Текст книги "Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 54 страниц)

Сто лет войны после мира. Была ли альтернатива Брест-Литовскому договору?

01.03.2018, «Российская газета», Елена Новоселова

Сто лет назад, 3 марта 1918 года был подписан Брестский мир, который, как считают некоторые историки, ознаменовал поражение России в Первой мировой войне.

Начало переговоров с немцами о перемирии, идеологом которого был Ленин, омрачила трагедия: во время частного совещания прибывшей в Брест-Литовск советской делегации покончил жизнь самоубийством представитель Ставки Верховного главнокомандующего генерал-майор Владимир Скалон. Он вышел в отведенную ему комнату за картой и, встав перед зеркалом, застрелился. Случай частный, но отразивший всю драму происходившего сто лет назад. Почему, не проиграв Первую мировую войну, Россия оказалась в числе пострадавших и побежденных? Об этом наш разговор с научным руководителем Института всеобщей истории РАН Александром Чубарьяном.

Александр Оганович, белогвардейская пресса, да и большевистские мемуаристы считали, что Скалон застрелился потому, что на него удручающее впечатление произвели заносчивые требования и поведение германского командования.

Александр Чубарьян: А по другим откликам того времени это самоубийство не было связано с переговорами. Ходили слухи о личных причинах…

Но тем не менее западные газеты писали о Брестском мире как политическом преступлении против русского народа. У них действительно была причина так жестко оценивать то, что произошло в Брест-Литовске?

А.Ч.: Так писала пресса Антанты. Когда Россия сепаратно начала договариваться о мире с Германией, другие союзники расценили это как предательство и измену союзническому долгу. А поскольку договор подписывало правительство, которого союзники не признавали, они писали о том, что все делается против интересов самой России, против интересов народа. Их реакция была понятна, ведь для Германии это был вечный кошмар – война на два фронта. Он не должен был закончиться. Впрочем, Брестский мирный договор был скомпенсирован для Антанты вступлением в войну США. Все воспринимали этот шаг как начало конца Германии.

Союзники не признавали советское правительство, а неофициальные переговоры вели?

А.Ч.: Да, абсолютно никто официально не признавал, кроме Германии. Президент США Вильсон написал вскоре после ноября 1917 года, что события в России доводили его до изнеможения в связи с противоречивой информацией, которая поступает оттуда: «Я не совсем ясно понимаю, что там происходит». Но неофициально американский представитель, глава американской миссии Красного Креста в России Раймонд Роббинс все же вел переговоры с Лениным. Это подтверждает, например, такой факт: когда английский дипломат и разведчик Брюс Локкарт перед поездкой в Москву встречался с английским премьер-министром Ллойд Джорджем, тот ему сказал: «Постарайтесь сделать для Англии то, что сейчас Роббинс делает для Штатов». То есть и американцы, и англичане неофициально были готовы к переговорам и другим контактам с Россией. Их целью было предотвратить подписание мира между Россией и Германией.

Интересное в этой истории то, что Роббинс вел переговоры с Лениным. А Локкарт – с Троцким. В советское время это предпочитали не афишировать.

Ленин «торговался» с Соединенными Штатами, написав властям США письмо. Роббинс пообещал ему помощь от американского правительства в случае, если не будет сепаратного мира. Американцы потом отказались от своего предложения, назвав его личной инициативой главы Красного Креста. А «вождь народов» открыто писал в одной из своих статей, что большевики были бы не против получить от американцев «оружие и картошку». Так вот, за день до ратификации Брестского мира разыгралась такая сцена: Ленин шел к трибуне мимо Роббинса. «Есть что-нибудь из Вашингтона?» – спросил он. Роббинс покачал головой: «Ничего нет». Глава советской делегации отреагировал мгновенно: «Я был уверен, что они не захотят договариваться с нами. Брестский мир будет подписан».

Американцы уже сто лет назад нашли свой фирменный стиль тайного вмешательства в европейские дела?

А.Ч.: Во всяком случае, они выиграли больше всех, потому что война ослабила ее реальных участников. Впрочем, это был один из первых примеров отхода от изоляционизма, их внешней политики по невмешательству в конфликты вне американского континента. В соответствии со своей возрастающей мощью Америка усиливала свое влияние на европейские дела.

А разве не правда то, что Брест навредил России? Мы и в Гражданскую войну скатились, и потеряли Украину, Прибалтику…

А.Ч.: История Брестского мира и сегодня предмет для острых дискуссий, в том числе среди российских ученых. Я сторонник рассматривать событие того времени не только с позиции сегодняшнего дня, но и в контексте событий того времени. Сейчас в общественном мнении популярна идея о грабительском, унизительном характере Брестского мира и о предательстве по отношению к России. Россия потеряла многие территории. Да, собственно, так его оценивали и тогда, и позднее. Напомню, что к моменту подписания Брестского мира мы уже признали независимость Финляндии без всяких германских условий в декабре 1917 года. К тому времени было также заявление Временного правительства и о признании независимости Польши. Остальные территории, в частности Прибалтику, мы не просто отдали, а там уже были немецкие войска.

Все же надо вернуться к контексту того времени. Земля и мир – эти два условия привели Ленина к власти. Когда заключался Брестский мир, советская власть еще устанавливалась на территории России, причем в противодействии Временному правительству, которое объявило, что оно будет продолжать войну. К слову, это и предопределило поражение Керенского. А давайте подумаем, могла ли Россия продолжать войну? Разложившаяся армия, крестьяне в солдатских шинелях бегут домой, воровство и коррупция… Продолжение войны было с военной точки зрения невозможно.

Перемирие в декабре 1917 года не предполагало столь грабительских условий для России. В марте большевики проиграли переговоры. По глупости и неумелости? Недоброжелатели с немецкой стороны в мемуарах всячески издеваются над неотесанностью советской делегации, например, генерал Гофман вспоминает о рабочем, который «вилку использовал исключительно для чистки своих зубов».

А.Ч.: Это было на переговорах о перемирии, в которых с советской стороны участвовали представители всех сословий (рабочих, крестьян). Но потом в Брест-Литовске в советской делегации работали уже профессионалы. Одним словом, не матрос Маркин, который в 1917 году захватил в Наркоминделе (тогдашнем МИДе) власть.

Причина грабительских условий мира – обычная? Бояре не пришли к общему мнению?

А.Ч.: Да, не было единства в руководстве страны и партии. Троцкий, который затягивал переговоры под лозунгом «Ни войны, ни мира», получается, играл на руку Германии. С точки зрения дипломатической тактики советское правительство явно оказалось не на высоте. Дебаты, которые велись в партии во время переговоров, один историк назвал «первым примером большевистского плюрализма». Это было столкновение тех, кто мыслил романтическими категориями, и Ленина, который продемонстрировал себя прагматиком. Он был готов если не пожертвовать, то, во всяком случае, отодвинуть на время в сторону идею мировой революции ради сохранения советской власти. А аппетиты немцев возрастали по мере того, как им становилось известно, что у нас – раскол.

До определенного момента Ленин был в меньшинстве – большинство в советском правительстве не хотело подписывать мир с Германией. Так вот именно тогда он первый и последний раз в своей карьере выдвинул ультиматум: «Не будет принято решение о подписании мира, я уйду с поста главы правительства».

Немцы пригласили Украину участвовать в переговорах о мире отдельно от советской России. Столетней давности исторические аналогии напрашиваются сами собой?

А.Ч.: Делегация Центральной Рады, которая начала свои переговоры с Германией, мешала советским дипломатам и явно подталкивала немцев к ужесточению условий. Раде было ясно, что войска кайзера будут в Киеве. Как бы ни хотелось сегодня нашим соседям думать, что они обрели самостоятельность, Украина была под протекторатом Германии. По договору Германия и Австро-Венгрия вывозили из Украины огромное количество зерна, различные виды продовольствия и оборудования. Тогдашние гетманы были ставленниками немцев. Впрочем, в Москве были уверены, что украинские большевики восстановят свою власть на Украине. Власть в Киеве переходила из рук в руки. Как известно, в Харькове сформировалось большевистское правительство. Но в целом во время переговоров договор Центральной Рады с Германией в феврале 1918 года сыграл на руку Германии.

Если судить по сегодняшнему дню, учитывая международные процессы и конфликты, Брестский мир был судьбоносным актом?

А.Ч.: Он зафиксировал потерю Россией своих территорий. И хотя осенью его условия были аннулированы, фактически они остались «грабительскими и унизительными». Парадокс был в том, что, хотя в военном смысле Россия не проиграла войну, первый мирный договор, подписанный советской властью, предполагал и аннексию, и огромную контрибуцию, наложенную на Россию, все, против чего выступал Ленин в своем декрете «О мире». России не было в Версале, где собрались победители в Первой мировой войне. Туда пригласили лишь неофициальных представителей нашей страны из бывших царских дипломатов и Временного правительства. Это редкий случай в истории дипломатии: не проиграв войну, страна оказалась в числе пострадавших и фактически побежденных. Но с учетом ситуации, с моей точки зрения, альтернативы Брестскому миру тогда у большевиков не было. Во время заключительной фазы переговоров немцы начали наступление на Москву и Петроград, шла Гражданская война и террор…

Существует ли хоть какая-то толика правды во мнении, что Брестским миром большевики расплатились с Германией за то, что она помогла им взять власть?

А.Ч.: Нет. Я досконально изучил все дискуссии, которые велись в то время внутри большевистской партии. И этот довод никогда не фигурировал. Существовала надежда на Германию: большевики рассчитывали обернуть в свою пользу внутреннюю ситуацию в этой стране, которая в конце концов и вылилась в революцию ноября 1918 года. Если исходить из абсурдной логики расплаты, получается, что это немцы расплатились с советским правительством своей революцией. Впрочем, после Версаля оказалось, что у нас с немцами сходное положение в Европе: обе страны были унижены и обе в изоляции.

Удивительное впечатление создает эта история. Мы сами предложили заключить мир, а потом оказалось, что ввязались в такие неприятности, что не знали, как из них выпутаться.

А.Ч.: Совершенно верно. Ленин потом назвал брестский кризис величайшим кризисом в истории нашего государства и нашей партии. «Потому что разногласия коснулись» такого принципиального вопроса, как быть или не быть советской стране. В основе была общая утопичная и явно ошибочная установка на мировую революцию. В это время уже существовала Баварская Советская республика, вспыхнули революционные выступления в Финляндии, красные были и в Эстонии… Но глубокий анализ тех событий показывает, что европейская революция потерпела поражение. Русский пример остался единственным и неповторимым.

«Похабный мир»

01.03.2018, журнал «Историк», Дмитрий Пирин

Сто лет назад, 3 марта 1918 года большевики подписали с Германией и ее союзниками сепаратный мирный договор, означавший выход России из Первой мировой войны. Была ли альтернатива Брестскому миру, который сам Ленин назвал «похабным»? «Историк» спросил об этом у научного руководителя Института всеобщей истории РАН, доктора исторических наук, академика РАН Александра ЧУБАРЬЯНА.

Брестский мир потребовал от молодой Советской республики огромных территориальных, экономических и моральных уступок. Однако именно он спас советскую власть, избавив центр страны от вполне вероятной немецкой оккупации.

«ЭТО БЫЛА ЕДИНСТВЕННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА»

– Существовала ли к началу 1918 года альтернатива заключению мира?

– Есть разные точки зрения по поводу состояния России в конце 1917 года. Они так или иначе связаны с двумя вопросами.

Первый касается общего состояния России в предвоенный период. Раньше, в советское время, господствовало мнение, что страна была в полном упадке, на пороге краха. В рамках такого подхода получалось, что большевики спасли нашу страну, что именно революция позволила ей выжить и т.д. Сейчас распространена другая точка зрения, согласно которой Россия, наоборот, опережала все страны в своем развитии, и вообще мы были впереди планеты всей. Как мне кажется, это другая крайность. Видимо, истина, как всегда, лежит где-то посередине.

Второй вопрос: какое влияние на армию оказала революция? Сегодня общее мнение состоит в том, что армия в 1917 году абсолютно разложилась и развалилась. Причем развалилась потому, что солдаты, то есть крестьяне, одетые в солдатские шинели, жаждали вернуться домой, стремились, как говорится, «на местах приступить к революционным преобразованиям». Особенно после того, как в конце 1917 года большевики приняли Декрет о земле.

Офицерство и генералитет изначально приветствовали свержение монархии и отречение царя. Но вскоре оказались в смятении, потому что после Февраля 1917 года были проведены такие решения, которые в корне меняли положение дел в армии. Прежде всего речь идет об учреждении солдатских комитетов, которые фактически уничтожали принцип единоначалия.

Моя точка зрения заключается в том, что уже к середине 1917 года армия была абсолютно не готова вести войну и, самое главное, не хотела это делать. Признаком чего стал разрыв между стремлением Временного правительства продолжать войну, сохраняя верность союзническому долгу, и реальными условиями для этого, в первую очередь обусловленными именно нежеланием большинства населения и армии воевать. Поэтому единственная реальная альтернатива состояла в прекращении войны.

– Тем не менее вот уже сто лет большевиков периодически обвиняют в предательстве: мол, пошли на сговор с врагом. Несправедливо?

– После Октября 1917 года большевики, реализуя свои обещания дать «мир народам», вели переговоры, которые, как известно, закончились подписанием перемирия. На мой взгляд, это было данью реальному положению дел, ни в коей мере не было изменой России и вполне отвечало настроениям и чаяниям основной части населения.

Другое дело – уже сам Брестский мир. Это был мир навязанный, продиктованный очень жесткими обстоятельствами и уже состоявшимися в ходе войны территориальными переменами.

ОСЛАБЛЕНИЕ ПЕРЕГОВОРНЫХ ПОЗИЦИЙ

– Была ли возможность заключить его на более мягких условиях?

– Я думаю, что вряд ли. В той ситуации, которая сложилась, с учетом позиции Германии, думаю, нет. Но это было связано еще, безусловно, с внутренними разногласиями в большевистской партии. Первоначальные условия, которые выдвигали немцы, были более терпимыми для России, однако, как мы знаем, среди лидеров партии не было единства по этому вопросу. Владимир Ленин выступал за немедленное подписание мира, Лев Троцкий колебался («ни мира, ни войны»), левые коммунисты во главе с Николаем Бухариным и Феликсом Дзержинским были вообще против сговора с немцами. Этот раскол ослабил наши позиции на переговорах, дав возможность германской делегации навязать уже откровенно грабительские условия мира.

– Получается, что грабительские условия – результат фактического раскола в большевистской партии?

– Отчасти да. Но также и сложившегося положения на фронте, которое для России было весьма плачевным. А самое главное – позиции Германии. Сначала при заключении перемирия позиция Германии была достаточно мягкой, но чем дальше, тем больше менялась на жесткую.

– А внутри германской верхушки были разногласия относительно условий заключения мира?

– Существовали разные точки зрения. Умеренную позицию отстаивали дипломаты типа министра иностранных дел Рихарда фон Кюльмана, которые опирались на поддержку либералов в рейхстаге. И были военные из окружения фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и генерала Эриха Людендорфа, которые требовали разговаривать языком силы.

– И в итоге победила точка зрения военных?

– Да. Кроме того, тут еще свою роль сыграла Украина. У нас совсем мало изучен этот вопрос. Однако тамошняя Центральная Рада, которая была официальным участником переговоров, подписала соглашение раньше советской стороны. И это ослабило переговорную позицию русской делегации, на глазах которой рушилась единая Россия. Германии же это дало возможность ужесточить свою позицию, поскольку, ко всему прочему, была достигнута важнейшая военная цель Берлина, заключавшаяся в отделении Украины от России и включении одной из главных житниц Европы в сферу собственного влияния.

«СИНИЦА В РУКЕ»

– Как бы вы оценили деятельность Троцкого как дипломата, как представителя России на переговорах?

– В тех условиях он попытался занять, я бы сказал, центристскую позицию, но я бы оценил ее как неконструктивную. В основе дискуссии в большевистской партии лежал вопрос о мировой революции. И левые коммунисты во главе с Бухариным, и сторонники Троцкого исходили из того, что германский пролетариат не согласится с жесткими требованиями лидеров страны в отношении новой России и поднимется на защиту молодой Советской республики. Это была совершенно утопическая идея, и в этом отношении Троцкий как нарком иностранных дел не проявил политического реализма и дипломатического искусства.

Его фактическая отставка с поста и назначение наркомом Георгия Чичерина несколько изменили ситуацию (де-юре это кадровое решение было проведено чуть позднее). Чичерин был настроен на подписание мира. Впрочем, он столкнулся с куда более жесткой реальностью, когда после начавшегося 18 февраля 1918 года наступления немцев у советской делегации не осталось никакой возможности для дальнейшего затягивания переговоров. Надо было подписывать мир немедленно, потому что ситуация грозила попросту оккупацией большой части территории России.

– А до этого расчет советской делегации на переговорах строился на том, что в самом ближайшем времени разгорится пожар мировой революции и, значит, нет смысла договариваться с немецкими империалистами, которым все равно скоро крышка?

– Именно так. И именно поэтому схватка внутри большевистской партии была нешуточной. Что должно превалировать – национальные интересы советской власти как представительницы России или обязательства большевистской партии по отношению к мировому революционному Интернационалу? То есть «социализм в одной стране» или все-таки «мировая революция»? Это был принципиальный вопрос.

Но, надо сказать, в период брестских переговоров Ленин проявил себя как прагматик, который в отличие от многих своих товарищей по партии сделал ставку на «синицу в руке», а не на «журавля в небе». Иными словами, предпочел сохранить советскую власть в России.

ЛЕНИН НЕ БЫЛ ШПИОНОМ

– Между тем существует точка зрения, что, добившись подписания мира, вождь большевиков действовал исходя из интересов германского Генерального штаба.

– Нет, это абсолютно ничем не подкрепленные спекуляции. Достаточно вспомнить, что в то же самое время Ленин и, кстати, Троцкий вели переговоры с Соединенными Штатами и Великобританией, то есть союзниками старой России по Антанте. У нас мало освещается этот вопрос, но очевидно, что те хотели сорвать подписание сепаратного мира с Германией. И Ленин даже послал бумагу – письмо с соответствующим предложением правительству США. А ведь если бы ответ был получен позитивный, то очень может быть, что условия мира были бы совсем другие.

Ленин вел переговоры с Реймондом Роббинсом – представителем Соединенных Штатов в России, а Троцкий – с Робертом Локкартом, представлявшим здесь Великобританию. Иностранные посланники, конечно, хотели заставить Россию продолжать войну, но в их собственном руководстве были колебания, стоит ли вообще иметь дело с большевиками. И в итоге США и Великобритания склонились к тому, что нет, не стоит.

Однако здесь тоже нужно понимать: объективно никто на Западе в тот момент не мог оценить, кто такие большевики, что они собой представляют не как радикальное экстремистское движение, а как правящая политическая сила. Ни в Вашингтоне, ни в Лондоне, ни в Париже не было надежных гарантий, что, если они скажут, что готовы нам помогать, мы точно продолжим войну.

В той же Америке также существовали разные точки зрения, и уже в 1919 году, когда в конгрессе проходили внешнеполитические слушания, того же Роббинса поносили за сам факт контактов с советским правительством.

– Если бы мир все-таки не был подписан, это грозило бы реальной оккупацией страны?

– Так или иначе, это было очень вероятно: наступление на Петроград шло, армия практически перестала сопротивляться. Хотя отдельные вспышки борьбы как раз начались, что встревожило германское командование, которое увидело в этом определенную угрозу и потому даже больше не настаивало на очередном ужесточении условий – лишь бы скорее подписать соглашение.

ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ

– В какой степени заключение Брестского мира спровоцировало иностранную интервенцию?

– В большой степени. Но при этом, конечно, нужно учитывать, что бывшие союзники России пришли к выводу, что эксперименты большевиков не подходят под их общую концепцию мирового развития. Они полагали, что в России победило крайнее анархистское крыло левых сил и необходимо немедленное вмешательство. Однако формальный повод им дал в том числе и выход России из войны, то есть нарушение союзнических обязательств.

– А можно ли говорить, что Брестский мир отсрочил итоговое поражение Германии?

– Я не думаю. Безусловно, Германии это было выгодно: прекратилась война на два фронта – вечный «ночной кошмар» германских военачальников. Но уже вступление Соединенных Штатов Америки в войну годом ранее предопределило то, что Германия, конечно, не сможет одержать победу. А потом, в самой Германии тоже было крайне тяжелое положение, это также не надо сбрасывать со счетов. Военная машина была очень мощная, вероятно, самая мощная среди всех воюющих стран, но тыл уже надорвался и не мог поддерживать ее бесперебойную работу.

– На ваш взгляд, то, что советскую делегацию летом 1919 года не пригласили на переговоры в Версале, было справедливо?

– Советскую делегацию не пригласили, во-первых, потому, что западные державы не признавали новую власть в России. А во-вторых, потому, что, подписав Брестский мир, Россия нарушила союзнические обязательства. Разговор шел о подписании мира между победителями и побежденными, а Россия уже не входила в лагерь победителей.

Между тем, сам Брестский мир к тому времени был де-юре отменен в связи с ноябрьской революцией 1918 года в Германии. Юридически он перестал существовать, но де-факто германские войска уже стояли на тех территориях, которые по Брестскому миру отходили от России. Немцы были в Киеве, они расквартировались в Прибалтике. То есть реализовать отмену соглашения оказалось сложнее, чем его подписать.