Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 75 страниц)

   Вызвав Рыжего, Анатолий приказал ему загружать рухлядью дракар, забирать освобожденных людей, сколько сможет разместить на судне, и с одними гребцами отправляться в Гордеев городок. Третью часть добычи, добросовестно отдал северянам, чему Ставка, это было "написано большими буквами" на его лице, остался весьма доволен.

   В таких боях местного значения промелькнуло три дня. Нельзя сказать, что победы давались легко, в дружине были раненые и погибшие, но ни один печенег, следовавший с караваном, не прорвался в родную степь.

   Последующие два дня прошли в пустом ожидании, обозов не наблюдалось, и Монзырев стал приходить к выводу, что печенеги пускают караваны по какому-то другому, неизвестному ему маршруту. Пора было снимать посты наблюдения и уходить восвояси. Однако рано поутру ему доложили, что в направлении Дикого поля, быстрым маршем движется караван в сопровождении полутора сотен кочевников, причем полона при нем нет. Движется по всем военным правилам, с передовым дозором и замыканием. Погонщики нахлестывают запряженных в подводы лошадей так, будто кто-то за ними гонится. Времени на обдумывание действий не было вовсе и Николаич пошел по накатанному пути, устроив уже классическую в этой местности засаду, введя все свои силы в бой. Дело было решено стремительностью и натиском. Прикрытие каравана, попытавшееся дать отпор русичам, было порублено и постреляно. Дружинники собирали трофеи и наводили порядок на месте боестолкновения, маскировали следы прошедшего мероприятия, когда со стороны северного направления прискакали вои, оставленные в дозорном пикете.

   – Батька! – остановил взмыленную лошадь старший пикета, десятник Верещага. – Версты три отсель, войсковой отряд идет. Мы близко не подходили, поэтому, кто и сколько не рассмотрели, но по конскому топоту – их много.

   – Командиров ко мне, срочно! – отдал распоряжение Мишке Монзырев, и тот сорвался с места в карьер, поскакал оповестить всех начальствующих людей о срочном сборе.

   – Вот, что, братья, в скорости бой принять придется и стоять нам здесь, не пропуская ворога. Стройте людей в боевые порядки, какие в родном городище отработали, сейчас проверим на практике, выдюжим ли удар кочевников на открытом месте.

   Широченная поляна, к которой с одной стороны примкнула балка поросшая дубами и кустарником шиповника, была перегорожена поперек дружиной. Монзырев поставил конный отряд северян впритык к самой балке, кроме щитов, те не имели почти никакой бронной защиты. В заросли распорядился загнать телеги обоза, перед которыми в сторону приближающегося врага, прикрывшись большими щитами, ощетинились пиками пешцы Улеба. Если удар будет силен, они всегда могут уйти за тележные платформы и оттуда продолжить бой. Левый фланг, перегородивший поляну строгой железной линией застывших, окольчуженных кривичей на лошадях, спокойно без суеты ожидал приказов своего боярина. Люди настолько привыкли к тому, что он знает что делает, что еще до столкновения верили в свою победу. Нетерпеливо переступали и звенели сбруей застоявшиеся кони. Монзырев на пару с Мишкой выехал к центру строя своего воинства, выказывая спокойствие командира, поворотил коня мордой к неприятелю. Все застыли в ожидании.

   На самом пике нервного подъема произошла непредвиденная ситуация. Из-за опушки балки, вдруг выскочило два десятка всадников в холщовой одежде, окрашенной под камуфляж. Первыми их заметили северяне. Ставка развернул две крайних шеренги в сторону непонятно чьих людей, подал сигнал опасности пешцам, а те уж оповестили ковалерию. Напряженность живой стены готова была выплеснуться наружу в любой миг. Достаточно было окрика или жеста и в неизвестных воев полетят сотни стрел и арбалетных болтов.

   – Николаич, команди-ир! – стремительно приближаясь, заорал до боли знакомым голосом лысый предводитель неизвестных всадников, обросший щетиной колючек на щеках и бороде при длинных вислых усищах. – Своих, не признал?

   – Сашка! – вырвался крик Монзырева.

   Приподнялся в стременах, обозрел прибывших, стараясь в короткий срок просчитать, кто остался в степи навсегда, кого не дождутся родные. Расплылся улыбкой через строй пешцев и телег.

   – Выскользнул, чертушка?! Ладно, не до тебя. Все потом. Спешивай своих, становитесь в строй к воеводе.

   Спешившись прямо в телегу с барахлом, спрыгнул с нее в скопление пеших воинов, Сашка протиснулся к варягу, обнял деда.

   – Здорово, воевода! – похлопал старого ладонями по еще крепкой спине. – Кого мочить будем?

   – Сами еще не разобрались. Идут в сторону степи. Наш-то, сокол ясный, решил не пропустить.

   – Эт правильно! Чем больше сейчас сверх плана на гора трупаков дадим, тем их меньше в следующем году к нам гостить пожалует!

   – Балабол!

   Все отчетливее слышался приближающийся топот копыт большого числа лошадей. Вскоре, за празднично – зеленой полосой неприметной травы показалось войско, идущее плотным строем, со стягом, развивающимся над ним. Уже можно было разглядеть хорошее единообразное оружие у воинов, длинные боевые копья, прямые мечи, дальнобойные луки из турьих рогов, булавы, секиры. Увидав противника выстроенного в боевой порядок, воинство встало в отдалении.

   – Батька, кажись наши! На печенегов не похожи, – подал Мишка голос.

   – Вижу уже.

   К Монзыреву подскочил Андрей.

   – Командир, вон то мурло я знаю, – указал пальцем на витязя в красивом дорогом корзне, покрывавшем кольчугу. – Это, наместник Курский, боярин Вадим Всеволодович.

   – Да, ты, что? Ну, так поехали встречать. Представишь меня. Хорошо вовремя разобрались, чуть своих не угондошили.

   Нервное напряжение стало помаленьку отступать.

   – Улеб! В седло садись. Твоего прежнего работодателя встречать выдвигаемся.

   Четверо всадников рысью погнали лошадей навстречу русскому воинству, непонятно с какой целью прибывшему на границу княжества. От прибывшей славянской дружины навстречу четверке воев выехало десятка полтора всадников в добротных доспехах, сопровождавших боярина Вадима. Обе процессии встретились посередине поляны, оставив позади свои боевые порядки.

   – Кого я вижу! Никак это ты, старый варяг Улеб?! – первым воскликнул курский боярин, улыбаясь в свою курчавую бороду. – Ба-а! И купец с тобой. Вот уж кого не ожидал увидеть так это вас.

   – Так ведь и мы не чаяли встретить дружину наместника в пограничье, – откликнулся на слова Вадима Андрей.

   Хоть и встретились в поле люди славянского корня, но, чувствуя у себя за спиной силу, Андрей и в речи своей не захотел выглядеть перед курянами бедным родственником.

   – Тем паче, я тебе, боярин, при встрече баял, что не купец я, а воин, чай, запамятовал?

   – Прикуси язык, недоросль великовозрастный. На звездюлину нарываешься? Как домой вернемся, я тебе клистир на задницу быстро организую, – видя, как после сказанного, боярин темнеет лицом, тихо сделал внушение Андрею Монзырев. – Здрав будь, наместник курский. Рад видеть тебя на землях пограничья. Я, боярин родовой у кривичей, владетель городца Гордеева, Гордей Вестимирович.

   – Здравствуй, боярин, я уж понял, кто ты есть.

   Оба с интересом разглядывали друг друга. Серебряная цепь на шее боярина глухо постукивала по железу панциря. В левой руке овальный красный щит с медным умбоном посередине, у левой ноги из-за щита выглядывали ножны длинного прямого меча, за пояс заткнута тяжелая булава, на высоком шлеме подрагивали в такт конскому топтанию, разноцветные перья, искусно расшитое корзно дополняло богатство воинского наряда. С другой стороны, приезжий боярин видел перед собой небогато одетого в кольчугу, уже прорванную в двух местах, варяга с длинным клоком волос, заправленным за ухо, открытым лицом, ухоженные усы спускались по обеим сторонам бритого подбородка. Боярскому званию в облике Монзырева соответствовало только оружие, но и оно было без каких либо украс.

   – Вот, уж не думал, что кривичами варяг управляет. То-то Улеб к тебе сбежал. Как живешь, Гунарович? Не жалеешь, что ушел от меня?

   – На жизнь не жалуюсь, Вадим Всеволодович, С боярином Гордеем спокойно конечно не поживешь, но жить у него интересно и нескучно.

   – Ну-ну! Стегги-то с тобой?

   – Нет больше Стегги. Пирует сейчас в небесной дружине.

   – Давно?

   – Да, дней уж десять как. Хорошая смерть! Орду-то мы уполовинили. Не дали большому числу поганых на Русь войти.

   – Как, так? У стен Курска с большой ордой мы бились, отогнали ее, не дали печенегам разгуляться.

   – Ну, да. К вам в гости только половина копченых отправилась. Вторую половину-то мы изничтожили.

   – Се, как понимать, боярин? – обратился Вадим уже к Монзыреву.

   – Едем, Вадим Всеволодович, ко мне в ставку. Она тут неподалеку, в Рыбном. Там и обскажу все. Не стоять же нам среди поля ратного, вои-то наши волнуются, хоть и понимают, что свои, да, все ж переживают.

   – Едем! – курский боярин обернулся к своему молодому воеводе. – Якун, вели сотникам вести дружину за нами.

   – Гунарович, ты тоже давай, командуй. Прибраться не забудьте, вдруг опять караван появится.

   Направляясь в Рыбное, бояре разговорились. Оказалось, дружина Вадима тоже вышла на охоту за печенежскими обозами. Вот, потому-то уже два дня было затишье у Монзырева. А, тот крайний обоз, что попался сегодня кривичам, уничтожив полоняников, уходил от погони воинства Вадима, оттого и встретились две русские дружины на этом пятачке.

   Оба смеялись, узнав о случае, приведшем к противостоянию.

   Курская дружина встала лагерем неподалеку от Рыбного, раскинула шатры. Старейшина Бажан принимал у себя в гостях уже двух бояр со всей их старшиной, а жена его Веселина с невестками и дочерьми накрывала в полисаде столы. День клонился к закату и теплый летний вечер был тих, только стрекот кузнечиков создавал фон. За столом было много выпито и съедено, но больше всех бурно веселился Горбыль. Приняв на грудь хмельного, они с Андреем уже плотно скорешились с курскими сотниками, громко гоготавшими над Сашкиными байками привезенными им на хвосте своей лошади из Дикого поля.

   – Кто таков? – указал глазами на Сашку Курский боярин.

   – Один из сотников моих. Считай, только что из степи вернулся, вот откатом и накрыло.

   – Это как из степи?

   – Вадим Всеволодович, мы ведь к набегу загодя, еще с осени готовиться начали. Посему решили с воеводой и сотниками, что как только орда к нам в земли пройдет, так и мы к ним в гости отряд снарядим. Вот, Сашка и водил в степи отряд, а сегодня, прямо перед нашей с тобой встречей и вернулся, я с ним даже поговорить, толком не успел.

   – Так, пусть расскажет – чего видел, чего сделал.

   – Да, запросто! Сашка, иди сюда, садись рядом, голубь сизый.

   Сашка уселся между боярами, чтоб было сподручней отвечать на вопросы.

   – Ну, поведай нам, как прошел вороп твой в землях Каганата!

   – Да, чего там, бояре. Войти было легко, вот только работать пришлось в сложных условиях, гоняли нас, как зверя на охоте. Целы остались, да вышли не все. Считай, десяток своих пацанов похоронил.

   – Так, а поганых-то сколько полегло? – задал вопрос боярин Вадим.

   – Мыслю я, что много. Сейчас вон счетовода штатного позовем, точно скажу. Мишка, – позвал Горбыль. – Зови сюда Олега, да пусть ему ребята мои помогут цацки принести. Бегом, не заставляй бояр ожидать.

   Мишка сорвался с места и тут же послышался топот уносившегося прочь от тына коня.

   – Сколько, воев с тобой, было? – снова задал вопрос Вадим.

   – Со мной, тридцать. Три десятка.

   – Ха-ха-ха! Что с тремя десятками можно сделать вдали от своей земли. Ни помощи, ни пропитания, проводника ведь тоже скорей всего не было?

   – Проводника не было, эт точно, – согласился Горбыль. – Но вот следопыт у нас был. Мы по следам оставленным ордой, как по карте прошли и навестили стойбище их великого князя. Так, что разрешите доложить, товарищ командир.

   Сашка поднялся с места.

   – Стойбище уничтожено полностью. Прости, боярин, – подвыпивший Сашка глянул в глаза Монзыреву. – Не жалели никого, ни старых, ни малых. Выхода у нас другого не было. Пришлось резать всех, кто под руку попался, иначе сами бы там остались.

   – Да, сядь ты, не на ковре у генерала.

   – А, кто такой генерал? – задал вопрос боярин.

   – Да, это мы так между собой верховного воеводу княжеского зовем, – отбоярился Монзырев.

   – Это ж по-каковски?

   Монзырев скривил губы в улыбке. Вот, что ответить человеку?

   – На востоке живет народ, китайцами прозывается. Вот, по ихнему.

   – А-а!

   По улице разнесся глухой, приглушенный песком дороги конский топот и вскоре в палисад возле дома вошли пятеро Горбылевских бойцов. Это Мишка привел наворопников, четверо из них тащили на плечах увесистые, но компактные кожаные мешки. Горбыль обратился к стоявшей поодаль Веселине:

   – Бабонька, дерюга какая есть, чтобы расстелить на землю не жалко было?

   – Сейчас принесу, сынок.

   На траву перед столами было постелено старое полотно.

   – Высыпай, – велел подчиненным Сашка.

   Не мудрствуя с узлами, завязки на мешках просто разрезали ножами. Из мешков на полотно звонко посыпался золотой и серебряный дождь из денег и украшений. Сидевшие за столами притихли, лишь те, кто сидел напротив, поднялись на ноги, чтоб лучше разглядеть содержимое мешков.

   – Трофеи, Николаич, – повел рукой в сторону дерюги Сашка. – Так сказать, принимай по описи.

   – Та-а-ак! – погладил бритый затылок рукой Монзырев. – Вы, что там "ювелирный" взяли?

   – Да, нет. По стойбищам прогулялись, да с убитых собрали. Олег, тут народ интересуется сколько копченым мы уничтожили?

   – Батька, стариков, детей, женщин считать тоже?

   – Нет, только воинов.

   – Ну, так четыре сотни бойцов противника уничтожили точно, а, сколько в свалках да погонях, извини, не знаю.

   – Это три десятка-то бойцов на чужой земле, четыре сотни положили. Убей, не поверю, – засомневался воевода курский, Якун. – Ну, не может быть!

   – А, ты вот сюда смотри! – глаза Горбыля на миг потемнели. Он указал пальцем на дерюгу. – Каждая цацка, лежащая здесь, кровью своей и чужой помечена. У меня десять хлопцев там навечно лежать остались. Вот, ты такой холеный, да сильный у моих юнцов спроси. Вот они стоят. Они тебе расскажут, что мы ели, да как мы спали и через какую задницу мы протиснулись.

   – Сашка, хорош балаганить. Парни, убирай ювелирку. Молодцы. Ох, как она нам поможет в этом году. Олег, передай там ребятам от меня благодарность, награждать уже дома буду.

   Между тем, Сашка успокоившись, обратился к боярам:

   – А, это еще не все, уважаемые. Правда в том, что по нашим следам идет сотен пять-шесть копченых и уже утром они будут где-то здесь.

   – А, ты раньше этого сказать не мог? Дятел.

   – А, что бы изменилось?

   – Прости, боярин, пора нам готовиться к встрече, – сказал Монзырев.

   – Да, и мы поучаствуем.

   Скомканное в одночасье застолье разнялось. Народ потянулся к своим сотням. А уже ночью бояре стали выводить свои дружины к местам засад.

   – Мудрейший, за той балкой начинается земля русов, – указал на окраину дубравы Хатанаг, один из лучших охотников стойбища. – Русы оторвались от нас. На добрых полдня пути оторвались. Мы упустили их, уважаемый.

   – Нас когда-нибудь удерживало то, что мы шли по чужой земле, Хатанаг?

   – Нет.

   – Так, почему ты думаешь, что мы прекратим преследование тех сумасшедших, рискнувших прийти на нашу землю. Ты, хочешь сказать, что они безнаказанно ушли из наших рук?

   – Нет, уважаемый.

   – Мы, пойдем по их следам. Русы обязаны вывести нас к своему селищу. Мы, так же как они придем к их домам, вырежем всех их родичей. Пусть каждый знает, что тот, кто ступил в степь – будет наказан. Хватит разговоров, веди.

   Русский лис ушел из всех капканов, расставленных на его пути. Цопон склонен был считать, что тому оказывали помощь злые духи. А, как по-иному? Он шел по его следу, попадал в засаду, он пустил погоню в обход русам, те вовремя ушли в сторону, он переправился через реку, наверняка зная, что вождь русов поведет их по короткому расстоянию, тот же вернулся на прежний маршрут, опять обманув, умудренного опытом степного воина. Лис путал следы, устраивал засады, сооружал капканы, словно вызвал Цопона на поединок ума. За последние два дня его маленький отряд, существенно оторвался от погони.

   После ночной передышки, Цопон поднял воинов до света. Отдохнувшие лошади, несли своих всадников по влажной от росы траве. Сквозь предутренние сумерки уже едва проглядывалась поблекшая, прозрачная луна. Сотня за сотней, кочевники огибали балку. Где-то на юго-востоке остался Северский Донец с прибрежной полосой лесов и сетью озер, с возвышенностями меловых гор и шелестом степных ковылей.

   К Цопону подскакал Хлубан, десятник передовой сотни.

   – Мудрейший, Хатанаг передает, что мы вышли к месту, где вчера произошел бой, трава вытоптана, еще не успела подняться, видны капли запекшейся крови, следы телег. Те, за кем мы идем, проскакали прямо по тем местам.

   – Так, может они нарвались на наши обозы, возвращающиеся из Руси с хабаром и полоном? Может нам уже не за кем гнаться?

   – Нет, тут что-то другое. Хатанаг говорит, что телеги повернули на запад, в сторону реки, которую славяне называют Псел. Их следы уходят по пути проделанному повозками.

   – Передай сотнику, пусть продолжает идти по следам. Да-а, и усильте дозоры.

   – Слушаюсь, уважаемый!

   Оказавшись в широком коридоре поляны, где вчера проходил бой, передовой дозор кочевников услышал приближающийся топот большого числа лошадей и вскоре нос к носу печенеги столкнулись с дружиной, закованных в кольчуги, с красными щитами и пиками в руках русов. Дружина разгоняла лошадей для удара. Не став принимать лобовую атаку, развернув коней, кочевники попытались уйти в степь. Из-за опушки балки навстречу им неслась конница, все отличие которой от той, что была теперь позади них, составляли лишь цвет и форма щитов. Из самой балки, мимо которой пытались проскочить кочевники, в них полетели сотни стрел, выбивающие печенегов из седел.

   – Это засада!!! – то тут, то там слышались возгласы ужаса.

   В одно мгновение отряд степняков превратился в неуправляемую массу. Они пускали стрелы в приближающихся воинов, но это помогало слабо. Их зажали между молотом и наковальней. Разогнавшие своих лошадей обе конные лавы русов, в таранном ударе, сметали все на своем пути, на две половины разрубили тело печенежского отряда, уничтожая плоть. Спаслись единицы, находившиеся на фланге в отдалении от балки. Обезумев, они вручили свои жизни на откуп лошадям, быстрые ноги которых, то единственное, что могло спасти.

   Второй удар был не нужен. Еще добивались отдельные ватаги, уже русичи, соскочив с седел, дорезали раненых печенегов, когда Гуща, воин из полусотни Звана в Монзыревской дружине, соскочив с лошади, наклонился над раненым седым степняком. Старик спокойно смотрел, как рус достает засапожный нож, наклоняется над ним. Он с усилием, заплетаясь в словах, произнес на русском языке:

   – Подожди, витязь, успеешь еще, я, вождь, погибшего отряда. Перед тем, как умереть, хочу увидеть русского лиса.

   – Кого? – не понял дружинник.

   – Вождя тех, кто приходил к нам в степь, – Цопону было тяжко говорить, стрела пробила ему легкое с правой стороны тела, поэтому он и не попал под смертоносный удар конницы.

   – Э-хе-хе! Где ж я тебе его в этой кутерьме-то искать буду? Русан! – окликнул он всадника, проезжавшего мимо. – Русан, ты сотника Горбыля не видел ли?

   – Да, он у балки, со своим выводком.

   – Слушай, проскочи по дружбе к балке. Скажи, тут его пораненный печенег просит прийти.

   – Да, зачем? Добей и всего делов.

   – Сгоняй, а-а? Видишь, человек перед смертью сказать чего хочет.

   – Ладно.

   Сашка прискакал не один, а в сопровождении своих пацанов. Соскочив с лошади, коротко бросил Гуще:

   – Спасибо, брат!

   Наклонился над кочевником. Тот, устало приоткрыл глаза, почувствовав дыхание от приблизившегося чужого лица.

   – Чего тебе надобно, старче?

   – Это ты, тот степной лис, за кем я гонялся по своей степи?

   – Я. А, ты, стало быть, тот старый маразматик, от которого у меня было столько проблем?

   – Я Цопон, старейшина в роду малого князя Азама, – уже еле двигая языком, промолвил старик и потерял сознание.

   – Э-э, нет, так дело не пойдет. Парни, ну ка помогите печенежского деда в Рыбное довезти. Пусть его там знахарь попользует, глядишь, откачаем.

   – Батька, так он же ворог, – возмутился один из отроков.

   – Ворогом, Осьмун, он был, когда был здоров. А, сейчас он мне живым нужен. Короче, везите в Рыбное, старик крепкий, оклемается.

   – 23 -

   Монзырев поднялся из-за стола, в молчании проследовал к калитке, отделяющей подворье Бажана от улицы. Внезапно, словно клещами, его сердце сдавило в грудной клетке. Взгляд блуждающих, пустых глаз был направлен в пространство за пределами действительности, сфокусировать картинку происходящего с ним, он не мог себя заставить. Походкой зомби, пошагал на автомате, двигаясь вдоль улицы, не понимая, куда несут его собственные ноги. Шум в голове доносил до мозга обрывки фраз окружающих его людей. Будто через вату, он услышал знакомый Сашкин голос:

   – ...ич! Что, с тобой...? Не молчи, Ни...! Гун...ч, надо ... остановить!

   Голоса других, тоже прорезались.

   – Боя..., ты ...?

   – Андр..., не ... сам ...!

   – ...Мишка, ты такое раньше...?

   Течение своих собственных мыслей воспринимал как бы со стороны, из далекого далека: "Что со мной? Может у меня обычный инфаркт? Господи, как сдавило сердце. Куда я иду? Зачем? Да, остановите же кто-нибудь меня! Горбыль, не стой столбом, уложи меня хотя бы на траву, лысый матерщинник. Тупоголовые, поймите, нельзя ходить при инфаркте. Почему все так? Почему со мной?".

   На деревенскую улицу, повываливали толпы воинов и местных жителей. Глазели на происходящее, не решаясь, что-либо предпринять. В гамме голосов, вдруг раздался один, повелительной интонацией перекрывающий все остальные голоса.

   – Не трогайте боярина! Все отошли с дороги, – похожий на седого луня, Белослав, деревенский знахарь, расставив руки в стороны, отодвинул толпу перед шагающим Монзыревым.

   – Что с ним, диду? – вопросил у старика, следовавший в тесной толпе Ратмир.

   – Не лезьте к нему, сынки, опричь идите следом. Мыслю, нарок его ведет к священному дубу, и влезать нам в его путь, никак не можно.

   Услыхав слова знахаря, славяне малость поуспокоились. Они приняли как должное, право богов выразить свою волю смертному. Покон, нависший над ним, не перепрыгнуть, не обойти ни одному смертному, надо просто пройти путь с человеком, облеченным доверием богов. Мишка, идя рядом с Андреем, не понимая происходящего, вытирал, набегавшие из глаз слезы, тихо поскуливая, словно щенок, лишившийся защиты матери, не успев окрепнуть и заматереть. Горбыль шел бок-обок с боярином Вадимом, не стесняясь выражать свое отношение ко всем богам вместе взятым и к каждому по персоналиям, через слово, употребляя ненормативную лексику. Молчавший Вадим Всеводолович, вышагивая по указанному Монзыревым пути, бросал задумчивые взгляды то на Монзырева, то на Сашку. Такого вольного взаимоотношения между богами и сотником кривичей, боярин еще не встречал на жизненном пути. Несмотря на сложность ситуации, Сашкины наворопники, не отставая от своего "батьки" дальше десятка шагов, нет-нет, да и оскаливались в улыбке, как бы говорившей: "А, что, наш батька имеет право, так говорить с богами!".

   Деревенская улица давно осталась позади. Толпа, ведомая Монзыревым, выступающим в роли поводыря, через коридор лиственного леса, вышла к пятачку поляны, покрытой зеленым ковром травы. В центре ее, пришлые с удивлением увидали раскидистый, многовековой дуб, ствол которого могли обхватить разве, что пять человек, взявшись за руки по кругу, если бы ветви позволили приблизиться всем разом, к заросшей кроне.

   В то время, как Монзырев продолжил свое движение, остальные остановились у кромки поляны, застыв, глядели на священное, для жителей Рыбного и близлежащих деревень, дерево. В последний момент, Белослав поймал руку Горбыля, не дав тому идти дальше.

   – Стой, сынок. Сейчас он сам будет решать свой урок, ты ему можешь только помешать.

   – Тяжко, Белослав, чем помочь не знаю, и морду набить все равно кому, хочется. Э-эх!

   – Ничего, сынок. Мы с тобой сейчас, ему нужны все равно, что в русской бане седло. Богам виднее с кем речи вести.

   Не дойдя до ветвей дерева десяток шагов, Монзырев остановился. Между тем, он сам почувствовал, что приходит в себя, боль отступила, бесследно уйдя в небытие, сознание просветлело. Окинув взглядом вековое дерево, ясно осознал, что для жителей селищ, все это заменяет традиционное капище с чурами богов, являясь одновременно и жертвенником и ликом поклонения. Монзырев снял с запястья руки серебряный обруч, единственно носимое им украшение, вплотную приблизился к дереву, надел его на зеленую ветвь.

   – Кто, позвал меня в дорогу? – вопросил он.

   То ли показалась, то ли действительно порыв ветра качнул ветви, приподняв их и, в одном месте раздвинул в стороны. Прямо перед Монзыревым, словно отделившись от шероховатой коры ствола, обозначилась фигура человека. Из-под зелени листьев шагнул воин, по виду боярин признал в нем варяга в броне, с мечом у пояса. Привычка подчинять себе людей, скользила во взгляде. Длинный седой клок волос с бритой головы спускался за ухо с массивной серебряной серьгой в мочке.

   – Это сделал я. Мне пришлось отвлечься от своих дел, смертный. В другое время, я не пошевелил бы и пальцем, поверь мне. Ты сам в состоянии идти дорогой выбравшей тебя, но затронуты наши общие интересы и для решения проблемы я был вынужден позвать тебя.

   Осознав с кем имеет дело, Монзырев низко поклонился собеседнику. Со стороны наблюдавших за ним людей, стоящих у кромки поляны, было отчетливо видно, что боярин кланяется вековому священному дереву, разговаривает с ним. Люди физически не могли увидеть его собеседника.

   – Я, так понял, что сам Перун, почтил меня вниманием!

   – Ты, правильно понял, смертный. Я, знаю о твоем общении с Велесом. Скотий Бог находит тебя интересным собеседником. Но, общаться с тобой мне нет особой нужды, и только дело, из-за которого я снизошел до встречи, заставило привести тебя ко мне.

   – Чем, я могу быть полезен богу, возглавляющему славянский пантеон?

   – Видишь ли, я, как и смертные, не люблю, когда в мои владения лезут чужаки. Пусть резвятся в своих землях, у студеного моря. Однако, Одноглазый протянул руку к чужому. С ним мы разберемся, как-нибудь сами. А, вот его люди это твоя головная боль.

   – Что, я должен сделать?

   – В моих землях, нурманы убили волхва, должны понести за это наказание. Сейчас они находятся неподалеку от места, где мы с тобой говорим, в Гордеевом городище. Уничтожь их.

   – Что-о? – Монзырев изменился в лице, стал бледным, как беленое полотно. – Ты, хочешь сказать, что эти отморозки убили Вестимира и сейчас хозяйничают в моем городке?

   – Да.

   – Да, ведь это три дня быстрой скачки, ничего себе рядом. Как это произошло?

   – Теперь-то чего говорить, как и что случилось. Если у людина загорелся дом, он не разбираются, почему случился пожар, а тушит его. Сейчас горит твой дом, так иди и потуши его.

   – Пока я доберусь до дома – он сгорит!

   – Воспользуйся подарком перехода, как раз тебе он и подарил возможность быстрого перемещения в пространстве.

   – Я, не чувствую этот дар.

   – Ха-ха-ха! Мне, что, учить тебя всему?

   – Скажи, хотя бы как это происходит?

   – Хм. Представь в деталях место, куда бы ты хотел попасть и сильно пожелай переместиться туда. Перед тобой откроется дверь, вот и войди в нее. Все, смертный, иди, исполняй свой урок. Придет время, и мы снова увидимся.

   – Прощай, Светлый Бог! Спасибо.

   Зелень ветвей сдвинулась к корням исполина, укрыв Перуна от глаз Монзырева.

   Какое-то время Толик стоял перед огромным священным деревом, анализируя информацию. Даже услышанное им, не давало право сорваться с места и нестись сломя голову навстречу неизвестности. Наконец, он развернувшись, пошагал к ожидавшим его людям.

   – Сашка, готовь свой вороп. Андрей, берешь своих дозорных, воевода, выделишь в распоряжение сотников тридцать воинов покрепче, лошадей не брать. Мы короткой дорогой немедленно уходим в городище, в наше отсутствие нурманы захватили его.

   – Боярин, кто поведал об этом? – задал вопрос Вадим Всеволодович, озабоченно глядя на Монзырева, все-таки их земли, считай, соседствовали.

   – Я разговаривал с Перуном. Он же и обеспечивает проход по короткой дороге.

   О том, что проход в пространстве должен проделать он сам, Толик говорить не стал, зачем лишний раз волновать людей запредельными для их восприятия деяниями.

   – Я, со своей дружиной последую за тобой. Надеюсь, против не будешь?

   – Нет, – и уже воеводе. – Гунарович, ты и Ставка остаетесь здесь. Границу на запоре держать будете еще седмицу. Комплектуй караван и отправляй его домой по дороге вдоль Псела.

   – Я, понял тебя, хевдинг. Может и я с вами?

   – Нет воевода, дела надо доводить до логического завершения. Ты нужен мне здесь. Кажись все.

   Оглядев своих попутчиков, Монзырев произнес:

   – Уходим сейчас и прямо отсюда. На поляне откроется проход. Первыми в него войдешь ты, Горбыль, со всем своим воропом. Затем Андрей со своими, ну, а уж мы с боярином Вадимом и остальными воями в замыкании двинемся.

   – А, лошади наши как же? – спросил Курский наместник.

   – Проход будет открыт прямо в городище. После того, как наведем там порядок, вас по этому-же проходу переместят обратно. Из Рыбного уже на лошадях вернетесь в Курск.

   – Понятно.

   Монзырев обернулся лицом к поляне, прикидывая в уме, где и как появится сама "дверь" в пространство. Не оборачиваясь, обратился с последними наставлениями:

   – Сашка, готов?

   – Да, командир.

   – Через проход попадешь прямо в теремную светелку. Режете всех чужих на своем пути, разбираться будем после дела.

   – Понял!

   Отрешившись от посторонних мыслей, родовой боярин кривичей представил перед собой мембрану, когда-то виденную им при переходе в десятый век, представил выход из нее в большую комнату терема на первом этаже, где все они так любили собираться для обсуждения дел. Представил так ясно, до последней мелочи интерьера, словно уже находился в ней. Кожей почувствовал электрическую составляющую Вселенной, и перед ним вдруг прорезалась серость и хмарь пелены окна в красочном пейзаже поляны. Проход открылся.