Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 75 страниц)

   – Спасибо, конечно, красавица. А без встречи предсказание никак не сбудется?

   – Ха-ха-ха! – Звонкий колокольчик смеха удаляющейся в лес берегини окончательно испортил Сашке утреннее настроение.

   Полуденное солнце разбросало лучи над северянской землей. Вороп на лошадях уходил на юг, оставляя за собой бушевавший пожар, горела мертвая северянская деревня, бывшая вотчина боярина Военега. Ушел в небытие еще один славянский род. В ранце у Горбыля лежало берестяное послание монаха, в котором каллиграфическим почерком было написано: "Ну что ж, здесь не получилось, так ожидайте смерти своего боярина!".

– 5 -

   Позади остались поля, перелески, дубравы и тяжелые, едва проходимые леса – привольная земля северянских русичей. В густых и сумрачных лесах отряду встречалось немало деревень, люди жили по своим родовым, испокон веков заповедным законам. В пути ночевали в небольших селах, чаще просто в лесу под открытым небом. Дружинники клали на землю лапник, сверху стелили попоны, под голову седло, вот постель и готова. Караул выставлялся по очереди от всех подразделений, исключая вороп, у разведчиков дел и так хватало. Даже на своей территории Олесь завел постоянное наблюдение и разведку в пути следования. Уроки Горбыля даром не прошли. Иногда, на пути встречались небольшие отряды воинов, не все из них имели броню. Молчаливо смотрели на проходящую мимо Монзыревскую дружину, сопровождали некоторое время следом, затем растворялись в лесной чащобе. Олесь сообщил боярину, что это дружины родовых бояр, по землям которых шло его воинство.

   Чернигов вырос среди лесов и полей неожиданно. За гладью большой реки, весенний разлив Десны в этом году, еще не сошел полностью, вставали высокие стены крепости, рубленной из тяжелых бревен вековых исполинов, частокол на самих стенах, княжеский детинец. В стороны от речной магистрали отходили рукава небольших речушек. Островерхие крыши домов, кучно разбросанных по изрезанным берегам, уходя в овраги и возвышенности вершин, делили город на ряд отдельных участков, посадов. Сами городские посады были тоже укреплены крепостными стенами. Богатым, светлым градом предстал Чернигов глазам дружинников, многие из них в своей жизни видели только свое селище, а Гордеев городок считали чуть ли не столицей Руси.

   С возвышенности, на которую прямо из леса выехала дружина, воины разглядели не только город, но и то, что навстречу им, перейдя по мосту, следует два десятка всадников. Сразу было видно, что всадники не простые, собранные в ополчение по деревням, а бронные, хорошо одетые и оружные воины. Монзырев остановил дальнейшее продвижение дружины, сам с подъехавшими соратниками стоял ожидая. С лошадей спешиваться не стали.

   Понукая лошадей, черниговские витязи по скосу бугра взобрались на возвышенность.

   – Здрав будь, боярин кривичей. Светлый князь Вратислав, зная о твоем приезде, направил меня для встречи и сопровождения в детинец. Я сотник молодшей дружины князя, Горыня.

   Перед Монзыревым восседал на коне человек немалых размеров и силищи, в островерхом шлеме с наносником, на плечи которого спускалась железными кольцами бармица. В его кольчужную рубаху, наверное, могли одновременно влезть двое обычных людей и чувствовать там простор. Коньбыл под стать седоку.

   "Богатырь, – подумал Монзырев. – Однако, никогда не думал, что встречу человека, описанного в былинах".

   – И тебе здоровья, витязь подобный горе, так, по-моему, можно переложить твое имя на обычный язык. Если ты сотник молодшей дружины, то каким тогда должен быть сотник старших гридней?

   – Ха-ха-ха! Ты не поверишь, боярин. Тот сотник мне едва до плеч достает. – Разливистый, басовитый хохот сотника заставил смеяться бойцов, находившихся поблизости от говоривших, а вскоре смеялись даже те, кто не слыхал о чем велась речь. Просто людям стало весело уже оттого, что их боярин смеется, а значит все хорошо.

   "Наш человек!" – отметил про себя Монзырев отсмеявшись.

   – А как это стало известно, что я с дружиной подхожу к Чернигову?

   – Дак, известно уже давно. Поместные бояре, через земли коих шла дружина, гонцов присылали. А что идешь именно ты, так по штатндарту твоему и поняли. На полотне небесного цвета в священном коле нетопырь расправил крыла.

   В свое время Монзырев, не мудрствуя лукаво, поднял над крепостью стяг, где на контурах земного шара расправила крылья летучая мышь черного цвета, символ Российской военной разведки, вот и получился казус с нетопырем и божественным кругом славян.

   – Так что поехали в княжьи хоромы, там давно тебя дожидаются.

   – Стой, а воинство где разместить? Не здесь же становищем стоять?

   – Зачем, здесь? Вон, – богатырь указал рукой направление, – в Беловозсском посаде и место для твоих сотен имеется. Оно, конечно по походному развернутся, так зато за стенами, не в чистом поле.

   – Провожатого дашь?

   – Я знаю где это, батька, – подал голос Ратмир. – Чай, город то мне родной.

   Светлое, просторное помещение в княжеском тереме, стены которого были покрыты тонким слоем пчелиного воска, натерты челядью до зеркального блеска, радовало глаз. Ведя неспешную беседу с князем, удалившим своих ближних бояр, недовольных таким решением соверена, Монзырев подмечал предметы интерьера в княжей светелке. В оконные рамы, не в пример его терема в Гордеевом городке, были вставлены не слишком качественно обработанные листы слюды, тускло пропускавшие дневной свет с улицы. Светильники расставленные по углам, представляли собой сбор дизайнерских разновидностей и видов, но свои функции выполняли неплохо. Мебель заменялась покрытыми тканиной и коврами сундуками и лавками.

   Отвлекшись на мгновение, Монзырев ухватил концовку княжьей речи, мысленно выругал себя за то, что из-за своего любопытства, оценки функциональности своего и княжеского жилища, может быть, что-то существенное пропустил в речи князя.

   – Да-а, жаль. Так ты что, решил, после случившегося, что пора дружину в седла сажать, и ко мне приехал? – донесся до ушей Анатолия голос князя.

   Монзырев посмотел в умные, цепкие глаза Черниговского правителя.

   – Да нет, это только звоночек прозвучал, а еще ранее, случился у меня серьезный разговор со знакомцем одним. Вот он-то мне и присоветовал, по весне в поход идти.

   – И кто сей знакомец? – с усмешкой на устах, будто наперед зная ответ, спросил коронованный собеседник.

   – С Велесом я встречался.

   – Эх, любят тебя боги наши. Может и не поверил бы тебе, боярин, если б волхв Святогор не поведал, в каких отношениях ты с этим богом. Говорит, друзья вы с ним.

   – Шутит. Кто я, а кто Велес. Просто приятели. Он мне помог, потом я ему, снова он, а затем я. Какая дружба, обычные приятельские отношения.

   – Ага, у меня Велес в приятелях не ходит. А боярин курский Вадим, так тот прямо доносит, ты с Перуном знакомство свел. Так ведь? Молчишь, знать правда.

   Во взгляде князя промелькнуло любопытство, и вместе с тем, победные интонации, соответствующие невысказанному вслух вопросу: "Что, поймал я тебя, боярин?"

   – Ну свел, так что, на каждом углу об этом кричать?

   – А я, князь, за всю жизнь ни разу не удосужился того, о чем мой боярин даже говорить не желает.

   – Ну да, а еще Лада со мной шутку пошутила.

   – Это какую-такую шутку?

   – Да вот, боярыню мою мне сосватала.

   – Врешь! – с непосредственной простотой жителя деревенской глуши, воскликнул князь.

   – Клянусь. – Монзырев еле сдержался, от желания подтвердить правдивость своих слов отмашкой православного креста. Князь мог бы и не понять такого жеста со стороны родового боярина кривичей.

   – Да-а, любят тебя боги. Ну и чего там тебе Велес насоветовал?

   – Не посоветовал, прямо сказал. Иди, говорит, по весне, со Святославом в поход. Вот я к тебе и привел дружину.

   – Так я – не Святослав.

   Толик хмыкнул. Уже серьезным взглядом зыркнул в лицо венценосного шутника.

   – Я это знаю, но ты мой князь. Я, что через твою голову прыгать буду? Ты начальник, вот и решай, а уж если не пустишь, останусь. Сам с богами разбирайся, почему не пустил.

   – Слова-то какие мудреные говоришь, я таких и не знаю. Опять же, странный ты человек, боярин, я других бояр в бараний рог скрутить могу, а с тобой как-то не получается. Мы тут вдвоем, могу и прямо сказать. Ты вроде и племени другого и боярин поместный, захудалый, и на земле моей сидишь, а говорим вот с тобой на равных, как два вотчинный князя. И ты этому не удивлен, и я ничего поделать не могу. Вот почему так?

   – А, что тут непонятного, если уж напрямую разговор пошел, прости, конечно, но я в отличие от твоих бобиков, задницу тебе не лижу и лизать не собираюсь. У тебя дружина для защиты княжества, и у меня для того же. И ты знаешь, что в отличии от некоторых твоих, я тебе завсегда плечо помощи подставлю и серебра-злата, земель дареных не спрошу. Не нужно мне это все. И на посулы ничьи не пойду. Теперь понял? Ведь и раньше обо всем сам догадывался, от меня, наверное услышать захотел.

   Помолчали.

   – Как там боярыня твоя поживает?

   – Спасибо. Дочь у нас, почитай уже два года ей.

   – Наследник нужен, у меня уже двое сыновей.

   – Для меня это не цель. Парня видел, что со мной к тебе пришел? Мишкой зовут. Смену себе ращу.

   – Как так? – удивился князь.

   – А, вот так. Я не князь, за удел не держусь. Мне на смену не обязательно сын прийти должен, главное чтоб дело знал, да дураком не был.

   – Вот я и говорю, странный ты. Ладно, засиделись с тобой, идем трапезничать.

   – Прости, князь, не в обиду, отпусти меня. Скоро ночь, а мне еще к свату заглянуть нужно. Обещал.

   – Ха-ха-ха! Какой же ты все-таки, не похожий на других. Те бы за счастье почли... Ха-ха-ха! Ладно, иди уж, занимайся делами. Завтра после полудня жду у себя. Завтра и решение приму.

   – Буду.

   – Постой! – поколебавшись, задал мучивший вопрос. – Как думаешь, печенеги в набег придут?

   – Нет. Обескровил я их. Может в следующем, а в этом, разведка донесла, не придут.

   – Все, иди.

   Выйдя из княжьего терема, Монзырев наткнулся на ведущих беседу с гриднями, Андрея и Мишку. Заметив его, оба простившись с новыми знакомцами, направились боярину навстречу.

   – Ну, как? – задал вопрос Андрей.

   – К верху каком, завтра все решится. Мишаня, лошадей веди.

   – Сейчас приведу, батька.

   Оставшись вдвоем, Андрюха поделился услышанным:

   – Не все тут гладко, Николаич. Здесь как и у нас в будущем, боярство поделено на две партии. Одна за поход ратует, другая склоняет князя к тому, чтоб к границам идти, мол печенеги набегом придут, землю родную защищать надо. В самом городе, полно пришлых греков. Я так думаю, идет банальный подкуп местных "депутатов", тобишь, думных бояр. Короче, распоясались агенты влияния.

   – Это я уже понял по некоторым вопросам и высказываниям князя.

   – Сейчас-то куда?

   – К Ставру. Звал.

   – Ты понимаешь, сват, я конечно грешен, но ведь эти то подлецы, прямо толкают князя на то, что б не вмешивался в политику Киева. Отделался бы посылом в войско Киевского князя, боярского ополчения. Пусть мол, идут в поход те бояре, которые согласятся воевать в землях чужестранных. И мотивация есть – печенеги. К ним не подкопаться. Две весны тому, я к Святославу со своей дружиной ходил, с двумя старшими сыновьями. Восемьдесят городов на Дунае и Задунайских землях, мы тогда взяли. Шли по землям Болгарским достойно, без грабежей и насилия, князь запретил, все ж братья славяне. В Переясловце обосновались, думали ну все, конец войне. Князь готов был принять вассальные обязательства болгарских боляр. А тут печенеги в спину ударили, подкупили ихних вождей византийцы. Видимо много злата отвалили, напали те на Киев. Одна из орд по земле черниговской прошлась, ну это тебе известно. Стар я стал, а так хочется Византийскую империю за вымя пощупать. Молодым самое время в поход пойти, а они золото византийское в своих сундуках пересчитывают. Эх, куда мир катиться?

   – Я тоже столкнулся с этим, Твердятич.

   Монзырев обстоятельно поведал обо всем, что произошло в его вотчине, и почему он здесь со своей дружиной.

   – Значит и к тебе подбирались? Что ж от княжества отказался? – лыбясь, косо глянул на Монзырева, разлил по чашам хмельной мед.

   – А зачем ты со Свяитославом в поход ходил? – сделал глоток Монзырев. – Во-от! Главное для нас с тобой – единство помыслов и действий. А опасность для Руси сейчас с юга идет, Византия, Булгария, печенеги. Вся срань оттуда прет, и воевать нам выгодно сейчас на чужой территории, и княжества новые нам сейчас не нужны.

   – Давай.

   Выпив, перекусили слегка. Монзырев давно уже утолил голод, сидели они с Твердятичем у того в горнице, расположившись за столом у стены украшенной шкурами и рогами диких животных, с развешенным по ним всевозможным оружием. Была поздняя ночь, и даже боярская челядь разошлась почивать.

   – Значит, в круг княжих ближников входят предатели? – задал вопрос Анатолий.

   – Ну, зачем так сразу и предатели. Нет. Просто здесь затронуто противостояние княжьих столов и интересы многих, как они понимают политику, совпали с интересами Константинополя. Ну, а уж коли за это еще и деньги плачены, так и вообще прибыль всему. Ты думаешь, сам князь не понимает этого? Надоело ему голову склонять перед Святославом, будто Чернигов не ровня Киеву.

   – Ты-то сам, на чьей стороне?

   – А ты как думаешь? Я своему князю вассальную клятву давал, я боярин его, такой же, как и ты.

   – Так чего ж тогда ерепенишся?

   – А время сейчас такое, что Святославу помочь треба. Ладно, поздно уже. Что мы все о делах? Ратмира я сегодня так и не увидел, домой к батьке не пришел. Что это он?

   – Завтра придет. Ты мне гридня молодшей дружины отдавал. А сейчас он сотник, у него люди в подчинении, и пока он не обустроит их, не придет. Извини, приучен так.

   – Ага, отрадно это. Значит отрочество кончилось, наступает зрелость.

   – Значит, так.

   – Ну, а невестка моя, как там поживает?

   – На сносях она. Скоро очередной раз дедом будешь.

   – Шо, правда?

   – Не вру.

   – Так чего ж ты молчал?

   – Ага, я на порог, а ты не о родных, ты о делах сразу заговорил.

   – Давай, сват выпьем за моих младшеньких.

   – Другой бы спорил, а я ни грамма.

   Маятник качнулся и завис в том положении, которое предполагал Монзырев ранее. Бояре черниговские сказали свое слово, и князь Вратислав согласился с ними.

   Дружина черниговская будет стоять на землях своих, ожидая набег кочевых орд, боярам поместным, кои изъявят желанье сходить в поход под дланью Великого князя Киевского, препон не чинить. Охотникам сим, дорогу к воинству Святославову пусть каждый осиливает за свой кошт, за действа свои в походе ответствует не перед князем своим, а лишь пред богами, кои удачу в деле ратном каждому свою измыслят.

   Узнав о приговоре по походу князя и бояр, Монзырев не удивился и даже не расстроился. После полудня, как и было велено, отправился в палаты княжеские.

   Князь в молчании встретил боярина, на приветствие лишь скупо кивнул. Помолчали оба.

   – Уже знаешь? – первым подал голос Вратислав.

   – Знаю.

   – Ну и, что скажешь на сей счет, боярин?

   – А что тут скажешь? Ты князь, я боярин, ты – голова, я – рука твоя. Как повелишь, так и сделаю, не в ватаге разбойной живем, в государстве. А свое мнение, я тебе еще вчера высказал.

   – Какое число дружины у тебя?

   – Две сотни основного войска, пятьдесят наворопников, сотня боярина Ставра, да полторы – судовая команда, в Днепровских плавнях ждать меня будет.

   – Хм! У иных князей воев меньше, чем у тебя. Ладно, езжай в свой стан, ожидай. Гонец доставит тебе грамоту к Святославу, вторая грамотка, для тебя. По ней можешь брать под руку свою всех бояр-охотников, кои из земель черниговских к князю Киевскому потянутся.

   – Благодарю, Светлый князь.

   – Постой благодарить. Все вы уходящие, простые охотники, я тебе помощи не окажу, своей мошной трясти придется, полностью на своем коште будешь.

   – Благодарю, Светлый князь. Меня в поход Византийский базилевс, считай сам снарядил. На его золото у тебя в граде закупимся, бедовать не будем.

   – Ну тогда ожидай грамот, гонец привезет.

   – Прощай, Светлый князь.

   – Удачи тебе, боярин.

   Терем византийского купца Периклоса Спула находился в западном посаде Чернигова, по соседству с подворьями богатых купцов, неподалеку от кузнечной слободы и улицы оружейников, на извилистом берегу реки Стрижни. Испокон века, эта часть посада славилась зажиточным, не бедным народом, умеющим зарабатывать деньгу, купцами, мастерами, воинами. Конечно, боярской роскоши терема не имели, но постройки были добротные, заборы высокие, ворота крепкие, скрывающие от посторонних глаз секреты торговцев и мастеров.

   Еще в далекой молодости, попав на Русь и заработав в Чернигове свои первые, достойные деньги, Периклос захотел обосноваться в этом городе, открыть лавки, завести постоянную торговлю, но заработанных денег на все это было явно маловато. Тогда то, на его пути и появился человек одной с ним веры и национальности, человек в возрасте и достатке, да и встретился он ему не в холодной Руси, а на родине, в теплом и уютном Константинополе.

   Тогда, вернувшись из своего первого путешествия, Периклос, соскучившись по родному городу, оставив привезенный товар на отца и старшего брата, просто вышел пошататься по константинопольским улицам, поглазеть на дворцы патрициев, с их колоннами и крышами портиков, на величественный купол храма Святой Софии, заглянуть на рынок Быка. Проголодавшись и разомлев от всего увиденного, молодой Спул зашел перекусить в харчевню, прямо перед входом в которую, на металлической решетке жарились куски мяса, вымоченные в вине и приправленные травами и специями, тут же на углях жарились каштаны. От приятного пряного запаха рот мигом наполнился слюной.

   Войдя под крышу, спрятавшись от палящих лучей солнца, Периклос уселся за стол у окна, почувствовав прохладу сквозняка, поступающего из открытого настежь оконного проема. Слуга-подавальщик, заметив посетителя, тут же подошел к нему.

   – Что, господин, желает?

   – Принеси холодного вина, только не кислятины, мясо и каштанов. Да и проследи, чтоб оливковое масло в каштанах подали не прогорклое.

   – Обижаете, господин! Какое мясо желаете? Есть молодая козлятина, баранина и свинина.

   – Давай козлятину, она не такая жирная.

   Слуга шустро удалился за прилавок и уже оттуда юркнул в заднюю комнату. Ожидая заказа, Периклос уставился в окно, глядел как нищие выпрашивают подаяние у проходящих мимо людей.

   – С вами рядом можно присесть, уважаемый?

   Молодой человек обернулся. Перед ним стоял мужчина в возрасте, аккуратная стрижка, ухоженная борода, умные, не сказать, чтобы добрые глаза. Одет был неброско, но не бедно, в длинную белую рубаху, поверх которой имелась накидка – долматик, такого же, как и рубаха цвета, с красной полосой вдоль края.

   Спул окинул взглядом полупустой обеденный зал харчевни, но противиться соседству не стал.

   – Пожалуйста, присаживайтесь.

   Появившемуся слуге, с подносом со съестным и кувшином вина для Периклоса, сосед-незнакомец бросил медяк, расторопно подхваченный на лету и упрятанный за щеку, немногословно объявил:

   – Тоже самое, что и молодому господину.

   Периклос отпил из чаши вино, оно было неплохим, в меру кислым, утоляющим жажду, духовитым и явно не разбавленным водой.

   – Хорошо, – вгрызаясь в жареную мякоть мяса, удовлетворенно констатировал он. Каштаны тоже шли "на ура".

   Закусив, слегка выпив, разговорились с соседом. Тот оказался государственным чиновником, звали его Константин Схолл. Человек, который имел талант слушать, он и слушал. Периклос даже не заметил, как рассказал о своем путешествии на Русь, свои наблюдения и замечания.

   – Ну, что ж , молодой человек, буду с вами откровенен. Наша встреча в этом месте не случайна. Я служу в третьей канцелярии великого логофета, это само по себе свидетельствует, какое значение имеет для вас наша беседа. Я еще вчера был оповещен о вашем приезде и решил, почему бы не пообедать вместе с вами, соединив приятное с полезным. Зачем вызывать вас в чиновничьи апартаменты.

   Настороженно глядя на собеседника, Спул охрипшим голосом задал вопрос:

   – Чего хочет от меня одно из ведомств великого логофета?

   – Сотрудничества, – просто ответил Схолл, – причем вы заинтересованы в этом сотрудничестве больше нас. Сами посудите, вы младший сын у отца, купца средней руки, каких много в империи, у него есть преемник, ваш брат. А вы вечно будете на вторых ролях, унаследовав лишь сопровождение товаров, да роль старшего приказчика. Вы и сами все это должны знать.

   – Что вы можете мне предложить? Поступить к вам на службу, став мелким чиновником?

   – Ха-ха-ха! Смешно. Для этого у нас хватает других людей. Я предлагаю вам обосноваться на Руси, скажем в Чернигове. Вам ведь понравился этот город? Купить дом, завести торговлю, заиметь свое судно для перевозки товаров. Вам будет нужно вжиться в общество варваров, выучить их язык, обычаи, повадки, жениться, наконец.

   – Эк, вы наговорили, но для всего этого потребуются немалые деньги. Откуда они у меня?

   – Казна вам выдаст некоторую сумму для всего этого. Но вам надо стать глазами и ушами империи, вам надо обрасти там друзьями и людьми готовыми выполнить любой ваш, а значит наш приказ.

   Константин замолчал, изучая мысли, написанные на лице молодого человека. Молчал и Спул. В конце концов, размышление прервалось.

   – Я согласен.

   – На сей счет, у меня не было сомнений, вы ведь человек умный.

   С тех пор прошли десятки лет, постарел Периклос, давно не было в живых Константина Схолла, но за эти годы купец разбогател, обжился и считался в своем кругу почти своим. Славяне с большим терпением относятся к иноверцам.

   Раздобревший, поседевший, со стриженной бородкой на щекастом лице, с большим животом, одетый в одежду варваров, Периклос Спул восседал за столом под образами. Помимо него в горнице присутствовал еще один человек.

   – После того, как князем было принято решение не препятствовать охочим боярам идти в поход со Святославом, ты вышел у меня из доверия, Хрисанф. Разве я не говорил, как и с чем, к какому боярину подойти? Разве тебе мало было, выдано серебра и золота, для подкупа и подарков? Ты все получил. Где результат, Хрисанф?

   – Господин, вы можете ругать меня, можете отослать в империю для разбирательства и суда, можете лишить меня жизни, в конце концов, но я вам точно скажу. Всему виной проклятый боярин из племени кривичей, прибывший в Чернигов из захолустного городка. Это он смутил князя чем-то. У них был разговор с глазу на глаз.

   – И ты не знаешь, о чем они говорили, – с издевкой на лице дополнил сказанное Хрисанфом Периклос.

   – Не знаю. Не удалось подслушать. Не знаем и того, о чем он болтал с ближником князя, боярином Ставром.

   – Теряешь навык. Не пора ли тебя заменить на кого-нибудь порасторопней?

   – Твое право, господин.

   – Конечно, мое. Мы по твоей вине не удержали черниговских воинов от похода.

   – Как же не удержали? Дружина князя ведь не ушла! Воины ближних бояр, тоже на месте. Ушли только те, кто нуждается в добыче, ушли голодранцы, да кривич со своей дружиной, но его то, как удержишь? У меня за плечами воинства нет.

   – Число этих, как ты их назвал, голодранцев около двух сотен. Мне об этом доложили. Теперь у кривича, а он выступает вождем, полтысячи воинов. Это, по-твоему, мало? Еще один такой промах и ты пойдешь, пасти свиней, станешь свинопасом, как твой отец.

   – Да, господин.

   Периклос Спул налил в чашу хмельного меда, к этому напитку византиец привык, находил его в чем-то даже привлекательнее вина, сделал добрых два глотка, уставился на подчиненного.

   – Ну, говори, я же вижу, что у тебя есть что сказать.

   – Да, господин. После полудня, на подворье боярина Ставра прискакали три всадника от кривичей. Один из них боярич Павел...

   – Павел? Странное имя для дикаря. Ну-ну?

   – Рассчитывал догнать своего боярина в Чернигове, да опоздал. Один из дворни, поделился с моим соглядатаем, что тот везет письмо боярину и что-то еще, это что-то показывал Ставру, а тот удивлялся, осматривая сей предмет.

   – Что везет-то?

   – Холоп боярский рассмотреть не смог, видел только удивленное лицо боярина. Подслушать тоже не получилось, говорили тихо. Завтра поутру, продолжат путь. На Киев пойдут.

   – Мне нужно письмо и предмет. Ты, наверное, догадался, что у тебя впереди бессонная ночь? Я не хочу, чтобы ты оплошал еще раз. Задействуй в сем деле своих разбойников. Пусть поработают обе ватаги. Как их атаманов то кличут, запамятовал?

   – Сом и Истома.

   Купец открыл шухляду стола, достал два кисета, плотно набитые металлом, бросил на конец стола, перед почтительно стоящим в полусогнутом состоянии, Хрисанфом. Золото в кошелях упало на столешницу, глухо звякнув по ней.

   – Расставь обе ватаги последовательно по дороге, пусть выберут место поспокойней и уничтожат гонцов. Да-а! Боярича взять живым. Потом...

   Спул провел ребром ладони вдоль шеи.

   – Я все понял, господин.

   "Что ж могло произойти на окраине южных границ? – оставшись один в горнице, размышлял Периклос Спул. – По рассказу Пантелеймона Варда, посланного в земли Смоленские, к этому дикарю, боярину кривичей, был послан отец Иоанн, умелец в делах переговоров, да и другими качествами он славен в определенных кругах. Об этом не многие знают, а те кто знал, уже никому не смогут рассказать. И что я вижу и узнаю, боярин с дружиной ушел на Киев, о монахе Иоанне ни слуху, ни духу. Странно? Ладно, завтра, максимум после завтра, все прояснится".

   Пять дней в пути, для троих наворопников во главе с Пашкой, прошли в скачке по лесным дорогам, тропам и большаку. Ночевали в небольших селищах и один раз на лесном хуторе, где жило семейство, по какой-то причине, в свое время, отделившееся от большого рода. В Чернигов прискакали после полудня, на пятый день путешествия, уплатили подать с людей и лошадей на воротах, узнали, что дружина Монзырева, вот уже четыре дня как ушла из Чернигова на Киев. Не долго думая, Пашка повел своих прямиков к подворью боярина Ставра Твердятича, расспросив дорогу у прохожих. Все-таки родня как-никак.

   Твердятич встретил боярича Павла как родного, приветил, накормил, в баньку отправил, расспросил о последних новостях, возмущался деяниями византийца, в конце концов, уложил всех троих отдыхать. А утром, накормленных разведчиков, вышедших к оседланным лошадям, ждали два десятка оружных, закованных в броню всадников.

   – С тобой пойдут, боярич, – сказал, как припечатал, Твердятич.

   – Зачем, Ставр Твердятич? – даже возмутился Павел.

   – Ты, Паша, молод еще, жизнь мало знаешь, допускаю, боярыня Галина женским умишком рассудить не смогла, а вот сотник твой, большую ошибку сотворил, отправив тебя перевозить оный предмет с малым числом ратников. Вот эту ошибку, я, старый, тертый жизнью калач и исправлю. И не вздумай перечить мне, родич.

   Твердятич повысил голос на открывшего было рот для возмущения Пашку.

   – Езжай, сынок. Ратников назад возвертать не треба, в сотню мово Бранислава войдут. Слыш, Белян? – Глянул на старшего десятника боярин. – А пока под рукой боярича ходить будете. Не смотри, что молод. Он в дикое поле хаживал и живым возвернулся.

   – Понял, батька!

   – Пусть боги не оставят вас в трудный час, а дорога будет ровной и не тяжелой.

   – Будь жив, мудрый диду! – поклонился прямо из седла Пашка. – За мной, рысью, ма-арш!

   Дорога от Чернигова до Киева шла большаком наезженным и нахоженным и конными и пешими, и телегами и подводами. Под копытами стелился то песок, то чернозем, по обочинам зеленела поднявшаяся после весенних дождей трава. Это дружина идет не ходко, сопровождаемая повозками. Всадники, пустив коней в галоп, шли быстро, сноровисто. Утреннее солнце позолотило лучами землю, бликуя от наползающих и уходящих облаков. Птицы гомонили в зелени деревьев, радуясь наступлению погожего дня. Кавалькада обогнала купеческий караван, вышедший из стольного града еще затемно, состоящий из десятка телег, на которых аккуратно уложенная рухлядь сверху была прикрыта широкими кусками плотной серой холстины. Проскочила, перешла на рысь, перестроилась на ходу, считай по кромке дороги, у самой обочины. В благодарность сопровождающие купца люди, да и он сам, поснимали шапки, кланялись, здороваясь с воями. По правую руку открылось зеркало реки с изрезанными недавним сходом льдов и половодья берегами. Десна, на всем протяжении пути то открывалась, то уходила от дороги за лес и холмы, напоминая о себе лишь доносимой ветерком речной свежестью.

   – Пашка, – Ослябь, один из сопровождавших Павла бойцов, догнал лошадь боярича. – Пашка, стой!

   Павел натянул поводья, останавливая лошадь, поднял руку над плечом и весь отряд остановился.

   – Что случилось, Ослябь?

   К говорившим, удерживая разгоряченного скачкой коня, подъехал Белян.

   -Сам смотри, всю дорогу, по-над лесом, птахи щебетали, а тут ни звука. Не удивлюсь, что мы в полосу засады въехали.

   -Что скажешь, Белян?

   – Я, конечно не лесовик, Но думаю, что твой вой прав, поберечься треба.

   – Что ж, как у нас говорят, береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Белян, дай команду щиты из-за спин на руки перебросить, стрелы на луки наложить, смотреть по сторонам внимательно, если кто что-то углядит, пусть оповещает всех. Двигаем дальше.

   В это же самое время, неподалеку от остановки отряда Павла, у лесной тропы шла словесная перепалка. Сом, вожак разбойников, крепкий, бородатый мужик, с узловатым, застарелым шрамом на правой скуле, видном даже через жесткую щетину волос, в кольчуге, с островерхим шёломом на голове, отплевываясь слюной из щербатого рта, чуть ли не орал на худощавого, остроносого, лысеющего, плюгавого мужчину.

   – Мы так не договаривались, Хрисанф. Речь шла о троих всадниках, а этих больше двух десятков. Да у меня в ватаге народу меньше. Ты, что, хочешь, чтоб нас как косой покосили. Благодарствую, я пока не хочу оказаться в царстве Мары.

   – Да ты пойми, атаман. Я сам не знал, что их будут сопровождать воины боярина, но деньги ты получил. Вот и отрабатывай их.

   – Деньги я за троих получил. Где деньги на остальных? – с издевкой, глядя в глаза греку, наглея, задал вопрос Сом, великолепно знал, что больше денег у нанимателя нет.

   – Ладно, поступим по-другому. Твои разбойнички из леса стрелами обстреляют отряд и после того, как живые ускачут по дороге дальше, завалят дорогу деревьями. Согласен?