Текст книги "Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде(СИ)"
Автор книги: Александр Плетнёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 54 страниц)
* * *
– «Авангард», это К-11, «Ястреб-1» потерян. Объект не наблюдаю. Повторяю: «Ястреб-1» потерян. Я не наблюдаю цель.
– «Ястреб-2», это «Авангард-1», выдвигайтесь в квадрат 2-2-1.
– «Авангард-1», я «Дельта-1» Вышел в заданный квадрат, начинаю поиск.
* * *
Перебравшись через забор, спрыгнув на усыпанный каким-то мусором двор, полковник присел, прислонившись к стене. Достав флягу, жадно припал из горлышка, неэкономно расплёскивая воду. Влага попала в трахею, и он поперхнулся. Откашлявшись, немного отдышавшись, он двинулся вдоль длинной постройки, стоявшей почти вплотную к забору. Строение явно было или складом или мастерской, но всё выглядело весьма заброшенным. Это вполне устраивало полковника – навязчивое внимание местных ему порядком надоело. Периодически попадались двери и ворота. На всех были либо висячие, либо внутренние замки.
Сверху на эстакаде слышались шум двигателей и шуршание покрышек – американцы не оставят его в покое. По всей логике скоро должны пригнать ещё один вертолёт. Нужно было проникнуть внутрь и укрыться в помещении. Продолжая идти вперёд, он высматривал подходящую железяку что бы сорвать замок. Ничего нужного он так и не нашёл, строение кончилось и полковник повернул, обходя его с торца. Дальше виднелся забор похожий на тот, через который он перелез. Он наглухо упирался в здание, тянущееся дальше за пределы территории. Подергав запертую дверь, Кумэ подошёл к квадратному вентиляционному углублению, закрытому решёткой. Сдвинув решётку, выбив маленькое окошко, полковник едва наполовину протиснулся внутрь. В помещении царил почти полный мрак. Пошарив рукой по стенке, зацепился за какую-то перекладину и смог протиснуться целиком. Повисев секунду, скребя ботинками по стене, так и не найдя опоры, отпустил руки и свалился вниз, неожиданно с большой высоты.
Стояла тишина, и он не слышал ничего кроме своего прерывистого дыхания. Свет едва пробивался из вентиляционного окошка. Прикрыв глаза, полковник немного подождал, снова открыв, уже сносно мог ориентироваться. Поднявшись по лестнице, он оказался в более менее освещённом помещении, перед дверью наружу (по его ориентировке). Его искали – послышались крики и шум. Снова тарахтел вертолёт. Голоса то приближались, то удалялись. Наконец он понял, что солдаты целенаправленно нацелились на дверь, за которой он стоял.
«Всё-таки обнаружили, нечего было тут торчать», – подумал полковник, быстро уходя вглубь здания.
Гулким эхом отозвалось помещение, когда солдаты выбили дверь. Стараясь неслышно ступать, полковник продолжал удаляться.
* * *
– Алан! У меня на приборе шевеление! – Рейнджер смотрел на экран тепловизора. Повернувшись к напарнику, указал прямо, – вот тот гадюшник. Передай по «общей».
Солдаты, помогая друг другу, сноровисто перебрались на территорию через забор.
– «Дельта-1», объект обнаружен. Разбейтесь на две группы, ваш сектор юго-запад и юго-восток, крупное промышленное здание, приготовится к штурму. К-11, продолжайте преследование.
* * *
Вдруг Кумэ понял, что ему всё надоело. Он уже устал бегать от врага, как заяц. Загнав в подствольник новую гранату, проверив наличие патронов, он залёг за металлическим резервуаром, решив принять бой.
Через пятнадцать минут он увидел впереди первое неясное движение. Не надеясь на свою долгую скрытность, вдарил из подствольника. В замкнутом помещении взрыв прозвучал громко, основательно оглушив, и открывшаяся следом пальба доходила до мозга слегка приглушённой. Поменяв позицию, полковник отправил в сторону противника последнюю гранату и вставил последний магазин.
Вдруг ослепила яркая вспышка, по ушам ударило, ничего не соображающий Кумэ, нажав на курок, слепо водил автоматом из стороны в сторону. Постепенно слух и зрение возвращались, он до сих пор давил на курок, но магазин был пустой. В пяти метрах лежали, широко разевая в крике рты два американских солдата. Ещё один, направив на него оружие, осторожно приближался, тоже что-то крича, но звук никак не хотел полноценно доходить до полковника. Бросив бесполезный автомат, он медленно вытащил короткий клинок. Американец уже что-то слышимо кричал.
«Конечно, хочет, что бы я бросил танто, – спокойно констатировал Кумэ, группируясь для броска вперёд, – не успею, он выстрелит раньше».
Вдруг голова солдата дёрнулась вправо, мотнув не закреплённым шлемом, выбросив брызги крови. Полковник увидел выступившего из темноты человека с пистолетом в руке. Пистолет, направленный прямо в живот полковнику, медленно перемещался, словно выбирая самую подходящую точку для пули. Потом переведя ствол в сторону, добил в упор, орущих американских солдат. Человек, поманил Кумэ, приглашая следовать за ним. Увидев, что японец колеблется, он на ломанном японском языке сказал:
– Друг, помощь.
Видимо человек хорошо ориентировался в этом месте, они быстро прошли боковым проходом и свернули почти в ту же сторону, из которой пришли американцы, двигаясь параллельными комнатами. Человек пропустил Кумэ вперёд и теперь следовал за ним, лишь направляя почти чисто по-японски произнося «влево», «вправо». Полковнику поначалу было неуютно от присутствия сзади незнакомца с пистолетом, и он лишь крепче сжимал в руке свой миниатюрный меч. Потом он здраво рассудил, что раз он его не пристрелил сразу, какой смысл убивать его сейчас. Они аккуратно протиснулись за ящики, стоящие штабелем, дошли до конца склада. За кучей хлама оказался замаскированный лаз. Открылась крышка канализационного люка, в ноздри ударил неприятный запах. Они быстро спустились, но вопреки ожиданиям внизу оказалось довольно сухо. Незнакомец зажёг фонарь и поставил на место люк.
* * *
После часа пути по длинному туннелю, привыкнув, Кумэ уже не ощущал неприятного запаха. Поднявшись по узкому лазу наверх, они оказались в небольшом подвале.
Здесь человек достав маленькие бутылочки с водой, угостил японца и сам жадно присосался к узкому горлышку. Указав на висящую на крючках одежду, жестами приказал полковнику переодеться. Слегка повозившись, Кумэ, облачился в костюм неизвестного ему кроя. Всё это время незнакомец спокойно курил, тихо бормоча, что-то просматривая в светящемся экране мобильника.
Увидев, что японец закончил, одел ему на голову светлый парик и очки с большими стёклами.
– Сейчас мы выйдем в город, – всё так же на ломаном японском произнёс человек, поглядывая на экран, – спрячьте своё холодное оружие и ведите себя спокойно. До машины идти недалеко.
Они поднялись ещё выше по лестнице. В приоткрытую дверь просматривалась довольно оживлённая улица. Изредка проезжали машины, иногда мелькали фигурки гражданских.
Вдруг земля дрогнула, и донёсся грохот взрыва. Следом раздались звуки клаксонов и сирен, казалось, всё задвигалось быстрей, громко воя двигателем, промчалась машина. Незнакомец быстро прикрыл дверь и повернувшись к Кумэ, тихо прошипел.
– Что бы добраться до безопасного места нам надо пересечь эту улицу, там стоит машина, другого пути нет. Опасность представляет только патруль, в городе военное положение, ищут таких как вы.
Полковник, выглянувший в дверную щель, в свою очередь заметил:
– Проще было поставить машину с этой стороны дороги.
– Что? Не понял, – скривился незнакомец, но быстро сообразив, добавил, – нельзя на этой стороне, запрещает знак. Нежелательно привлекать внимание!
Человек что-то снова набрал на телефоне и продолжил:
– Вот вам пистолет, но прошу вас, ведите себя естественно, спокойно и спрячьте же наконец свой ужасный кинжал. Пистолет на случай проверки, тут уж вам он пригодится больше чем мне.
Выглянув украдкой, он стоял, выжидая ещё минут пять. Видимо потенциальные опасности миновали, и он кивнул на дверь.
– Всё! Идём. – И почему-то по-китайски добавил, – удачи!
Удобно лёгшее в руку оружие, придало полковнику ту уверенность и спокойствие, которое от него просил незнакомец. Они неторопливо пересекли шоссе, справа поднялся чёрный гриб дыма, от недавнего взрыва, и на них никто не обращал внимания, патрулей вообще не наблюдалось. Пикнув сигнализацией, незнакомец скользнул за руль. Кумэ уселся рядом. Пристегнув ремень, незнакомец многозначительно уставился на полковника.
– Пристегнутся надо, – снова сказал он по-китайски. Потом помог завозившемуся пассажиру и плавно тронул машину.
– Я кстати немного знаю китайский язык, – поёрзав и усевшись поудобней, проронил полковник, – но вы европеец, почему помогаете мне?
Ответ прозвучал не сразу, сначала незнакомец включил преемник и стал слушать громкие обрывочные фразы на английском языке и только потом, тщательно подбирая слова, сказал:
– Давайте сначала выберемся, а потом будем задавать друг другу вопросы. Это частота их спецназа, у меня хороший приёмник. Слушая их, я вышел на тебя, – пояснял он, смешивая японские и китайские слова.
Спокойно управляя машиной, незнакомец продолжал слушать радио.
– Они тебя окончательно потеряли. Говорят, ты почти отделение положил.
Навстречу ехала колонна военной техники, пролетали вертолёты, но в их сторону никто не смотрел.
– Ну и шороху вы тут наделали, – улыбнувшись, произнёс человек за рулём на русском языке.
Кумэ не понимающе уставился на него, потом снова на дорогу – его не оставляло навязчивое желание запомнить дорогу по которой его везут.
– Курить хотите? – Снова на китайском языке предложил человек, протягивая сигареты. Кумэ отрицательно замотал головой.
– Я говорю, что давненько американцев так не обламывали, – громко произнёс водитель. Увидев, что японец поморщился, тише продолжил, – извините, когда кажется, что человек тебя не понимает, подсознательно хочешь говорить громче, думая что так сможешь до него докричаться. Психология.
Несколько часов ранее.
А утром мир мой рухнет,
И каплями на кухне,
Жизнь потихоньку тухнет…
Для Николая это воскресное утро, наверно, как и для многих американцев, стало слишком ранним. Разбудили его взрывы и вой самолётов. Зашторенное окно окрашивалось красными всполохами. Рядом зашевелилось существо, которое будить рано утром не то чтобы не рекомендуется, но вообще иногда чревато разными скандальными последствиями. А «у девушек сон утренний», по заверениям одного русского классика, «так тонок». Но сам бы Николай сказал, что и чертовски крепок, если её не разбудил весьма неслабый грохот за окном.
Поэтому быстро встав, стараясь меньше шуметь, осторожно ступая босыми ногами, Николай прикрыл дверь в спальню и уже в гостиной включил все возможные приёмники сообщений. Поначалу он ничего вразумительного не увидел, кроме предупреждения властей и треска радиопомех. Задействовав некоторые из своих каналов, он примерно полчаса сидел и переваривал информацию.
Кто бы сейчас в современном мире мог отважиться широкомасштабно напасть на Америку? Конечно не Россия. Первое на кого он подумал – это Китай. По легальной работе он часто ездил в Китай и воочию видел – эти бы, невзирая на жертвы, смогли. Сообщения о японской агрессии не вписывались в рамки достоверной реальности.
«Скорей всего спутали, – размышлял он, – и те, и те азиаты.» Увиденный в одном из репортажей сбитый самолёт с красными кругами, ввел его в ступор.
* * *
К своим тридцати девяти Николай понял, что люди с годами лучше не становятся.
С младенческих лет бессознательные животные инстинкты подавляются родительской любовью, заботой и строгим «нельзя, это не хорошо». Взираешь с любопытством на окружающее расширенными блюдцами глаз, словно наивный котёнок. Затем «улица» вносит свои, порой довольно жестокие коррективы, но детские и юношеские масштабы смешны, проблемы на уровне потёкшей юшки из разбитого носа. Далее конкуренция приобретает более чёткие осознанные очертания, растёт ответственность, пожирающая нервные клетки, прорезающая первую хмурую складку меж бровями. Набирается жизненный опыт, с ним приходит цинизм, прагматизм. Взгляд на мир, не то что бы без интереса, просто через многое уже прошёл, уже познал. Начинаешь оценивать стoят ли трудозатраты и потраченное время на какое-нибудь предприятие или телодвижение, в которое ещё лет десять назад бросился бы без оглядки. Это экономия ресурсов стареющего организма. Становишься злее, расчётливее.
Можно жить и в спокойные времена, но находить себе приключений на одно место. Первая кровь брызнула в Ростове-на-Дону в вокзальном туалете. Спасла остро заточенная отвёртка. Вид крови ввёл в ступор гопстопников, он и сам был в лёгкой прострации и вырвался скорее в панике. Полгода он на том вокзале не появлялся, сменив студенческий автобусный трафик на электрички. Время затирало память. Той привокзальной босоте ничего хорошего естественно не желал – поделом, но стоило только вспомнить, что отвертка лежала в левом кармане куртки и бил он левой, неудобно в правый бок, вероятно в печень…, тут же начинало нервно потряхивать.
После всего этого стычки на дискотеках выглядели ребячьими и весьма несерьёзными.
Потом была срочная служба в рядах….
Советский Союз ещё не знал, что доживает своё последнее десятилетие. Сначала Николая бросило к южным границам, к иссушенным и пыльным, покрытым верблюжьей колючкой каньонам среднеазиатской республики, граничащей с Афганистаном.
Солдатики в строю выглядели неказисто: выданная расчётливым старшиной вылинявшая бэушная рабочая форма, галифе под сапоги, едва достающие до мозолистых кирзовых ботинок, и даже панамы военной формы Среднеазиатского военного округа своими мятыми полями смотрелись на призывниках совершенно нелепо. Но ни кого это волновало, даже тебя. Это в школе ты на сборах красовался в самопальном камуфляже с деревянным «калашом»… так хотелось в войнушки поиграть.
А тут перемена климата, питьевой воды, вызывающая фактических у всех призывников приступы диареи. «Нехватка» – мало того что молодому организму после домашних харчей просто не хватало калорий, так ещё узбек-повар своей стряпнёй наверно мог не испортить только что примитивную гречку и вареные яйца. Жара, пот, недомыв, от которого гниёшь до дыр.
Плавишься под солнцем на плацу (им разрешалось ходить по территории части раздетыми по пояс), а стоящий за тобой в строю по дружбе мух отгоняет от ранки, набитой автоматом на позвоночнике во время марш-броска.
Таких жирных мух (обычных дрозофил) как там, в этой средней Азии, он нигде больше не видел.
Командует злыдень сержант и уж совсем безразличный «отец командир» – летёха. А выше их забавный комроты – майор. Забавный, потому что матерится от души – честно и смешно. И плевать им на тебя. Три зуба он в армии потерял, потому что не ныл и не настаивал, дескать лечить надо пока не поздно. Так и вырвали их, запустив кариесы, пульпиты и все прочие флюсы.
В Афганистан их принудительно не гнали – пиши рапорт добровольцем. Да и брали не всех, только отличников «боевой и политической». У него с этим было всё в порядке, но на предложение летёхи отказался. Почему?
На территории части иногда стояла техника, выведенная из Афганистана, и он как-то походил, поглазел. Дырки от пуль в «кунгах» и кабинах его не впечатлили и не испугали. Расспросил солдат, сопровождавших технику – не было в той афганской войне никакой романтики. Пыль, антисанитария, плохая еда…, потому и не захотел писать рапорт.
Но в маленькой стычке довелось побывать, даже на сопредельной территории, хоть и не официально.
Подняли их роту как-то по тревоге на прочёсывание. Все по сопкам да за камнями в оцеплении отсиделись, а его угораздило подвернуться на глаза командирам – приказали грузить в вертолёт ящик похожий на «зип», а «вертушка» так шустро взмыла, что он остался на борту.
Сели где-то в горах. Он выскочил принимать этот проклятый ящик и тут они попали под обстрел. Ерундовый, пули редко высекли фонтанчики пыли у колеса «Ми-8», с запозданием донеслись одиночные отголоски эха. Скорей всего спугнули кого-то.
Он даже не струхнул, как выпулял весь рожок на звук, так там и затихли. Вертолётчики уже следом «крупняком» прошлись, но как потом выяснилось зря. Именно он Николай завалил того незадачливого «козопаса». По крайней мере, опытные ребята так его называли и раны в том «духе» только от 7,62 были, то есть от «калаша» Николая. Капитан, что был с ними из старших, похвалил скупо и почти сочувственно, только посетовал за него, дескать «в Афгане побыл, даже повоевал, а ни льгот, ни привилегий».
Затем вкрадчиво надавил, чтобы не растрепал лишнего.
И только потом до него дошло, что это он убил человека. А годами позже осознал, что этот факт прошёл практически мимо его восприятия: стрелял на звук и убитого толком не разглядывал – лишь торчащие из-под замызганного халата ноги в оборванных ботинках. Потом были просто додумки, бравое фантазёрство перед сослуживцами и друзьями на «гражданке».
«Гражданка» встретила солнечным летом, безденежем, жутким (его) стеснением перед девушками, проходной завода, безцельем бытия, дворовой алкогольной компанией, антиалкогольной компанией правительства.
Прошло совсем немного и страна забилась в корчах, расползаясь как прелое лоскутное одеяло. Все хотели от всех отделиться, не продавая – раздавая налево и направо. Столица бурлила, в провинции реагировали с запозданием.
Всё разваливалось, рушилось, растрёпываясь лохмотьями, а ты сам вдруг начинаешь замечать, что перестаёшь жить – выживаешь.
Тебя несёт по течению, бросает из крайности в крайность по горячим точкам, госпиталям, к опустевшей квартире…. И кажется мимо жизни. Ты меняешься, вгрызаешься, учишься жить по-новому, но лучше не становишься. Переступая через стыд первых перепродаж, челночной кочевой цыганщиной мотаешься по турциям, вьетнамам, китаям. Медленно, стремительно, закономерно жирея на деньги, облипая не друзьями – приятелями, партнёрами, девицами, матерея и накачиваясь «западными» ценностями.
Это раньше на «запад» взирали облизываясь, теперь дорвавшись жрали всё без разбору, натирая до мозолей извилины, набивая оскомину, прессуя до чёрствости что-то там у себя глубоко внутри.
Сам «запад» поначалу поулыбался и зачастую вполне искренне (особенно те, кто нашёл себе огромный рынок сбыта), тараторя «перестройка», «гласность», покровительственно похлопывая по плечу. Но выгоды своей не забывал и норовил оставить азиатских варваров с носом.
Массовый психоз «девяностых» любви к Америке развеялся весьма скоро. Лишь проплаченные демократы продолжали вилять хвостом и пенить ртом о голодном, тотальном «совке» и западных благодетелях.
Но, в общем-то, жить стали сытнее. Сытые мысли выводят аксиому, что достаток и комфорт жизни – это быт, то есть, то что должно просто быть. Но не это оказывается самое главное.
Можно испытывать гордость за свой большой дом с прекрасной банькой и бассейном. И хоть и не своими руками ты их строил, это всё как показатель твоего умения заработать или добыть деньги. Ещё смешнее выглядят люди, самодовольно восхваляющие свою «тачку». Словно лично её проектировали и стояли за конвейером где-нибудь в Штутгарте или префектуре Сайтама. При этом твоя страна уже несколько лет ничего достойного не производит. А сталкиваясь с иностранцами, уже замечаешь, что их дежурные приклеенные улыбки почти не скрывают презрения – перестав бояться, перестали и уважать.
Поэтому начинаешь оглядываться назад – так ли уж всё было плохо в той большой стране? Конечно можно сказать, что гибкая психика услужливо и избирательно пропускает через розовый фильтр лишь приятные воспоминания детва и юности, но периодически посещая родные места, замечаешь – изменилось всё, и главное люди… люди лучше не стали даже с приобретением достатка.
Сидя как-то в кафе со старыми друзьями (народ, кстати, не бедный и по западным меркам), после пятой рюмки, проанализировав и даже приняв в расчёт тоску по юности и детству, вдруг пришли к выводу, что они во времена Союза неплохо жили. И не то, что богаче, просто – неплохо. И самое главное – как-то душевней и добрей, всё-таки им есть с чем сравнивать. Или это свойство человеческой психики отторгать негативное и помнить только хорошее?
А ещё очень хотелось, если не вернуть всё назад (глупо жить прошлым), то хотя бы восстановить былое величие страны, что бы слово «русский» произносили с уважением. Ну, или хотя бы поостерегались презрительно кривить губы.
К тому времени Николай уже имел двойное гражданство и не однократные контакты с российской разведкой, выполняя порой непонятные ему поручения, связанные с его разъездами по странам Азии. Но после смены гражданства Канады на штатовскую «грин карту» за него взялись всерьёз, натаскивая на более серьёзную работу.
* * *
Через два часа после того как началась эта заваруха на него вышел координатор. За эти два часа Николай, пользуясь своими источниками, уже добыл немало важной и интересной информации, и вкратце доложил основные данные.
– Ямамото Исороку? Значит не наврали, – словно куда-то в сторону задумчиво протянул координатор, – как ты там говоришь – «Великий адмирал Японии. Главнокомандующий штабом авиации флота»? Прямо барон Мюнхгаузен какой-то! Только тот Англии объявлял войну. Но этот тоже ничего, молодец.
– А вас это вообще не удивляет?! – Удивился Николай, – это же за гранью…
– Ты что, хочешь обсудить это сейчас? – Перебили его на другом конце соединения, – в общем, нам нужна информация из первоисточников. Лучше всего на добровольных началах. Ты, насколько я знаю, часто бываешь в Азии, тебе будет проще, чем другим.
– Вы хотите, чтобы я составил конкуренцию армейским патрулям? – Догадался Николай, чего от него хотят, – не думаю, что это будет так легко. А с Японией дела иметь мне не доводилось. Я в основном с китайцами работал и в Корее. И – и – и…, – протянул он, уже начав обдумывать задачу, – насколько я знаю, японцы не любят русских не менее чем кого-либо из своих недругов, как вы прикажете мне сними договариваться?
– В общем, задачу я обозначил. Сделай что сможешь. А на счёт языка – забей в смартфон переводчик на японский. Я тебе скину кое-какую информацию о русско-японских отношениях. Там наши аналитики сделали интересную подборку. И сам любую информацию скачай. Сейчас сайты про Японию будут самые посещаемые. Это при условии, что федералы вообще не отключат Интернет. Ещё – службы янкесов всполошатся, так что переходим на третий режим. Жду результатов. Отбой.
Запустив компьютер, Николай стал нервно ходить по комнате. То, что творилось за окном выходило за рамки понимания. В голове, на самом деле, вместо чёткого планирования последующих действий, крутились вопросы, во главе которых можно было поставить главное – «Как такое возможно?».
«Если не знаешь, как поступить дальше, сядь и поешь»! – Вспомнил он одно восточное изречение. Но есть ещё не хотелось. Подойдя к компьютеру, он быстро нашёл ссылку указанную координатором, сохранил всё в памяти. Ковырнул ещё всякого и тоже сохранил – по логике власти вырубят интернет. Мысли лихорадило, организм требовал действий. Бросив на пол полотенце, приняв упор лёжа, Николай стал отжиматься. Зачем полотенце? Дома у себя он привык ходить голым и, отжимаясь, чтобы не тыкаться ничем болтающимся в не совсем чистое половое покрытие, приходилось стелить в месте соприкосновения, например, полотенце. Как не забавно бы это выглядело. На сороковом отжиме его прервали.
– Ну, ну! А полотенце, что бы членик о пол не елозил? – В дверях появилось дивное девичье тело, увенчанное заспанной, но по молодости лет ещё не портящей этим фактом, мордашкой.
«Ах, ты…про тебя я совсем и забыл», – осёкся, вскакивая Николай.
– Тебе надо срочно идти домой. Я выясню всё, что происходит, и тебе сразу перезвоню, – скороговоркой промолвил он.
Ответ последовал почти незамедлительно и истерил возмущением и негодованием:
– И ты не покормишь несчастную женщину?
При этом в ход были пущены весь невербальный арсенал, на кой богат слабый пол: и соблазнительная поза (все ж свои – одежду никто не одевает), и закатившиеся в потолок глазки, и надутые губки, (прекрасный образчик женственности с Малороссии, тоже однажды попытавшей счастья в заграницах), а голос прорезался уже более возмущённо:
– И отправишь одну под непонятной канонадой домой?
– Да! Тебе надо срочно идти домой, – подтвердил он, – ты сегодня выходная? Сиди дома и не высовывайся,
– А ты значит высовывайся? – Его весьма многозначительно передразнили, игриво тряхнув рыжими кудрями.
Он был весь озадачен и занят проблемами, ко всему ещё разгорячён разминкой. Но как оказалось – супротив природы не попрёшь, а природа вот она грудью высокой дышит, бёдрами крутобокими качает, губами чувствительными двигает-гримасничает, и что самое обезоруживающее – глазищами своими кареокими пронзительно стреляет, и метит мерзавка не в бровь, не в глаз, а… в общем тоже в неспокойное проявление природы.
«А волосы при свете действительно рыжие. Ну не заметил вчера вечером при приглушенном свете…, сразу не заметил – перекрасилась в рыжий, а обид было-о-о…, на полчаса.
Вообще женщины утверждают, что это им нужно для себя: накрашенные ногти, новые причёски, привлекательные шмотки. Но это так они от невежества и феминистской потновитости говорят. Главное тут слово „привлекательные“. Все их желания выделиться уходят глубокими корнями в первобытные времена, когда надо было привлечь внимание партнёра для спаривания. А смена масти – это из женского арсенала своего рода интуитивный тактический ход удержать блудливого самца. Самца стремящегося (на генном уровне) расширить свой ареал, пометить более обширные территории и как следствие наиболее продуктивно распространить своё семя по миру (оплодотворить побольше партнёрш). А тут тебе, то блондинка, то брюнетка, то рыжая – чем не новая тёлка! То что надо – разнообразие»!
Николай посмотрел на девушку уже с ироничным прищуром – годы научили его этаким нарочитым цинизмом остужать свои плотские позывы.
«Интересно, сколько эволюции понадобилось времени, что бы выпестовать у женщины это умение, так закатывать вверх глаза, уводя взгляд в сторону? Надо сказать – весьма эффективный защитный рефлекс, наработанный у слабого пола, опять же, ещё с тех самых, диких времён, – он усмехнулся, – наверняка спасший не одну человеческую самку в девственных лесах какого-нибудь палеолита, от диких шатунов-охотников с дубьём».
Вслух же спросил:
– А что, по-твоему, на улице происходить?
– Я поначалу решила, что дождь и гроза, но теперь не знаю, что и думать, – девушка видимо усекла перемену во взгляде и настроении собеседника, и сразу как-то сдулась, лениво опустив плечи, превратившись из грациозной дикой кошки в домашнюю.
А после кратких объяснений в глазах представительницы прекрасного пола, наконец, появился испуг.
С девушкой его связывали незатейливые отношения, по крайней мере, как ему казалось или хотелось. Что там по этому поводу думает девица, он старался опускать, сама же она называла себя «девушкой выходного дня», открыто не претендуя на большее, но скорей всего до поры. Но не это волновало сейчас Николая. Пока он говорил, в его голове стал в общих чертах формироваться план дальнёйших действий. И снова сквозь мыслеплетение прорезался негодующий голос:
– И ты под бомбами меня отправляешь домой?
– Ты живёшь в пяти минутах ходьбы, а на улице уже всё утихло…
– Я всегда знала, что ты со мной общаешься, потому, что я живу в шаговой доступности, а не где-нибудь в районе Александрия.
– Оставайся, но я сейчас уйду и неизвестно когда буду. Тем более ты вчера сказала, что забыла оставить корм своей кошке…
Упоминание о кошке, оставшейся одной в пустой квартире, вызвало возглас на высокой ноте, заставило девушку забыть об урчащем желудке и метаться по комнатам в поисках разбросанной одежды.
Телевизор продолжал передавать репортажи о положении дел вперемешку с официальными заявлениями властей и армейских начальников. Ткнув на кнопку местного канала, зыркая то на экран, то на постепенно облачающуюся в одежды девицу, Николай закурил.
Волна большого хаоса, прокатившая по Вашингтону, прошла, но! Военные патрули, толпы людей, машин, очереди в супермаркетах – это хорошо, неразбериха ему в товарищи.
Хлопнула входная дверь. По-моему его назвали «козлом», но это неважно. В голове у него, где-то глубоко сидела мысль, и он никак не мог её извлечь. Вчера! Да! Вчера у него на глазах мелькнула информация. Лихорадочно вспоминал – что же он вчера вычитал из Интернета? Или всё же не по «сети»? Но что-то, же он прочитал?
Встав, прошёл на кухню – надо всё-таки позавтракать, он всегда поздно завтракал. Его организм после сна сразу не требовал еды, но два прошедших часа раскрутили метаболизм – самое время подкрепиться.
– Так, что тут у нас, – пробормотал Николай, открыв холодильник, – можно яичницу с беконом сварганить.
Бросив кусочки сала с прожилками мяса на сковороду, чуть поджарив, добавил тёртый сыр, разбил яйца, сверху накрошил зелёного лука. Скорлупа – в мусорный пакет. Ага! Вот!
Вытащив из целлофанового мешка кусок скомканной газеты, вытряхнул остатки рыбы, расправил. Точно!
Вчера за телевизором с удовольствием распивая парочку бутылок пива с солёной рыбкой (наследство привычек юности), он мельком вычитывал из газеты, измазанные рыбьим жиром, статейки. Вот!
«Сегодня Михаил Горбачёв, бывший президент СССР, выступит перед студентами в университете Джонса Хопкинса,… бла, бла, бла, это уже ни к чему. За какое число газета? Два дня назад – пятница! Он мог остаться на уик-энд в столице. А где он мог остановиться?» – Метнувшись в зал за картой, только сейчас унюхал запах сгоревшего завтрака.
– Ах, ты твою мать! – Снял сковороду с плиты, – черт с ним, с этим завтраком.
Указательный палец гулял по карте города. Ближайший отель? Вот! И ещё! Да их тут как минимум три неподалёку!
Уже спускаясь по лестнице, он набрал телефонный номер отеля. Получив отрицательный ответ, набрал другой. Повезло на третий раз.
– Здравствуйте девушка, вас беспокоят из школы международных исследований П. Нитца, университет Хопкинса. У нас на днях выступал с докладом господин Горбачёв и позабыл кое– какие свои бумаги. Вы не подскажете, он не у вас остановился? Прекрасно! О нет! Предупреждать его не надо, дело в том, что педагогический совет решил сделать ему презент, и пусть это будет для него сюрпризом.
Девушка из регистратуры даже любезно назвала телефон, по которому он мог позвонить в номер, занимаемый интересующим его господином, посоветовав поспешить, потому что, «насколько ей известно, сей господин заказал железнодорожные билеты через их службу сервиса, и через два часа отбывает, и вообще в городе такое твориться…».
Вот теперь можно поспешить, надо ещё сделать крюк к тайнику и прихватить оружие.
«Всё-таки волнуюсь», – подумал он, когда машина взвизгнула покрышками.
