Текст книги "Кривич (СИ)"

Автор книги: Александр Забусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 75 страниц)

   Прыжком, разогнувшейся пружиной встал на обе ноги. Красота! Тело молодое, сильное, ему только и нужно, чтоб голова варила да подсказывала правильный вариант действия. Рванулся, опередил врагов и тут же почувствовал, что стрелки издалека решили метнуть стрелы на поражение, "зеленка"-то, вот она.

   Тормознул по какому-то наитию свыше, стрела хвостовым оперением чиркнула кончик носа. Вот и догнали. Поднырнул под мах стали над головой, при силе инерции пропустил ретивого чуть вперед. Оказавшись за спиной усатого печенежского перестарка с морщинами на лице, ухватил его за шиворот одежды, благо рост позволил, второй рукой за кушак, тушку живым щитом развернул в сторону стрелков. Жалобный вскрик, а затем и хрип выставленного перед собой человека, и сразу навалившаяся на руки тяжесть переставшего дергаться тела, оповестили о скором конце задумки.

   -Баловство!...

   Отшвырнув мертвеца на грудь подоспевшего последнего из плеяды противника, шуганул в наконец-то вставшие зеленой стеной перед носом кусты. Бежал, оставляя за спиной полосу примятой травы, сломанных веток и обрывков одежды на колючках кустарника и сучках. Пьяным носорогом пропахал борозду в "зеленке", еще и ревом огласил округу, подавая звуковой сигнал. Кровь бурлила по кровотокам, долдонила в виски, нагнетая запредельное давление. В ушах шумело, адреналин плескался через край. Пронесло! Выскочил из капкана, мать вашу! Ищите теперь, хоть раком раскорячьтесь! Здесь вам не там. Здесь не степь, в которой вы короли, здесь лес и он один в нем зверь, остальные "мясо", тушканчики долбанные. Было бы вас поменьше... Становитесь на след, а он его обежит, сделает крюк и так дернет за хвост, что мало не покажется.

   Резко "спрыгнув" со следа, пошел по кругу почти бесшумно не оставляя мет о своем присутствии. Сгинул и все, будто исчез. Шебутной и насыщенный событиями день клонился к вечернему завершению. Заслышав передвигавшихся "неводом" загонщиков, полностью утративших контакт с преследуемым, подкатился под пышные ветки сосны, росшей с товарками кучно, словно сорняк из густой травы, на давно не возделанном смердом поле. Пропустил мимо себя людскую цепь, при этом готовый в любой момент ввязаться в смертный бой. Выполз из укрытия и нос к носу столкнулся с отставшим, не очень шустрым и трусоватым степняком. Он был готов к схватке, а печенег – нет. Захлестнувшая шею удавка, произведенная ним из куска волосяного аркана, в зародыше задавила готовый вырваться из горла крик замешкавшегося оппонента. Конвульсивно задергавшиеся ноги, в конце концов, расслабились, просигнализировав о смерти врага. Путь был свободен. Пора отлежаться на одной из оборудованных лежек, а ночью навестить печенежскую засадную периферию, как и планировал с самого начала, навести там "здоровый" шум, угнать лошадей и забиться с добычей в лесную нору. Пришло время встречать товарищей по несчастью, а там и возвращение на Русь организовать, не век же бичевать у стен разрушенной крепостицы.

   * * *

   Ночь пересидели в плавнях, попеременно меняясь на выставленных недалече постах, кормили комарье, гурьбой слетевшееся на запах свежего пота людей и лошадей. Костра не жгли, кожей ощущая возможное присутствие кочевников, из-за этого и съестное подъедали по-походному. Еще до рассвета Удал поднял товарищей по несчастью, заставив их всех выкупаться в прохладной речной воде, смыть пот и обиходить лошадей. Насколько прикинул дед Омыша, выходило, что до родимой земли осталось пройти не так уж и много верст.

   По заливным лугам, мимо многочисленных озер, стариц, мимо болот, поросших кустарником и пойменными дубравами, подступающими к самой воде, маленький отряд шел прямиком на север. Все понимали, что преследование обиженная сторона не прекратила.

   Снова не длинная южная ночь и снова в седло, и снова скачка, уж слишком велика численность погони позади. Только быстрые ноги коней, да сильное желание увидеть свободными княжество Полоцкое, помогали без скулежа преодолевать опасный путь.

   В пойме реки, расширявшейся в этом месте, посланный передовым дозором Сом, первым заметил остров, словно ежик колючками, обросший соснами. Он призывно манил к себе, заставлял всматриваться в яркую зелень кустарника.

   -Чего делать-то будем? Мимо пройдем? – заглядывая в глаза Удалу, спросил дозорный.

   – А, ну, давай, переправимся на него. Скоро вечер, переночуем там, глядишь, кочевники мимо проскочат. – Озвучил свое мнение Хвощ.

   – Мимо может и не проскочат, у них следопыты отменные, а, вот ночевать там, для нас будет вольготнее, чем на берегу, – высказался дед, обратился к молодому лидеру. – Решай, душа моя, только завтрева нам, хош-нехош, а придется переправляться на другую сторону реки. Один-два конных перехода нам степью скакать, и половцев на хвосте тащить. Отдых для всех потребен, вымотались.

   -Плывем, Удал!? – подал свой голос Третьяк.

   Углеша молчком, взглядом преданной собаки смотрел на негласного старшого. Старшой решился.

   -А-а! Была – не была! Пошли.

   Оставшись в костюмах Адама, завернув одежду и оружие в узлы и, уложив их, на связанные из веток на скорую руку плотики, вцепившись, кто за седла, кто за конские хвосты, ежась от холода воды, поплыли на остров.

   Полоска земли посреди реки была не так уж и велика. Лошадей спрятали в центре лесного массива, расседлали их, пусть отдохнут, намаялись за дорогу. Поснедали, поделились, кому, когда нести охрану и спать. Вырубились.

   Молоко тумана по реке втянуло беглецов в себя, эхом пронеслось по стремнине тихое ржание лошадей, понукаемых людьми, заставивших животных вновь пересечь водную преграду. Вот и берег, пологий с минимумом растительности на нем. За узкой полоской деревьев, через стену поредевшего тумана под первыми лучами небесного светила открылась картина бескрайнего Дикого поля.

   Ковыльно-кипцовая степь по мере движения по ней, постепенно превращалась в луговую, представляющую ярко-зеленый густой цветущий травяной ковер, в котором главная роль отводилась уже не ковылю. Степные же злаки, хотя и встречались повсюду, забивались луговыми травами. Русичи издалека видели стада тарпанов, сайгаков, куланов и степных туров, своим передвижением беспокоили их, заставляли срываться с мест выпаса и уноситься подальше в сторону.

   – Тарпаны, хоть размером и не крупнее домашней лошади, все-таки побойчее будут, – издали глядя на закружившийся, уводимый вожаком табун, просветил Удала дед Омыша. – Степняки их страсть как не любят. А, все потому, что те имеют привычку забегать в домашние косяки, из них отбивать кобылиц и уводить их в степь.

   -А сами печенеги разве не так себя ведут, когда набегом на Русь приходят?

   -Так-то оно так,...

   Хвощу надоело ждать, пока табун освободит проход. Он тронул коня, заставил порысить его вперед, обернувшись в седле, окликнул попутчиков:

   -Чего ждете? Встали будто отроки на Купалу, ладно эти, но ведь и ты, дед, туда же! Айда за мной!

   -Уже-уже, душа моя! – оправдываясь, откликнулся Омыша.

   К вечеру в больших количествах появились заросли кустарников степной вишни, бобовника, таволги, караганы и ракитника, сначала изредка на склонах холмов или на возвышенностях, затем все чаще и притом на ровных местах. Постепенно в таких зарослях стали замечать приземистый и корявый дубняк, осины и березы. Как ни печален вид этого дубняка, он все-таки понемногу разрастается и, наконец, дает побеги уже на такой высоте, что животные не могут их обгрызать. Вот они почти и "дома", кусты дубняка понемногу выровнялись, выросли в крупные деревья. В одном из березняков заночевали.

   Ночь принесла с собой не только отдохновение от дневных трудов праведных, но и беспокойство ночных звуков в степи. Степи без диких животных и хищников не бывает, она просто деградирует, но чтобы так! Почти касаясь редкого березняка, прошло стадо тарпанов, копытами выбивая дробь из земли, подавая разноголосицу из своих рядов. Справа послышался рев совсем другой породы живности, и на этот звук, заставивший волноваться их уставших лошадей, откликнулись еще с десяток таких же горластых особей.

   -Кто это так рыкает? – поинтересовался Удал.

   -Львы это! – проявил познания дед. – Целым семейством на охоту подались. Вон и тарпанов с ночевки согнали.

   -Разве в этих степях водятся львы?

   -Чудак человек! Где ж им еще водиться, как не в степи. В наших густых лесах им не прокормиться, там своего зверя хватает, а львы существа семейные, прожорливые дюже, им тарпаны с сайгаками самая еда. Только бы нас не потревожили. Помоги нам Велесе!

   Звериный концерт продолжался до самого утра, пока звезды на небосводе не стали бледнеть. Кое-как отдохнувши, беглецы спозаранку, по северной границе степи пустили лошадей через мелкие и крупные дубовые рощи, внутри которых под тенью деревьев землю прикрыл ковер из ядреной травы и хилеющих степных кустарников.

   В череде меняющих друг друга то степных пространств, то леса, в одной из заливных долин Донца их маленькую кавалькаду стали настигать преследователи.

   -13-

   "О Господи, небесный владыка,

С высоты на нас посмотри-ка.

Спаси от кросса дальнего, от тумбочки

дневального.

От работ физических и от занятий

практических.

От старшины – беса, и от сержанта -

балбеса

От наряда и вахты, ну и гарнизонной

гауптвахты.

От отпусков кратковременных, и от

женщин беременных,

От болезней разных и шлюх заразных..."

Молитва курсанта.

   Глубокие, заросшие кустами труднодоступные овраги правого берега Донца, издавна пользовались славой глухих безлюдных мест, куда забредали только отчаянные сорвиголовы, по каким-либо причинам желавшие держаться подальше от людских глаз. На первый взгляд, предприятие их было совсем гиблым. Дикая степь служила обширным пастбищем для печенежских табунов и постоянным плацдармом, откуда уходили в набег на русские земли степные коршуны. Через эту же степь, возвращаясь, они гнали пленников, везли награбленные трофеи.

   Многочисленные речки и ручьи, впадавшие в Северский Донец, образовали это место. Если стоять спиной к Руси, с левой стороны, глубоко прорезая песчаниковые и меловые скалы создавали удобные естественные укрытия, где можно было переждать проход вражеской конницы, не встречая ни единой души и находясь далеко в стороне от бурных событий, или наоборот – участвуя в них по мере сил. Когда начинался набег жители бросали свои жилища, скрывались в ущельях и лесах, составляли шайки, нападали на малые караваны печенегов, отбивая людей и захваченное добро.

   Не всякий способен жительствовать в таком месте, поэтому и стекались сюда в основном всевозможные "оторвы, по каким либо причинам утратившие родовые связи или принудительно лишенные их. Те, кто не хотел мириться с законом, да люди, которым противно было вести спокойно-выверенную жизнь смерда, ковыряться в земле и плодить себе подобных, а опасная стезя человека с мечом в руке, наоборот, манила их, давала шанс не заскучать в житейском море.

   К правому берегу Донца прилепилось большое село, название которого говорило само за себя – Лиховское. Вотчина боярина Прозора, до недавнего времени державшего в узде сотни две таких приемышей. Много лет он пробавлялся походами к соседям в Дикое поле, угоняя скот у степняков, попутно не брезговал и грабежом на реке. Людишки под его дланью не бедствовали, многие осев на землю, обзавелись семьями. Любой из них, помня, чья рука давала ему благосостояние, обеспечивала "заработком", способен был постоять за благодетеля. Но пришло время, и гроза лиховских земель тихо отошел в мир иной, оставив после себя богатую вотчину, да единокровную дочь, незамужней, разменявшую возраст длиною в четверть века. Ни то, что она была уродлива внешне, нет, можно сказать, мужчины засматривались на нее. Пригожа, сдобна, румяна, будто яблочко наливное. Вот только сначала папаша отпугивал женихов своей деятельностью, а потом и дочь успешно возглавила семейный бизнес. Какие тут могут быть женихания? Так, наверное, старой девой и суждено на роду остаться.

   Сама боярышня сабелькой не махала, хотя и умела, но каждый выход своих головорезов планировала, седовласым сотникам внушение делала и строго спрашивала с них за каждый просчет. Ну, а уж добычу дуванить была мастерица, не скажешь, что волос длинный, ум короткий. Если б не высокородная, то была б чистой воды атаманом в сарафане. За такого лидера умные люди держатся крепко, всячески оберегают. Потерять такого, все равно, что самому на дорогу витую серебряную гривну нищему под ноги бросить.

   Вот и в этот раз боярышня Велизара послала сотника Хиста с его людьми проехаться к границе со степью. По ее земле проехаться, ну разве что одним глазком посмотреть, чем там соседи промышляют. Много ли после долгой зимы привели с собой на выпас скотины? И не собираются ли в Черниговское княжество наведаться?

   -Смотри там, сотник, не зарывайся! – умный взгляд зеленых глаз, казалось, проник внутрь мыслей умудренного жизнью человека, сказывались признаки происхождения существа привыкшего повелевать. – Всей сотней границу степи пересекать и не помышляй. А то, знаю я вас старых, и все выверты ваши известны наперечет. Время еще для этого не пришло. Потерпишь!

   Стоявшее перед сотником капризное, своенравное, себе на уме существо, топнуло ножкой. Какое там! Да будь она трижды раскрасавица, кто такую замуж позовет. Хист крякнул в кулак, надеясь, что его мысли никак не отразились на лице.

   -Ну, то, что на судовые караваны не нападать, то ты и сам знаешь. На одиночные лодьи дозволяю. – Улыбка тронула прекрасные уста, дева повторилась. – Дозволяю, но только ежели судно восточного купца будет. Своих пропущай, ежели из Руси на чужбину плывут. Ежели возвращаются, можешь брать, невозбороняю. Команду на корм рыбам отправишь, судно в одном из притоков притопишь. Жемчуга, драгоценные каменья, серебро, злато, пушную рухлядь, юфть, мед, это в усадьбу везешь, оружие, воск, пеньку, лен, зерно да кожи, в пещерных галереях спрячешь, там до осени пусть лежат. В общем не мне тебя старого учить, сам все давно знаешь.

   -Все сделаю как надо, боярышня.

   -Ой, смотри Хист, не откуси кусок, какой проглотить не сможешь!

   Хист, старый воин, пора уж и на покой, да все неймется ему. Каждую весну одно и то же, будто кто ворожит, покряхтит-покряхтит и в седло. Ну, теперь уж точно последний раз воев ведет. После похода, повесит свой меч-кладинец на гвоздь в избе, всю сотню старшему сыну передаст, а сам, вон хоть рыбу с челна удить будет, тоже занятие.

   Вниз по реке, на расстоянии версты от седого жиги, всего поросшего мхом, который испокон веку отмечал границу меж русской землей и степью, в двух стрелищах от старого печенежского кургана, выслал вперед дозорных, с остальной ратью встал поснедать. Ходили слухи, что в этом кургане укрыты сокровища древнего князька одного из тех, что некогда в дикой степи сложил голову от руки самого Рерика, легендарного варяга. Вот о князьке печенежском не осталось в истории даже имени. Да и неважно оно. Надоть будет собрать стариков, вскрыть погребение, да и ограбить убитого ворога. Да, так. А, чего старикам проклятий бояться, свои боги завсегда захистят, на то мы и славим щуров наших, требы и подношения приносим. Не-е, точно захистят!

   Еще толком поесть не успели, когда Блюд вытянув руку в сторону кургана, изрек:

   -Гляди, батька, кажись Могута свой десяток назад ведет! Чегой-то там случилось?

   Ведет. Легко сказано. Десяток, который Хистом года уж два тому назад доверенный Могуте, во весь опор, нахлестывая, не жалея лошадей несся по высокой траве пойменного луга к Донцу, у берега которого остановилась на дневку сотня. Спокойные речные плесы остались в глубине боярской земли. Быстрые петляющие участки воды, размыв берег по левой стороне, в том месте, где остановились русичи, образовали пляж из белого песка, довольно больших габаритов, с обеих сторон поросший колючим кустарником. Правый берег Донца, находившийся за спинами всполошенных людей, гористый покрытый широколиственным лесом.

   -Чего встали, байбаки? – сотник оценивающе окинул своих воев. – Стожар, Блюд, Никлот, Жирослав, быстро к лошадям! Остальным разделиться на три части! Ну! Грудим – со своими на правый край, Дан – на левый. Остальные выдвигаются на два десятка шагов вперед. Приготовили луки! Первый десяток щиты вздеть. Крепи строй!

   К приготовившемуся для отражения атаки любого противника строю, на распаленных лошадях подскочили свои разведчики. С седла на скаку спрыгнул Могута, битый жизнью воин в кольчуге и шеломе с полумаской на лице.

   -Батька, печенеги верстах в трех за курганом!

   -Большим числом идут?

   -Та, не-е! И сотни не будет!

   -Так, какого же... Чего они там? – уже расслабившись, спросил сотник нерадивого десятского.

   -Охоту учиняют.

   -На кого?

   -А, как раз в нашу сторону верховых гонят. Шесть душ гонят. По одеже, так своих.

   -Ага! Значит, мимо нас не проскочат.

   -Так, я ж и баю. Прямиком к Дону загоняют.

   Сориентировавшись, Хист распорядился:

   -Могута, забирай своих, проскочи дальше вдоль реки. Схоронишься в лесополосе, переймешь беглецов. Только постарайся живыми брать.

   -Понял, батька!

   -Грудим, в седла своих. Будь готов в рогатины сукиных детей взять. Этих не жалей!

   -Сделаем!

   -Остальные, рассыпались цепью в траве, наложить стрелы на луки, ждать приказа стрелы метать!

   Никто не любит ждать, но ожидание в засаде, вещь вдвойне труднопереносимая. Засада – это заблаговременное и скрытное расположение ратников на путях движения противника для внезапного нападения на него. Засада применяется во всех видах боевых действий, на любой местности, в любое время суток, перед фронтом, на флангах противника, а иногда и в его тылу. У Хиста был опыт боевых действий в засадах, старый боярин воспитал его именно на таких деяниях. Особенность засады – в ее внезапности. Иначе теряется ее смысл, и по сути это уже не засада. Внезапность позволяет не только ошеломить противника, но и получить преимущество путем уничтожения в начале нападения наиболее опасной части воинства неприятеля, существенно уменьшить его численность. Перед нападением нужно расположить людей в укрытии в непосредственной близости от предполагаемого удара по ворогу и до последнего момента не выдавать своего местонахождения. Внезапно ударить и бить до полного уничтожения, не жалея никого. Таков закон засады.

   Загонщики умело подводили шестерку всадников к реке, по широкой дуге отсекая выдохшихся лошадей от замаячившего вдали леса, беря их в "клещи". Куда им деться? Некуда! За речкой, ширина водной глади которой в этом месте составляла метров семьдесят-восемьдесят, стеной встала скала, на которой и с тверди-то земной не подняться, не то, что из несущейся по руслу реки.

   Сотник приподнялся над кромкой травы, проверяя маскировку своих оторв. Оставшись довольным, снова прилег в луговину, беглецы вот-вот должны проскочить спрятавшихся цепью его воинов. Вот, оно! Степные лошадки, раздвигая грудью вымахавшую на метр в высоту траву, прошли контрольную точку. Первый всадник в кавалькаде побега принял левее, пытаясь по самому берегу увести за собой остальных, криком подгоняя и подбадривая их.

   "Свои, что ли?" – заслышав родную речь, подумал сотник, снова приподнимаясь в траве.

   Конский топот по фронту цепи подсказал смену движения степняков, те тоже брали левее.

   "Пора!"

   Вставая на ноги, Хист подал команду, как уже не раз подавал ее при захвате купеческих лодий:

   -Бо-ой!

   Группа нападения, пять десятков воев, одновременно вскочив на ноги, начала метать стрелы в растянувшийся бок вражьей конницы. Исключение составляла группа Грудимы, в задачу которой, входило внезапное нападение в отведенное для нее время, и которая до поры до времени скрывала свое присутствие в кустарнике.

   Печенеги, сами вымотанные погоней, на уставших лошадях, шкуры которых покрылись влагой пота, прозевали первый залп вестниц смерти. От головы до хвоста растянувшейся колонны преследователей, все пространство покрылось шквалом летящих стрел. Люди работали на автомате, беспрерывно натягивая тетиву и выпуская очередную стрелу, проредили ряды степняков. Подвергшиеся внезапному нападению, не вошедшие в число убитых и раненых, спешно отворачивали коней в сторону, пригнувшись к шеям животных, слившись с ними, уносились прочь.

   -Грудим! – во всю мощь легких взревел Хист. – Дава-ай!

   Уставшие ждать засадники на свежих лошадях, наконец-то получили долгожданный приказ, взметнулись, выскочили на широкий простор степи, погнали беглецов, с каждым шагом лошадей сокращая расстояние между собой и преследуемыми. Погнали недобитки врага в сторону кургана, выплескивая накопившийся адреналин криком, свистом и гоготом. Во-оля! Гуляй браты-ы! Гей-гей-гей-й! Догнали отставших, порубили шашками и мечами в капусту. Не задерживаясь, растеклись по степи вылавливая и убивая вражин, вступивших на чужую территорию.

   Бой завершен! Может и ушел кто живым, бросив коня и растворившись в неразберихе в высокой траве луговины, кто знает? Искать не будешь. Знать повезло бедолаге, донесет скорбную весть о гибели родичей до родного стойбища, но ему можно только посочувствовать. Выжить, при таких обстоятельствах, хуже, чем умереть.

   * * *

   Сельские барбосы подняли свой хай еще издали, каким-то седьмым чувством почуяв приближение к родной околице сотни воинов, ходившей в поход. Центральная улица Лиховского по причине вечернего времени наполнилась народом. Встречали своих семейных. Все ли вернулись? Почему так скоро, ведь прошло всего три дня, как уезжали? Призывные крики женщин слышались то тут, то там:

   -Туробой! Туробоюшка, живой!

   -Петро! Петра мово не видали?

   -Да вон он, там позади!

   -Лель! Где ты, бесова душа?

   -Мамка, вон наш татка!

   -Да, живы. Все живы!

   Сбавив ход своего коня почти до шага, Хист подал команду:

   -Сотне разойтись по домам! Десятку Могуты, сопровождать до усадьбы! Табун примите, лошадей обиходьте!

   По узкой, хорошо протоптанной дороге повел десяток и найденышей к боярской усадьбе на разбор к боярышне. Что скажет хозяйка? Хист скосил глаза на ехавшего бок обок с ним молодого парня, пришлые называли его Удалом. Непроизвольно вырвалось из уст: "О-хо-хо!". Он, сотник, стар и не в пример глупому молодняку, понимал, что к чему. Молодую боярышню можно было смело отнести к современным ведьмам. Она не портит скот, не вызывает бурь, даже не наводит сглаз. Но она привыкла манипулировать людьми. И это удается ей дьявольски хорошо. Она попросту сводила с ума того, на кого положила свой глаз. Остальные для Велизары – пустое место, челядь, те, кто беспрекословно должен исполнять все прихоти хозяйки. А, пойдешь в чем-то против ее воли, разыграется маленькая или большая житейская трагедия, сам в петлю полезешь или утопишься. Мужчины выборочно теряют потенцию, разрушаются семьи. Из-за ведьмы, обычные люди ведут себя порой необыкновенным образом. Что оно будет, наверняка сами боги не ведают еще!

   -Ты, это, Удал, с боярышней нашей осторожней будь, – не громко высказал сотник.

   -В смысле?

   -А, понимай, как хочешь. Большего сказать нечего.

   В ворота усадьбы заводили лошадей в поводу, и все это уже когда золотой диск солнца заходил за кроны деревьев и сумерки чуть тронули внутренние постройки боярского комплекса. Подворье заполнилось челядью, бросившейся с расспросами к воям. На теремном крыльце появилась и сама хозяйка Лиховского, краса ненаглядная с томной улыбкой на лице. Перевела взгляд с сотника на лицо молодого человека вставшего рядом с ним, лишь слегка мазнула вниманием по другим незнакомцам. Кланяясь в пояс боярышне, прибывшие залюбовались нею.

   -С чем пожаловал, Хист? – спросила приятным грудным голосом.

   -Да вот, матушка, – повел ладонью в сторону незнакомцев старый сотник. – У печенегов беглых отбили. Пять десятков копченых в землю уложили, табун лошадей привели, оружие взяли, и все на твоей земле случилось.

   -Кто сами будете, людины? – обращалась больше к молодому парню, чем к остальным, при всем притом заметила на запястьях железо рабских браслетов, одеяние, не свойственное славянам.

   Ответ дал вышедший из-за спины молодого более зрелый муж.

   -Хвощем меня кличут, в полоцкой рати князя служу пятидесятником. В зиму случилось на реке Немиге ратиться с дружинами новгородскими, мы все там в полон попали, везли нас на продажу в страны заморские, да на купецкий караван напали поганые. Нам повезло, живы остались, да в побег ушли. Твои вои, матушка-боярыня нас от неминучей смерти спасли, за то благодарность тебе великая.

   -Значит, в челядины попали?

   -Было такое дело.

   -Ну, что ж, теперь вы люди вольные. Вон и оружие у вас не отобрали.

   Взгляд быстрых глаз выстрелил в сотника.

   -Время ныне позднее. Белояр, – вызвала из толпы дворовых кого-то. – Кандалы с рук гостей снять, в баню сводить и накормить.

   -Слушаюсь, матушка!

   -Исполнять. А с тобой Хист, разговор у нас будет. Идем в терем.

   При виде молодого челядина, в груди Велизары взыграли завихрения, в голову пришли грешные мысли и заскоки. Конечно ничего искреннего, искренность, как и невинность, она потеряла давно... Она просто обожала разыгрывать для себя и окружающих нескончаемый интеллектуальный фарс, ради успеха которого не щадила даже саму себя. На первый взгляд, это глубоко эгоистичное и самовлюбленное существо, но если взглянуть глубже, можно разглядеть – молодая боярышня любит не столько себя, сколько эффектный образ себя в глазах окружающих. Кого ей стыдиться, она здесь высшая инстанция. Велизара не упустит случая покрасоваться. Ничего открытого, ничего искреннего. Хороший спектакль. Добро и зло, тьма и свет причудливо переплетены в душе каждого человека; в каждой душе, если поискать, можно найти свое представительство дьявола.

   Их всех развели по разным местам. Вымытые, сытые, после дневных треволнений сон накрыл сознание в одно мгновенье. Он, тоже растянувшись на лавке вовсю ширь, прикрыл глаза, но заснуть не успел. Скрипнула входная дверь и в лунном свете проявилась она, такая красивая и желанная. Он не помнил своих женщин до нее, память отключила этот момент, как и многое другое.

   -Ждал? – ручейком прожурчал тихий голос девушки.

   -Даже думать, не смел.

   -А я, увидев тебя, решила, что ты теперь мой, и будешь моим всегда.

   -Не торопись Велизара, чьим-то сейчас я быть не могу. Мне нужно попасть в Харьковское городище.

   -К чему слова? Обними меня, там видно будет.

   Он обнял ее. Подсознание взорвалось. Секс, дикий необузданный секс! Именно этого ей недоставало с другими мужчинами, прошедшими через ее постель. Он довел ее до оргазма. Не просто довел – взорвал оргазмом саму душу, довел ее тело сладострастной пыткой на безжалостной дыбе любовного ложа, до невероятного, никогда ранее непознанного наслаждения. Она рвалась, стонала, кричала, но еще сильнее хотела его ласк, сладкой боли и твердости в его действиях.

   Он не расслаблялся, помнил предупреждение старого сотника, уже догадался, что в его объятья попала избалованная сучка, вертевшая всеми и вся, считавшая, что все в этом мире принадлежит ей, и только для нее встает солнце, а на ночное небо восходит луна. Своим сознанием она в порыве страсти слилась своим информационным полем с его отсутствующей памятью, ничего не смогла вычерпать из пустоты, но вот он смог заглянуть в темную пропасть и интуитивно почувствовать дьявольское место. Это невозможно перепутать или не понять, находясь в одной постели с...

   Ведьма! Она ведьма, причем сильная, желавшая, только одного, выпить по капле его жизненную энергию. Красотка еще не осознала, какую тайну она выдала в промежутке между оргазмами, а он не останавливаясь, продолжая пахать познавшее не один плуг молодое поле, размышлял – что же теперь делать с этой ведьмой? Какую пользу извлечь из сложившейся ситуации? Нет! Утром ему придется рвать когти из этого гостеприимного дома. Чтоб постоянно держать под контролем эту бестию, ему понадобится стальная воля и твердый рассудок, чтобы устоять перед ведьминским натиском, не стать ее сексуальным рабом.

   -Ку-ку-реку!

   Самый первый утренний лучик света пробился в открытую створу окна, упал на материю набитой сеном подушки, он привел девушку в чувство.

   -Ой, милый, мне пора.

   -Да и мне перед дорогой нужно хоть немного поспать.

   -Ха-ха! Какой дорогой? Ты останешься здесь со мной!

   -Велизара...

   Лицо боярышни словно закаменело, превратилось в маску, наполнилось безразличием каменного истукана.

   -Смотри мне в глаза, раб! – голос не дрожал, не казался звонким журчащим ручейком, голос повелевал.

   Помимо воли его глаза встретились с ее глазами, зелеными, словно два болотных омута. Ее губы стали нашептывать наговор. Он почувствовал, как что-то липкое, обволакивающее, сначала даже приятное, вползает в его мозг, поглощает мысли и волю. Отвести глаза он уже был не в состоянии. По спинному мозгу, словно ветерком погнало его энергию вверх к голове, оттуда через взгляд наружу. Память подсказала, такое с ним уже было. В сознании все замутилось, как вдруг, будто перещелкнул кто переключатель, он уже понял, что что-то для ведьмы пошло не так.

   В голове откуда-то из пустоты отчетливо послышался старческий голос:

   -Ой, ты Свет, Белсвет, коего краше нет. Ты по небу Дажбогово коло красно солнышко прокати, от, онука Дажьбожего Влесослава, напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Дажьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Влесослава зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого и от всякой нежити! Гой!

   Две короткие молнии, вместе с покидавшей тело энергией, выскочили из глаз молодого парня, впились в глаза ведьме, все круша на своем пути. Выдох – мгновенный, шумный, всей грудью. Изо рта непроизвольно вырывается звук  "Хорс-с!", тело броском с неимоверной силой сгибается вперёд, вытянутые руки почти достигают тела женщины. Взмах руками крест-на-крест и направленный поток энергии от копчика к голове, начинает возврат в исходное положение, в свою очередь, вытягивая назад вместе со своей силой и энергию ведьмы. Велизара забилась в конвульсиях, Изо рта побежала слюна, а по полу растеклась лужа.

   -Пожалей...