Текст книги "Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде(СИ)"
Автор книги: Александр Плетнёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 54 страниц)
Американские лётчики, кусая локти, смотрели, как будто на тренировке японские эсминцы, не спеша разошлись веером и по очереди атаковали „Нимитц“ с левого борта. Все 12 торпед вошли с небольшими интервалами, как на показательных учениях – сложно промахнуться с такой дистанции по такой-то громадине. На палубу как раз опускались вертолёты. Пилот „Си Хоука“ почти уже зафиксировал касание, как расшатанная палуба подпрыгнула от первого строенного взрыва торпед, сломав стойки „Сикорскому“, толкнув его вбок на надстройку. С треском ломая винты, машину поелозило по палубе, чудом никого не задев из принимающей команды. Пилот второго „Хелибаса“ предусмотрительно отказался от посадки, уводя тяжёлую десятитонную машину в сторону.
Противоторпедная защита держалась до первых шести попаданий, но корабль быстро набирал воду. Работающая автоматика ещё выравнивала контрзатоплениями судно, но эсминцы долбили почти в одно и то же место. Гидравлические удары от попаданий по уже затопленным отсекам вызывали жуткую деформацию, а потом и катастрофическое нарушение целостности несущих конструкций авианосца. Если кто-то из команды до последнего и верил в неуязвимость корабля, после серии новых взрывов, массово стали сбрасывать самонадувающиеся плотики и прыгать в воду.
Две огромные дыры в носовой оконечности у форштевня заглатывали воду с каждым метром продвижения вперёд – корабль только сейчас начал сбрасывать скорость. Крен достиг 30 градусов. Палуба была очищена от больших обломков, но в воду разом посыпалась всякая мелочь, включая палубные тягачи и людей. Вокруг тонущего корабля бурлил, лопался маслянистыми пузырями выходящий из полостей воздух. Широкая палуба медленно ложилась под небольшим углом и мощные волны прибоем накатывали на плавучий аэродром. Гигантская железяка медленно, но неумолимо погружалась.
Уже прекрасно работала связь и на помощь истерзанному соединению спешили корабли 7-го флота. Связь врывалась в уши переполохом и неприкрытой паникой – на континенте в метрополии творилось что-то ужасное и черепушки многих американских военных работали в режиме чайников или скороварок с закипающими мозгами, свистящими паром из носиков и стравливающих отверстий. Увидев сдыхающую авиаматку, один из пилотов пустил свой „Хорнет“ в пике, стреляя из пушки. В ответ полетели трассеры 25-мм снарядов и пулевые жгутики 7,7-мм пулемётов.
В заборнике воздуха F-18 вдруг вспыхнуло красным, огонь, пройдя через весь движок, разворотил, окрасил дымно-оранжевым факелом сопло. Лётчик тут же врубил катапульту. Удар воздухом при пикировании был такой силы, что с пилота сорвало ботинки, слетело даже обручальное кольцо, встречный поток проник под маску, в ротовую полость, надув человека как мячик, разрывая лёгкие.
Уже потом, курсирующие в поисках спасшихся моряков, японцы с удивление смотрели на не утонувшее тело пилота.
Интересно то, что японцы с некоторым презрением не обращали внимания, и даже не опасаясь проплывали мимо разнообразных спасательных средств, заполненными уцелевшими представителями самого мощного в мире флота. А те, в свою очередь, подавленно и забито косясь, боялись хоть как-то проявить свою агрессивную настроенность, хотя у некоторых офицеров наблюдалось личное оружие.
Авианосец так и не утонул. Команда бросила корабль и на нём вновь разгорелись пожары, бухали где-то внутри взрывы, порой выбрасывая наружу куски металла и клубы дыма. А у японцев просто не осталось больше торпед добить накренившуюся, просевшую в воду многотонную махину. Все ожидали, что вот-вот вспыхнет авиационное топливо или жахнет арсенал, но почему-то этого не происходило. Тем не менее, спасшиеся американцы усиленно отгребали от опасного соседа. Три уцелевших японских миноносца разбрелись по водной глади, выискивая в сгущающейся темноте уцелевших одиночек и целые группы людей, цепляющиеся за остовы и обломки кораблей.
Однако последнее слово осталось за американцами. На эсминце „Милиус“ удалось восстановить систему управления оружием. На поисковом локаторе эсминца чётко была видна крупная засветка потрёпанного авианосца. Эсминец, постепенно набирая ход, догонял стихающую канонаду.
Среди десятка радиограмм ссыпавшихся на приёмные антенны эсминца было сообщение и от пилотов „Хелибаса“ об уцелевшем противнике. Подплыв ближе, экипаж „Милиуса“ во всех подробностях разглядел тлеющую пожарами, накренившуюся тушу авианосца. Вдалеке качался на волнах „Сикорский“ в обрамлении множества надувных плотиков.
К югу и юго-востоку оператор радара засёк небольшие надводные объекты. Информация постепенно дополнялась новыми данными – три запеленгованных надводных цели меняли курс и скорость, остальные вероятней всего являлись подранками. Всего их набралось вместе с активными кораблями не больше десятка. Капитан „Милиуса“ не собирался гоняться за каждым. Ему было совершенно плевать, что он тратит сравнительно мощные „Гарпун“ на такие незначительные водоизмещения – десять ракет, навострив головки самонаведения, с секундными интервалами взвились в стартовой горке, и далее в горизонтальном марше развеялись в выбранных ими направлениях.
Авиабаза Петерсон, Колорадо-Спрингс, шт. Колорадо. Объединённое командование ВС США в зоне Северной Америки.
– Или я чего-то не понимаю, или вы знаете больше моего, – президент смотрел на вытянутое лицо председателя Объединённого комитета начальников штабов Джеймса Картрайта и не понимал, почему это человек так спокоен. Сам Абама недавно бросивший курить, сейчас держал руку в кармане и нервно мял пачку сигарет – напряжение последних суток вынудило его снова вернуться к вредной привычке.
– Атомный взрыв нарушил многие наши планы, но ситуация по-прежнему остаётся под контролем. Самое главное, что в целом противник теперь прогнозируем и не выходит за рамки своих возможностей. То есть, ничего свехестественного больше не происходит и аналитики выдают вероятность в 97 процентов, что уже больше не произойдёт.
– Понимаете, господин президент, – встрял советник президента, – самое неприятное было ожидать какого-нибудь фортеля типа с неожиданным появлением противника прямо под носом, как случилось сразу. Теперь их действия не выходят за рамки физических законов. Это обычные армия и флот двадцатого века, и как я понимаю, нашим военным доставляет огромное удовольствие играть в войну с заведомо технически более слабым противником. Это как игра в карты, где у тебя почти все козыря из колоды.
– Да вы понимаете, что говорите? У нас тысячи погибших, тысячи людей остались без крова, сидят во временных лагерях, гибнут солдаты, разве нельзя назвать то, что происходит в штатах Нью-Йорк и Пенсильвания и Нью-Джерси, я уж молчу об остальном, катастрофой?
Я хочу знать со стопроцентной точностью, следует ли нам ожидать новых подрывов ядерных зарядов? Японцы преспокойно разгуливают по нашим военно-морским базам в Норфолке и Гротоне, напичканных ядерным оружием. Чего нам следует ждать ещё?
– Всё не совсем так, как вы себе представляете, господин президент, – мгновенно отреагировал начальник ВМС Рэй Мабус, – бомба, которую взорвали японцы, принадлежала армии. Как мне доложили, она вообще подлежала утилизации. Современные спецзаряды и баллистические ракеты невозможно просто так взорвать, ни тем более запустить. Существует эффективная система защиты, включающая в себя и вариант подобного захвата. Правда, он разрабатывался против террористических актов.
В разговор тут же встрял командующий сухопутными операциями, недобро зыркнув на представителя морского адмиралтейства:
– В данный момент 1-е оперативное подразделение специальных операций „Дельта“, при поддержке регулярных сил и сил национальной гвардии производят операцию по возвращению контроля на военных объектах. В частности уже сейчас 3-я и 5-я группы специального назначения переброшены из Форт Брагг (шт. Северная Каролина) в Гротон. В районе Ньюпорта высадилась 20-я спецгруппа национальной гвардии. В Норфолке ведут бои 10-я спецгруппа регулярных войск, 19-я национальной гвардии, так же 1-й, 3 и 6-й батальоны 75-го пехотного полка рейнджеров. На подходе 2-й батальон механизированной 2-й пехотной дивизии. Перебрасывается дополнительная техника с базы Чарлстон. В целом ситуация не выходит из-под контроля.
– Мне эти цифры и названия мало о чём говорят, – скривился президент, – я надеюсь это большие силы.
– Кстати снова предлагают помощь поляки и эти… бывшие колонии советской империи.
– Господин президент, – встрял министр обороны Роберт Гейтс, – да пусть присылают своё пушечное мясо. Мы в них столько денег вбухали, пришла пора отработать.
Абама кивнул, думая о чём-то о своём. Посмотрев на масштабную карту континентальной Америки, отрешённо поинтересовался:
– Как будет разруливаться ситуация в зоне взрыва?
– Туда переброшены части резерва национальной гвардии и полиции. Руководство осуществляет командование связи с гражданским населением и психологических операций.
– Скажите, – голос Абамы был невыразительным, а взгляд блуждал, ни на ком не останавливаясь, – когда мы вели боевые действия в Сербии и Ираке, и где там мы ещё отличились, тоже творилась такая неразбериха и гуманитарная катастрофа среди населения? То, что показывают в своих репортажах журналисты, просто ужасно. И не только в зоне взрыва. Люди в панике, не хватает жилья, питьевой воды, повсюду неорганизованные толпы беженцев. И почему так отвратительно работает цензура? Недопустимо распространять панику среди населения и так позорно выставляться перед всем миром. Или это уже отфильтрованные материалы?
Я хочу услышать, что-нибудь позитивное, у нас есть какие-нибудь успехи.
– Как я уже говорил, – сказал председатель, – налицо наше полное техническое превосходство. Полное господство нашей авиации. Всё чего они достигли эффектом неожиданности, мы постепенно нейтрализуем. Их потери несопоставимы с нашими.
– Но судя по тому, что вы собираетесь перебрасывать европейскую группировку на американский континент, у нас тоже немаленькие потери?
– По нашим предположениям силы врага на начало вторжения располагали более 400 тысяч человек. Согласитесь перемолотить такую ораву без потерь невозможно, тем более что их тактика фактически прикрываться гражданским населением, затрудняет применение массированного обстрела. Нам придётся усилить группировки в Ираке и Афганистане. Фактически мы полностью оголяем наши европейские позиции. Но это временная мера.
Ведётся поиск морских соединений противника в океане и прибрежной зоне. Погода, конечно не очень благоприятная, но сейчас с полной уверенностью можно сказать о потоплении нескольких десятков разнотоннажных судов, включая линкоры и авианосцы.
Удивительно, что не было предпринято нападений на Военно-морские базы Мейпорт, Кингс-Бей и Чарлстон, учитывая их более близкое расстояния от основного развёртывания японских сил. Сейчас, после тщательного траления с полной уверенностью можно сказать, что выходы из гаваней и ближайшие воды не были заминированы, вблизи баз не обнаружены ни подводные лодки, ни любые надводные корабли противника. Правда после инцидентов в Тихом океане у Сан-Диего и Сан-Франциско мы действуем предельно осторожно, предполагая какой-нибудь подвох. Универсальные десантные корабли „Батаан“ и „Нассау“, а также корабль-док „Понс“ и эсминец „Джеймс Е. Уильямс“ направляются в район Ньюпорта и Гротона. Авианосец „Джордж Вашингтон“ с эскортом из пяти эсминцев и одного эскадренного танкера заправщика нацелены на поиск кораблей противника в океане. В патрулирование вышли надводные корабли из Чарлстона и подлодки из Кингс-Бей.
– Хорошо, – президент встал, давая понять, что разговор окончен, – надо сделать перерыв. Но что вы имеете в виду под словом „подвох“?
– Сейчас тщательно изучаются документы, оставшиеся после 2-й мировой войны по японскому вооружению. Японские инженеры тех лет по многим видам обогнали время и добились поразительных результатов. Само их появление в наше время говорит за себя. Может это какое-то оружие возмездия. Какие ещё разработки мы пропустили, потроша их арсеналы после 1945 года? Одно из самых больших опасений вызывает „Подразделение 731“. В данный момент проводится широкомасштабный мониторинг эпидемиологическими и санитарными службами.
– „Подразделение 731“ – это что?
– Одну секунду, – Джеймс Картрайт вернулся к столу, взял папку и протянул её президенту, – пожалуйста, ознакомьтесь.
Бегло просмотрев документ, Абама удивлённо произнёс:
– И вы об этом всё время молчали?
– Этим вопросом занимается отдел „С“. Тревожных сигналов не поступало, но если хотите, после небольшого перерыва можно будет вернуться к этому вопросу.
Кивнув, президент, слегка сутулясь, вышел из помещения.
Ньюпорт. (Пашка. Взгляд со стороны).
Клаус Майер страдал бессонницей, и начало японской атаки наблюдал стоя в лоджии с трубкой в руке.
По происхождению Клаус был немцем, но родился в Америке. Его дед и отец, в своё время служили в вермахте. При этом отец, имея американское гражданство, заявив, что каждый честный немец в такое время должен служить родине, в сороковом вернулся в Фатерлянд, где и погиб в сорок пятом. Сам Клаус, насмотревшись, что несёт война, решил не следовать семейной традиции, а пойти по другой стезе – медицинской. Последние десять лет он (уже в звании профессора) возглавлял одну из крупных клиник.
От предков он унаследовал немецкую педантичность и ответственность, доведя работу госпиталя до идеального состояния.
Когда прошёл первый шок от разрывов снарядов и бомб, когда прошло непонимание происходящего, смотря в испуганные глаза жены, он быстро отдал распоряжения и успел сделать несколько звонков, прежде чем пропала связь. Через пятнадцать минут от его дома отъехали два автомобиля – добротный „баварец“ шестой серии (вон из города с супругой и внуками), другой – старенький, но надёжный и вместительный „VW-Транспортер“ (к вверенному ему лечебному заведению).
Через полчаса в клинику стали поступать первые раненые. Приход в больницу оккупантов, был для всего персонала неожиданным. Чужие солдаты, несмотря на маленький рост, выглядели не просто грозно, а весьма свирепо. Ситуацию можно было сравнить с раскрученным сюжетом ограбления банка в кинопрокате – крик налётчиков, гулкий грохот выстрела, визг медсестры на контроле, согнутый пополам охранник, получивший штыком в живот, так и не успевший вытащить оружия. Дюжина азиатов с винтовками наперевес, громко топая ботинками, хлопая дверьми, разбежались по зданию, подавляя любое сопротивление.
Офицер, командовавший солдатами, коротко, гортанно отдавал распоряжения. Клаус Майер вышел ему на встречу и был грубо и болезненно остановлен тычком ствола в грудь.
В нём взыграла тевтонская кровь, но он заставил себя спокойно и чётко задать вопрос, без тени возмущения и гнева, лишь глаза превратились в узкие щёлочки, наводясь прицелом на врага. Японский офицер невысокого роста, щупленький, точно мальчик, с ввалившимися щеками, напряжёнными морщинами между бровями, смотрел на Клауса, сквозь толстые стёкла очков. Глаза его от этого казались большими и совсем не азиатскими, круглыми, как у птицы.
Возможно, из-за очков, а может из-за своего английского он выглядит вполне интеллигентно. Хотя все эти его „собственно говоря“, „я склонен думать“, „видите ли“, могли быть просто заученными фразами. Его английский был вполне лаконичен и понятен, не смотря на то, что японец „глотал“ некоторые согласные.
– Как я понимаю, вы здесь главный? – Получив в ответ сдержанный кивок, офицер продолжил, – город захвачен войсками Императорской армии Японии. Я приказал не трогать всех тех, кто не будет оказывать сопротивления и готов сотрудничать. От вас требуется только выполнять свой врачебный долг. Не более! Вы готовы оказать медицинскую помощь нашим солдатам?
Клаус Майер был не из робкого десятка, но встретившись с холодным взглядом сквозь блеснувшие линзы очков, нервно поёжился.
Чуть позже принимая чужих раненых солдат, Клаус приказал разместить их в отдельном крыле клиники, подальше от остальных больных. В какой-то степени это устраивало всех, и японского офицера, и испуганный медперсонал, и уж тем более раненых и больных гражданских.
* * *
Упираясь в борт открытого пикапа, кряхтя и кривясь от ноющей боли в спине, Пашка потянул на себя носилки с раненым. Машина стояла у заднего входа одного из корпусов городского госпиталя. А они с Савомото оттащили в распахнутые настежь стеклянные двери уже третьи носилки.
„Всё-таки этот лейтенант Мураками – человек! Заботу о своих людях проявляет…, однако, – добавил он, словив в большом лопухе зеркала заднего вида машины… свою физиономию – ну вылитый чукча! А чего, если смыть копоть и пыль – вполне“!
– Давай, не зевай, – поторопил его Савомото.
Они подхватили очередную ношу, поспешив в помещение, где снова открылись ворота транспортного лифта.
– Э – э – эй, Мацуда-аники, ты чего-то с лица спал, – сержант начал в тоне лёгкой шутки, но увидев, как матрос сползает по стенке, подался вперёд, засуетился, благо носилки лежали на полу.
– Я в порядке, – запротестовал Пашка, выпрямляясь.
Однако едва дверь лифта съехала вбок, Савомото, выглянув в больничный коридор, крикнул санитаров, и тут же вытянулся – в дверях стоял целый капитан.
Пашка узнал военврача, который досматривал его после первой стычки.
В толстых линзах очков внимательные глаза капитана казались излишне пристальными. Чуть посторонившись, он пропустил санитаров, быстро вытащивших носилки с раненым.
– И что, молодой человек, снова будете ругаться по-русски? – Чуть с насмешкой, устало спросил он, тоже узнав уже попадавшего к нему матроса.
„Вот блин, это я в безсознанке, как радистка Кэт…, только не „мама“ кричал, а…, ну понятно“.
– Спина…, – Пашка облизал высохшие губы.
Тут вовремя с объяснениями влез Савомото.
– Пойдёмте, – прервал его капитан, – только быстро, у меня много работы.
– Всё-таки свою порцию лёгкой контузии вы получили матрос 2-й статьи Мацуда, – пояснил офицер, вытирая полотенцем руки, – ничего страшного, голова то цела! Я сделал вам убойный укол местного обезболивающего. Минут через десять вы захотите летать, – подбодрил он, усмехнувшись.
Пашка попытался встать, сразу закружилась голова, однако оставаться в больнице совершенно не хотелось – палаты и даже коридор были переполнены ранеными, многие стонали, кричали, стоял запах лекарств, крови и … боли.
Они вместе с офицером спустился на лифте вниз и вышли в помещение похожее на приёмный покой. В нос ударил густой неприятный запах. Пашка приостановился от представшей ему картины – весь пол был устлан лежащими в рядок телами японских солдат. Некоторые не прикрыты, видны характерные раны на животе и… головы.
„Вот они традиции и ритуалы, во всей красе“!
– Да, да! На кремацию! – Кивнул капитан, вытянувшемуся с докладом рядовому. Оглянулся и, увидев Пашкин оцепенелый взгляд, решил пояснить:
– Эти солдаты решили добровольно уйти из жизни, у них мало было шансов, – голос его ничего не выражал, был профессионально сух.
Пашка, зажав нос, старательно отводя взгляд, двинулся к двери.
– Матрос, – остановил его капитан, протягивая коробочку с лекарством, – возьмите таблетки – примете, если опять станет плохо. Только сильно не злоупотребляйте – это может сказаться на ваших боевых качествах. Ваша машина стоит справа от выхода…, – капитан не договорил.
Стоящий на посту солдатик гаркнул, клацнув затвором винтовки – из бокового коридора нарисовался высокий человек европейской наружности – вытянутое лицо, тёмные волосы с проседью, бесцветные цепкие глаза. Держался он с достоинством, голубой медицинский халат сидел на его высокой фигуре как военная форма. При виде трупов он сохранил невозмутимость, лишь слегка приподнялась бровь, да губы брезгливо скривились. Зато выглянувшая из-за его спины, толстая чернокожая бабища, буквально выпирающая своими формами из такого же голубого халата, тихо ойкнула и стала судорожно сглатывать, словно при изжоге.
„А вот и доктор Хауз со свитой, – усмехнулся Пашка, с удивлением заметив, – по ходу военврач не соврал – вколол какой-то нехилый наркотик, и уже начинает переть“!
Самого же японского военврача при виде вошедших, словно подменили – Пашка видел, как офицер выпрямился, подтянулся, требования его звучали резко, отрывисто. От этого его английский (с японскими интонациями) резал слух:
– Обезболивающих, антисептиков! Или вы желаете, что бы мои солдаты всё взяли сами?
Пашка не стал дослушивать, поспешил на выход.
„Круто он с ними – оно и понятно, во как доктора рожи воротят. Коллеги, блин. С другой стороны гости незваные такой цирк устроили, что … радости – полные штаны“.
На улице он с удовольствием вдохнул свежего воздуха, подставив лицо прохладной мороси. Война в виде обстрелов и бомбардировок в этот район не докатилась, соответственно – ни гари, не пыли. И относительная тишина! Даже слышно, как шелестит под дождевой сыпью листва какого-то декоративного кустарника, густо растущего по периметру.
Свернув по рекомендации капитана направо, выйдя из-за угла больничного корпуса, обнаружил, что машины нету. Как-то не особо расстроился, просто не спеша прошёл вперёд дальше вдоль клумбы, озираясь – может парковку сменили?
„Уехали. Вещмешок и оружие в машине осталось. И чего дальше“?
К тихому шуршанию дождя добавилось что-то новое. Повернувшись на звук, он увидел торчащую из-за куста голову присевшего Савомото.
– Ты чего там…?
Сержант уже вскочил, выбегая на дорожку, суетливо застёгивая полугалифе, нахохлившийся, словно воробей в своём великоватом американском бронежилете.
– Да я там….
– Понятно! Минировал! – Ухмыльнулся Пашка, – а я думал ты уехал, бросил тут меня без оружия….
– Ой, – сержант хлопнул себя по лбу, и снова попёрся в кусты.
– Смотри на собственную мину не наступи!
Однако сержант дурашливость напарника не поддержал. Молча появился уже с охапкой оружия, завёрнутого в целлофан.
– А клеёнку где взял? Ты чего такой…?
– А – а – а, – сержант сделал неопределённый жест. Потом провёл по животу, – крутит.
– Говорил я тебе….
– Говорил, да вроде ж вкусно было. А я ещё и слив из сухпайка натрескался.
– А лекарства? Больница же….
– У наших нет ничего, а у американцев…, – он сплюнул, – не хотелось засранцем прослыть.
– Может я схожу….
– Нет, – отрезал сержант, – подождём. Водитель уехал, у него приказ. Но обещал сделать скоро ещё одну ходку.
– Подождём, – согласился Пашка, поёжившись – дождь слегка усилился, – надо где-то пересидеть. Только в больницу…, пожалуй ты прав, соваться нечего.
„Ещё заставят трупы таскать, а то и вообще помощником при сепуке поставят“, – его аж передёрнуло.
Поозиравшись, он увидел куцый рядок припаркованных у госпиталя автомобилей.
„Это личный транспорт персонала“, – догадался Пашка.
– Давай залезем в какую-нибудь машину.
– А откроем?
Пашка лишь фыркун, направляясь к парковке.
Первым в ряду стоял старенький „Фольксваген-Транспортер“.
– Нешто мы не оккупанты!
И не раздумывая, долбанул прикладом по боковому стеклу – осыпалось лишь наполовину. Засовывая руку в дырку, удивлённо воскликнул:
– Да она открытая стоит! Давай залазь!
Он быстро смахнул с сиденья россыпь калёнки и уселся на место водителя, пристраивая меж сидений оружие и вещмешок.
Дождь наконец разродился приличным ливнем, размываясь сплошной пеленой на лобовом стекле, забрызгивая салон через в дыру поспешного Пашкиного вандализма.
– Вовремя! Чёрт, а заливает, – Пашка оглянулся назад. Изогнувшись, потащил с заднего сиденья оставленную хозяином машины кожаную куртку и, приоткрыв дверь, перекинул её сверху на рамку. Торопливо расправил, так что бы закрыть похрустывающие неровные стеклянные края разбитого стекла. С первого раза закрыть дверь не удалось – сморщенные складки кожи мешали, пришлось хлопать с силой.
– Вот теперь можно отдохнуть, – сбив щелчком со штанин пару кубиков стекла, он задвигал регулировками сиденья, устраиваясь поудобнее, – люблю вот так в тепле, да уюте смотреть и слушать дождь. А знаешь Савомото, я бы чего-нибудь ещё и перекусил. У тебя там батончика шоколадного не завалялось?
– Нет, – вымучено улыбнулся сержант, – есть вот…
Порывшись в ранце, он протянул свёрток.
– Сухой паёк? – С сомнением покосился Пашка. Свой запас продуктов он случайно подмочил при установке мин. Потом осмотрев размокшие сухари, слипшиеся сухофрукты и полированный рис, просто всё выбросил.
– Нет. Это повар завернул. Добавка, – пояснил Савомото.
В свёртке оказалось нечто похожее на скрученные в трубочку тонкие лепёшки с коричневой начинкой.
„На вид не ахти, – откусив, и чуть пожевав, Пашку снова удивился – было вкусно и … привычно, – ну, точно! „Привычно“ – ключевое слово. Понятно, почему тот завтрак из общего котла и эта слоёнка, с виду такие неаппетитные, но вкусные – это привычки тела Мацуды“, его вкусы»!
– Не пойму, что это? – Вопрос с набитым ртом так, без любопытства.
Ответ тоже с ленцой:
– Лепёшка и прессованный лист риса, внутри мисо. Ты как будто в первый раз…, – а потом…. тоже так, за между прочим, – а что такое «бля»?
Хорошо, что Пашка уже доел эту сухомятку и, скрутив колпачок, хлебал воду из фляги. Вся вода так и брызнула изо рта на торпедо.
Не потому что его разоблачили или заподозрили – перегорел, а из-за того как Савомото выговорил букву «л», вот это была отдельная хохма – нечто среднее между «л» и «р».
– Бья, бря, – попытался воспроизвести со смехом Пашка, потом откашлявшись, вдруг резко посерьёзнел, – Савомото-сан, а что ты помнишь из той, прошлой жизни?
– Последнее? Очень хорошо!
Глаза японца словно затянуло поволокой. Отвернувшись, он как будто разглядывал что-то через боковое стекло, затем сглотнув, продолжил:
– Завязли мы в этих проклятых джунглях. Янки сутки молотили и с моря и воздуха, прикрывая своих морпехов. Те, кстати тоже были – чисто водяные бесы. Пленных брали – рожи не бритые, грязные, вшивые, голодные, болели…
Наши двинули на подавление остатки бронетехники и тут же две машины подорвались на минах. Капитан Танака послал троих из моего взвода на разминирование, а янки… хитрецы – насыпали вокруг противопехотных мин.
Танака недолго думая погнал на прочёсывание пленных и человек пять местных. А без толку – все на первом десятке метров полегли.
Савомото надолго замолчал, словно переваривая события тех лет.
– И? – Не утерпел Павел.
– Я пошёл.
– Капитан приказал?
– Сам вызвался, – выдавил из себя сержант, – медленно…, пехотных нашёл с десяток, четыре противотанковых…, а потом всё.
– А дальше…?
– Не знаю. Мрак может быть, и то это от того, что как опять себя…, помнить, нет – понимать стал, вроде бы свет появился. И в башку разного полезло про жизнь – эту, – он провел рукой вокруг себя, – про Хиросиму, выжженный Токио, но больше по оружию американскому беглый экскурс, но что-то и с подробностями, нужное. Запоминалось, честно скажу не очень – я и в школе, с детства слегка тугодум. В смысле долго вникаю, – виновато улыбнулся и тут же оправдался, постучав себя по макушке, – но если сюда чего вбил – засело навсегда.
– А я представь, ничего не помню из прошлой жизни. Даже говорить – с трудом родной язык вспомнил.
– Заметно! Ты и сейчас чего-нибудь ляпнешь…, да и акцент странный….
– Так мы морячки часто ругаемся на разных языках, – заюлил Павел.
– Унтер Такидзи, кстати, заметил, что с тобой что-то не в порядке … просил за тобой приглядывать.
– Вот он докопался….
– Да ладно, он в хорошем смысле….
– Слушай, Савомото-сан, а какого чёрта мы ждём? Сколько времени уже прошло, а машины всё нет, – Пашка решил уйти от щекотливой темы и, хлопнув ладонями по рулю, предложил, – покатаемся?
– А ты справишься? – Засомневался сержант, – как завести…
– Это же американцы – если машина не заперта, значит, ключи под козырьком, – самоуверенно заявил Пашка.
Однако ключей там не было, в бардачке, в других кармашках тоже. Почти случайно куцую связку с брелком Савомото обнаружил между сиденьями.
– Наверно этот любитель немецкой старины спешил и обронил их, потому и машина не заперта.
Стартер легко крутанул, на низких тонах заурчал дизель «кто бы сомневался».
Коробка была не автомат – на это он ещё вначале обратил внимание. Воткнул «первую» и, не примериваясь, добавив чуть больше газу, что б не заглохнуть…, покатились.
– А прогревать не надо? – Проявил вдруг техническую осведомлённость сержант.
– На наш век хватит, – ответил Павел, браво втыкая «вторую», разгоняясь километров до сорока.
Сразу захлопала на ветру прижатая дверью куртка и Павел, досадливо шикая, всунул свободный конец в салон, просыпав очередную порцию кусочков стекла.
* * *
Смотреть на стекающие по стеклу капли любил не только Пашка.
Клаус Майер улучив момент, не смог себе отказать в удовольствии – расположился у окна, медленно потягивая кофе. Неожиданно его «Фольксваген» стоящий на парковке, стрельнув чёрным выхлопом, сорвался с места.
Машина повернула, следуя на выезд, и он увидел на пассажирском сиденье ненавистную азиатскую рожу.
«Нашли значит»! – В спешке он обронил ключи от машины, и искать их времени просто не было.
Клаус Майер выругался, не длинно, не коротко, но заковыристо и… грязно, что вслух себе никогда не позволял.
Обернувшись на удивлённый вздох, встретился с испуганными глазами старшей сестры.
«Интересно, как эта толстая африканская корова умудряется двигаться так бесшумно»?
Снова посмотрев на удаляющуюся машину, зло скрежетнув зубами.
«Что ещё? Жена звонила час назад (уже далеко из пригорода) на рабочий телефон. Сказала, что его мобильник не отвечает. По-моему и сотовый он оставил в машине».
– Мисс Ноэл, мобильный телефон при вас?
– Да мистер Майер, – в её руках сразу появилась серебристая трубка.
– У вас есть номер моего мобильника? Вообще связь-то есть?
– Конечно мистер Майер, конечно номер ваш есть, – тут же уточнила она. Взглянув на дисплей, кивнула, – и связь сейчас есть.
– Наберите!
Едва дождавшись пока женщина найдёт номер в записной книжке и включит соединение, быстро подошёл и взял трубку.
«Звонок у меня громкий, – слушая гудок вызова, в бешенстве покусывал губы Майер, – надеюсь, что эти дикие азиаты, от неожиданности в штаны наложат и, как минимум в столб врежутся»!
Тихий океан. Вблизи Сан-Франциско.
Судно «Ниссин», не дойдя 30 миль до берега, отвернуло в сторону залива Монтерей, входя в полосу морских путей и прибрежных маршрутов кораблей. Матросы, словно роботы, доведёнными до автоматизма движениями, сбрасывали мины, перекрывая сектор не меньше мили.
Два N1K «Кёфу» и семь А6М2-N, последовательно спущенные на воду или стартовавшие с катапульт, направлялись к военно-морской базе в Сан-Франциско. Пилоты скользили над самой водой, неэкономично сжигая топливо. Впрочем, вскоре оно лётчикам-камикадзе уже не понадобится.
