еще была генетическая память предков, вождей, выбившихся в далекие, давно канувшие в лету времена, во владетельные князья.

   А Монзырев, разглядывая князя, мысленно улыбался. Как все это похоже на приезд московского начальника, прибывшего со свитой принимать проверку в часть.

   "Сейчас с умным видом пройдется перед строем, скажет, что-то типа поздравляю с моим приездом. А затем будет совать свой нос в каждую дырку, в попытке накопать что-нибудь нелицеприятное. Тьфу. Как все предсказуемо, ничего не меняется. Помочь никто по крупному не хочет, а гонору-то, гонору-у-у!"

   – Здрав будь, боярин, лестна мне встреча сия. Хочу глянуть воев, что встречать меня выехали.

   "Ну вот, началось. Ничего не меняется".

   Монзырев обернувшись к строю, чуть повел бровью. Из-за второй шеренги, Мишка шустро вывел в поводу двух лошадей и они с Улебом в мгновение ока оказались в седлах.

   Владетель черниговских земель ехал вдоль строя не торопясь, на половину корпуса от его коня и левее, следовал Монзырев, Улеб затерялся среди княжьих бояр и гриди.

   Князь смотрел в лица воинов, осматривал кольчуги и шлемы, оружие, лошадей. Было интересно, откуда столько воинов набрано. Но вопросов пока не задавал. Все было в идеале. Воины, словно княжеские гридни, имели ухоженный вид, даже на кожаных вставках и сбруе отсутствовала потертость. Подъехав совсем близко к строю, остановился напротив юнца:

   – Меч! – Протянул он открытую ладонь вперед.

   Юнец ничуть не смущаясь, извлек из ножен свой меч и, развернув рукоятью вперед, протянул князю. Тот принял, осмотрел. На лице не дрогнул ни один мускул. Меч был из хорошей стали, сбалансирован, наточен и смазан тонким слоем жира. Отдав обратно, так же одним словом приказал:

   – Лук! – Снова протягивая ладонь.

   Вот тут произошла заминка, в руку князя лягло ложе самострела. Вопросительный взгляд, брошенный на Монзырева.

   – Ведаешь ли, светлый князь, ты остановился у наворопника. А вся разведка в дружине вооружена только самострелами, с ними легче из засады управляться, можно стрелять даже лежа.

   – Ну, а чего стоит твой вороп? Пускай сей вой выйдет против моего молодшего гридня.

   – Как скажешь, государь. Олесь, – Анатолий знал всю разведку по именам, знал, кто на что способен. – Спешиться, потешный поединок. Смотри только не покалечь княжьего воя.

   От услышанного, на лице князя мимолетно проскочила кривая улыбка. Ни одно столетие в княжьи дружины попадали мужчины из известных родов, из поколения в поколение избравшие своей профессией воинское дело. Лишь только оторвав сына от мамкиного подола, отец начинал учить его ремеслу воина, навыкам боя. Затем следовало обучение в гриднице младшей дружины. Обучившись всем примудростям войны, воин попадал в дружину старшую, становился полноправным гриднем, княжеским младшим боярином, на Руси – боилом. Не мог поверить светлый князь, что безусый юнец из пограничного племени сможет победить профессионального воя.

   В свою очередь, Монзырев об этом тоже отлично знал, но он знал и то, что его варяги, ставя юнцам навыки сабельного поединка, натаскивали их приемам, если можно так назвать, скандинавской и славянской школ. Учили жестоко и каждодневно, по многу часов учили искуству убивать, а не красоваться, размахивая клинком. От их умения зависела чья-то жизнь на границе. Горбыль приложил руку к их умениям выжить в бою лишившись оружия, научил наворопников убить противника голыми руками, при этом постараться выжить самому. Вкус крови юноши уже изведали и не отравились, выжили. Все это вселяло надежду у боярина в то, что кривич возьмет верх.

   – А что, Твердятич, – князь глянул поверх Монзыревского плеча, на своего думного боярина. – Ратмир твой, немногим старше наворопника сего. Пусть потешит нас поединком.

   – Как пожелаешь, государь.

   Из рядов молодшей гриди выехал молодой вой, чертами лица чем-то неуловимо схожий с княжим ближником. Соскочив с лошади, поклонился князю.

   – Ну, давай, Ратмир, не осрами князя.

   Под гомон княжей дружины, поединщики встали друг напротив друга. Визуально изучали один одного. С противоположной стороны от строя кривичей, полукруг образовали княжьи ратники. Даже обозники, побросав свои сани с рухлядью и лошадьми, прибежали к месту событий, в надежде хоть одним глазком рассмотреть из-за конских крупов и широких спин дружинников потешный поединок. В большом скоплении воинского сословия был слышен шум нервно настроенных сторон. Незримый миг и шум умолк. Напряжение до звона в ушах повисло в воздухе, мороз уже не казался таким крепким как раньше.

   – Бой! – Призывно выкрикнул князь.

   Взревев, Ратмир выхватив меч, бросился в атаку, сразу решил перехватить нахрапом инициативу боя у лапотника, а кем еще мог быть юнец, выставленный против него, по движениям и скольжению шага, больше похожий на полесовика, чем на воина. Олесь ждал этого. Не вынимая своего клинка из ножен, при натиске отступил в сторону, подставил под удар щит, произвел ним отбив клинка и параллельно щита противника, толчком отбросил гридня от себя, заставил на три шага попятиться назад.

   -А-а-а! – Ревом разнесся возглас сотен глоток по округе.

   Расцепившись, поединщики пошли по кругу, каждый оценивал своего опонента. И снова Ратмир первым пошел на сближение. Шагнул к кривичу, прикрывшись щитом, занес меч над головой.

   "Быстрота и натиск, умение просчитать, ошеломить противника, даже и более искушенного в искустве боя! Вот, что стоит во главе угла у любого разведчика. Помните об этом всегда" – пронеслась мысль в голове, вдалбливаемая Горбылем на каждом занятии.

   Прикрывшись сверху своим щитом от удара меча, с силой опускавшегося ему на голову, Олесь одновременно с этим выбросил пустую руку вперед, к лицу черниговского ратника. Скорее всего, умудренный воин увел бы несущуюся к его лицу раскрытую пятерню в сторону, а шагнув навстечу, ударил бы хоть тем же лбом в переносицу нахаленку, позволившему себе такое непочтительное отношение к его умственным способностям, но Ратмир был молод. Он просто приподнял свой щит, от растопыренной ладони, на короткий миг, сморгнув глазами. Наворопник сразу сообразил воспользоваться ситуацией и вбитым на уровне инстинктов навыком Сашкиных заморочек, носком окованного черева, пыром нанес сильный удар в оставшееся без защиты колено, проглянувшее очертанием в широких шароварах. Удар был резким, безжалостным, он практически лишил княжеского воина способности пользоваться опорой конечности.

   Дружина князя, в одночасье превратившаяся в подобие толпы на базаре, в неистовстве ревела, как стадо оленей во время весеннего гона. Ревел строй Монзыревских бойцов, удерживающих твердой рукой всполошившихся из-за крика лошадей, "танцующих" на месте, непонимающих происходящего. Князь сам волновался, словно молодой гридень кричал и улюлюкал вместе со всеми при каждом действии соревнующихся. Улеб зачерпнув энергетики боя, раскрасневшись, срывая голос, поминал скандинавского шутника Локи, еще кого-то из богов славянского пантеона, бил себя ладонями по бедрам. Поединок профессионалов, это миг битвы, миг удачи поставленной на кон.

   Олесь отбросив свой щит, ужом поднырнул под руку Ратмира, при этом не по-спортивному, еще раз, теперь уже боковым ударом приложился ступней по голени ранее травмированной ноги. Силой инерции развернул противника из-за его подвернувшейся влево конечности к себе затылком, заставил присесть на больное колено. Оказавшись за спиной княжеского гридня, локтевым сгибом зажал ему шею, завершив действие приема замком. Напрягая мышцы, сдавил сонную артерию, перекрыл доступ кислорода в легкие. Прижав тело черниговца к груди, считал про себя:

   "Раз, два, три, четыре..."

   Ратмир отключился. Аккуратно положив тело гридня на лед, наворопник поднял свой щит и на шаг отошел от сомлевшего соперника, вопросительно глянул на Монзырева. Боярин одобрительно кивнул.

   Гомон стих. И местные вои и дружина князя молчали, молчали каждые по своей причине. Кривичи при нахождении в строю были отучены от слишком бурных выражений эмоций, ну, а дружина была просто в шоке, уж слишком быстро все случилось.

   Чтоб не потерять лица, князь сунул руку в кошель и бросил наворопнику серебряную монету:

   – Держи, заслужил.

   Олесь на лету поймал ее и с тем же спокойным выражением на лице, поблагодарил.

   – Потешил меня твой воин, боярин.

   – Так ведь, светлый князь, это и твой воин. Мы все твои воины, – поведя ладонью руки вдоль строя кривичей, переферийным зрением Монзырев заметил, как эта фраза понравилась князю. – Велишь в поход идти, и мы тут же встанем под твои знамена. А сейчас прошу посетить мой дом. Боярыня моя, поди, заждалась нас к столу.

   – Что ж, Гордей Вестимирович, показывай дорогу. Ты хозяин в этих местах.

   – С превеликим удовольствием. Улеб Гунарович, распорядись сотниками. Пусть обеспечат сопровождение. Ну, ты сам знаешь.

   – Слушаюсь, хевдинг.

   Уже отмеряя расстояние до крепости, следуя бок обок и разговаривая на отвлеченные темы, князь все же заметил:

   – Что же это надо было сделать такого, что бы Улеб Моржовый Клык признал тебя хевдингом?

   – Воевода оговорился. Видно стар стал.

   – Ну, да, ну, да...– хитро, себе в усы улыбнулся князь.

   Снова перед глазами прошли чередой воспоминания.

   -Смотри за моими движениями. Ты атакуешь. Нападай! Я ставлю блок. Вот так. Видишь он скользящий. Я превращаю слабую защиту от твоего сильного рубящего удара в скользящий блок. При твоей атаке, в само касание клинков, принимаю рубящую грань твоего меча, на голомень своего меча. Ты проваливаешь удар, твой меч соскальзывает с моего, а я завершаю свое деяние вот так.

   Меч Улеба без должной силы в реальном бою, чиркает по байдане Монзырева в районе левого бока и живота. С тех пор как они вернулись из своего затворнического бытия в городок, умудренный битвами воин и наставник боярина, велел тому ходить только в кольчужной рубахе, поверх которой носить байдану, так сказать, привыкать к своей второй коже. Давно ушла в воспоминания работа с деревянным мечом, теперь между обыденными заботами и жизнью в городище обучение шло именно со своими клинками. Тело ученика не стало от этого получать меньше синяков и ссадин, а к ним прибавились еще и легкие порезы и царапины, но эффективность обучения повысилась на порядок, да и сам Монзырев втянулся в процесс учебы. Мешок с речным песком значительно потяжелел, хранился на заднем дворе боярского детинца а каждодневная разминка ним укрепила ноги и руки ученику. Рваные телодвижения превратились в плавные, Толик набрал приличную бойцовую форму, и сейчас учитель просто шлифовал ему его технику клинкового боя, учил тому арсеналу каждого воина, который передается в роду из поколения в поколение и самостоятельно нарабатывается в боях. Проводя занятия, воевода и сам словно молодел. Расправлялись плечи, исчезала сутулость присущая старикам. Улыбка на лице появлялась все чаще и чаще. Он оживал.

   -Смотрю, подутомил я тебя сегодня.

   -Да, все нормально, старый дружище.

   -А то я не вижу! Семь потов с тебя сошло боярин. Ладно, пойдем присядем, и я тоже передохну.

   Вышли с площадки из вытоптанного ногами на тренировках круга, уселись на бревно под самой крепостной стеной из бойниц и галерей которой за тренировкой наблюдали вои. Анатолий снял с головы шелом, положил на траву у своих ног. Ноги и руки привычно гудели от воинской работы. Дело шло к вечеру, солнце перешло берег речки, повисло над кронами сосен и елей на другой ее стороне, стало совсем не пекущим. Внешней стороной ладони смахнул обильный пот со лба и вихров. Улебу хорошо, он одет гораздо легче, а на нем рубаха, простеганный подклад, кольчуга, на которой ко всему прочему еще и байдана. Попробуй в жаркий день попрыгать в такой тяжести, поневоле вспомнишь армейский бронежилет. А ведь в былые годы еще и жаловался сам себе за неудобство при его использовании. Правильно говорят, все познается в сравнении. Нет, ну хотя бы байдану-то можно было бы не надевать? От собственно кольчуги она отличается лишь размерами и формой своих колец. Кольца байданы – крупные, плоско раскованные. Крепятся кольца внакладку, что дает сочленению большую прочность, каждое плетение присандалено заклепкой. Весит этот старинный бронежилет кил шесть, не меньше, но при этом представляет собой надежную защиту от скользящих сабельных ударов, но от колющего оружия и стрел спасти не может из-за большого диаметра своих колец. Вот из-за этого, варяг заставляет носить ее не самостоятельно, а поверх кольчуги.

   Словно давая ученику слегка переварить назревшие мысли, старый откинулся к стене, оперся спиной о шершавую поверхность бревен, расслабившись, посидел с закрытыми глазами, помолчал.

   -Пойми, – встрепенувшись, продолжил он свои нравоучения, – что защиты мечом или любым заточенным рубящим клинком выполняются не гранью клинка, а плоскостью – голоменью. Если у меча острое сильно закаленное лезвие, или тупое и более мягкое, удар лезвие-в-лезвие быстро приведет его в негодность. Такое деяние ускоряет поломку меча. Лезвия рубящих клинков должны оставаться острыми и не иметь зарубок или щербин. Как можно прорубить воинский доспех мятым, зазубренным и жеваным лезвием, ты не знаешь?

   -Нет.

   -Вот и я не знаю! Хотя иногда, защита может быть выполнена рубящим лезвием, когда нет другого выхода. У иных мастеров клинка, еще можно услышать сегодня такие бредовые измышления, как: блок гранью меча "сильнее", потому как меч "рубит" поперек клинка! Но это по незнанию. Да я и сомневаюсь в мастерстве таких мечников. Запомни одно, когда твоя жизнь, херсир, окажется под угрозой, чтобы избежать смерти, забудь про все, чему я тебя научил, отбивайся любым возможным способом. Но помни, что, прием клинком сильного удара может всегда закончиться его поломкой. Никогда не узнаешь наперед, выдержит ли меч блокируемый удар. Кроме того, прием клинком шлепков и ударов при защите от твоего меча, может позволить противнику применить любое количество приемов, направленных на соединение и подготовку ловушек для клинка, а также отбить твой клинок в сторону и подойти вплотную. Но все же, бить мечами грань в грань – неправильно, ... лучше отклонить меч противника, попытаться уйти от удара, а самый легкий переход от защиты к сильному удару достигается только заслоном от удара плоскостью меча. Используя голомень, на самом деле, лучше выровнять запястье и лезвие меча для более быстрого и спокойного ответного удара без потери времени и момента на поворот руки. Только таким образом блокирующее движение может быть превращено в более лепый контрудар. Однако, в других деяниях, таких как отклонение, соединение или удар по клинку противника, можно бить в плоскость, как плоскостью, так и гранью. Проведя значительное количество времени, рубя острыми рубяще-колющими мечами, несомненно, можно понять, что заточенный клинок должен оставаться настолько долго острым, насколько это возможно, чтобы быть удатным в любой рубке. Ладноть, вечор уже, иди сымай защиту. День был хлопотным.

   Мучения не прекращались. Новый день и новый приказ старшего на ристалище:

   -"Плуг!"

   Меч из ножен на голо. Сделав один небольшой шаг ногой, Монзырев встал в указанную стойку, выставив перед собой жало клинка.

   -Удар!

   Резкий рубящий мах мечом.

   -Левосторонний "Бык"!

   И лезвие меча, направленное на учителя параллельно земле, оказывается у левой щеки ученика. Правая нога в высоком полуприсяде выставлена вперед.

   -Удар!

   Меч несется вперед на укол и мах поперек на добивание и в теории на выпускание кишок гипотетическому противнику.

   -Добро! "Глупец!"

   Руки опускают клинок вниз, руки удерживают его перед собой. Острие меча направлено в землю. Улеб отступил. Переход. Шаг вперед. Наставник шагнул вперед. Отход. Два шага назад.

   -"Крыша!"

   Руки с оружием подняты вверх под углом примерно 45 градусов, не горизонтально. Шаг ногой при переходе в стойку. Анатолий до автоматизма отработал базовые приемы и стойки, делал все настолько четко, что его можно было бы выставлять на конкурсы мечников, если бы таковые были, но наставник каждый день учебы, после разминки с мешком, в который больше не досыпался песок, заставлял проделывать сии тупые телодвижения. Последовала очередная команда: "Хвост!". И ученик, засунув свое недовольство и усталость "в задницу", добросовестно выполнил приказ.

   -Это тебе не за столом пировать! Настанет время, когда придется клинком с утра до ночи махать, тут-то и потребуется весь навык и выносливость. Понял ли меня боярин?

   -Понял, не тупее некоторых, – огрызнулся хозяин пограничья.

   -Придется подправлять свои ошибки в твоем обучении.

   -Это, какие же? – спросил, чуть не впав в прострацию от таких речей.

   -Я тут пригляделся со стороны, и понял. Ты бьешься сейчас словно однорукий. Оно конечно не плохо, свой стиль проявился. Только грешно левую руку использовать меньше чем в полсилы. Не порядок это! С сего дня, буду наставлять тебя на работу со щитом в левой руке.

   -Понял.

   -А, защищаться теперь ты будешь против секиры или нурманского боевого топора.

   Топор быстро отыскался. Причем, был он массивен и "бородат". Рукоять деревянная, по бокам обита железными пластинами.

   -То, что нужно! Будем считать, что в руке у меня секира. Именно это оружие я бы выбрал для пешего боя. Это страшное оружие в умелых руках, и поверь, даны им пользоваться умеют. Главная ее сила – устрашение. Не смотри так беспечно на топор! Я же сказал, представь, что это секира. Воина с двуручной секирой для некоторых не так просто атаковать. Боязнь иногда охватывает от одного вида секиры даже лучших бойцов. Основная техника работы нею состоит в том, чтобы зацепить щит противника и ударить в образовавшуюся брешь. Однако, рукоять секиры короче, чем древко копья, поэтому такая атака может привести в зону атаки противника. Поворот лезвия после того как оно прошло край щита противника так-же работает неплохо. Кроме того, упереть верх секиры под умбон вражеского щита и резко толкнуть тоже может привести к забавным результатам. Становись, закройся щитом. Держись! Показываю пока медленно, после чего скорость нарастим!

   Монзырев наблюдал за медленными действиями наставника, пытался запомнить каждую мелочь работы с топором. Толчки и зацепы за щит сверху, снизу, с обеих сторон, следовали один за другим. Темп учебы стал нарастать. Ко всему прочему, Улеб использовал толчки и удары ногами. Опять после занятий прибавятся синяки на шкуре! Щит трещал по "всем швам" от сильных ударов по нему.

   Лежа на траве, отдыхая после занятий, варяг накачивал Толика теорией:

   -Так или иначе, древковое оружие работает гораздо лучше при поддержке других вооружений, так что, если будут использовать копье или двуручную секиру, противники не будут удаляться от своего строя. Основной недостаток оружия – незащищенность, в особенности от метательного вооружения. Если в бою участвуют лучники, а это, несомненно, будет так, то наибольшие потери будут среди тех, кто вооружен копьями или двуручными секирами. Они спрячутся либо за щитников, либо окружат себя телами погибших и будут работать под их прикрытием. Тяжко тебе придется лишь на поединке с таким бойцом. А, между тем у тебя хромает "работа" со щитом.

   -Ну, кое-что я все же могу.

   -Ты должен усвоить, что взяв в руку щит, ты получил не деталь защитного снаряжения, нет! Ты получил второе оружие во вторую руку. И обращаться со щитом тоже надо как с оружием. Знать его достоинства и недостатки, использовать их. А, ты просто подставляешь его под удары противника. Это в настоящем бою смерти подобно, ибо ворог, в конце концов, сообразит, что за щитом находишься ты. Разобравшись с этим, он найдет сто приемов против, и убьет тебя.

   -Но я же, тоже не бревно! Меч то у меня есть? Ты хорошо научил ним пользоваться.

   -Со щитом у тебя получится биться гораздо мощней.

   -Ну, да.

   -Запоминай прописные истины, которые мы с тобой завтра же и закрепим в учебном бою. Любой щит имеет плоскость. Это как раз та часть щита, которую обычно видит ворог. Конечно, если он не видит твою спину. Так вот, плоскостью щита можно делать много полезных вещей. Во-первых, ей можно толкать противника.  Но главное правило использование щита гласит – работа щитом в руку, а не в оружие! Как ты думаешь, при столкновении руки, даже одетой в латную перчатку, и щита – кому хуже? Особенно если сложить ту силу, с которой тебя рубит противник, с твоим встречным движением... Но и это не главное! Дело в том, что когда ты ждешь удара врага, а потом подставляешь меч под его клинок, у него куча способов тебя обмануть. А вот когда ты сам нападаешь на атакующую руку в момент замаха или в самом начале удара... Так и меч выбить можно, между прочим. Потом, еще кромкой щита можно бить. Для того, чтобы подобный удар был удачным, треба наносить его секущим движением в голову, лицо, шею, колено или локтевой сустав. Запомнил?

   -Наставник, имея щит в руках и противников перед собой, я бы и сам дошел до всего сказанного тобой. Ты лишь подтолкнул меня к знаниям.

   -Ну и то хорошо уже. Что ж, тогда твое обучение можно считать завершенным.

   Как говаривал своим подчиненным подполковник Семибратов: «Учитесь работать с проверяющими своего уровня. И улыбайтесь, обязательно располагающе улыбайтесь. Никогда не делитесь с ними своими проблемами, у них и своих-то всегда в избытке. Ваши проблемы не станут проблемами проверяющего никогда, а выводы именно в вашем плане он непременно сделает. И не забывайте подливать побольше водки в рюмки. Сами делайте вид, что вы пьете вдвое больше них и ужасно, просто до мокрого нижнего белья рады приезду дорогих гостей. Учитесь, пока я с вами. И крепко запомните, при любой власти в государстве, коммунисты у власти или демократы, да хоть царь батюшка, приехавшие к вам с проверкой, от халявы не откажутся. Были у меня всякие – и пьющие, и язвенники, к каждому свой подход нужен. Кому рыбалка, кому пострелять охота, они там в Московских кабинетах оружие могут видеть только на картинках в специализированной литературе, да в фильмах про войну. Были и такие, которым приходилось показывать памятники старины – эстэты, мать их так! Как будто мне кроме этой мутотени, больше заняться нечем! Короче, втюхать можно все что угодно, главное не спугнуть клиента. Ну, а председатель комиссии, это уж на шее командира. Не ваш уровень».

   Уроки Семибратова Андрюха помнил.

   "Дай бог, старому здоровья!"

   Поэтому, когда Монзырев занимался приемом князя с ближниками, Ищенко вместе с Сашкой нагрянул к младшим боярам, размещенным в избе постоялого двора. Сначала поварихи затопили печи на кухне, зашкварчало, закипело, забулькало в кастрюлях. Приманенные запахом яств, бояре заявились из своих комнат в обеденный зал. Затем появились Боривой с Судиславом, втаскивая кувшины с зеленым змием, слегка разбавленным малиновым и земляничным выжимом, а уж потом появились они в поле зрения присутствующих. Жестом радушного хозяина, Андрюха предложил выпить за здоровье светлого князя. Кто откажется? Нет смелых? Пра-авильно! За своего боярина – радушного хозяина, за землю русскую – шоб она стояла веки вечные. Все согласны? Пра-авильно! За дружбу и боевое братство, пусть сгинет враг – родится друг. Достойно сказано? Пра-виль-но! Да все мы тут собрались достойные и правильные люди, вот за нас, за реальных пацанов, предлагаю выпить!

   -Да вы закусывайте, закусывайте, гости дорогие. Мы вас так ждали, это просто праздник какой-то, что боги направили вас к нам.

   Сашка изголяясь, потащил дошедших до кондиции в баню:

   – О, у нас баня для гостей отменная. Еще никто не жаловался, пойдемте не пожалеете, благодарить не надо. Потом в Чернигове вспоминать будете.

   В бане уже нагнали легкий душистый пар. Гости не знали, что баня была выстроена явно не в традициях 10 века. В комнате отдыха приглашенных ждал уже накрытый стол и выпивка, много выпивки.

   "Ну, как дети, ей богу, – подумал Сашка, потчуя гостей. – Ну, это ж надо, водку пивом запивать".

   Короче, на следующий день требовалось принять деревенский повоз со склада, а приемщики никакущие. Сушняк душит от доброго пойла. Утром хлебнут водицы и опять лыка не вяжут. Ну, кто ж знал, что градус так крепок. Зато опохмелились и опять продолжение банкета.

   В это время Монзырев вел задушевные беседы с князем и его ближними боярами. Тот был удивлен, что в некоторых вопросах политики государства, местный боярин разбирается ничуть не хуже его самого. Имеет понятие о Киевском княжестве, о политике, проводимой княгиней Ольгой, знает даже о визите византийского посла Калокира, не так давно, присланного в Киев императором Никифором Фокой. Людмила поднатаскала Толика по всей институтской программе, касающейся конца 10 века. Черниговский соверен был очень удивлен тем, что Монзырев знает о приготовлениях князя Святослава к летнему походу.

   – В пору тебя боярин, в Чернигов к себе забирать, уж очень ты сведущ во всем. Мне такой советник не помешал бы. Я прав, Твердятич?

   – Истинно так, государь, – старый царедворец подвыпив, смотрел на Монзырева благосклонно, хотя в уме просчитывал, чем грозит приход в княжеские ближники шустрого, молодого, до сей поры никому не известного кривича.

   – Да, и вои твои хороши. В столице они не помешали бы мне.

   – Вратислав Изяславович, ты прости меня, если что. Как говаривал мой наставник, каждый вождь должен исполнить свой урок! – Переиначил армейскую поговорку Монзырев, в оригинале звучавшую несколько по-иному: "Каждый баран должен носить свои яйца". – На этот отрезок времени, мой урок – оборона границ княжества. Вот выбью зубы орде печенежской, тогда с радостью к тебе прибуду. Да, и кажется мне, что мы с тобой уже этим летом со Святославом Игоревичем, может, в поход пойдем. Не откажешься принять под свою руку четыре сотни воев из пограничья?

   – Эк ты, Гордей Вестимирович, события упреждаешь. Ну, да будь так! Коль что, гонца пришлю.

   – Благодарю за доверие.

   – А что это за слух дошел до меня, будто у тебя свара с погостным боярином Воистом приключилась?

   – Так, светлый князь, слух он слух и есть. Все равно, как пересказ через десятые руки слуха о крупном выиграше, случившемся с одним иудеем. Так в нем тоже по городу слух понесся, мол, некий, иудей Рабинович выиграл в кости у местного князя сто гривен. Все ахали, завидовали счастливцу, восхищались. Вконце концов, рассказ о небывалой удаче хазарина, дошел до сведующего человека. Тот долго плевался, потом озвучил истину, какой она была на самом деле, сказал: "Ну, во-первых, не Рабинович, а Кац, во-вторых, не в кости, а наспор, в-третьих, не сто гривен, а куну серебра и не выиграл, а проиграл".

   -А-ха-ха-ха! Что, правда, такое случилось? Что-то я никогда не слыхал таких имен. Ха-ха-ха!

   -А, правда в том, государь, что твой боярин приезжал сватать одну из моих сестер, за сына молодшего.

   – Во-о, люди как переиначить дело могут. Засватал?

   – По весне оженим молодых. У нас в городке и жить будут, уже и договоренность есть с боярином.

   – А что, у тебя вон еще сестра на выданье имеется, или я не прав?

   – Прав, государь.

   – Ну, так вот у Твердятича сын не женатый. Ты ж его видел, Ратмир это. Боярин уже четверых старших оженил, уже и внуков куча, мал-мала меньше. А давай окрутим? Или приданого нет?

   – Да за приданым дело не станет. Только условие у меня одно, Дидами нашими, роду завещано.

   – Ну?

   – Жить молодым здесь, с нами. Оборонять границу. Не пускать ворога на земли твои.

   Глаза Твердятича забегали. Предложенного князем, он никак не ожидал.

   – Так ведь гридень он твой, княже. Как же из столицы в далекую даль, младшенького-то отправлять?

   – Что, не хочешь, Твердятич? Или невестка не по нраву?

   – Дак ведь, князюшка-батюшка, я ее почитай и не рассмотрел. А Ратмир, так и вовсе не встречал.

   – Так вызвать его сюда. А вот желаю оженить и сватом буду сам, – от своего решения князь пришел в восторг. – А ну, Гордей Вестимирович, вели боярыне своей приодеть деву для показа жениху.

   Обалдевшие от такого напора, Монзырев с боярином Ставром Твердятичем, хлопали глазами не зная, что делать.

   – Чего застыли? Боярин Олесь, жениха сюда.

   – Слушаюсь, светлый князь.

   Монзырев тоже вышел из светлицы, проследовал к жене на второй этаж.

   – Что там? – Задала вопрос, увидев озабоченного мужа Галина.

   – Кажись, приплыли, Гала.

   – Да, говори ты толком. Что случилось?

   – Анну нашу князь замуж вознамерился выдать за сына боярина Ставра Твердятича. И отговорить, судя по всему, не получится, самодур еще тот.

   – Ха-ха-ха, – на нервах вырвалось у Галки.

   – Что, ты смеешься? Давай Аньку наряжай, желает смотрины устроить, и немедленно. Уже за женихом послали.

   Галина метнулась в комнату, где жили девушки. Монзырев спустился к князю в светлицу.