Текст книги "Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 54 страниц)

В едином учебнике истории будет много Сталина и минимум Путина

26.06.2013, «Московский комсомолец», Марина Лемуткина

Концепция единого школьного учебника истории готова. Между тем наше общество расколото в отношении к важнейшим событиям отечественной истории, а сама история столь многофакторна и так сильно зависит от интерпретаций, что фактически лежит на стыке науки и искусства. О том, реально ли при таком раскладе добиться общих подходов к изучению истории в школе, и о многом другом «МК» рассказал глава рабочей группы по разработке единого школьного учебника истории, директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян.

– Александр Оганович, начнем с самого начала – как вы стали историком?

– Мои родители были специалистами в области библиотечного дела. Папа – профессор, доктор наук, председатель международной комиссии по библиографии, всю жизнь собирал миниатюрные книги, а на склоне лет создал такой клуб в Москве. В доме всегда царил культ книги, чтения. Вот и моими любимыми предметами стали история и литература. Кроме того, я был довольно политизированным ребенком: интересовался современной политической жизнью и еще в 10-м классе составил список основных лидеров мира, печатных изданий и партий. В век Интернета, конечно, это занятие может показаться бессмысленным. Но тогда оно казалось мне интересным, и я, имея со своей золотой медалью право выбрать любой вуз, решил учиться в МГИМО. Утром надо было идти подавать документы. Но накануне вечером папа вдруг сказал: а может, лучше пойти в классический гуманитарный вуз? И я отдал документы на истфак МГУ.

– Ни разу об этом не пожалели?

– Ни разу! Всю жизнь я занимаюсь историей ХХ века, а в последние годы – Европой, и являюсь большим сторонником идеи России в Европе. Моя политизированность сохранилась до сих пор, и это доставляет мне не только удовольствие, но создает некоторые трудности. По сути дела, политизированность связывает человека и ученого с политическими реалиями, а это делает его немного конформистом. То ли дело историки, занимающиеся средневековыми рыцарями, – им решительно безразлично, что происходит у них за окном!

– В истории так много зависит от интерпретации, что кое-кто сомневается: а наука ли она вообще?

– Тут у меня особая позиция. История – не только наука, но и искусство. И даже воображение. Крупнейший специалист в Англии по истории Советского Союза Эдвард Карр, с которым я был знаком, как-то сказал, что историй столько, сколько историков. И это очень точно, ведь история становится доступной читателю, лишь пройдя через голову историка, который отобрал факты, подал их и интерпретировал. А вот с расхожей фразой «история не терпит сослагательного наклонения» я не согласен. Конечно, реальных фактов не отменишь. Но их интерпретация – всегда сослагательное наклонение! В истории мириады фактов и вариантов, и главная задача преподавателя – научить молодых людей видеть возможность выбора, самостоятельно мыслить. Я, например, всегда спрашиваю: что было бы со страной и с обществом, будь у нас не Ленин, а другой человек?

– Такой человек был – Троцкий его фамилия. Но по большому счету, думаю, было бы примерно то же. Только с другими нюансами.

– Ну, это большой вопрос! Знаете, от ученых вечно ждут написания «правдивой», «объективной» истории. А где их право на интерпретацию? Один крупный политический лидер – не буду его называть – как-то спросил меня: «Когда же историки перестанут писать нечестные книги?» А я отвечаю: честность – категория историческая, а история – процесс многофакторный. Увлечение одним фактором и неучет другого не дают приблизиться к реальности. Правда достигается только через столкновение разных факторов: экономических, субъективных, психологических, личностных. Единообразие через разнообразие.

– Есть еще и идеологический фактор: историю не зря называют служанкой политики и идеологии…

– История, по определению, наука политическая и идеологическая. Но меня огорчает и настораживает, что сейчас эта идеологизированность приобретает слишком большой размах и захватывает массовое сознание. Такого бума интереса к истории не было никогда. Но не было и такого большого соблазна у политиков использовать историю как заложницу своих взглядов. Правда, и политика иногда становится заложницей истории. Я возглавляю три очень сложные совместные комиссии России – с Латвией, Литвой и Украиной – и считаю своей главной задачей освободить историю от политических спекуляций и использования в сиюминутной политической борьбе. История не должна быть средством достижения политического успеха на выборах – тогда она и превращается в ту самую служанку, а каждый новый правитель переписывает ее под свои сегодняшние интересы. Впрочем, переписывание истории – не всегда отрицательный факт. Такую необходимость вызывает и открытие новых фактов – как, например, у нас в связи с революцией в архивном деле, открывающей сейчас доступ к огромной массе документов. Я, например, и представить не мог, что буду читать протоколы обсуждения тех или иных вопросов на Политбюро ЦК. Но это случилось. И вот уже к печати готовится интереснейший материал, включая дневник Брежнева: заметки, наблюдения, разговоры и просьбы генсека ЦК, включая бытовые. Найденные материалы существенно меняют оценку его личности, делают ее менее однозначной. Или взять наметившийся поворот в истории – интерес массового сознания всего мира к повседневной жизни: представлениям в разные эпохи о жизни и смерти, болезни и голоде, преступлениям и трапезе, моде и т.д. Люди ищут в истории аналогий с сегодняшним днем, читают исторические книги и говорят: смотри-ка, и в то время, оказывается, была такая ситуация, и вот как ее решали! Это очень расширяет кругозор, а кроме того деполитизирует и деидеологизирует историю. Какая уж там политика, когда читаешь о том, кто что кушал!

– Если говорить об идеологии истории, то, скажем, в СССР она была коммунистической. При Ельцине – либеральной. А какова она сейчас? Имперская? Православная?

– Сегодня наше общество многополярно, многополюсно и крайне неоднородно идеологически. Отсюда и наши трудности в работе над единым курсом школьной истории: ну как найти консенсус между откровенными националистами, шовинистами и либералами? Но господствующей идеологии у нас нет, и это к лучшему. Просто не надо путать две вещи: государственную идеологию и ценности, которые должны быть в обществе, нравственные, моральные, общечеловеческие, патриотические. Без этих ценностей, путем «сверху», национальную идею не построить! Она прорастает только «снизу» – как комплекс важных факторов, к числу которых относится и история.

– Но власть явно озабочена созданием официальной идеологии!

– Власть всегда хочет иметь какую-то идеологию, которая поможет ей функционировать как власти – это нормально. Между тем я возглавляю институт почти 20 лет и не помню случая, чтобы кто-нибудь «сверху» говорил, что я или кто-то другой что-то не так написал. Я много раз встречался с нынешним Президентом. Он очень интересуется историей, может спросить, что историки думают по тому или другому поводу. Но никогда не вмешивался, что, честно говоря, очень облегчает работу института. Скорее мы находимся под давлением СМИ и общественного мнения. И часто – очень сильным.

– Мы говорили, что история многофакторна, многообразна и зависит от интерпретаций, а наше общество расколото в отношении к важнейшим событиям отечественной истории. Можно ли в принципе при таком раскладе сделать единый школьный учебник истории?

– Ну, пока мы пишем не учебник, а концепцию. Концепция должна быть единой. А вот учебники, созданные на ее основе, могут быть разные. Во-первых, разные по сути – для каждого класса свой. Во-вторых, помимо отечественной истории у нас должны быть учебники и по всеобщей. В-третьих, в единую концепцию надо вложить одну из главных целей исторического образования в школе – научить молодого человека мыслить. А для этого, думаю, в рамках одного учебника надо показывать разные точки зрения на ту или иную проблему. Правда, тут придется помочь учителям. Я, например, предлагаю приготовить короткие брошюры – учебные пособия; не толстенные монографии, а буквально 20 страничек текста с информацией о том, что сегодня думают о той или иной исторической проблеме. Скажем, о неизвестных ранее отношениях Александра Невского с Ордой. Или сделать как в немецком учебнике истории. В главе о Бисмарке там даны вопросы для школьников: заслуживает ли положительной оценки то, что делал Бисмарк? Нравится ли вам то, что он делал? Было ли это полезно для Германии? А как вы оцените методы, которыми он пользовался? Может ли благая цель быть достигнута не благими методами? Думаю, это более чем актуально и для нашей истории. К примеру, Петр I – великое благо для России и при этом жесточайшие средства.

Правда, надо признать: многие учителя не одобряют введения одного курса школьной истории. На последнем съезде учителей этого предмета (Александр Чубарьян возглавляет Ассоциацию учителей истории. – «МК») собрались тысячи людей. И практически все высказались против одного учебника. Большинство говорило о воспитании толерантности, инновациях, стремлении к альтернативному изложению истории. Просто учителям надо давать хорошую подготовку. А Минобрнауки, мне кажется, мало занимается судьбой педагогических вузов.

– Там предпочитают радикальный метод – закрывать педвузы.

– Или сливать их с классическими университетами. У нас и в самом деле много слабых педвузов, но нельзя только рубить – надо реформировать. Что же касается достижения консенсуса по основным проблемам преподавания истории в школе, то сегодня это главная цель моей жизни. Знаю, что это очень трудно, поскольку в обществе нет единства. Но есть темы, по которым обязательно нужно договориться – прежде всего по Великой Отечественной войне. Правда, тут не обошлось без мифологии – я имею в виду слухи о невообразимых оценках этого периода, якобы содержащихся в нынешних школьных учебниках истории. На самом деле это не так. Нынешние школьные учебники проходят экспертизу в двух академиях: РАН и РАО, и мы не пропустим учебника, где сказано, что Вторую мировую войну выиграли американцы. Такие учебники и правда были. Но только в 1990-е годы. На них сегодня и ссылаются.

– Где та грань в изучении истории, которую единый школьный учебник не сможет перейти? Возьмем проблему страшных людских потерь СССР в первые месяцы Великой Отечественной войны. Надо ли говорить детям о некомпетентности наших старших офицеров – вчерашних капитанов, занявших места настоящих генералов, расстрелянных на Лубянке перед самой войной?

– Грань между нашей победой и ее ценой очень непроста. Ну что ж, надо договариваться! Думаю, нельзя писать о Великой Отечественной войне как о цепи наших непрерывных побед. Надо показать, что это трагическая часть истории страны. Да, она закончилась победой. Но погибли миллионы людей, а это трагедия. Другой методологически важный момент заключается в том, что мы должны рассматривать себя как часть мировой истории, а не воспитывать изоляционизм. Это позволит понять, что у нас идут те же процессы, что в других странах. Например, что викинги создавали и английское государство, а Земский собор, 400 лет назад избравший русским царем первого Романова, ставит нас в один ряд с другими сословно-представительскими монархиями того периода. Весь мир скроен по общим моделям.

– Какие вопросы школьной истории оказались самыми сложными для консенсуса?

– Последние 20 лет нашей истории. В обществе очень большой разнобой оценок приватизации, экономических реформ начала 1990-х годов. Надо найти путь изложения материала – я даже хочу провести специальное совещание на эту тему. Лично мне кажется так: меньше оценок и больше фактической истории – как что было. Надо написать, какие точки зрения есть по поводу перестройки, а также вовлечь в дискуссию детей, а не давать им готового рецепта. При этом учитель может сказать: ваши родители в этом участвовали – покупали ваучеры и думали, что они будут миллионерами. У меня, кстати, эти ваучеры до сих пор где-то лежат…

– А надо ли вообще давать эти 20 лет?

– Ну а как же? Это же период жизни наших детей, их родителей! И что, мы не расскажем им про Ельцина и Горбачева?

– Ну, про Ельцина с Горбачевым, допустим, расскажем. А вот про нынешнюю администрацию… Каким годом вы думаете закончить школьную историю?

– Думаю, что 2000-м.

– А каким может быть консенсус по оценке роли Сталина?

– Это крайне сложный вопрос. Мое личное мнение, что идеология Сталина сейчас не очень популярна. Но как личность для части населения он стал символом порядка. Люди забывают, какой ценой достигался этот порядок, да большинство тогда не жили и не знают, о чем говорят. Но вот война, и Сталин – Верховный Главнокомандующий, с именем которого ассоциировалась победа. Можно ли описывать ее, не упоминая его как главу государства? Конечно, нет, это объективные вещи, о которых надо писать. Но столь же объективно и то, что не может быть забыто и прощено, – прежде всего репрессии, уничтожение цвета нации. Значит, об этом тоже нужно писать.

– Говорят, нынешняя линейка учебников по истории чрезмерно перегружена фактологией. Что с этим делать?

– Да, вот и сейчас в перечень фактов и событий, обязательных для включения в учебник, включили немыслимое количество имен! Скажите, зачем включать в период феодальной раздробленности всех князей во всех землях? Человек этого просто не может запомнить! Конечно, список надо сокращать, хотя это и нелегко. Особенно в отношении ныне здравствующих персонажей – политиков и бизнесменов.

– А может, надо увеличить количество уроков по истории?

– Это – главное, чего я буду добиваться! Если мы хотим, чтобы история стала главным гуманитарным предметом, необходимо увеличить количество часов. Кроме того, помог бы переход от нынешней концентрической системы изучения истории в школе к линейной. Думаю, он предрешен. Вот только ни предыдущий, ни нынешний министр так и не решились на это – тогда надо все менять, писать другие учебники. Правда, можно сделать переходный период: до 10-го класса все пройти, а в 10–11-х классах не повторять все заново, а ввести другой курс. Например, компаративистскую «Историю России в мире» и сравнивать революции – в России и в мире. Или модернизацию – у них и у нас. Я даже готов написать такой учебник.

– Сколько учебников школьной истории должно остаться?

– Когда концепция будет утверждена, надо объявлять конкурс и посмотреть. Если будет представлено 4–5 хороших учебников, пусть будут все. Но не 200! Кроме того, очень важно предусмотреть в ближайшем будущем учебники в режиме онлайн, и в том числе региональные.

– Когда может появиться новый учебник?

– Если в конце этого года мы объявим конкурс, то к концу 2014 года учебник уже будет.

«Чего бояться, когда еще ничего нет?»
Академик Александр Чубарьян рассказал «Газете.ru» о новом учебнике истории

12.08.2013, «Газета.ru», Елена Мухаметшина

В начале сентября рабочая группа по подготовке концепции нового учебника по отечественной истории проведет два совещания, на которых обсудит, каким образом освещать в учебниках два самых спорных момента – историю советского периода и региональный компонент. Сейчас рабочая группа принимает замечания от общественности по историко-культурному стандарту, на основе которого будет написан учебник. Научный руководитель рабочей группы, директор Института всеобщей истории РАН, академик Александр Чубарьян рассказал «Газете.ru», почему не стоит бояться нового учебника истории.

– Для чего нужен новый учебник истории, если уже сейчас многие учителя говорят, что историко-культурный стандарт, на основе которого будет создан учебник, ничем не отличается от тех учебников, которые есть сейчас?

– Стандарт – это все-таки не учебник, это хронологический каркас. Он представляет собой всего лишь перечень фактов, событий и персонажей, которые должны присутствовать в учебнике. Тут ничего другого мы придумать уже не можем – как в старых учебниках, так и в новых, от фактов мы никуда не можем уйти. Главный вопрос состоит в том, как их интерпретировать. Сейчас идет обсуждение, которое указывает, чего в стандарте, на взгляд общественности, не хватает. Одновременно мы начинаем работу по совершенствованию этого стандарта.

Мы будем писать преамбулу смыслового ценностного плана к каждому разделу стандарта. Это будет самое главное, поскольку внесет новый элемент в трактовку этих событий. Очень важно, чтобы концепция, а потом и учебник были новаторскими и не повторяли предшественников.

– Что это за преамбула смыслового ценностного плана?

– Сейчас она тоже есть в стандарте, но пока она объясняет общие цели и задачи исторического образования в школе. Теперь эта преамбула будет по разделам. Скажем, первый большой раздел – «От Древней Руси к Великому княжеству Московскому». В преамбуле необходимо кратко прописать новые вещи, которые есть в оценках этого события: древняя Киевская Русь как известный цивилизационный синтез, на базе которого потом возникли русское, украинское и белорусское государства. Существуют новые оценки феодальной раздробленности – возможно, это определенный этап на пути к централизации. Или в подразделе про Ивана Грозного будет не просто прописано «Эпоха Ивана Грозного» с перечислением фактов, но и будут даны какие-то смысловые оценки. В отношении него есть совершенно четкая проблема – как расценивать его реформы с ценой, которой они достигались. То же самое относится к Петру I. Когда эта преамбула будет написана, стандарт станет навигатором для авторов учебников, поскольку желательно писать учебники в этом же направлении.

– В этой преамбуле будет прописано, что на спорные моменты необходимо давать различные оценки?

– Да, это возможно. Но, понимаете, учебник – это не научный труд, там не будут по каждой мелочи и мелкому факту выстраивать разные мнения ученых. Но если есть принципиально разные точки зрения на какие-то события, то, по-моему, их надо отразить.

– А обсуждение национального вопроса ожидается?

– Сначала в первых числах сентября состоится большое совещание, на котором мы будем обсуждать, как оценивать советское общество в XX веке и как его следует описать в учебнике. А во второй половине сентября в Уфе как раз будет обсуждение того, как оценивать и писать в учебнике моменты о присоединении национальных районов к России. Это тоже принципиальный вопрос, вызывающий очень большие споры. Сейчас часто региональные учебные пособия вступают в противоречия с оценками того или иного события, которое дается в федеральном учебнике. Поэтому надо договориться, что должно быть в региональных учебниках. Сейчас там полный разнобой: какие-то – по 300 страниц, в других – по 20 страниц, где-то культура преобладает, где-то – политические оценки. Я считаю, что в учебнике можно прописать разные точки зрения на то или иное событие, в том числе, например, на вопрос о присоединении Казани.

– Как вы относитесь к формулировке, которая есть в стандарте, – «история религии, в частности православия, должна пронизывать все содержание учебника»?

– Это неудачная формулировка. У нас школа светская. Хотя роль православия, церкви и других религий должна быть отражена и в стандарте, и в учебнике. Это совершенно очевидно. Но, учитывая, что православие и история православной церкви занимают большое место в российской истории, конечно, этот момент должен занять место в учебнике.

– Почему в России стали обращать такое пристальное внимание на именно преподавание истории?

– Это общемировая тенденция на самом деле. Я был на двух заседаниях Совета Европы, где обсуждалась проблема европейского учебника по истории, каким он должен быть. История превратилась в ведущую гуманитарную дисциплину, которая очень тесно связана с гуманитарным образованием в принципе. В учебниках истории в каждой стране в любом случае есть элементы собственных ценностных ориентаций, если угодно, даже национальной идеологии. Не секрет, что где-то история служит заложницей политики, и наоборот. Поэтому к преподаванию истории такое пристальное внимание. К тому же к истории всегда есть интерес со стороны широких слоев. Во всем мире, в том числе и в России, сейчас бум на историческую беллетристику. Подойдите к любому развалу или книжному киоску – и вы увидите там сотни названий книг, совершенно разных, часто весьма непрофессионально написанных, но вызывающих интерес к истории. Люди ищут в истории ответы на вопросы сегодняшней жизни, они ищут аналогии с тем, что было. Когда история перестает быть просто абстракцией, схемами, а становится живой историей, историей людей, столкновений характеров, настроений, это всегда вызывает интерес.

– Разве не странно выносить вопрос об учебнике на всеобщее обсуждение? Одно дело, когда коррективы вносит профессиональное сообщество, другое – когда своим мнением по поводу учебника может поделиться любой человек.

– Я считаю, что чем больше обсуждений, тем лучше. Как когда-то говорили, что образования слишком много, и на это резонно отвечали: чем его больше, тем оно лучше. Так и здесь: чем больше мнений, тем лучше. Вот сейчас у нас есть редакционная комиссия, которая изучает отклики на стандарт, они самые разные: есть от учителей, историков, научных работников, преподавателей, есть от тех, кто к истории не имеет отношения. Но чем больше будет этих обсуждений, тем лучше. Потому что, если бы мы не стали делать открытое обсуждение, нас бы обвинили в том, что мы келейно что-то делаем, не спрашивая мнения. Если окажется, что даже 40% представленных мнений не заслуживает внимания, я не вижу в этом ничего страшного.

– На что общество просит обратить внимание?

– Высказываются некоторые конкретные предложения по оценкам. Больше всего, конечно, высказывается претензий к оценке XX века, советского периода. По этому моменту у нас больше всего поляризовано общество. Поэтому мы и проводим совещание по обсуждению советского периода. Учителя очень просят, чтобы мы обсудили, как лучше освещать последние 25 лет, в каком объеме их освещать и нужно ли это делать вообще. Есть конкретные предложения – какие-то персоналии убрать, кого-то добавить, что-то исправить, изменить.

– А непрофессиональное сообщество о чем пишет?

– То же самое. Пишут о том, в какой степени и как лучше освещать сталинский период и Великую Отечественную войну. Знаете, мне кажется, это интересный срез общественных настроений по истории. У нас есть соглашение с одной из наших ведущих служб, которые проводят опросы общественного мнения. Они сейчас тоже этим занимаются. Я думаю, интересно понять, как люди относятся к истории.

– ВЦИОМ на днях опубликовал опрос, касающийся учебника истории. Там был вопрос, каким темам необходимо уделять повышенное внимание при изучении истории. Большинство (58%) сказали, что все должно рассматриваться в равной степени; 10% считают, что надо особенное внимание уделить Великой Отечественной войне.

– Я еще не видел этот опрос. Хотя я все-таки считаю, что вся история должна рассматриваться. Но есть, конечно, ключевые вопросы нашей истории, которые вызывают наибольший интерес. Великая Отечественная война и вообще XX век. Но не только. В прошлом году мы отмечали 200 лет Отечественной войны 1812 года. Смотрите, какой был огромный всплеск общественного интереса к этим событиям.

– Есть мнение, которое неоднократно высказывалось, что сейчас учебник для школьников не играет такой большой роли, как 10 лет назад. Вы согласны?

– Я с этим согласен. Учебники перестали быть единственным средством получения информации.

Дети получают огромное количество сведений из Интернета прежде всего. Но это все-таки не снимает значения с учебника как некоего навигатора. И тем более, когда школьник в Интернете получает самые разные сведения, весьма противоречивого свойства, очень важно, чтобы у него было какое-то направление в оценках.

В этом смысле я вижу, как важны учебники для школьников.

– На ваш личный взгляд, каким должен быть учебник истории для нынешних школьников?

– Он должен, давая определенный набор фактов и событий, прежде всего привить школьникам умение мыслить и оценивать события самостоятельно. Им должны быть предложены как раз разные точки зрения, чтобы они научились оценивать и сравнивать события. Роль учителя тут тоже очень велика. И этот новый учебник как раз должен сыграть большую роль в том, чтобы научить школьников самостоятельному мышлению.

– Что будет со старыми учебниками истории?

– По моему мнению, все будут продолжать по ним учиться до тех пор, пока не будут изготовлены новые учебники для каждого класса. Сейчас ведь параллельно решается вопрос, будем мы жить в концентрической системе преподавания истории или в линейной (концентрическая предполагает изучение всего курса истории России с 6-го по 9-й класс, а углубленное повторение этого же курса – в 10-м и 11-м классах; линейная – весь курс истории преподается с 6-го по 10-й или 11-й класс. – «Газета.ru»). Еще до того, как будет объявлен конкурс на написание учебников, решат, по какой системе будут учиться. Склоняются к линейной системе. Но тут тоже есть свои варианты. Будет линейное преподавание, но, скажем, 11-й класс оставим для того, чтобы синтетически обобщить как-то всю историю. Может быть, это будет курс «Россия в мире». В общем, есть разные точки зрения. Я думаю, что это обязательно нужно решить до конца этого года. К тому же у нас обязательно должен быть учебник для профильной школы. И мне кажется, что в 11-м классе нужно сделать некий обобщенный учебник под названием «История для профильной школы».

– И все же получается, что после выхода этих учебников преподавание по старым учебникам прекратится?

– Естественно, после написания новых учебников возникнет вопрос, что будет со старыми. В любом случае, первые учебники появятся не раньше чем через год.

– Один депутат от «Единой России» тоже пишет свой стандарт учебника. Вы об этом слышали?

– Ради бога, пусть пишет, почему нет? Чем больше предложений, тем лучше. Но должен сказать, что я как раз очень доволен тем, как наше российское историческое общество, которое курирует подготовку учебника, готовит новый стандарт и проводит всю работу. Рабочая группа, которая первый вариант обсуждала, включает в себя много разных представителей исторического сообщества с самыми разными взглядами, разной квалификацией. Там и крупные историки, и просто рядовые учителя. Я думаю, что это хорошие условия для того, чтобы сделать качественную продукцию.

– Существует учебник, который многие историки считают одним из самых лучших. Преподаватель, который написал этот учебник, входит в вашу рабочую группу. Когда мы попросили его прокомментировать новый стандарт, он отказался и сказал, что не хочет участвовать в его обсуждении, потому что считает это бессмысленным. Он просил не называть своего имени. Как в данном случае быть?

– Это его личное дело. Я сам очень хорошо отношусь к учебнику этого преподавателя. И ему ничто не мешает написать новый учебник, когда будет готов окончательный вариант стандарта. К тому же, он писал учебники только для определенных классов. Смысл в том, что все, кто хочет, могут написать учебник, но они должны писаться по единой концепции. И будет 3–4 линейки (варианта) учебников для каждого класса, по которым смогут учиться школьники.

– Еще один вопрос, который всех волнует: каким годом заканчивать курс истории в учебнике – приходом Владимира Путина к власти или 2012 годом?

– Мое мнение – нельзя остановиться на 2000-м. Другое дело, что этот период не должен быть предметом подробного изложения, потому что текущие события всегда вызывают обостренные оценки. Мы еще отдельно хотим обсудить, как лучше освещать последние 20–25 лет. Но без этих лет в учебнике нельзя. Школьники родились в эти годы, получается, они не будут знать, что происходило, когда они были детьми. Как они смогут обойтись без того, чтобы узнать, как формировалась новая Россия?

– А как в учебнике будет прописана фигура Ходорковского, например, и будет ли вообще?

– Я пока не знаю. Это уже конкретный вопрос, который надо решать в зависимости от того, кто будет писать учебники. Напишут как есть – как еще? Будут изложены события. Нужно будет это написать без особых оценок, написать, кто это был и что случилось.

– Что вам самому не нравится в этом стандарте?

– Мне кажется, он немного архаичен, в нем мало новизны. В нем мало новых оценок, которые в последнее время достигнуты наукой. Поэтому сейчас идет процесс наполнения этого стандарта новыми формулировками.

– Что будет после того, как стандарт будет готов?

– Будет объявлен конкурс авторских коллективов. Учебник может один автор писать, могут пять авторов. Я знаю, что есть группа учителей, с которыми я знаком, они хотят написать учебник. Потом конкурсное жюри объявит победителей.

– Многие учителя боятся тенденциозности, поскольку учебник готовится под руководством председателя Госдумы Сергея Нарышкина и министра культуры Владимира Мединского, которые руководят рабочей группой по подготовке концепции учебного комплекса по истории. Как вы к этому относитесь?

– Чего бояться, когда еще по сути ничего нет? Зачем заранее бояться? Процесс только начался, идет общественное обсуждение.

Никто не навязывает никакой точки зрения. Вы же сами сказали: самые разные высказываются мнения. И тенденциозности, навязывания оценок не будет.

Я думаю, что концепция в итоге должна будет составляться таким образом, чтобы она позволила учителю изложить разные точки зрения на тот или иной вопрос. И я параллельно сейчас занят тем, чтобы в течение года содействовать подготовке учебных пособий для учителей по наиболее актуальным проблемам отечественной истории, где будет на 20–30 страницах рассказано, что важного есть сегодня в науке в оценке этого события.