Текст книги "Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)

Александр ЧУБАРЬЯН:
Наблюдается всплеск интереса к преподаванию истории в школе

21.04.2020, «Учительская газета», Ирина Корецкая

– Александр Оганович, на недавней пресс-конференции вы говорили об идее подготовить сборник документов – российских, английских, французских, американских, немецких и др., которые бы показали, как началась Вторая мировая война. В качестве материалов вы предложили использовать только архивы, без привязки к какой-либо идеологии. Началась ли уже работа в этом направлении, какую обратную связь вы получаете?

– Для профессионалов подавляющее большинство документов уже опубликовано в разных странах. Но они изданы в многотомных трудах, многие из них забыты и неизвестны широкой общественности. Поэтому сейчас назрела необходимость создать единый международный сборник, который вполне оправданно мог бы быть издан как в печатном виде, так и в электронном. Главное, чтобы материалы были открыты и доступны каждому. Я уже беседовал со своими коллегами из Германии, Австрии и Франции, они активно поддержали эту идею. В Москве должна состояться большая международная конференция, посвященная 75летию окончания Великой Отечественной войны, на которую они в том числе должны приехать. Сейчас также ведутся переговоры с коллегами из Англии, Чехии и Польши. Подготовительная работа уже началась, нам предстоит определиться с хронологическими границами и проработать состав документов. Руководители российских архивов уже также выразили свою заинтересованность данным проектом.

– Во многих своих интервью вы подчеркиваете главенство документа, исследования над политической составляющей для ученого-историка. Но где внутри себя вы проводите границу между объективностью и субъективностью, что вам помогает понять, что в этой ситуации вы не предвзяты?

– Это очень сложный, ключевой вопрос. В идеале было бы неплохо иметь чисто историко-документальную основу всего дела. Но, к сожалению, на практике велик соблазн использовать историю в политической ситуации, это происходит как на уровне внутриполитической борьбы в разных странах, так и на международной арене. Сейчас мы можем наблюдать большой интерес к эпохе начала Второй мировой войны, существует определенное стремление поставить это событие в современный международно-политический контекст. Это сильно усложняет изучение истории. Мы должны ориентироваться прежде всего на документы, насколько это возможно. Хотя их интерпретация – это все равно процесс субъективный и, если угодно, международно-идеологический. Одно от другого отделить трудно. Но максимально стремиться к тому, чтобы просто представлять различные документы, – это возможно.

– Какие требования современный мир предъявляет к учителю истории?

– Что важно для «Учительской газеты»: сейчас во всем мире наблюдается всплеск интереса к преподаванию истории в школе. Это связано с общей неудовлетворенностью подготовкой по этому предмету. В стремлении найти нужные подходы к обучению исторической науке мы не одиноки. В ноябре прошлого года французский президент Эммануэль Макрон выдвинул идею создать проект, observoutuar (по-французски), посвященный совершенствованию преподавания истории в средней школе. В Париж приехали министры образования из разных стран, в том числе наш замминистра, коллеги обсудили будущий проект и подписали соглашение. Реализовывать его предполагают через Совет Европы. Я думаю, что сейчас важно посмотреть, какие усилия и ресурсы будут вкладываться в эту инициативу. В нашей стране существует известный историко-культурный стандарт, который определяет концепцию преподавания истории в средней школе. Недавно на заседании в Казани мы обсуждали, что можно в ней доработать или даже исправить: преобразований требуют и курс истории России, и всеобщая история. Кроме того, 9-10 апреля мы планируем провести международную встречу практикующих преподавателей истории в школе. Это не ученые, не авторы учебников, а учителя. Все они выступят с одной темой, расскажут, как преподают историю Второй мировой войны. Мы встретили положительный отклик со стороны педагогов. Честно говоря, есть еще такая идея – провести в следующем году в России Международный конгресс учителей истории.

– Есть ли какие-либо существенные отличия в преподавании исторической науки у нас и за рубежом?

– Конечно, в первую очередь в отличие от всех других государств мы единственная страна, в которой в одинаковом объеме преподаются наша национальная история и всеобщая история. Античность российские школьники изучают раньше, чем Древнюю Русь. Мои западные коллеги всегда отмечают, что их этот принцип в нашей системе образования восхищает. Когда я им говорю, что у нас всеобщая история начинается с пятого класса, а наша отечественная – с 6го, они удивляются. Это первое, что нас отличает. Второе: я посмотрел их учебники, у них довольно политизированный подход, много клише. Надеюсь, наше соглашение с французами, которое мы подписали в прошлом году, развеет некоторые существующие мифы и стереотипы. Мы выбрали 6 тем: Французская буржуазная революция, российская революция, Первая и Вторая мировые войны, история колониализма, события 1989 года. По всем этим вопросам мы готовим методические рекомендации, в которых будет отмечено, как лучше рассказывать школьникам об этих событиях истории. Мы не удовлетворены и тем, как преподается за рубежом история нашей страны – очень усеченно, поверхностно и часто тенденциозно. Есть в этом контексте еще другой вопрос: как преподается история в наших бывших советских республиках. У каждой страны свой концептуальный подход к изучению истории: в Прибалтике одно преподавание, в Молдавии – другое, в Казахстане и Армении – третье…

– Вы часто поднимаете проблему недооцененности гуманитарных знаний. В век информационных технологий это мнение особенно важно. Почему современному обществу нужны гуманитарии, что оно о них не понимает?

– Я вам скажу больше: есть такая точка зрения, что ХХI век – это век гуманитарный. Это правильно, потому что гуманитарные знания создают базу для осознания людьми своей идентичности. Главный смысл идентичности – это история, психология, культура, педагогика. В современном мире активно идет процесс смешивания наук, реализуется множество междисциплинарных проектов. Для нас очень важно соединение гуманитарных, социальных наук с науками естественно-научными. Преодолеть недооценку гуманитарного и социального знания очень важно. Я всегда на этот случай привожу слова нашего президента, который на одном из съездов ректоров сказал, что без гуманитарного знания нет государства. Вот я думаю, что чем больше мы будем этим заниматься, тем лучше.

– Каких изменений, на ваш взгляд, требует современная российская школа?

– Современная школа должна быть в курсе всех изменений в науке и обществе, она должна быть пронизана всеми новшествами и технологиями, передовыми знаниями. Я прекрасно знаком со многими своими коллегами. Они говорят, что невозможно преподавать современную биологию в школе, где нет специального оборудования. Если говорить о гуманитарной составляющей, то нужны другие подходы к преподаванию истории, литературы. Школа должна научить не только знаниям основ науки и фактов, но, самое главное, она должна приучить наших детей самостоятельно мыслить. Если мы говорим о ЕГЭ по истории, но там тестовая часть доведена до минимума, главное – это сочинение. Проблема привития умения самостоятельно оценивать события, самостоятельного выбора, которая стоит перед каждым человеком, мне кажется самой главной задачей школы. Люди должны вступать в жизнь после школы с ощущением понимания смысла жизни и самостоятельной оценки тех или иных событий. Сейчас, к сожалению, выпускникам школ этого часто не хватает. Вот даже эссе, которым мы сейчас заменяем единый госэкзамен, написать могут не все.

– В «Учительскую газету» приходят письма от педагогов, которые рассказывают, как ученики издеваются над ними, оскорбляют, огрызаются и даже бьют. А учитель никак не может себя защитить, иногда вынужден просто уволиться. Что вы по этому поводу думаете, нужно ли защищать учителей от учеников при помощи федерального законодательства?

– Я часто слышу, что агрессивность молодых людей проистекает от того, что им не нравится, как в школах преподают. Но свое недовольство можно выражать по-разному. Школа должна учить ребенка тому, что есть определенная культура человеческого общения, которая исключает насилие и грубость. Что касается тех детей, которые таким образом выражают свои эмоции, то я бы жестко спрашивал с их родителей. Ведь они воспитываются главным образом в семье. А уже в старшей школе они должны отвечать за свои поступки. Нужно приучать людей, что ответом на недовольство преподавания в школе должно быть нормальное реагирование, способность выразить свое мнение. Надо, чтобы и школа изменилась, чтобы она слушала детей. Раньше, когда я учился, вообще не допускалось, чтобы дети могли критиковать учителя, это должно быть в школе, но это должно быть в рамках ответственности каждого, исключать любые антигуманные методы.

– Но это внутри школы, а если говорить о законодательстве?

– Я не уверен, что надо принимать закон о том, что детям нельзя бить учителя. Это странно, но они должны подчиняться общему закону. Если вы вышли на улицу и вас ударили, этот человек попадет под закон об административных правонарушениях.

– Согласно мировой практике в учебники истории не принято включать последние 20 лет, если этот период и описывается, то без оценок. Но что бы вы говорили о последнем российском десятилетии своим ученикам на уроках?

– Мы это обсуждали, когда делали культурно-исторический стандарт, но все-таки приняли решение включить последние 20 лет. Но, на мой взгляд, поскольку эти события близки нам, все, кого мы учим, являются участниками этой жизни прямо или через своих родителей. Поэтому этот раздел мы сделали максимально информативным, без вердиктов и оценок, постарались сухо изложить события. Это не означает, что нельзя давать оценку, но это зависит от учителя, которого я считаю центральной фигурой в школе. Лучше всего, когда ученик может прочитать учебник, в котором изложены факты, и послушать учителя, который ознакомит его с разными точками зрения на тот или иной вопрос.

– В интервью телеканалу «Спас» вы упомянули, что планируете написать мемуары. Могли бы подробнее рассказать об этой вашей цели, что в них войдет? Когда они увидят свет?

– Нет, подробно не буду рассказывать, они выйдут через несколько месяцев.

– По многим вашим интервью видно, что вы человек очень оптимистичный, что, возможно, удивительно для историка. Что помогает вам оставаться таким оптимистом?

– Это вопрос темперамента и воспитания в семье. Отношение к жизни формируется в детстве. Мои коллеги по когнитивным наукам, а я был сторонником создания одного из таких центров, могут нам по-научному объяснить, в каком полушарии созданы нейроны, отвечающие за оптимизм. А оптимизм имеет не только социальную, но и биологическую природу, он помогает людям лучше справляться с трудностями. Упор на негатив усиливает негатив в жизни. Это правильно. Школа тут имеет свои задачи помимо семейных, школа должна прививать детям оптимистическое начало.

В День русского языка президент провел видеоконференцию с деятелями культуры

06.06.2020, «Комсомольская правда», Игорь Якунин

В плане по восстановлению экономики необходимо учесть интересы учреждений культуры, отметил президент. Он говорил о том, что несмотря на сложности, связанные с пандемией, коллективы, связанные с разными областями культурной сферы делали все возможное, чтобы поддержать людей.

Шла речь и о роли русского языка, значение которого не только в развитии подрастающего поколения, но и всего общества подчеркивают поправки, предложенные в основной закон страны и вынесенные на общероссийское голосование.

О том, почему это так важно сегодня, мы поговорили с научным руководителем Института всеобщей истории РАН Александром Чубарьяном.

– Что учреждения науки и культуры, академические учреждения потеряли в период кризиса, что требует первоочередной помощи государства?

– Последствия кризиса еще предстоит оценить в будущем. Не только у нас, по всему миру. Культурная жизнь фактически приостановлена. Хорошо, конечно, что музыканты, артисты устраивают онлайн концерты и спектакли.

– Да, но это суррогатная жизнь. Пусть и доносимая до зрителя и слушателя на хорошем русском языке.

– Это паллиативы. Они не могут заменить настоящее искусство. И есть опасность, которую нельзя отрицать, чтобы это не стало нормой. Это имеет место и для школы и вузов. Для всей системы высшего образования. Можно учить дистанционно. Но например, на мой взгляд если физику так преподавать проще, то русский язык и литературу, историю – сложнее.

– Институт Всеобщей истории РАН тоже живет в онлайне?

– Да и довольно активно. Я участвую в различных конференциях. Даже международные конференции проводим. 11 июня будет Конференция с Советом Европы. По поводу Второй мировой войны. Но это все не может заменить настоящего общения. И знакомство людей с искусством, с культурой требует личного восприятия.

– Потери для учащихся ощутимы?

– Увы, да. Культура общения в онлайн учебном процессе воспитывается не так, как в живом процессе. Достижения технические вступают в некоторое противоречие с гуманитарными аспектами.

– Вы были в рабочей группе, работавшей над поправками в Конституцию. Почему так важно упоминание о русском языке в основном законе?

– Это имеет значение для восприятия всего среди мультикультурного населения страны. Я много общаюсь с людьми молодыми. С основным законом они знакомы мало. И внесение положения о русском языке в основной документ имеет большое значение. Во всем мире большинство стран заняты раскрытием своей идентичности.

– Но внесение положения о русском языке вызывало дискуссии?

– Они были. Но серьезных возражений не звучало. Когда было зафиксировано что русский язык – как государствообразующий и одновременно сказано что права других языков сохраняются и обеспечиваются – это внесло важнейший элемент в дискуссию. Расставило точки над «i».

Александр Чубарьян: У секретных протоколов нет больше тайн

20.06.2020, «Российская газета», Елена Новоселова

В статье президента России Владимира Путина о Второй мировой войне впервые названо количество советских солдат, погибших в Ржевском котле. Один миллион 342 тысячи 888 человек. Цифра не только потрясает, но и говорит о новом подходе к отечественной истории. Пришло время, когда о прошлом можно говорить честно, смело и объективно. Российские историки давно к этому готовы, считает научный руководитель Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян.

А.Ч.: С моей точки зрения, опубликованная в «РГ» статья, интересна не только по оценке Второй мировой войны, но в более общем плане, с точки зрения подхода к историческим явлениям вообще. Ведь посмотрите на комментарии за рубежом. Происхождение и начало войны оценивается в очень узком смысле, рассматриваются лишь какие-то конкретные факты, в частности, пакт Молотова–Риббентропа как некий спусковой крючок этой мировой трагедии. Но такое глобальное событие 20 века, как Вторая мировая война, нуждается в более широком, многогранном, многофакторном анализе. Нужно знать исторический фон. В статье президента видно понимание хода истории, начиная с Первой мировой войны. Мне кажется, уместным приведенное в тексте замечание французского генерала Фоша, который сказал, что Версаль (1919 год) – лишь перемирие на 20 лет. Так и случилось: через 20 лет началась Вторая мировая война. Лига наций, рожденная Версалем и призванная обеспечить коллективную безопасность, не сумела предотвратить конфликта, потому что механизм ее плохо работал.

Особый акцент в статье занимает Мюнхен. К сожалению, даже мои коллеги – историки, почти не откликнулись на недавнюю годовщину этого важнейшего события. Не говоря уже о том, что нет новых серьезных монографий на эту тему. На западе не хотят вспоминать об этой, я бы сказал, не очень красивой странице в европейской истории.

И это при том, что свой «пакт» и даже секретные материалы к нему в России сейчас не замалчивают…

А.Ч.: Да, здесь расставлены все точки над «i» в отношении Пакта Молотова – Риббентропа и протокола. К слову, президент упомянул и решение Съезда народных депутатов в 1989 году, которое осудило это секретное приложение с точки зрения принципов морали и права.

Напомню, ни один парламент в Европе не высказался по поводу Мюнхена. Если вспомнить Резолюция Парламентской ассамблеи Совета Европы по поводу правды в истории, получается, что касается она только 1939 года и позиции Советского Союза, но ничего не говорится про 1938 год и Мюнхенское соглашение, которое большинство моих коллег на Западе оценивают очень негативно.

Даже не все историки, не говоря уже о непрофессионалах, знают, что пункт 2 Секретного протокола к Договору о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 года гласил: в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов двух стран должна «приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана». Это значит, что в советскую сферу влияния попадали не только территории, на которых проживало преимущественно украинское и белорусское население, но и исторические польские земли междуречья Буга и Вислы. Но Красная Армия так далеко не пошла…

А.Ч.: Для меня освещение событий сентября 1939 года, вся история, связанная с движением наших войск в Польшу, представляют особый интерес. Напомню о положительной реакции западного мира, прежде всего Англии и Франции, главных наших в то время союзников, на возможную восточную границу Польши, которая совпала бы с линией Керзона (была установлена в результате Первой мировой войны). Я много работал в британском архиве, изучал документы и могу сказать: Великобритания на правительственном уровне согласилась, чтобы Советский Союз там остановился. Президент в своей статье призывает продолжить работу в архивах. Здесь важно следующее. Мы знаем в общих чертах о англо-франко-советских переговорах в июле-августе 1939 года. Хорошо бы более подробно изучить, как это обсуждалось в Лондоне, Париже и Кремле, увидеть «кухню» этих встреч. Если, конечно, есть такие документы.

Много и других неизученных вопросов, отвечать на которые долг историков. Например, поездка Гесса, второго человека в Германии, в Лондон. Он полетел туда в 1940 году. Эта история все еще закрыта в английских архивах.

Президент подчеркивает – конструируя исторические события, необходимо опираться на архивы. Но ни историки, ни общественные и государственные деятели на Западе, критикуя и осуждая Советский Союз, не приводят в качестве аргумента ни одного нового документа. Я бы понял их, если бы они сказали: «Вот открыли архивы, нашли какие-то документы, которые свидетельствуют…» Ничего этого нет. Поэтому так важна архивная коллекция, которую сейчас начали выкладывать на сайте Президентской библиотеки имени Ельцина.

Зарубежные ученые и архивисты собираются в этом смысле следовать примеру России?

А.Ч.: Буквально на прошлой неделе мы договорились с моим немецким коллегой, сопредседателем комиссии историков Андреасом Виршингом, о том, что 16 июля проведем онлайн-«круглый стол», посвященный происхождению Второй мировой войны. А в будущем году начнем подготовку совместного сборника российско-германских документов по истории 20 века.

В своей статье глава государства напомнил, что историческими дискуссиями должна заниматься академическая наука. Уверен, что эту точку зрения разделяет подавляющее большинство историков в мире.

Большое место в статье занимает связь истории и современности. А как тут без политики?

А.Ч.: Действительно, сегодня очень заметно стремление некоторых стран принизить значение договоренностей, которые были достигнуты в ходе Второй мировой войны главами государств антигитлеровской коалиции. Совершенно очевидные вещи стараются не цитировать, не брать в расчет из высказываний Рузвельта и Черчилля. Между тем во время войны случился большой исторический компромисс. Всем известны позиции и лидера Великобритании, и президента США относительно советского эксперимента. Все имели свои очевидные многолетние геополитические интересы, но общая опасность всех сплотила. И не только для разгрома нацизма, но и для того, чтобы заложить основы Ялтинско–Потсдамской системы, которая существовала многие послевоенные годы. В ней было много того, что потом вызвало критику, но в главном она выполнила свою роль: предотвратила большой послевоенный конфликт и заложила некие правила игры, механизмы системы Совета безопасности.

И в этом и есть связь истории и современности. Тогда был глобальный вызов безопасности человечества со стороны нацизма, сегодня – со стороны природы, вируса, климата, терроризма… Осознание того, что есть страны и люди, которые могут договориться о неких общих шагах, мне кажется, очень важным.