Текст книги "Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)

Год 2014

История под санкциями.
Как отреагировала мировая наука на травлю России

13.01.2014, «Российская газета», Елена Новоселова

Несмотря на то, что в прессе обсуждают скандал в российско-латвийской комиссии историков и немецкие коллеги попросили отложить традиционную встречу, ученым удалось не поддаться политическим страстям. На днях, в разгар антироссийских санкций, жестов и заявлений, было принято решение о том, что в 2017 году в Москве пройдет съезд мировой научной элиты, который будет посвящен русской революции. И это при том, что историки – самые зависимые от ненаучной конъюнктуры люди. Последний раз випы исторической науки собирались в Кремле еще при СССР – в 1970 году… О том, легко ли сейчас дружить с коллегами, наш разговор с директором Института всеобщей истории РАН Александром Чубарьяном.

Александр Оганович, вы только что закончили свой вояж по Европе: встречались с историками Германии, Англии, Франции, Ватикана. Какие там настроения, кто предложил встретиться в Москве, как была выбрана тема?

Александр Чубарьян: В Париже на заседании бюро МКИНа я от имени Национального комитета историков предложил провести заседание в Москве. И бюро (это 13 человек, включая Францию, Англию, США и другие страны) единогласно приняло решение в пользу России.

А вот тему конференции, посвященную 100-летию русской революции, задали наши коллеги. Мотивировали это тем, что им интересно знать, как новая Россия оценивает русскую революцию, которая оказала огромное влияние на весь XX век. К слову, мировая историческая наука всегда была неравнодушна к Октябрю. В советское время даже действовала комиссия по истории русской революции. Но из-за нашего, я бы сказал, не слишком активного участия ее закрыли.

Какие у вас ощущения: политика европейских стран в отношении России сильно повлияла на ученых?

А.Ч.: Исторический опыт показывает, что вопреки расхожему мнению культура, искусство, наука меньше всего подвержены дискриминации и санкциям. Я помню, что в самые тяжелые годы холодной войны у нас происходили регулярные встречи с американцами. За окном бушевали политические страсти, взаимные обвинения, но это не мешало смешанной советско-американской комиссии по общественным наукам мирно обмениваться мнениями по самым острым вопросам истории.

Положа руку на сердце, такое сейчас возможно?

А.Ч.: Человечество переживает переломный момент: международная система отношений находится в процессе перехода в новое качество. В конце 1980-х – начале 1990-х годов прошлого века закончилась ялтинско-потсдамская система послевоенного мира, которую многие называли холодной войной. Она была основана на биполярном противостоянии – Советский Союз и Соединенные Штаты. И мир привык к ней, выработал некие правила игры, приспособленные к этой системе. Она отравляла международный климат, но не приводила к войне. Так вот, мне кажется, что после ее краха не была создана новая система…

А либерализм – разве не новые правила игры?

А.Ч.: Так многим казалось после развала СССР. Думали, что переход России на рыночные рельсы приведет к тому, что и мир станет однополярным, не будет никаких конфликтов. Но не учли очень важных вещей – наличия традиций и разных идентичностей. Новая система не включала в себя целые цивилизации: азиатскую, африканскую, латиноамериканскую… Игнорировали и меняющуюся роль России, которая не хотела автоматически включиться в западный мир. Мы все сейчас только вступаем в новый мировой порядок, в котором формируется евразийская цивилизация. А там среди лидеров – Россия и Китай. Впрочем, кто-то из моих коллег считает центром евразийского мира Казахстан. Недаром в Астане открыт мощный университет, который концентрирует вокруг себя идеи Льва Гумилева о пассионарной роли Евразии. Жизнь показала, что и страны Европы не хотят жертвовать своей культурной идентичностью, своими традициями и национальными интересами ради некой общей идеи. И даже международным положением во имя общих принципов. А украинский случай – один из примеров неосторожного столкновения многонационального и национального, ущемления права нации на автономию, на родной язык, которое чревато очень большой опасностью.

И все же, как реагируют историки на эту неопределенность в мироустройстве?

А.Ч.: Если бы я сказал, что политика никоим образом не касается историков, вы бы мне просто не поверили. Историю постоянно используют не в научных целях, это так. Обострение в мировых отношениях затронуло даже, как нам казалось, аполитичную сферу экономики и торговли. Что же говорить об истории! Риторика в ряде стран сейчас жестко антироссийская. Мы опасались, что отменят самую старую, уже 12 лет проходившую российско-германскую комиссию историков. Но ее лишь перенесли. Мало того, на встречу с нами в Берлин приехала госсекретарь ФРГ по культуре Моника Грюттерс, которая заявила, что совместная деятельность ученых из России и Германии важна именно сейчас, в период кризисов и конфликтов. Даже на Пушкина сослалась.

Память – вот что всех сближает. Это я почувствовал на конференциях по Первой мировой войне, которые в этом году прошли во многих странах. Во Франции говорили о роли русского фронта в спасении французской армии. В Англии – о союзнических обязательствах. В Риме меня посадили в президиум, где сидели только госсекретарь Ватикана и организатор конференции.

Это способ политических кругов Ватикана показать свое неодобрение действий Евросоюза?

А.Ч.: Может быть. Ученые стараются быть объективными, это мы почувствовали и в Англии на конференции «Россия и Британия, культурное взаимодействие в XX веке». Думаю, что даже название говорит за себя, особенно на фоне антироссийских статей в британской прессе за окнами особнячка в центре Лондона, где расположилась Британская Академия наук. Какие санкции страшны людям, которые пишут и обсуждают такие темы, как «Шекспир в России» или «Влияние картины меняющегося мира на структуру английского и русского языков»? К слову, Британская Академия попросила меня передать руководству РАН проект нового соглашения о сотрудничестве.

Между тем в прессу просочилась скандальная история в российско-латвийской комиссии историков. Писали о том, что состоялось заседание латвийской части, на котором единогласно было принято решение приостановить свое членство в комиссии.

Под предлогом накалившейся международной обстановки…

А.Ч.: Эта информация шла из СМИ. Мы не стали реагировать, ожидая официального письма. Вот оно наконец пришло. Мой сопредседатель написал, что они просят нас отодвинуть заседание комиссии на более поздний срок.

То есть его жесткие высказывания в СМИ – выдумки журналистов?

А.Ч.: Не думаю. Я ответил, что принимаю к сведению их пожелания, но выражаю недоумение по поводу той кампании, которая развернулась в прессе, и тех интервью, которые были даны.

Наверное, самым плодотворным в последние годы у российских историков было сотрудничество с Украиной. Изданы книги «История Украины» для России и «История России» для Украины. Директора институтов истории стран СНГ часто собирались в Киеве…

А.Ч.: В прошлом году такое заседание проходило уже рядом с бушующим Майданом… В этом году директора встретились в Москве. Из Киева кто-нибудь приехал?

А.Ч.: Из института истории НАН – нет. Но в Киеве есть другой НИИ. Он называется Институт мировой истории. Это около 150 человек, по стандартам других стран СНГ – большой. У нас был его представитель. К слову, приехал в Москву и вице-президент Грузинской Академии наук, и ученые из Литвы, из Эстонии. Всех заинтересовала острая тема научного симпозиума «Что такое советский период в нашей общей истории». А вот латыши не приехали, хотя я их и приглашал.

В будущем году мы все будем отмечать 70-летие победы в Великой Отечественной войне. Наверняка кто-то из ваших коллег-директоров уже заявил, что в такой войне их страны не участвовали… Не кажется ли вам, что к науке такая постановка вопроса не относится?

А.Ч.: От молдаван я услышал, что они воевали только во Второй мировой, три года назад. Украина официально заговорила об этом совсем недавно. У прибалтов есть разные оценки. Мы договорились, что юбилейная конференция будет называться «К 70-летию победы над фашизмом в годы Великой Отечественной и Второй мировой войн». Я думаю, что мои коллеги не все разделяют эти новые подходы. Но им возвращаться домой. Поэтому нужно соответствовать тем настроениям, которые там царят.

Отрицая Великую Отечественную, они хотят подчеркнуть, что не воевали на стороне Советского Союза? Законный вопрос: на чьей стороне они тогда воевали?

А.Ч.: Один эстонский историк определил эту войну как нацистско-советскую. Следуя его логике, они воевали и на стороне СССР, и на стороне фашистской Германии. И это ответ тем украинским историкам, которые оправдывают Бандеру.

Хотя я бы не сказал, что на Украине есть какое-то развернутое концептуальное обоснование вопроса национал-освободительного движения. Есть просто лозунг, в большой мере конъюнктурный. ВОВ для украинцев – тема очень щепетильная. Ведь при освобождении Киева и форсировании Днепра погибло полмиллиона человек. По отношению к ним просто безнравственно отрицать их участие в этих сражениях.

Владимир Путин: «Наша задача – избавиться от идеологического мусора»

17.01.2014, «Комсомольская правда», Ксения Конюхова

Президенту представили концепцию единого учебника истории

– В учебной литературе, которая поступала в школы, проскакивали вещи абсолютно неприемлемые: для любой страны и для любого народа это просто как плевок в лицо! – Даже Владимир Путин, всегда старательно уходящий от резких оценок, поддался общему накалу общественной дискуссии. – Скажем, некоторые оценки того, что происходило во время Второй мировой войны, – это просто безобразие! По-другому и назвать никак нельзя. Я сейчас не говорю о сознательном принижении роли советского народа в борьбе с фашизмом, там более глубокие даже вещи, это просто какой-то идеологический мусор. И вот от этого нам нужно избавиться!

Президент сел за стол с авторами концепции нового учебника истории, который должен стать единым рекомендованным для всех школ страны, и незаметно превратился в одного из тысяч любителей отечественной истории, стремящегося внести свой вклад в ее изучение. Задача нового учебника, а точнее, целой линейки учебников для средней школы, – заменить нынешнее многообразие, в котором теряются не только ученики, но и учителя. Что характерно, разговор о том, как и что надо изучать, проходил в кремлевском зале ордена Святой Екатерины, на его стенах под потолком висели изображения ордена с его девизом «За любовь и Отечество».

– Единые подходы к преподаванию истории совсем не означают казенное, идеологизированное единомыслие, – уточнил Президент. – Речь совершенно о другом: о единой логике преподавания истории, о понимании взаимосвязи всех этапов развития нашего государства. И при всей разности оценок и мнений мы должны относиться к ним с уважением.

Сама концепция, занявшая более семидесяти страниц, была утверждена еще в октябре прошлого года, теперь по ней предстоит создать сам учебник.

– Завершение работы над концепцией вовсе не означает завершения дискуссии над вопросом, – уточнил спикер Госдумы и глава Российского исторического общества Сергей Нарышкин.

– Мы это обсуждения провели, – добавил министр образования Дмитрий Ливанов. – Более двухсот таких мероприятий прошло, и около тысячи замечаний было внесено, из которых большинство мы учли. Кстати сказать, самое большое количество замечаний касалось ХХ века, он волнует людей сильнее всего.

– Задача школьного курса – дать ребятам фундаментальные знания о ключевых фактах истории, о делах выдающихся соотечественников, – констатировал Президент. – С этим у нас подчас возникают большие проблемы. Мы с вами как-то вольно или невольно принижаем то, что было сделано нашими предками за предыдущие столетия. Зачем мы это делаем, мне непонятно. Ничего нельзя преувеличивать, разумеется, и нос задирать по каждому поводу и без повода, но объективная оценка может и должна быть дана всему, что сделано нашим народом.

Как рассказал Ливанов, на написание учебника уйдет полтора-два года, скорее всего к ученикам он попадет осенью 2016 года, но сама концепция уже скоро будет использоваться в школах в качестве методического материала.

– Нам важно было в новом учебнике показать молодым людям, как шло преодоление сложных периодов нашей страны: Смута, наполеоновское нашествие и Великая Отечественная, – обрисовал принципы работы один из руководителей группы, директор Института всеобщей истории Александр Чубарьян. – Мы вообще составили список трудных для преподавания проблем и попытались их разобрать.

В это список попали и зарождение русского государства, где свое особое мнение есть у украинских соседей; и революции начала ХХ века, которые теперь будут объединены в одну и станут называться «Великая Русская революция» по аналогии с Великой Французской; и сталинский предвоенный период, который теперь нейтрально именуется «модернизацией 30-х годов». Сложность в том, что учебник должен примирять граждан страны, а не разобщать.

– Я посмотрел эти трудные вопросы, некоторые из них носят уже тысячелетний характер, – согласился Путин. – По некоторым споры среди историков идут уже веками, например, роль варягов в процессе образования Российского государства. Это тоже не лишняя работа, она важна для понимания нашей идентичности: кто мы такие, откуда мы взялись, как мы развиваемся.

Впрочем, трудные вопросы потому и трудны, что на каждый из них множество взглядов, и они очень часто исключают друг друга.

– Вот говорят о том, что в результате Второй мировой войны Восточная Европа погрузилась в оккупационный мрак сталинского режима, – привел пример Путин. – Отчасти надо признать, что там идеология совдеповская функционировала и оказывала негативные влияния на развитие этих государств. Но мы говорим о последствиях: а если бы победил фашизм, какие были бы последствия? Вообще некоторых народов не осталось бы как таковых, их просто истребили бы, вот и все.

– Большая дискуссия была по вопросу, где закончить учебник. – Чубарьян подошел к совсем «горячему». – Были предложения закончить 2000 годом, но мы решили этого не делать. Учебник должен быть навигатором, и мы довели его до наших дней.

Чубарьян: «Сложности в работе над учебником истории возникли из-за СНГ»

16.01.2014, РИА Новости

Одной из острых тем при разработке концепции нового единого учебника истории стало формирование древнерусского государства, рассказал директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян.

Российские историки, работавшие над концепцией нового единого учебника истории, столкнулись с рядом сложностей, в том числе из-за позиции коллеги из стран СНГ, сообщил руководитель рабочей группы, директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян.

В четверг Чубарьян принял участие во встрече, которую провел Президент РФ Владимир Путин с разработчиками концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории. Среди сложных тем, с которыми столкнулись специалисты, ученый назвал тему формирования древнерусского государства.

«Происхождение древнерусского государства оказалось одной из острых тем. Это была трудная тема, особенно с учетом, можно сказать откровенно, позиции наших украинских коллег. Но мы нашли общее решение, в том числе и с ними», – сказал Чубарьян.

Другой неоднозначной темой, которая по-разному трактуется историками в странах СНГ, по его словам, стало формирование многонационального российского государства после присоединения Кавказа и Средней Азии. «Это основная тема дискуссий у нас со странами СНГ. В некоторых странах СНГ считают, что это был колониальный период. Но украинцы, армянское сообщество, таджики, киргизы и белорусы не стоят на этой точке зрения», – сообщил директор Института.

По его словам, в этом году ученые договорились провести дискуссию по этой теме.

Чубарьян отметил, что российские ученые при освещении этой проблемы уделили большое внимание не столько самому факту присоединения, сколько его последствиям для этих народов с точки зрения экономики, их политического веса и национального самосознания.

Среди других сложных тем Чубарьян назвал события 1917–1921 годов, которые получили определение Великой Российской революции 1917 года, включающей в себя и Гражданскую войну. События во внутренней жизни страны в 1930-е годы, по словам историка, трактуются как «советский вариант модернизации», в котором были как «плюсы», так и «минусы».

История перестанет быть непредсказуемой.
Этому должны помочь объединенные общей концепцией учебники

06.02.2014, «Парламентская газета», Юрий Субботин

Подготовлен проект историко-культурного стандарта, который должен лечь в основу будущих школьных учебников. О том, как шел процесс выработки единой концепции нового учебно-методического комплекса, – наш разговор с научным руководителем рабочей группы Российского исторического общества, директором Института всеобщей истории РАН академиком Александром ЧУБАРЬЯНОМ.

– Александр Оганович, каковы главные вехи, уже пройденные на пути подготовки новых учебников?

– Вопрос о совершенствовании преподавания истории в нашей стране обсуждается уже достаточно давно. Есть федеральный перечень, утвержденный министерством образования и науки, в соответствии с которым более ста учебников по истории рекомендованы для школы. С формальной точки зрения, это вариативность, это хорошо. Учитель, казалось бы, может выбирать. Но на деле он выбирать не может. Для этого он должен все учебники купить и по крайней мере их прочитать, что маловероятно. Поэтому на практике сложилась ситуация, когда реально используются два-три учебника в регионе.

Уже в процессе нашей работы учителя предложили нам так называемые трудные вопросы. Они не трудны для науки, но трудны для преподавания. Всего набралось 32 таких вопроса. А на двух своих последних съездах учителя высказались за то, чтобы был не один-единственный учебник, а была бы объединяющая точка зрения. Об этом же говорит и Президент.

Потому-то мы и занялись разработкой единой концепции будущих учебников, так называемого стандарта.

На моей памяти это беспрецедентное дело, с точки зрения общественного внимания. Вообще к истории сейчас очень большой интерес. И это проявилось в отношении концепции. Вначале общий тон был негативный, мол, из этого ничего не выйдет, даже браться за это не надо, но мы готовили свои варианты, вывешивали их на сайте. И прошло беспрецедентное по своим масштабам общественное обсуждение. В нем участвовали учителя, ассоциация родителей, Совет ветеранов, представители разных конфессий высказывали свои соображения. Мы встречались с писателями, отдельно с детскими писателями. Наконец люди писали нам письма. Пришло около семисот писем отдельных граждан, в которых они высказывали свои суждения. Конечно, были очень полярные точки зрения, много было критики, но если вначале была не очень корректная критика, сердитая, ворчливая, то в конце тон был уже смягченный, и преобладал позитив.

Занималась всем рабочая группа под руководством Сергея Евгеньевича Нарышкина, председателя Российского исторического общества. Он очень умело управлял процессом, а я был научным руководителем проекта. И 30 октября мы доложили о состоянии дел на заседании Российского исторического общества. После еще была некоторая доработка, устранение недостатков. Были также выездные заседания в Уфе и в Казани. В итоге 16 января мы доложили о проделанной работе Президенту. Вот так обстоит дело.

– А не могли бы вы обозначить два-три так называемых трудных вопроса?

– По трем-четырем трудным вопросам мы проводили специальные научные заседания. Конечно, наибольшая трудность – XX век. Революция 1917 года, что такое советский строй и вообще советское время. Наконец последние двадцать лет. Как освещать их в учебнике и надо ли? Было мнение, что надо закончить все 2000 годом. Затем обсуждался очень остро вопрос о присоединении других народов, их вхождении в состав Российской империи, пребывании в составе Российской империи, а потом в составе Советского Союза. Были дискуссии по поводу перестройки, распада Советского Союза – вот, собственно, основной круг больших вопросов, но были и более мелкие, которые на поверхности, – Иван Грозный и его реформы, Петровские реформы.

– И к чему в итоге пришли?

– В итоге все-таки наметился консенсус. В рабочей группе, в нашем коллективе уж точно, но и не только. Что меня удивило, взаимопонимание возникло между разными сегментами нашего общества, от левых до правых. По поводу революции мы решили взять за образец Французскую революцию. Она описывается у них не как разовое событие, а как весь революционный период. А мы взяли как единый период революции Февральскую и Октябрьскую, а также Гражданскую войну. И таким образом революция растянулась с февраля 1917-го по начало 1922 года, конец Гражданской войны.

Далее. Мы должны были дать оценку истории советского общества. Но у нас в научной литературе, в общественных кругах сложились полярные точки зрения. Для одних – это светлое время. Таких, правда, немного. Для других – все черное. Даже, что я совершенно не разделяю, есть мнение, что надо выбросить эти семьдесят лет из жизни и истории государства. Поэтому мы придумали такую формулу: советский вариант модернизации. Вначале, когда это обнародовали, многие говорили, что по отношению к периоду Сталина и советскому периоду в целом слово «модернизация» – положительное слово. Получается, что это положительная оценка. Однако один из самых крупных немецких историков очень консервативных взглядов, вместе со мной написавший предисловие к учебнику, подготовленному авторами из двух стран, охарактеризовал тридцатые годы в СССР как время модернизационной диктатуры. Как видим, одно другого не исключает. Да, массовые репрессии, однопартийная система, фактическое свертывание демократии, но одновременно – развитие науки, культуры, искусства, образования в стране. Вот так.

А по вопросам присоединения разных территорий мы продолжаем дискуссии, но я должен сказать, что здесь вызывает беспокойство у всех нас то, что в регионах есть так называемые дополнения к учебникам, очень разные, где-то – двадцать страниц, где-то – три тома. И оценки в этих дополнениях иногда противоречат принятым на федеральном уровне. Так что вопрос еще остается на повестке дня. Но в концепции мы его отразили в достаточной мере, придя к консенсусу. Главное, мы обратили внимание не только на условия, обстоятельства вхождения разных народов в состав Российской империи, но и на то, что с этими народами было потом, что им это дало. Мы рекомендовали учителям обратить внимание на развитие экономики на присоединенных территориях, включение новых народов в общее технологическое пространство России, становление национального самосознания. Так, основные украинские общественные национальные организации возникли в XIX веке в составе Российской империи.

Мы уточнили оценку Ивана Грозного, Петра I. По поводу Ивана Грозного сошлись на том, что при нем были известные реформы, но было и очень много жестокости. Поэтому мы написали так: «реформы Ивана Грозного и их цена».

– В то время в Западной Европе жестокости было не меньше, если не больше. Наверное, мы не должны оценивать историческую фигуру с позиций современности.

– В отношении Ивана Грозного такая оценка существует уже сотни лет. Это же мы не сейчас придумали. И в дореволюционных учебниках его время рассматривалось как грозное время. Поэтому, наоборот, мы ясно указали на реформы Ивана Грозного. А учителя говорили, что они должны показать опричнину Ивана Грозного. Вот мы и ввели такое общее понятие – «цена». Как отметил Президент на встрече с нами, о цене можно сказать, но при этом не потерять значение самих реформ. Это правильно.

И с Петром I то же самое. Надо не забывать, что цена есть цена, но цена во имя чего. Все-таки Петр I вывел Россию на совершенно новый уровень развития.

– А каково ваше отношение к норманнской теории формирования русской государственности?

– Тут есть некая мифология. Я все время сталкиваюсь с этой темой, дискуссиями довольно острыми, даже с навешиванием ярлыков. Мне кажется, что наука уже установила и здесь определенный консенсус. Да, пришел Рюрик, и это не местное явление. Викинги приходили и в Западную Европу – в Северную Францию, в Англию. Но и там, и у нас они пришли не на необитаемый остров. У нас они пришли туда, где были славянские и другие племена. Вот сейчас по просьбе наших татарских коллег мы ввели в этот круг и кочевые племена, которые тоже участвовали в образовании государства. Викинги пришли на Русь, ассимилировались, адаптировались, а славянский элемент превалировал и победил. Не случайно Рюрик не назвал свое государство скандинавским, а назвал его славянским, русским, по имени племени, которое было здесь. На такой точке зрения в последнее время историки и сошлись. А наша задача состоит в том, чтобы отразить это в учебнике.