Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 75 страниц)

   Лазутчики доложили своему командиру, что огромное войско архонта севера проследовало на юго-запад, тем самым отсекая продвижение его отряда в Болгарию. Помимо этого, в том же направлении следуют отряды воинов, догоняя своего повелителя. Можно было элементарно нарваться как минимум на неприятность, как максимум погибнуть при следовании по прежнему маршруту. Оставалась дорога на юг.

   С горем пополам, переправившись через Борисфен поредевшая тагма легкой кавалерии порысила через земли Хазарии, двигаясь на полуостров Тавриду, изгаляясь не нарваться в степи на кочевья печенежских князей, мигрирующих в это время года на север своей территории к границам Руси, между реками Днепром и Северским Донцом. Чудом никуда не встряв, по узкому перешейку проскочили в фему Климатов, где все еще хозяйничали в степной местности хазарские феодалы. Лупус спинным мозгом чувствовал погоню, взявшуюся непонятно откуда, постоянно торопил Лактриса. Лишь один раз он попросил комита задержаться, потом Василий наблюдал спонтанные передвижения колдуна по степи, его приседания в некоторых местах, манипуляции над почвой. Весь отряд, включая пленника, с интересом смотрел на чудачества колдуна. Когда Лактрису надоело глядеть на это, он подошел к колдуну, заглянул за его плечо. Лупус сосредоточено подергивал нить одним концом уходившую в нору.

   – Чем ты занят, старец?

   Оторвавшись от своего занятия, колдун глянул на комита недобрым взглядом, поднял из дыры нить, на конце которой был шарик из какой-то зеленой субстанции.

   -Да вот, вышел на охоту.

   – ...!

   -Знаешь, кто живет в норах на этой земле? Это обиталище паука-тарантула. Сам он в размере чуть больше фаланги пальца на руке и при укусе его, умирает не каждый человек, но если паука правильно использовать, он может стать опасным оружием. Смотри, на нить вешаем шарик из липкой смолы, опускаем в нору и...

   Плавно подергивая нить, колдун вскоре вытащил из норы вцепившегося в шарик мохнатого паука черного цвета.

   -...и помещаем его в сей маленький короб,– он сноровисто сунул насекомое в деревянный коробок.– Думаю, пяти особей хватит.

   -Зачем тебе они нужны?

   -А-а-а! Придет время узнаешь, нам лишь бы поскорей добраться до гор Таврики.

   Не все так просто, Василий прекрасно знал, кто в доме хозяин, имелся в виду полуостров. Комит, не был по натуре своей тупым военным, он интересовался обстановкой в империи, знал, что через узкий перешеек в Крым проникают печенеги, что на больших территориях степной Таврии проживают в своих поместьях знатные хазары, считая полуостров своим уделом. В небольшом, когда-то греческом городе на побережье, Судаке, обосновался наместник хазарского кагана – тархан, правитель провинции. Да, хазары оставили грекам города для проживания и самоуправления, но при этом обложили их налогами, данью и торговыми пошлинами. Базилевсу некогда заниматься Тавридой. Поэтому фема Климатов на сегодняшний день, ничто иное, как фикция. Она давно перешла на малый пятачок Херсонеса, образовав лишь микроскопическую фему Херсона и не более того. Вот до нее им необходимо добраться и довести живым славянского волчонка. Вон он, сидит на лошади, зло смотрит изподлобья, звериная кровь. "Господи! Дай мне силы доставить его в Константинополь!". Между тем колдун пытается заставить переть буром, идти напрямую. "Тупой, недальновидный простолюдин!".

   – Идем на восток! – хрипло бросил комит своим кентархам, первым пнув вымотавшегося коня, направился по едва заметной тропе в степи. Своего командира тут-же обогнал передохнувший передовой дозор. Василий не видел, как бешено, злобно блеснули глаза Лупуса, но колдуну ничего не оставалось иного, кроме как последовать примеру воинов.

   Вокруг простиралась все та же степь, которая сопровождала кривичей все предыдущие дни. Плоское до самого горизонта пространство, лишь иногда встречаются островки феодальных усадьб хазарских аристократов, распаханные латки полей, виноградники, да небольшие пятачки садов, белеющих распустившимися цветами на плодовых деревьях. Юг, одним словом, на Русь такая весна придет еще не скоро, а так буйствовать природа начнет только летом.

   Поместья, встреченные на пути, греки обходили стороной, русичи это видели по следам. А еще следопыты доложили Андрею, о том, что отряд наступает противнику на пятки. Доложили примерный численный состав ромеев и даже то, что с пищей у них дело обстоит погано.

   На предложение Андрея, малость увеличить темп передвижения, Лютень, десятник команды следопытов, покачал головой, ответил, взвешивая каждое слово:

   -Не можно, сотник. И так на пределе животина идет. Ты вспомни, когда лошадям, да и воям, полный роздых давал? А, якщо прибавим ходу, так лошади падать начнут. Мы либо отстанем, либо глядишь, в расставленные силки угодим. Имперцы уже давно знают, что мы их гоним.

   -Так, что ты предлагаешь, Лютень?

   -Ты казал, что на этой земле поначалу степь будет, за ней горы пойдут, по горам на лошадях шибко не навоюешь. Вот пешим ходом и нагоним ворога. Мыслю я, гоним то мы легкую византийскую кавалерию, она не пехота, непривычно им ногами по горушкам скакать. Это нам все едино конно или пеше воевать.

   Обсуждение велось на коротком привале, где славяне подъедали последний съестной припас. Раком вставал вопрос, где добыть пропитание? Благо дело, что лошади кормились самопасом, а вот люди не могли себе позволить даже охоту в изредка попадавшихся балках и лесах. Леса в степи были сквозными, байрачного типа.

   На следующий день голод побудил остановить воинство неподалеку от встреченной на пути усадьбы богатого хазарина. После недолгого замешательства хозяин продал кривичам три десятка баранов, муку, вино и другую снедь по мелочевке. Андрей с хозяином усадьбы расстались довольными друг другом. Тем не менее, разведка доложила, что хазарин направил в южном направлении посыльного, судя по всему оповестить кого-то из начальства о приходе русов.

   – А-а, насрать, – поразмыслив, высказался по этому поводу Ищенко. – Сейчас у нас у самих дел по горло, нехай и хазары вспотеют. Скоро горы начнутся, хазарин в горы не полезет, а мы из Крыма на лодьях уплывем. Рыжему на сей счет указания даны, да и место стоянки я ему качественно обрисовал. Я здесь помалолетке, почитай каждый год отдыхал. Еще не забыл бухту Ласпи.

   Следующие трое суток погоня пошла по другому маршруту. Греки изменили направление движения, поскакали на юго-запад. Преследователи вырвались с просторов степи, попали на каменистую возвышенную равнину, почувствовали на первый взгляд безжизненность засушливой земли. Травы не баловали буйством порослей, чаще виднелись голые, глинистые проплешины среди каменистых россыпей и развалов. Пронизывающий ветер носил по просторам прошлогодние комья перекати-поля. Только в долинах редких ручьев, мимо которых продвигались русичи, можно было вволю напоить лошадей и запасти в бурдюки воды.

   Вдруг, крутым высоким уступом эта увалистая равнина обрывалась, судя по всему к морю. Следы вновь меняли направление, теперь они вели к западу.

   "Зачем такие сложности? – задавал себе вопрос Ищенко. Они, словно зайцы, пытаются путать след".

   Вскоре след вывел к самому морю, весенняя синева прозрачной воды раскинулась перед взорами кривичей. По узкому каменистому пляжу вдоль побережья едва угадывались следы конного отряда.

   Подскочив к остановившемуся отряду, Лютень доложил свои выводы сотнику:

   – Ромеи обошли горы, сотник. Думаю, пойдут берегом на Херсон.

   – С чего ты это взял?

   – В моем десятке людин имеется, Кудлаем звать. Он раньше с купцами Посемесьских земель сюда хаживал. Берега Таврики хорошо знает. Он и надоумил.

   – Давай сюда своего Кудлая.

   Плечистый малый, словно сбитый из твердого дерева, еще не старый, с глубокими морщинами и шрамом над правой бровью, седой воин с медной серьгой в ухе, в добротном доспехе, Кудлай остановился напротив Ищенко. С лошадей не вставали, разговаривая сидя в седлах.

   – Полуостров-то совсем невелик, – повествовал Кудлай. – Его с восхода на закат, ежели на лошадях скакать по степи, не забираясь в горы, за седмицу пройти можно. Три сотни верст с гаком будет. Ежели морем огибать побережье, поболее. Мыслю, у ромеев проводник из местных имеется, вот и вывел отряд к береговой черте. Мы сейчас точнехонько между городами Византийской колонии находимся. Справа – Понтика, а ромеи на Алусту подались. Так вдоль берега и пойдут на Партенит, Горзувиты. Только так, одна у них дорога.

   – Отчего думаешь, что в каком-нибудь из этих городов не сядут на корабли и не отплывут в Византию морем?

   – Э-э-э! Сотник. Города, одно название только. На самом деле поселения греческие, вроде наших городищ будут. Окромя рыбачьих шаланд там кораблей нет. Иногда купец товар привезет. Так на том корабле разве что два десятка воев уплывут. Вот только по всему югу, на побережье, у богатых ромеев замки стоят, исарами прозываются. Не бог весть какие укрепления, но время на них потратим, ежели в бой вступим. Их там с десяток натыкано.

   – Обойти можно?

   – Там мы вдоль них и пройдем.

   – Как мыслишь, с Горзувитов куда дальше пойдут?

   – Дали? Дали, недалече ай-Тодор, мыс святого Федора, там от харакса Харакены, большак до самого Херсонеса имеется, "иа Милитари" называется, что по нашенскому военная дорога. Мыслю, что из Херсонеса до Царьграда греки на кораблях отплывут.

   – Да-а! Скажи, а что такое харакс?

   – Это по ихнему крепость.

   -Значит эти орлы мало того, что продукты получат в городах, так еще и крепостью прикроются.

   -Другой дороги все едино нет. Через горы с лошадьми ни они, ни мы не пройдем, а пройдем, так время упустим,– влез в разговор Лютень.

   -Есть задумка, сотник,– хитро блеснули глаза Кудлая.

   -Говори.

   -В Алустах посадим два десятка воев в рыбачью шаланду, больше не разместим, с попутным ветром, под парусом, обогнем юг Таврики и высадимся в одной из бухт. Поднимемся на горку и оседлаем Военную дорогу.

   -Да, нападем на туеву хучу византийской кавалерии и погибнем смертью героев. Так?

   -...!

   -Другие предложения есть?

   Воины прислушивались к разговору командиров, попутно использовали минуты вынужденной передышки, так внезапно выпавшей в дороге. Вопрос о возможной гибели не застал никого врасплох, это было время, когда к своей жизни люди относились несколько по иному, славяне считали пребывание в этом мире, переходом коридора в мир Ирия. Все молчали, спокойно глядя на командира, верили, что он примет правильное решение.

   -Если других мнений нет, тогда вперед. Направление на Алушту!

– 9 -

   Павел с товарищами и воинами Беляна рассчитывал догнать монзыревское воинство за два-три дня, но так уж случилось, даже загоняя лошадей, они натыкались на следы воинской колонны. Монзырев торопился. На границе русских земель, заставил перегрузить все имущество и продовольствие на вьючных лошадей, купленных в двух встреченных на пути городищах. Из неповоротливой гусеницы, дружина превратилась в мобильную, большую группу, за день проходившую дневной переход в шестьдесят-семьдесят километров пути. Шли по следу Святославова воинства, не отвлекаясь на видимых издали кочевников. Степной воздух напоен запахом сухих трав, а из земли уже вовсю лезла зелень молодых побегов травы. Изредка на пути попадались балки, а саму степь то здесь, то там бороздили, перегораживая проход, овраги, с бегущими ручьями криниц на дне некоторых из них. Дышалось легко, еще солнце не пекло как в средине лета в этих местах, угадывалось присутствие большой реки впереди. А на ночных привалах, расположившись у костров, кривичи отдыхали по-походному, лежа на попонах, стреножив коней, не сгоняли их в табуны, а расположив тут же подле себя.

   С первых же дней, Толик твердой рукой подмял под себя всю черниговскую вольницу, сколачивая влившиеся подразделения в дисциплинированную дружину, натаскивая правильно нести дежурства по охране походного стана, поправляя любые поползновения в стороны разгильдяйства и лени. Силой своего характера и непререкаемого авторитета у родовичей, заставил бояр малых отрядов забыть претензии на свое мнение, насаждая единоначалие. А требованием ежевечернего доклада о состоянии людей и лошадей в отрядах после марша, первоначально приводил бояр в замешательство. Но вскоре даже ночные обходы ночлега дружины, постов и секретов, стали обыденностью.

   Только после переправы через Днестр, Пашка догнал дружину. Удивленный и вместе с тем тревожный взгляд Монзырева заставил Павла улыбнуться в ответ, обнявшись с Николаичем, сказать:

   -Все в порядке, батька!

   -Тогда почему ты здесь?

   -Гостинец тебе привез от бабки Павлы, ну, само собой и приветы от жены и всех наших. Есть новости.

   -Та-ак. Воевода, – окликнул старого варяга Монзырев. – Это сколько мы уже в пути как из Чернигова вышли?

   -Почитай вторая седмица на исходе.

   -Объявляй привал. Пусть люди отдохнут, помоются в реке. Боривой, начинайте готовить горячую пищу. Олесь, разошли вороп по округе, пусть проведают безопасность этих мест. Тебе приказываю отоспаться, ходишь как привидение с кругами под глазами. Ратмир, от твоей сотни охрана, выставь посты и разъезды.

   -Херсир, не рано ли на привал встаем? Ярило еще даже не в зените.

   -Ничего, Гунарович, завтра наверстаем. Выходной сегодня, айда, новости из дому послушаем.

   Лагерь, как разбуженный пчелиный рой, загомонил, задвигался у зарослей и деревьев на берегу большой реки. Заполыхали огнем костры, в казанах закипела уха. Люди смывали с себя дорожную пыль, купали лошадей. Мишка, вернувшийся из передового дозора, спрыгнул с лошади прямо в объятья Павла, скалил зубы в довольной улыбке, соскучился по родным. Монзырев тихо вздохнул: "Эх, ведь по нашим понятиям еще дети совсем. А здесь они уже взрослые, в нашествие печенегов выжили, в крови умылись, повезло, что не отравились нею. Теперь опять веду на войну. Все ли вернемся?".

   Сидя у костра, где собрались все дружинные сотники, воевода, Олесь– начальник разведки, подошедшие бояре – командиры своих малых отрядов, Пашка докладывал Монзыреву о состоянии дел в городище, о том, как Горбыль водил воинов уничтожать появившихся по соседству упырей. С гордостью произнес фразу о том, что отряд вернулся без больших потерь.

   -Молодцы, – кивнул Монзырев.

   Рассказал о неудавшемся нападении на ведунью, о дорожных приключениях, стычках с купленными византийцами разбойниками. Слушая рассказчика с интересом, Ослябь и Храбр молча стояли за спиной Павла, лишь иногда соглашаясь кивали, переживая повествование старшего, народ тихо делился впечатлениями об услышанном.

   Достав из шитого ранца шкатулку, Павел протянул Монзыреву.

   -Подарок тебе от бабки, батька!

   Толик открыл коробочку, заглянул в нее. Сидевший подле него воевода тоже глянул. На донце шкатулки лежал нож, поблескивая на солнце клинком, тесьмой прочно привязанный за рукоять к деревянной дощечке.

   -Х-хы! Привязали то зачем? Да и для чего это мне бабка нож передала?

   -Позволь, батька? – Пашка протянул руку к шкатулке. Получив ее обратно, развязал узлы на тесьме, аккуратно извлек нож за рукоятку, показал всем длинное тонкое лезвие клинка. Резко размахнувшись, вогнал нож себе в грудь.

   – А-ах! – вырвался возглас из уст всех присутствующих. Воины занимавшиеся делами неподалеку от собрания командиров дернулись к костру, еще не поняв, что так поразило собравшихся.

   Пашка, гад, как ни в чем ни бывало, извлек из раны клинок. На клинке не было ни капли крови, да и пореза на одежде не замечалось.

   – Вот так! – он еще два раза проткнул ножом свою ладонь, улыбаясь, подал нож Монзыреву. – Носи этот нож всегда при себе, батька. Не давай его никому в руки. Так бабка сказала.

   – Не понял прикола. Ну, и на фига он мне нужен?

   – Я тут вам всем рассказал про то, как мы упырей мочили. Так вот был в той деревеньке знакомый тебе персонаж, которого ты, батька лично знаешь.

   – Неужели монах проявился?

   – Он! Он Горбылю пообещал тебя уничтожить. Сашка в него нож бросал, так нож через его тело, словно через пустоту прошел. Монах только посмеялся и исчез. Бабка говорит, что бестелесного лишь этим ножом убить можно. Говорит, это счастье, что ей лет пятьдесят тому назад это чудо в руки попало. Что с ним делать она не знала, да видно время его пришло. Так что пользуйся на здоровье.

   – Спасибо.

   – Это еще не все. Была у нас в пути еще одна встреча.

   – Ну-ну.

   – Андрея встретили. Передай, говорит Николаичу, что меняю планы, ухожу в свободный поиск.

   – Блин горелый, что за хня? С чего ему такое в голову взбрело, разгильдяю?

   -А ты послушай...

   И Павел поведал о захвате княжича, о решении Ищенко преследовать диверсантов.

   -... Рагнар Рыжий тоже с ним ушел.

   – Какой на хрен княжич. Всех княжичей Святослав по своим землям раскидал. Кто-то дезу пустил, а Андрюха как пацан купился. – Недовольно высказался Монзырев.

   – Не всех. – Хрипло прозвучал голос за спиной у Толика. Он обернулся на голос, встретившись глазами со стоявшим и слушавшим весь разговор боярином Ярославом, примкнувшим к Монзыревской дружине в Чернигове. – Не блядословит твой воин. Один из сынов Святославовых в Булгарии обретался, там он его и оставлял.

   – А ты откуда знаешь сие? – задал вопрос воевода Улеб.

   – Так я лонись, сам с князем Святославом из Булгар возвернулся. Уходя, князь воеводе Волку заповедал, пуще живота Мечеслава беречь. А оно вона как вышло. Теперь то базилевс из князя веревки вить сподобится. Любит Святослав сына то. Правильно твой сотник зробил, може отобьет княжича. Когда сие случилось?

   – Дней пять тому назад. – глянул на Ярослава Пашка.

   – Та-ак. – Монзырев задумался, разглядывая нож. – Все чудесате жизнь становится. Однако.

   Поднялся на ноги, неспешной походкой прошелся к деревьям, росшим у самой воды, враздумье остановился на берегу. Надо было обдумать услышанное. Сидевшие у костра командиры подразделений вслух обсуждали услышанную новость. К Монзыреву подошел Ярослав, слегка тронул за плечо, отвлекая от дум.

   – Что решил, боярин?

   – А что тут можно решить? Вот думаю, говорить князю про сына, или промолчать?

   – Мыслю, сказать придется. И про то, что сотник за ним пошел, тоже сказать.

   – Да что ж так хреново-то все?

   – Доля такая. Она у каждого своя.

   – Ну да, ну да.

   С первыми лучами солнца дружина поднялась в седла и уже двигалась изо дня в день с рассвета до заката. Монзырев вел воинов без остановок. Даже малую нужду люди справляли не соскакивая наземь. Лишь вороп работал в режиме "на износ", бойцы сновали вперед и назад, отгоняя мелкие отряды печенегов с пути. Когда спал Олесь, Монзырев даже не подозревал, казалось, тот вообще не отдыхает. Уже в землях самой Болгарии начальник разведки доложил, что по его информации, полученной от задержанных, от Святослава ушли дружины печенегов и венгров. Бегут болгары, испугавшиеся численного превосходства ратей императора Цимисхия, а сам болгарский царь Борис готовится воевать в рядах императорского воинства. Князь киевский находится в граде Деревестре, и пока что не выступил навстречу базилевсу.

   Дружина наконец-то вошла в контакт с княжеским воинством. В десяти верстах от Доростола вороп напоролся на разъезд и остаток пути Монзыревские вои проделали совместно с воинами Святослава.

   Еще издали Монзырев разглядел мощную крепость с высокими башнями, стенами, по его прикидкам достигавшими никак не меньше пяти метров в высоту, крепкими обитыми железом воротами. Рядом протекающая, широкая лента Дуная в этом месте делала изгиб. На речном мысу правого берега реки возвышался сам город. Неровная местность была покрыта густым лесом. Перед самим городом-крепостью, прорыт широкий ров с крутыми высокими краями, наполненный речной водой. Через ближние ворота кривичи проскакали по опущенному мосту, вступили в крепостные пределы, проследовали к отведенному им месту у левой стены, едва поместившись на выделенном пяточке.

   – Воевода, займись обустройством. Я, к князю представляться. – Оповестил Улеба Монзырев. Мишка принял у боярина лошадь, а сам Монзырев двинулся за провожатыми в Доростольский дворец.

   Князь стоял у окна, сквозь широкий проем, забранный причудливой бронзовой решеткой, разглядывал полоску Дунайского берега, ладьи вытащенные на сушу, и людей копошившихся возле них. Ветер с реки, проникая через окна в сумрак облицованных мрамором стен огромного зала, приносил сквозняком промозглую сырость, переполнял покои зловещими тенями бликующего солнца, несущихся по небу облаков, то наползающих, то убегающих от вечного светила. Мысли бабочками порхали у него в голове.

   Святославу донесли, что более трехсот кораблей Византийской империи вошли в устье Истра, отрезав славянам путь к отступлению. Княжьи лазутчики приносили одну за другой плохие вести. Тридцатитысячное отборное войско, во главе с императором, густыми колоннами прошло перевалы Гимейских гор, обрушилось на Преслав, вспомогательные полки, обозы и осадные орудия заполонили дороги. Время упущено, еще до начала похода надо было стать сторожевыми заставами на перевалах, разрушить мосты через ущелья и горные потоки, а он, оставив гарнизоны в городах, успокоился на этом. Теперь придется платить за свои промахи.

   Будто по золотой клетке, Святослав прошелся по скользким каменным плитам дворца. Хотелось побыть одному, никого не видеть. Сердце сжималось от мыслей о сыне. Где сейчас Мечеслав? Удалось ли ему вернуться на русскую землю? Воевода Волк сделал все возможное, чтобы сохранить Святославу сына, но неизвестность дальнейшей судьбы княжича, пугала. Ко всему прочему, при первых же известиях о появлении большого войска, возглавляемого базилевсом, за Истр ушли союзные дружины печенегов и венгров, оставив русов одних воевать с византийцами, к которым, предав присоединились болгарские боляры со своими отрядами.

   Святослав уселся в золоченое кресло, стоявшее на возвышенности, вцепился руками в подлокотники. Вчера в этом зале он встретился с патрикием Калокиром. Мерзкий засранец, пытающийся давать советы славянскому пардусу. Позорно сбежал из Преслава, как крыса отсиделся в норе, теперь приполз к нему:

   – Великий князь, у базилевса Цимисхия как минимум в пять раз больше войск против тебя. Нельзя идти на открытые столкновения с ним. Необходимо выждать время, послать посольство к германскому императору Оттону. Он тоже не в восторге от политики Византии. А заключив союз с германцем, собрав новое войско со всего княжества, снова наняв печенежские орды, одним ударом раздавить Цимисхия, развеять по ветру его армию, и как твой великий предок, прибить на Константинопольских воротах свой щит.

   – В чем-то ты может и прав, патрикий. Да вот только, проиграв одно сражение, не значит, что проиграна война. Ты больше дипломат, чем воин. Твое время ушло с этой земли, сейчас время мечей, а не интриг и красивых слов. Я тебя больше не задерживаю. Даю время до рассвета, чтоб ты смог покинуть Деревестр и убраться за Истр.

   Побелевший с лица патрикий, молча поклонился и быстрым шагом покинул дворцовую залу.

   Пусть убирается, сейчас Калокир стал бесполезным. Печалило Святослава то, что практически без боя византийцам сдались Плиска, Диная, Тырнов, крепости поменьше. В Доростол стекались отряды русичей, вытесненных со всех ключевых точек Болгарии, он больше не контролировал Болгарское царство.

   Из задумчивости князя вывел отрок, используемый ним, как посыльный в большом дворце, всегда находившийся у дверей, рядом с воинами охраны. Несмело приоткрыв дверь, заглянул в залу, остановив свой взгляд на князе.

   – Чего тебе? – недовольно согнув бровь крылом, спросил князь.

   Полностью протиснув корпус через дверную щель, отрок сообщил:

   – Там сотник Тул у дверей дожидает, с ним черниговский боярин. Вятший боярин, с дружиной немалой пришел, просит елико принять его. Твоих бояр звать?

   – Вятший, говоришь?

   – А то!

   – Никого не зови. Черниговца пусть пропустят.

   Через порог открывшейся двери, переступил высокий, статный варяг с длинным, густым чубом – оселедцем на бритой голове, заправленным за левое ухо, усы крыльями свисали, минуя выбритую до синевы бороду. Из-под корзна проглядывала искусно сработанная мастерами байдана, с посеребренными бляхами на груди, по длине доходившая почти до колен. Высокие, мягкие черевы дополняли картину. Князь глянул на оружие пришлого боярина, отметив его рабочие качества. Внешним видом вошедшего остался доволен.

   – Здрав будь, Великий князь! – первым нарушив молчание, поклонился Монзырев.

   Между делом, Толик осмотрелся, любуясь многоцветным мозаичным полом, холодным мрамором стен, богатой обстановкой большого помещения. Полусумрак и сырой воздух дворца, никак не вязался с синим небом и ярким солнцем южного города, снаружи дворцовых стен. Обстановку зала можно было сравнить с осенней погодой.

   – Здравствуй, боярин. Мне поведали, что привел дружину. Так ли это, варяг? И как рекло твое?

   – Я, вассал светлого князя черниговского, родовой боярин кривичей, Гордей. По велению князя своего, привел в помощь, под твою руку дружину, числом в пять сотен воев, – Монзырев сунул руку под корзно, извлек из пришитого к изнанке кармана свернутую в трубку грамоту черниговского князя, подошел ближе к Святославу, протянул ее. – Вот, передаю из рук в руки, как заповедал мой князь.

   Святослав не отрывая взгляда от лица Монзырева, взял письмо, читать его не торопился.

   – Боярин кривичей, говоришь? Странно мне слышать, что кривичи живут в уделе черниговского князя. Скажи, как так случилось, ведь ваши родовые земли даже не граничат с Черниговом.

   -Великий князь, еще при деде нынешнего князя, роду моему были дадены земли в пограничье, дабы оберегать их от кочевых печенежских племен.

   -Ну и как? Получается?

   -Жалоб нет. Разве что печенеги нами не довольны.

   Святослав развернул свиток, вчитался в текст послания. Монзырев получил возможность разглядеть самого князя. Перед ним находился крепкий сорокалетний мужчина, чем-то очень похожий внешностью на Перуна, каким его видел Монзырев в северянском городище, даже жесты, наклон головы, поднявшийся подбородок, было настолько схоже, что Толик хмыкнул про себя: "Похож!".

   – Не о тебе ли я слышал, что какой-то боярин задержал продвижение Кулпеевской орды, уничтожив воинов рода почти полностью?

   – Скорее всего обо мне.

   – Слух идет, что любят тебя боги, боярин.

   – Ну, это как сказать. Во всяком случае, я не могу пожаловаться, что обделен их вниманием.

   – Добро. Располагай свою дружину, будешь под дланью воеводы Икмора ходить.

   Кивнув князю, Монзырев слегка потупился.

   – Тут еще одно, государь.

   – Слушаю тебя.

   – Есть вести о сыне твоем, Мечеславе.

   Святослав выронил свиток, приподнявшись над креслом, подался корпусом вперед, сильней уцепился в подлокотники руками.

   – Говори, – голос выдал волнение.

   Монзырев обстоятельно рассказал все, что знал. Упомянул, что сотник, идущий по следу ромеев, уж если взял след – мертвой хваткой уцепится и не отпустит похитителя.

   – Пока нет повода сильно переживать за сына, государь. Сын твой жив, а это главное.

   Святослав поднял опущенную было голову, пронзительно глянул в глаза боярину.

   – Ступай к воеводе Икмору. Ввечеру вместе со всей старшиной и первыми боярами жду тебя здесь. Иди.

   Поклонившись, Монзырев покинул дворец, направился разыскивать княжьего воеводу, его ставка располагалась где-то неподалеку от купища.

   Уставший за день, Монзырев уже затемно добрался в расположение своей дружины. Зайдя в указанный караульным, отведенный для него дом, прошел в светлицу, не просто уселся, плюхнулся на табурет.

   – Батька, есть будешь? – осведомился Мишка.

   – Давай, – глянул на молчаливо сидевших у окон на лавке и ближе к столу на табуретах: воеводу, своих сотников и бояр – руководителей, влившихся в дружину черниговских отрядов. В комнате повисло тягостное молчание и витал невысказанный всеми вопрос: "Как?". Монзырев ложкой зачерпнул варево, поданное Мишкой в котелке. Медленно глотая, практически не чувствуя вкуса пищи, поглощал еду, о чем-то размышляя.

   – Тьфу! Болдырь тебя покусай, – не выдержал старый варяг, придвинул табурет поближе к жующему Толику. – Да, когда ж ты уже наешься? Ну?

   Прислонившись спиной к стене, отодвинув от себя ложку и котелок, глянул в глаза старому.

   – Все плохо, дружище. И это мягко сказано. Объяснил мне Икмор положение дел. А ко всему прочему времени у нас совсем не осталось, того и гляди, византийское войско нагрянет. Боярин Бранислав, – обратился к старшему сыну своего свата Ставра Твердятича.

   – Слушаю тебя Гордей Вестимирович, – воин, усвоивший порядки в Монзыревском воинстве, поднялся с места.

   – Готовь, свою сотню. Ближе к утру быть тебе с воинами у правой городской брамы, туда же подойдет сотня от Икмора с сотником Пещаком во главе. Сотник местность хорошо знает, только воинство у него наполовину из своих бойцов, остальная часть из спасшихся в граде Преславе, да тех, которые из других мест смогли к Доростолу просочиться. Однако все равно старшим воевода Икмор его назначил. Это и понятно, мы здесь новички.

   – Понял, – спокойно без эмоций кивнул Бранислав.

   – По сведениям от беглецов, император Цимисхий быстрым маршем сюда двигается. Ваши сотни отойдут верст на двадцать в сторону юга, и обязанность на вас ляжет образовать передовую заставу. Героев из себя делать не нужно, вы мне живыми нужны. Ваше дело выявить неприятеля, слежка за ним и естественно оповещение командования о передвижениях греков. Уяснил?

   – Да. А, чего воинов так много? Две сотни – это не застава.

   – Это партизанский отряд. Я знаю. Костяк заставы останется у дороги, образуете засаду, разъезды веером разойдутся по местности, ну и гонцов надо будет не по одному посылать. Еще вопросы?

   Поднялся с места Олесь.

   – Батька, это вроде мое дело – разведка. Почему другого посылаешь?

   – Потому что по второй профессии, для тебя основной, ты диверсант. Предполагаю, что это качество вскоре будет, ой как востребовано. Садись. А для тебя, боярин, еще раз повторюсь. Ваше дело только разведка и присланные вовремя сведения. Иди, готовь людей, больше тебя не держу.

   Поклонившись, Бранислав ушел. Монзырев поднялся на ноги, потянув натруженную за день спину, прошелся по сравнительно небольшому помещению.

   – Ну-у! – опять не выдержал воевода.

   – Что ж, слушайте диспозицию. Здесь, в Доростоле, у Святослава двадцать тысяч воинов, с натяжкой, считая просочившихся с юга максимум двадцать две. Не более. Это вместе с нами. Венгры с печенегами, ранее составлявшие легкую конницу войска, благополучно сбежали. Помощи ждать неоткуда, надеяться не на кого. Ванька, базилевс ромейский, ведет с собой только одной отборной пехоты, двадцать тысяч гоплитов, да всадников, тысяч пятнадцать будет, ну и разной мелкой шелупони, умеющей пользоваться ножиком, еще тысяч пятнадцать набежит. Короче, полная жопа. Кто не согласен, может высказаться.