Текст книги "Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде(СИ)"
Автор книги: Александр Плетнёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)
Уже отворачивая, Павел увидел людей семенящих по дорожке меж захоронениями. Сначала человек десять, потом показалась целая вереница. Полный ассортимент, включая стариков, женщин, детей.
„Аборигены! Бегут! Интересно – это у них служба оповещения сработала? Как-нибудь…, через мобильники?! Если сотовая вообще фурычит…, а интересно было бы и самому попробовать, мобилу раздобыть-то можно…“!?
Его заметили, потому как, люди слегка заметались, заспешили, послышались испуганные возгласы. Сразу обозначился и поводырь этому стаду – чёрная фигура.
„Полицай! – Определил Павел, взглянув в оптику. Прицел-то он с винтовки при этом не снимал, а беженцы как увидели направленное на них оружие, так вообще обделались от страха, – ага! Коп засуетился, забегал, подгоняет их…, в руках…, что? Дробовик! В мою сторону тычет, неужто стрелять будет, с трёхсот метров-то? Не-е-е, не дурак. Ладно, нечего тут торчать, попугал и будя“.
В этот раз он уже взял правильное направление – впереди маячила нужная высотка.
Бегом, бегом, минуя глухие дворы, притихшие, угрюмые дома, брошенные хозяевами автомобили.
„Да – а – а – а! Плотность заслонов почти никакая, знали бы янки, – вокруг пусто и довольно тихо, людей – никого, ни гражданских, ни японцев. Сталинграда здесь уж точно не получиться.
А машины-то посмотри – целёхонькие стоят, под мелким дождичком блестят как новенькие!
Сразу вспомнилось как на гражданке (ха, „на гражданке“), в общем, в бытность, сидел за „ящиком“, потребляя красочную Голливудскую продукцию, где автомобили били и сжигали пачками, а он (вот ведь глупость какая) всё к себе примеривал: „вот бы мне такую, вот бы эту….“. Вот тебе, пожалуйста – „бери – не хочу“ любую. Тоже – такая дурь в голову лезет“!
Хлёсткий звук лопастей вертолёта навалился резко и неожиданно, спикировал, буквально свалился с неба. От неожиданности Пашка аж присел.
„Уж, не по мою ли душу“?
Прогрохотав над самой головой, довольно крупная машина резво заносила хвост на разворот, но откуда-то сбоку, фактически со стороны кладбища геликоптер пыталась догнать пулемётная строчка, бездарно мазала, изгибаясь дугой, теряясь в низкой облачности. Однако пилот шарахнулся, уводя машину в сторону, и только нарвался….
Казалось, в него садили со всех сторон, в основном крупные пулемёты, с характерным чавкающим звуком, но слышалась и мелкота всякая.
Вертолёт взвыл турбинами, пилот ошалело маневрировал, теряя высоту, и вскоре Пашка потерял его из виду.
„Не ударный, многоцелевой, по-моему „Кинг“ Сикорского, хана ему, загремело там явно не в пользу геликоптера. А погнали его всё-таки со стороны кладбища. Значит не так уж всё и плохо, дозор там был, только не отсвечивал до поры“!
Покрутившись, он всё же выскочил на небольшую площадь перед зданием, где они с сержантом занимали позицию.
Размалёванный белыми и всякими цветными яркими надписями, со звёздами опознавательных знаков, подбитый вертолёт лежал, словно злая раненая стрекоза, припавшая к земле, вцепившаяся в нее когтями, раскорячив как крылья лопасти. Вероятно машина упала на авторотации, поэтому была с виду почти цела, однако экипаж тряхнуло так, что никто не уцелел. В вместительном брюхе десантного отсека Пашка увидел картину от которой ему стало не совсем комфортно – куча-мала (вертолёт вывозил гражданских). Он поспешно перевёл взгляд.
Японские солдаты деловито сновали вокруг, залезали в кабину и десантный отсек, демонтировали установленный на рампе пулемёт. Павел увидел сержанта Савомото, который стаскивал с пилота амуницию.
– Ты что делаешь?
– Как что Мацуда-доси? Трофей беру, смотри какой удобный бронежилет, сразу с кармашками для магазинов к автомату. Я к этому автожиру, кстати, тоже приложился, – Савомото довольно похлопал рукой по американской штурмовой винтовке.
– Да в этот броник таких как ты двое влезет, как ты в нём бегать будешь? – Скептически скалясь, крикнул один из ковырявшихся с трофейным пулемётом.
– Ничего, зато шкура целее будет, – даже не оглядываясь в его сторону, крикнул сержант. Подмигнув Пашке, он похлопал себя по подсумкам, нырнув рукой в один, достал гранату (чем-то похожую на „эфку“), – я и тебе подарочек прихватил. Хороша!? И вот ещё…, с пилота снял….
У сержанта в руке появились массивные часы-хронограф.
– А себе чего не оставил?
Вместо ответа сержант выставил свою руку с такими же часами на запястье.
Вдруг вдалеке на окраине послышались выстрелы, взвилась и исчезла в низких тучах сигнальная ракета, тут же раздались крики команд.
– Давай наверх, – поторопил сержанта Павел. Гранату и часы взял.
В это время в конце дороги появились коробочки американской бронетехники. Снова поднялась на передке обороны стрельба и суматоха.
Павел наблюдал в оптику с десяток гусеничных машин. Он не мог классифицировать их, но пришёл к выводу, что всё же это не танки. Позади, прилипая к домам и кормовым срезам бронетехники, пригибаясь, семенили пехотинцы. Американцы были достаточно далеко, смяв передовой отряд, они постреливали на засевших в окнах одиночек, изредка падая от ответного снайперского огня.
Передовая машина наехала на валяющееся колесо от автомобиля, раздался взрыв, и это было как сигнал – со всех сторон по американскому отряду массировано открыли огонь. Вокруг бронемашин шлёпались мины, не причиняя вреда технике, но разбрасывая в разные стороны пехоту. Противник видимо чётко координировал свои действия – с вертолётов кучно лупили по огневым точкам в окнах, выбивая стёкла, крошку бетона, кое-где возникали пожары. Однако японские мобильные группы с 50– миллиметровыми миномётами, постоянно меняя позицию, буквально засыпали американских солдат гранатами и оперёнными минами.
И наземный отряд американцев не выдержал, атака продлилась от силы десять минут – теряя людей, бросая раненых, янки откатывали назад.
Пашка, свалив пару фигурок (ранил точно), решил перебраться этажом ниже.
– Давай сменим позицию, – предложил он сержанту.
– Зачем? Так хорошо устроились, – заупрямился тот.
– Если нас засекли в приборы – ударят, – лаконично объяснил Павел.
С интересом взглянув на напарника, Савомото всё же согласился:
– Ты прав, нас могли вычислить, – и, округлив глаза, смешливо добавил, – ещё как жахнут с вертолётов.
Павел заметил, что если в минёрном деле сержант брал несомненное руководство на себя, то в остальном, не смотря на то что Пашка старался больше молчать (к тому же и младше по званию), Савомото прислушивался к его мнению.
Они быстро спустились ниже, но по их прежней позиции огонь так и не открыли. Американцы отползли, оставив лишь подбитую машину, с раскатанной гусеницей.
– Какие они, однако, пугливые – чуть получили по носу и сразу назад, – улыбаясь, заметил Савомото.
– Подожди, сейчас они наши позиции обработают и снова полезут.
И действительно, по окнам стали бить – сверху ухнуло, посыпалась целыми кусками штукатурка, комната наполнилась пылью.
– Видал как у них, – откашливаясь, просипел сержант, – вычислили точно, откуда стреляли. Тяжело нам придётся.
Огненный шквал прошёлся и по дороге, сметая возможные минные ловушки. Как результат – бухнуло несколько мощных взрывов, разнеся пару припаркованных машин, даже рухнула лицевая стена одного дома. Видимость стала почти нулевой, облако дыма и пыли расползалось в воздухе, если бы не ветер и мелкий дождь пылевая и дымная взвесь стояла бы ещё долго, а так всё это оседало липкой грязью на фасады домов и асфальт.
Стреляли не только в их направлении, американцы охватывали город с разных сторон, сбивали заслоны на дорогах, выдвигали вперёд бронетехнику, мелкие группы просачивались дворами, подземными коммуникациями, слышалась стрельба и в тылу, где-то в районе причалов. Выделялась частая пулемётная пальба справа от их позиции, там же одиноко ухала, судя по звуку японская полевая пушка – выстрелит и затишье… выстрелит и снова молчит… точно прислушивается.
В коридоре послышались шаги, появился солдат из сапёрного батальона, весь увешанный минами и набитым взрывателями подсумком.
– Вот началась и моя работа, – сказал сержант, доставая свою поклажу, поинтересовавшись у вошедшего, – ещё мины есть?
– Там внизу притащили штук тридцать. С усиками, противопехотные. Одна шрапнель, – ответил солдат и достал из подсумка блеснувший медным взрыватель, с торчащими к верху проволочками.
– Прощай матрос, – бросил уже на выходе Савомото.
Павел ответить не успел, а сапёры уже гремели ботинками по лестнице. Через несколько минут он смотрел в прицел, как они, укрываясь, ползли, расставляя мины-ловушки. А в дали улицы, километрах в двух, снова появились американские бронетранспортёры. Впереди шла тяжёлая машина с ковшом и не спеша, опасаясь засад, разгребала завалы. Пехоты почти не видно – умело прикрывается за техникой. Снова низко, вдоль улицы, как бешенные промчались вертолёты, не стреляя, психологически давя шумом винтов.
Для прицельной стрельбы было ещё далеко, и Павел, едва высунувшись из своей позиции, лишь наблюдал в снятый с винтовки оптический прицел.
Унтер-офицер появился сзади почти внезапно. Следом заскочил ещё солдат с рацией и планшетом.
– Спишь матрос, врага не видишь? – Прошипел унтер, – бери винтовку.
От неожиданности Павел дёрнулся, но повернувшись, хотел вскочить:
– Далеко ещё….
– Лежи, – коротко бросил унтер, протягивая бинокль, – посмотри правее – увидишь. Красноватое здание.
Унтер пристроился за спиной у Павла и почему-то полушепотом отдавал какие-то распоряжения солдату.
Пашка, взяв бинокль, заметил на плоской крыше, указанного унтером дома, засевшие фигурки с длинными винтовками. Он сразу определил мощное дальнобойное оружие, но расстояние до неприятеля было слишком большим для удачной стрельбы, о чём он сразу доложил.
Дом был не самый высокий, противнику стратегически предпочтительнее было бы засесть на соседней многоэтажке. Пошарив правее и ниже, он сразу разглядел семенящих друг за другом, пригибающихся пехотинцев в зелёном пятнистом камуфляже. Цепочка американских солдат двигалась параллельно широкой улице, приближаясь к высотке. Американцев было немного, человек двадцать, все под завязку обвешаны оружием.
– Рукугун Дзюн'и-доно, правее градусов на пятнадцать, – доложил он, протягивая бинокль.
Сам снова взялся за свою оптику. Он намерено употребил суффикс „доно“ и реакция унтера была ожидаемой – тот самодовольно улыбнулся.
Снова стал накрапывать мелкий дождь, иногда порывы ветра умудрялись забрасывать капли в открытое окно, попадая на линзы бинокля. Унтер, подсунувшись ближе к окну, чертыхаясь, раз за разом протирал их платком.
– Ещё раз, цель? – Спросил он, – я их потерял.
– У кустарника, – после небольшой паузы подсказал Павел.
Американцы, укрытые за негустыми зелёными насаждениями и разбитыми автомобилями, вдруг выныривают уже достаточно близко. До них было метров шестьсот – Павел вытянул вперёд ствол винтовки.
– Огня не открывать, пока не скажу, – вполголоса приказал командир, – они направляются к тому высокому зданию. Главный вход мы заминировали, несколько мин на лестницах, на крыше два пулемётчика ждут сигнала к атаке.
Можно было уже без бинокля разобрать отдельные фигуры американцев. У всех за плечами автоматы, пара с длинными снайперскими винтовками, у трёх за спиной тубусы гранатомётов. Двое отстали, выставив оружие, осматриваются по флангам. Впереди в очках, высокий, худой, даже в своём мешковатом камуфляже, поднял руку – все остановились. Сзади небольшого роста, с ранцем за спиной, лицо закрывают крупные (непростые!) очки, осматривается.
– Прячься! – Командует унтер.
Высунувшись через минуту, они обнаружили, что американцы не пошли в парадный подъезд, а обошли здание с торца и скрылись за углом. Лишь двое замыкающих были ещё в поле зрения, прикрывая основную группу. Унтер выругался.
– Витрина… магазин напротив, – подсказал наблюдательный Пашка.
Конечно, в городе многие здания стояли, таращась пустыми глазницами выбитых окон, но в основном стёкла осыпались с нижних этажей. Как уцелела большущая стеклянная витрина в непосредственной зоне боевых действий – это было вообще удивительно. В её почти зеркальной поверхности прекрасно отражалось, как американцы, подсаживая друг друга, запрыгивали в выбитое окно.
– Обхитрили нас, они могут застать пулемётчиков врасплох, сможешь достать хотя бы тех двух.
„Одного точно“, – подумал Павел, но ничего не сказал, замер, тщательно прицеливаясь.
Выстрел! В замкнутом помещении хлопок выстрела, прозвучал чуть громче, ударив по ушам. А американцы, видимо, осматривая нижний этаж здания, всё же напоролись на мину. Фугас был достаточно мощным – ударом вышибло большую главную дверь, посыпались осколки стекла, полыхнуло пламя, и только потом повалил белый как вата дым. Из здания тут же послышалась приглушённая беспорядочная стрельба. Солдат, в которого метил Пашка, дёрнулся от близкого взрыва, и пуля прошла мимо. Однако вместо того, что бы укрыться, эти двое замерли на полусогнутых ногах, озираясь. Вторая пуля вошла точно под подбородок пехотинцу, тот схватившись за покрасневшую шею, тяжело задом опустился на асфальт. Второй метнулся к нему и Павел снова промазал – нет, пуля попала, но в бронежилет, видимо в бок, потому что американца от удара развернуло, как фигуриста на коньках, и он продолжил свой бег, только уже в другую сторону – в укрытие, разумно отказавшись от первоначального замысла.
„Какой… прыткий“! – Оценил его телодвижения Павел.
Вдруг мимо головы, колыхнув воздух, чуть не сбив полевую кепи, громким шелестом прошла пуля, впилась в заднюю стену, прошла насквозь, оставив дыру.
– Это снайперы на крыше, уходим!
Павел аккуратно отползал от окна, унтер, тоже согнувшись, перемещался к двери. Солдат с рацией, находившийся ближе всех к выходу, вскочил.
Следующая крупнокалиберная пуля, звонким хрустом пробила перегородку металлопластиковой рамы окна, небольшим рикошетом её развернуло и она с силой, плашмя вмазалась в заплечную рацию, ломая корпус, электронную начинку, позвоночник солдата. Его от удара бросило вперёд, вышибая прикрытую дверь в обратную сторону.
Лишь на секунду задержавшись у бесчувственного тела солдата, унтер-офицер последовал за снайпером.
Пока они бежали по лестнице, по зданию часто лупили из стрелкового оружия, и реже из чего-то покрупнее – в здании гулко разносились звуки ударов и разрывов.
По американским снайперам открыли огонь пулемётчики на высотке, для них они были как на ладони. Заняв новую позицию, снова под самой крышей, Павел видел как пули, высекая куцые пыльные фонтанчики, прошлись по позиции американцев, но снизу на японцев напирал отряд, влезший в окно, а сверху опять прошлись вертолёты, полосуя по крыше из пулемётов. Пущенные несколько ракет, превратили всю верхушку дома в пылающий ад, выжить в котором, вряд ли кто бы мог. Бронетехника уже подкатила совсем близко, коротко плюясь из пулемётов и пушек.
– Бей по пехоте, бронетранспортёрами сейчас займутся, – унтер отправился вниз.
Но Пашка и сам уже выцеливал согнувшиеся фигурки противника, семенящие за урчащими дизелями машинами. Справа по-над самым домом, перебежками, вышли вперёд самые рьяные, открывшись для огня снайперов. На это раз он бил часто, почти бегло, плавно ведя стволом в сторону. Упал один, второй, третий, но попасть в неприкрытые бронежилетом участки тела сложно, некоторые поверженные отползали, порой оставляя кровавые полосы, остальные побежали, падали, спотыкались, опять поднимались, сталкивались друг с другом.
Пашка понимал, что пора было менять позицию, но уж больно удобно было стрелять по открытым сверху пехотинцам противника. Вот как раз один укрылся за остовом сожженной машины, голова закрыта каской, на глазах большие на пол лица очки, видна только быстро двигающаяся нижняя челюстью – орёт в рацию, вызывая подмогу. Пуля влетает ему прямо в рот, дробя зубы, входит в горло, пробивает трахею, артерию, брызнув ярко-красным, солдат валится навзничь.
Геликоптер Павел даже не видел, неожиданно с визгом, пули выбили по верхнему краю окна куски пластика и бетона. Больно застучало по спине, удар по голове едва не лишил сознания.
Пилот вертолёта видел вспышки выстрелов из окон дома, но шёл на большой скорости, виляя между домами как сумасшедший, стараясь не попасть под свинец зенитных пулемётов, поэтому стрелял не прицельно. Ему уже доставалось, и не раз! Спасала броня, а лобовая секция плексигласа была уже вся покрыта трещинами и усеяна мелкими сколами. Полосонув по высокому офисному зданию, где засели японцы, заметив краем глаза, тянущуюся к нему строчку трассирующих пуль, потянул машину вверх, намереваясь пройти над крышей.
Неприятно, в который раз застучали пули по корпусу, казалось, они летели прямо в лоб, мелькая белыми росчерками по плексигласу. Вдруг, в лицо брызнули осколки лобового стекла – оно все же не выдержало частых попадай. Шлем и очки почти уберегли голову пилота, но всякая мелочь встряла в челюсть, порвала щёку. Пилот взвыл, рука непроизвольно дёрнулась и геликоптер, не успев подняться над домом, сел на брюхо, ввалив куски крыши и перекрытий внутрь, продолжая молотить воздух винтами, не падая вниз и не отрываясь в небо.
Пришел в себя Пашка от страшного грохота. Закашлявшись от попавших в лёгкие дыма и пыли, пополз почти на ощупь к выходу. Ему кто-то помогал, не церемонясь, таща за шкирку, пальба не умолкала, кто-то протяжно стонал, гортанно непонятно кричали команды. Наконец он пришёл в себя и смог встать на ноги. Вдруг осознал, что остался без снайперки, подумал было вернуться, но сверху опять загрохотало, вниз ухнула одна из балок и целый лестничный пролёт, снова подняв тучи пыли. В дыру, неуклюжим крокодилом просунулась морда разбитого вертолёта, ещё громыхая винтами, пока машина не стала проседать в своём шатком гнезде. Потом лопасти зацепившись за что-то на крыше с треском разлетелись в разные стороны. Ему сунули в руки какое-то оружие, это оказался старый знакомый сержант Савомото из сапёрного батальона, улыбаясь, сверкая белыми зубами на закопченном лице, он что-то кричал, но Пашка абсолютно ничего не понимал. Подбежал лейтенант Мураками, протянул сержанту трубу гранатомёта, размахивая руками, отдавал распоряжения. К Пашке постепенно стала возвращаться способность понимать человеческую речь.
– Умеешь пользоваться? – Перекрикивая шум боя, лейтенант пытливо смотрел на сержанта. Тот отрицательно затряс головой, – смотри: вот этой штукой взводишь, поднимаешь прицел, крышки открывать не надо, направляешь на цель. Рукоятка как на пистолете. Выстрелил, всё выбрасывай – одноразовый. Бегом в правое крыло, бери матроса для прикрытия, ударишь с фланга по БМП. Попробуй метров со ста, точно попадёшь. Стреляй с открытого пространства, а ты не стой у него за спиной, – бросил он в сторону Павла.
Они побежали в указанном направлении, на ходу проверяя оружие. Спустившись вниз, прогромыхали ботинками по коридору. Сержант, высунувшись в окно, вовремя среагировал упав на пол – завизжали пули. Пащка, ещё заторможенный, едва успел присесть, в очередной раз получая по голове и спине кусочками отваливающейся сверху штукатурки.
– Сюда, – прокричал сержант, указывая на небольшой пролом в стене в коридоре, – давай ты первый, мне с этой трубой неудобно, осторожно, если что сразу пали!
Павел полез в дыру, сопя забитым пылью носом и чертыхаясь. Перевязь зацепилась за обломок бетона, трещит, он старается избавиться от неё, что-то ужасно мешает, путается в ногах. Наконец он вылезает, оказавшись в небольшой пристройке сбоку здания. В комнате темно, с трудом можно разобрать разбросанные по полу кучи белеющей бумаги, стоят непонятные станки, стеллажи, воняет краской и гарью. В следующей комнате светлее – через закопченное окно пробивается свет и звук уличного боя. Сзади тяжело пыхтя, возится сержант.
– Да помоги же, – протягивая вперёд гранатомёт, возмущается он.
Сквозь дыру пролазит сержант. Пашка принимает оружие, наклоняется, убирая его в сторону. Вдруг сзади раздаётся шорох, он успевает лишь обернуться – из-за большого стеллажа с визгом выскакивает растрепанная женщина, направив вытянутую с чем-то руку в сторону японцев. На её пути оказывается сержант.
„Сейчас выстрелит, не успею“, – поднимая винтовку, едва успел подумать Пашка, но раздаётся лишь шипение, в нос бьет неприятный запах. Грохнул выстрел – женщина кулем свалилась на загаженный пол. Савомото, вскрикнув, схватившись за лицо, трёт глаза, отплёвываясь и бормоча проклятия.
– Чем это она меня? Ничего не вижу! Грязная тварь!
Пашка подобрал с пола небольшой баллончик, глаза уже привыкли к сумраку, но разобрать надписи на английском не мог.
„Шокер какой-нибудь“?
Достал флягу с водой, протянул сержанту:
– Я солью воды, промой глаза. Не думаю, что это что-то ядовитое.
Отфыркавшись, Савомото с сомнением взглянул на гранатомёт:
– Может ты пальнёшь из этой штуки? Что-то я не очень вник в инструкции лейтенанта.
Закинув за спину винтовку, Пашка молча принял гранатомёт, даже не разглядев, поднял что-то тяжёлое с пола, метнул, разбивая стекло. Сразу стало светлей, громче прорезались звуки стрельбы, и даже пахнуло свежестью, хотя снаружи хватало дыма и гари.
БМП стояла от окна метрах в двухстах, почти боком, виднелась часть кормы с открытым зевом десантного отсека. Безперестанно, с лёгкими паузами, молотила скорострельная пушка. Укрывшиеся за широким задом машины копошились пехотинцы – стрельнут, спрячутся, пустят короткую очередь, и сразу в укрытие. Пашка здраво рассудил, что если он полезет из окна, его моментально увидят, поэтому решил, что стрелять будет с этой позиции.
Водя ладонями по тубусу гранатомёта, щупая пальцами выпуклости управления, он пытался вспомнить указания лейтенанта о приготовлении оружия к бою.
„Не наш РПГ, но как-нибудь справлюсь“! Подняв прицельную планку, навел гранатомёт на вражескую машину, напрочь забыв об опасности стрельбы в закрытых помещениях из этого вида оружия, надавил на красный рычажок. Выстрел! Сразу двинуло по ушам, но терпимо, а вот ударная волна отразилась от противоположной стены, долбанула так, что стрелка бросило вперёд и прилично приложило о подоконник. В очередной раз, получив встряску для мозга, Павел даже не пытался подняться, что бы посмотреть на результат своей стрельбы. Схватившись за голову, он лишь тихо стонал.
Он бы промахнулся, но попасть кумулятивной гранате в БМП помог боковой ветер, заворачивая на большой дистанции хвостовой перьевой стабилизатор. Выписав дугу, оставляя за собой дымный след, миновав укрывавшихся за машиной пехотинцев, граната вошла в открытый незащищённый десантный отсек. Дойдя до препятствия, кумулятивный заряд выжег экипаж в подбашенном пространстве, следом загорелись внутренности машины. Пехотинцы, понимая, что сейчас может рвануть боеукладка, разбегались в разные стороны, выскакивая из-за удобного укрытия, попадая под пули.
Недалеко вспыхнули ещё три машины. Американцам казалось, что на них лезут со всех сторон, и они пятились, отстреливаясь, выплевывая из подствольников гранаты, прикрываемые малочисленными вертолётами, большинство из которых уже было занято эвакуацией уцелевших.
Многие так и остаются лежать на месте – на избитом, заваленном обломками асфальте, тот тут, то там зеленели бесформенные мешковатые камуфлированные кучки.
Очаговые бои шли почти во всех районах города, но американцы не выдержали, не представляя с каким количеством противника столкнулись, запросили о помощи, не получив требуемого, попятились зализывать раны.
А им оставалось совсем чуть-чуть и они бы подавили сопротивление. Из пяти тысяч японских солдат и матросов, примерно двести тяжелораненых находились в городской клинике, из тысячи выживших, боеспособных оставалось не более трёхсот человек, остальные с ранениями различной степени тяжести, раскиданных по большой площади, без связи и организации, с минимумом боеприпасов. Ещё оставалась несколько самолётов. Обнаружить импровизированные базы для дозаправки и пополнения боекомплекта, для авиации американцев было лишь делом времени. С такой же проблемой сталкивались и остатки флотилии малых судов, разбросанных в акватории залива Наррагансетт.
Фактически и авиация и морские отряды подчинялись штабу десантной операцией и непосредственно генерал-лейтенанту Масамо Мураямо, но управление мобильными подразделениями и без того было затруднено, а после активного включения РЭБ противника и вовсе было нарушено.
Японские лётчики, не смотря на рекомендации укрыть технику на временных аэродромах и воздержаться от активных действий до появления вертолётов противника, которым они могли оказать хоть какое-то противодействие, на своё усмотрение поднимались в воздух, сами выискивали себе цели, и хоть пытались резко маневрировать, не редко становились жертвами ракет „воздух-воздух“. К тому же погода для них откровенно становилась нелётной – небо затянуло низкой облачностью.
Это походило на поединок зрячих со слепым – в инфракрасные прицелы американцы легко обнаруживали противника и посылали управляемые ракеты. Конечно, может показаться, что это высокая цена – разменивать дорогущую ракету на гораздо более дешёвый аэроплан, но американское командование это не волновало. Оперативный отдел штаба требовал результаты с наименьшими потерями в живой силе.
Нью-Йорк.
Десантирование 86 тысяч человек, артиллерии, техники, боеприпасов в Нью-Йорке оказалась достаточно несложной задачей. (45 тысяч человек участвовало в нападении на объединённую базу Мак-Гвайр-Дикс-Лейкхерст). На операцию были выделены: авианосец „Амаги“, 13 гидроавианосцев, три лёгких крейсера и тяжёлый „Судзуя“, семь эсминцев, тральщики, несущие по 2 самолёта, а так же малые корабли десанта и поддержки. Протяжённость удобного для высадки побережья была более ста километров, включая пляжи, десятки причалов для яхт и гражданские порты города. В Гудзон и Ист-Ривер, в бухты Джамейка и Ньюарк просачивались катера и вооружённые яхты. Между Манхэттеном и Бруклином на берегу Ист Ривер пришвартовалось госпитальное судно „Хикава Мару“.
Диверсионные отряды сил флота обезвреживали командные структуры береговой охраны, резали их узлы и линии связи. Перед самой высадкой были совершена блокада полицейских участков, взяты под контроль центры мобильной и проводной связи. Оперативные отряды захватывали управление подземными коммуникациями.
Японские солдаты рьяно расчищали улицы от машин и людей, зажигали цветные шашки, указывая отбомбившимся самолётам места для посадки. Севшие самолёты закатывали в любые найденные укрытия: боксы, подземные стоянки, в автомобильный туннель под городом. Тяжёлые машины направлялись порой сразу на полосу аэропортов. Высадившиеся второй волной техники с авианосцев заправляли и восполняли боекомплекты.
Специальные отряды начали заниматься дымовой завесой города. Ремонтные бригады оборудовали реквизированные пикапы пулемётными турелями. Эти машины совместно с армейской техникой патрулировали и наводили порядок в городе. Армия занимала круговую оборону: создавались баррикады, устраивались артиллеристские засады, производилось минирование водных, подземных и естественно сухопутных подходов, осуществлялся ряд запланированных мер по отражению вертолётного контрдесанта.
Порой рассредоточение пехотных частей нагло происходило посредством метрополитена. Естественно возникала жуткая путаница и неразбериха, но за какой-то час основные и центральные районы Нью-Йорка были полностью под контролем японской армии. Город, купленный за шапку сухарей легко отдавался новым хозяевам, задрав юбки и припустив штанишки.
Невероятный хаос добавляло гражданское население, хоть впоследствии предупреждённое, как национальной службой оповещения, так и оккупационными службами японской армии. Но многие улицы оказались забиты автомобильными пробками и копошащимся людскими муравейником. Появлялись первые жертвы среди мирного населения. Вид катящих по улицам Манхеттена, Бруклина, Квинса и Бронкса танков и бронетранспортёров, воющих на бреющем самолётов с красными кругами опознавательных знаков, вызывал сначала оторопь, потом панику. Вообще повсеместную реакцию на происходящее (и не только в Нью-Йорке) можно было назвать уже апробированной броской фразой американских стратегов – шок и трепет!
Военную базу в черте города удалось захватить почти мгновенно. Были, конечно, немалые потери – младшие офицеры, сколько им не вдалбливай о невосполнимости личного состава, порой гнали солдат на убой. Хорошо, что таких было не много.
В складах армейского терминала порта Гамильтон были найдены вывозимые по программе перевооружения гранатомёты, зенитные комплексы и ещё куча всякого оружия, с которым ещё предстояло разобраться. Самые толковые солдаты и офицеры спешно на практике закрепляли полученные в теории знания.
Крупный аэропорты Нью-Йорка – „Кенеди“, „Ла Гуардион“ и „Беннетт“ и ещё ряд мелких транспортных объектов входили в расчёт морского десанта и сухопутных сил.
Выпустив, как цепных псов истребители и бомбардировщики, авианосец своим универсальным калибром поддержали эсминцы в обстреле станций береговой охраны.
Нью-Йорк, как гражданский город захвачен был легко. Кое-где ещё оказывали сопротивление полицейские и разрозненные отряды военных. Сновали вездесущие вертолёты.
Отряд морских пехотинцев – почти в полной выкладке на лёгкой бронированной технике рванули по мосту Верразано, сметая передовые отряды японцев. Не успевшие подтянуть ни противотанковые орудия, ни даже полевые пушки, части 14-ой дивизии ничего не могли противопоставить даже лёгкой противопульной броне „Брэдли“.
В заливе Лоуэр тяжело ворочался японский авианосец „Амаги“.
* * *
Реакция янки на армаду непрошенных гостей была запоздалой, в акватории мало что можно было разобрать и группу ударных вертолётов навели на крупную цель, обнаруженную в нескольких милях от берега.
Припечатанный сразу двумя противокорабельными ракетами, „Амаги“ присел на корму, команда тушила пожар в ангаре верхней полётной палубы, затапливая погреба авиационного боезапаса. Если бы на судне, как при обычном дальнем походе, наличествовал полный запас бомб, снарядов и топлива для самолётов – взлетели бы на воздух.
„Сикорские“ не унимались, засыпая авианосец ПТУРами и всякой мелочью. Зенитные расчёты полосовали небо ответным огнём, но способность геликоптеров зависать на месте, скользить в разных плоскостях и резко маневрировать оставляли их фактически неуязвимыми.
Прогнали назойливых „мух“ вернувшаяся на дозаправку часть авиагруппы авианосца, но „Амаги“ продолжал гореть, и посадка была невозможна.
