Текст книги "Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 54 страниц)

«Важно только не политизировать историю, и тогда место в ней найдется всему».
Академик Александр Чубарьян о проекте историко-культурного стандарта

31.10.2013, «Коммерсант», Виктор Хамраев, Глеб Черкасов

Завтра Российское историческое общество (РИО) передаст окончательный вариант историко-культурного стандарта Владимиру Путину, который в начале 2013 года поручил разработать его. Стандарт ляжет в основу новых школьных учебников отечественной истории. О современном взгляде на предмет корреспондентам «Ъ» ВИКТОРУ ХАМРАЕВУ и ГЛЕБУ ЧЕРКАСОВУ рассказал сопредседатель РИО, директор Института всеобщей истории РАН АЛЕКСАНДР ЧУБАРЬЯН.

– Стандарт для единого учебника истории разработан. Уже можно сказать, каким он будет – этот единый учебник?

– Говорить об учебнике что-нибудь конкретное можно не раньше, чем он будет написан. А наша рабочая группа занималась разработкой историко-культурного стандарта. То есть концепцией, на базе которой еще только предстоит написать новые учебники. И, позвольте поправить вас, ни о каком «едином учебнике» речи не идет. Будет линейка учебников.

– Когда они появятся в школах?

– Сначала их надо написать. На это уйдет не меньше года. А до этого надо объявить конкурс, четко объяснив, какие учебники могут быть допущены до конкурса.

– Видимо, те, которые впишутся в историко-культурный стандарт?

– Стандарт – это рекомендации к содержанию. А учебник должен быть современным. То есть написанным с учетом того, что книга сейчас не единственный и не самый главный источник информации. Мне лично понравилась идея, что новый учебник должен стать навигатором в нынешних информационных потоках. Сам учебник должен быть написан хорошим языком, чтобы увлечь школьника. Поэтому группе историков, которая решит выйти на конкурс, наверняка потребуется помощь писателя. К такому учебнику обязательно нужно электронное приложение, куда логичнее перенести таблицы, диаграммы, карты и весь дополнительный материал.

– Кто будет проводить конкурс на новый учебник истории?

– Объявить конкурс должно по логике Российское историческое общество. А проводить его и определять победителей, уверен, должно большое общественное жюри. Развитие государства, развитие общества – это не черно-белая картинка. Это многоцветие. На любом историческом этапе есть масса вариантов, по которым может пойти развитие. И, значит, всегда есть проблема выбора пути. Кто его делает – личность или общество? Альтернативные пути, которые никто не выбрал, – это упущенные возможности или нежизнеспособные, а может, и катастрофические варианты? Ответы на эти сверхтрудные вопросы и должна давать история. Если ученик, оканчивая школу, найдет на них ответы, то не возникнет и проблем с воспитанием патриотизма, с которым чаще всего связывают этот школьный предмет – историю. Патриотизм воспитывается не только на победах, он включает в себя и ошибки, а гордость за свою страну не исключает понимания трудного процесса.

– Можно ли вплести в одну канву, к примеру, такую историческую личность, как Сталин, который для одной части общества – эффективный менеджер, а для другой – кровавый палач?

– Можно. История не складывается исключительно из подвигов, но также из ошибок и трагедий. Важно только не политизировать историю, и тогда место в ней найдется всему. Поэтому мы сразу же в первоначальном проекте определили трудные вопросы, по которым нет единого мнения в обществе, нет общей оценки среди профессионалов-историков. Весь XX век у нас оказался в разряде трудных вопросов, в том числе годы правления Сталина. Был вариант назвать их периодом «сталинского социализма», употреблен и термин «советский вариант модернизации». Но в итоге решили назвать этот период просто – «Советский Союз в 1929–1941 годах». В этом разделе будущих учебников должно быть отражено все: и индустриализация, и коллективизация, и репрессии. С одной стороны, в стране была создана промышленность. Но с другой стороны – какими методами и какой ценой. О коллективизации все, кто работал над стандартом, сошлись во мнении, что она была насильственной. Поэтому голод 1932 года также включен в историю этого десятилетия. И отдельно – тема ГУЛАГа.

– И как после этого школьники смогут вынести однозначную оценку сталинской эпохе?

– Разве реформы бывают однозначно хорошими или однозначно плохими? В том-то и задача истории, чтобы дети научились объективно оценивать свое прошлое. Мне кажется, что в новый учебник стоит включить такое понятие – «реформа и ее цена», которое сопровождало бы не только 30-е годы. Во всяком случае, в стандарт мы заложили именно такой подход к описанию любой эпохи реформ. Это касается и эпохи Ивана Грозного, которая тоже была в разряде трудных вопросов. Реформы Петра I также имеют неоднозначные оценки, которые должны быть отражены в будущих учебниках. В силу этого о реформах Александра II мы предлагаем писать без прежней апологетики. При этом подробнее, чем прежде, будут освещены реформы Александра I. По-иному следует рассказывать и о реформах Петра Столыпина, не ограничиваясь только аграрными, как это делается сейчас. Помимо этого, по новому стандарту в школьный курс будут включены годы правления Елизаветы Петровны, а также царствование Ивана III Великого.

– Если, к примеру, сталинские реформы получат альтернативные оценки, то можно ли будет тогда по достоинству оценить хрущевскую оттепель с ее развенчанием культа личности Сталина?

– И XX съезд КПСС, и оттепель – все включено в историко-культурный стандарт. Оценить эту эпоху можно будет по достоинству, если не забывать, что история не пишется черно-белыми красками.

– А как теперь следует писать о революциях XX века?

– Революции вошли в число трудных вопросов уже по ходу работы над стандартом. До этого казалось, мне по крайней мере, что споров об этих событиях быть не может. Но споры начались. И тогда мы решили отказаться от терминов «Февральская революция», «Октябрьская социалистическая революция». Потому что одни считают эти события революцией, другие – переворотом. А наша задача была прийти к консенсусу. И в итоге, мне кажется, мы пришли к неплохой идее – «Великая российская революция».

– По аналогии с Великой французской?

– Да. У Великой российской революции, которая началась в 1917 году, есть февральский этап, есть октябрьский, и есть этап Гражданской войны, которая завершилась в 1921 году.

– А русская эмиграция как фрагмент революции?

– Конечно, есть. Русская эмиграция включена отдельной темой в стандарт и будет обстоятельно развернута в учебниках.

– В первоначальном варианте стандарта не было народников, да и представителей других политических течений, сыгравших значительную роль в истории XIX века. Они теперь не в счет?

– Мы включили в школьный курс истории и декабристов, и народников, и народовольцев, и анархистов. В учебниках будет представлен весь общественно-политический спектр тех времен со всеми плюсами и со всеми минусами. Повторяю, мы вышли на такой текст концепции будущих учебников, вокруг которого складывается общественный консенсус. Мы не получаем никаких серьезных возражений и претензий ни слева, ни справа.

– И по временам Смуты нет возражений? Обычно у нас одной из главных причин как Смуты, так и Гражданской войны, называется вмешательство извне.

– Мы решили считать это все-таки внутрироссийским явлением. При этом из учебников не исчезнет ни создание народного ополчения Мининым и Пожарским, ни изгнание из Кремля иноземцев.

– Крестьянские войны тоже не забыты?

– Иван Болотников, Степан Разин, Емельян Пугачев. Эти личности и каждое из восстаний под их предводительством по-прежнему в сфере интересов профессиональных историков. Только теперь мы решили не называть их «крестьянской войной», чтобы не придавать той классовой значимости, которая придавалась этим событиям в советские времена. Тогда ведь главной канвой в учебниках истории было развитие государства от феодализма к капитализму, от капитализма к социализму. Теперь той парадигмы нет. Новый историко-культурный стандарт рассчитан на то, что история как, пожалуй, самая главная из гуманитарных дисциплин должна отражать те закономерности, которые складываются из пересечения, сплетения интересов государства, общества и человека. Как развивается государство под воздействием общественных настроений. Из чего и почему складываются эти настроения. Как человек своей повседневной частной жизнью взаимодействует с государством и с обществом, возможно, и не догадываясь, что он взаимодействует.

Кроме того, называть восстание войной в науке или учебнике неуместно. Для таких терминов есть публицистика, беллетристика. Поэтому мы отказались в том числе от термина «татаро-монгольское иго».

– Татаро-монгольское иго – это беллетристика?

– Это не научный термин. Его в таком виде в учебниках нет уже лет десять. Везде пишется «ордынское иго».

– Но все же иго?

– Этот термин тоже беллетристический. Мы предлагаем говорить о монгольских завоеваниях и «системе зависимости русских земель от ордынских ханов» (так называемое ордынское иго). В этой связи роль новгородского князя Александра Невского будет раскрываться не только через победу на Чудском озере, но и через его специфические отношения с Золотой Ордой.

– Сочетание «татаро-монгольское» исключено как уступка историкам Татарстана, имевшим претензии к первоначальному варианту стандарта?

– Один из главных оппонентов первоначального проекта, действительно, вице-президент Татарской Академии наук Рафаэль Хакимов. Но претензии касались не терминов. Речь шла о роли кочевнического мира в создании древнерусского государства. Поэтому в стандарт теперь включены такие понятия, как Степь, степной коридор.

– Как же в таком случае будет описана роль Литовского княжества в формировании русского государства?

– Так, как эта роль и складывалась. В первоначальном периоде было два крупных государства: Московское княжество и Великое княжество Литовское. Мы постарались уйти от тех стереотипов, которые сложились среди историков в советские времена и остаются до сих пор в трактовке того, как возникло древнерусское государство: норманисты, антинорманисты, которые в чем только не обвиняли друг друга. Наш подход иной. Древнерусское государство – это синтез различных племен. И когда «володеть» пришел Рюрик, он адаптировался в обществе, в формировании которого участвовали и славяне, и финно-угры, и балты, и Тюркский каганат. Тем самым мы подчеркиваем, что наше государство изначально складывалось как многонациональное.

– Осталось только убедить в этом национальные регионы, которые, судя по прошедшему обсуждению, не устраивает та история, которая строится в основном вокруг событий в Москве и Санкт-Петербурге.

– Региональная проблематика была самой спорной при обсуждении стандарта. И в этой проблеме два аспекта. Во-первых, как преподавать историю России в целом и историю конкретного региона. Это проблему, видимо, придется решать на практике тем, кто будет писать учебники. Чтобы историю Татарстана знали не только школьники этой республики, а история Сибири не начиналась с Ермака. Во-вторых, самым сложным после ХХ века оказался вопрос о присоединении территорий, о вхождении народов в состав России. Мы предлагаем рассматривать эти периоды истории в том числе с позиции последствий присоединений. А последствия двоякие. С одной стороны, давление центра империи, а с другой стороны, сотрудничество с национальными элитами. И, конечно же, доступ к прогрессивным технологиям, к достижениям мировой культуры, который через Россию получили присоединившиеся народы. Кроме того, на этих территориях шел процесс роста национального самосознания.

– Народы из бывших советских республик, которые выделились в самостоятельные государства, останутся частью российской истории?

– Это еще один трудный вопрос. В нашем стандарте отражено все: и вхождение Грузии, Украины, и присоединение Средней Азии, Прибалтики. Но, к примеру, в Казахстане, Армении, Украине, Таджикистане и других ныне независимых государствах уже написаны собственные учебники истории. И в ряде из них тот период, который народ прожил в составе Российской империи и Советского Союза, назван колониальным. Но, с моей точки зрения, события того периода, которые происходили на присоединенных территориях, никак не укладываются в определение «колониализм». Я уже 12 лет возглавляю Ассоциацию директоров институтов истории стран СНГ. В ближайший месяц члены Ассоциации соберутся в Киеве. Буду предлагать коллегам подумать об иных дефинициях, помимо колониализма. На мой взгляд, эти разделы в учебнике российской истории можно было бы расширить прежде всего за счет персоналий, сыгравших важную роль в судьбе каждого из присоединившихся народов.

– Как же российский школьник должен воспринимать развал Советского Союза – как геополитическую катастрофу? Или считать это закономерным процессом?

– К подобным историческим событиям в своей стране объективное отношение у наших школьников может сложиться, если они хорошо будут знать всеобщую историю. Например, при образовании древнерусского государства у нас происходили те же процессы, которые происходили и в Англии, и в Германии при их формировании. Наш Земский собор, 400-летие которого готовимся отметить, сопоставим с теми же Генеральными Штатами Франции. И то, и другое – тип сословного представительства. Распад империй – тоже не исключительное явление во всемирной истории. Поэтому для старших классов, может быть, стоит продумать специальный раздел под условным названием «Россия в мировой истории».

– Значит, распад Советского Союза – такое же закономерное явление, как и создание централизованного государства?

– Оценки и подробный анализ этого события мы пока оставили «за кадром» нашего стандарта. Слишком близко отстоит оно от нас.

– Но вы же решили, что в новом учебнике должна быть отражена вся история страны, включая последние 20 лет?

– Это так. Хотя в самом начале была идея остановиться на 90-х годах. Затем решили продлить до 2000-х годов. В итоге стандарт включает все события, в том числе президентские выборы 2012 года. Ведь новый учебник пишется для поколения россиян, которые проживают этот период сейчас. Они родились в это время, они знают о своем времени по собственному опыту, или по рассказам родителей, или по сведениям, которые получают по телевидению, из Интернета. Поэтому в стандарт включен довольно большой раздел, и он максимально фактографичен.

– Без оценок, что ли?

– Почему же? Мы отметили то, что вызвало наибольшую озабоченность населения. Это и «шоковая терапия», и методы приватизации…

– Но главная-то причина полярных настроений в обществе иная. Для одних ельцинские времена – годы страданий, а путинские – годы процветания. Для других 1990-е – годы свободы и демократии, 2000-е – годы торжества авторитаризма.

– Стандартная поляризация, которая во все времена возникает в оценке любой реформы в любой стране. В целом же, повторяю, объективное восприятие родной истории у школьников сложится, если они будут хорошо знать и всеобщую историю. Значит, закончив разработку одного стандарта, РИО должно приступить к обновлению стандарта всеобщей истории. Наша страна уникальна, потому что единственная из всех учит своих граждан «чужой» истории, начиная с древнего мира и до новейших времен. Этот курс тоже надо обновить, чтобы он также соответствовал современным научным представлениям.

– Школьная всеобщая история обычно замыкалась подробным изучением Европы. А тот же Китай, Индия и вообще весь мир проходили фоном.

– От этого подхода мы уже отказались в проекте концепции. Сейчас в нашем Институте всеобщей истории РАН мы готовим 6-томное издание Всемирной истории, в котором спектр значительно расширен. Наряду с историей европейского мира будут не менее весомо представлены материалы о странах Азии, Африки и Латинской Америки. В том же духе предстоит обновить и школьный курс зарубежной истории. И самое главное: оба курса – отечественный и всемирный – нужно привести к синхронизации, чтобы школьники всегда могли сопоставить, какие события в один и тот же период истории происходили в России и в других странах. А пока новые учебники пишутся, учителям на переходный период потребуется методическая литература. Возможно, это будет серия брошюр по каждому историческому разделу. Материалы для педагогов, по-моему, могут содержать и конкретные оценки конкретных событий, чтобы учитель знал, на чем акцентировать внимание учеников.

– Если учителя начнут «по директиве сверху» акцентировать внимание учеников, не потребуется ли лет через 10 писать новый исторический стандарт, потому что действующему никто не будет верить?

– Если и потребуется, то вовсе не из-за «директивы сверху». Вся суть исторической науки – в ее постоянном движении, в поисках новых смыслов, постановке нетривиальных вопросов, в переосмыслении прошлого. Науку будет развивать новое поколение историков с их, возможно, новыми подходами и взглядами не только на исторические процессы, но и на содержание учебников.

Бои за историю.
Как видят свою задачу те, кто занимается разработкой единого учебника?

12.11.2013, журнал «Профиль», Владимир Рудаков

Александр Чубарьян: «Не идеологизируя и не политизируя историю, мы должны признать, что ее изучение в школе способствует решению задачи, которая стоит перед любой страной, – консолидации общества».

Концепция нового учебно-методического комплекса по отечественной истории, разработанная под эгидой Российского исторического общества, вызвала неоднозначные отклики со стороны специалистов и широкой общественности. Собственно, как и сама идея Владимира Путина о создании единого учебника истории. Кто-то усматривает в этом попытку «подправить» прошлое в угоду настоящему, кто-то – стремление найти общественный компромисс по самым острым сюжетам нашей истории, а кто-то – всего лишь желание дать школьникам непротиворечивую картину прошлого. Как видят свою задачу те, кто занимается разработкой единого учебника? Об этом мы побеседовали с директором Института всеобщей истории РАН, академиком Александром Чубарьяном.

ПРОФИЛЬ: Александр Оганович, Бисмарку приписывают фразу о том, что именно школьный учитель победил в «битве при Садовой», то есть сыграл ключевую роль в объединении Германии. Имеет ли, на ваш взгляд, эта формула современное звучание? Иными словами, по-прежнему ли велика роль школы в формировании национального самосознания?

Чубарьян: Сейчас во всем мире наблюдается рост интереса к истории, к историческому знанию. Мы наблюдаем настоящий бум. И наша страна в этом смысле не исключение. В связи с этим в Европе активно обсуждают вопрос, каким должен быть учебник истории. Главная идея состоит в том, что учебник и, шире, преподавание истории в школе – это не только важнейшее средство образования, просвещения, но и средство воспитания у молодого поколения гражданственности, патриотизма, способ формирования личности. Поэтому я бы именно через такое преломление трактовал фразу, приписываемую Бисмарку. Тем более что сегодня во всем мире (и у нас тоже) признается особая роль учителя в формировании всех тех свойств личности, о которых я сказал. Учебник может быть плохой или хороший, но центральная фигура, которая транслирует историческое знание, – это все-таки учитель. Правда, по сравнению с эпохой Бисмарка нашим детям для того, чтобы победить в «битве при Садовой», помимо учителя нужен еще и Интернет, который играет всевозрастающую роль, становясь конкурентом и для учителя, и для учебника. (Смеется.)

ПРОФИЛЬ: Но Бисмарк имел в виду другое: роль учителей в формировании неких «правильных» политических идей, «правильного», с точки зрения решения государственных задач, национального самосознания…

Чубарьян: …национального самосознания, которое и позволило объединить германскую нацию во второй половине XIX века…

ПРОФИЛЬ: …то есть помогло решить политические задачи. Я об этом и спрашиваю: какова роль учебника истории в решении тех задач, которые сегодня стоят перед Россией?

Чубарьян: Не идеологизируя и не политизируя историю, мы должны признать, что ее изучение в школе способствует решению задачи, которая стоит перед любой страной, – консолидации общества, объединения усилий различных общественных сил для достижения тех целей, которые перед ним стоят.

ПРОФИЛЬ: А какие задачи стоят перед нашим обществом? Перед Германией Бисмарка стояла вполне конкретная задача – объединение страны. А у нас что?

Чубарьян: Я не считаю, что у нас нет сопоставимых по масштабам задач. И речь здесь не только об экономическом подъеме, как это часто представляют. Речь о духовном развитии. Во всем мире – это дефицит. Все признают, что явно снижается уровень образованности и культуры молодого поколения и, как следствие, их политическая, гражданская активность. Много апатии, инфантильности…

ПРОФИЛЬ: Может быть, потому что нет значимых целей?

Чубарьян: Я думаю, формируя ценности, с которых мы с вами начали беседу, история может поспособствовать и формулированию тех целей, о которых вы говорите. Это во многом взаимосвязанные вещи.

ПРОФИЛЬ: Что, на ваш взгляд, должно стоять на первом месте в школьном преподавании истории: формирование знаний или все-таки ценностей? Собственно, в этом, как мне кажется, суть спора, который порожден процессом создания так называемого единого учебника истории…

Чубарьян: Это общемировая дискуссия. И, думаю, однозначного ответа я вам не дам. Конечно, с одной стороны, школьник должен знать определенный набор фактов – это нужно для просвещения человека. И в этом смысле мы – единственная страна в мире, где существует полный курс всемирной истории в школе: от первобытности до наших дней. Конечно, какие-то факты забываются, особенно если человек не становится профессиональным историком, но каркас знаний все равно остается. Однако вторая сторона вопроса – не менее, а может быть, даже более важная. Она состоит в том, что история формирует человека, содействует развитию его интеллектуального потенциала. На примерах прошлого он учится различать плохое и хорошее, учится видеть, что история, как и сама жизнь, – это ситуация постоянного выбора пути. И это знание помогает ему найти свое место в жизни.

ПРОФИЛЬ: В преамбуле концепции говорится, что в учебниках истории необходимо «исключить возможность возникновения внутренних противоречий и взаимоисключающих трактовок исторических событий». Как вы это понимаете? Ведь история сплошь и рядом состоит из противоречий и взаимоисключающих трактовок: победители и побежденные по-разному оценивают те или иные события…

Чубарьян: Вы совершенно правы, противоречивость заложена в самой природе истории. Но речь здесь идет вот о чем: у нас сейчас более ста учебников истории, рекомендованных минобрнауки для средней школы. В принципе, учитель не в состоянии работать с таким количеством учебников. Поэтому в нашей концепции речь идет о том, что трактовки тех или иных событий в разных учебниках не должны противоречить друг другу. В ряде регионов, например, есть учебные пособия, которые издаются по решению местных властей. И оценки, которые там содержатся, расходятся с оценками, содержащимися в федеральных пособиях. А учитель преподает и то, и другое: по федеральному учебнику он говорит об одной трактовке взятия Казани, по региональному – о противоположной. Должен быть какой-то консенсус, который мы и постарались выработать. Думаю, нам многое удалось. Но добиться полного консенсуса в рамках концепции, конечно, нельзя. В самом обществе нет консенсуса по целому ряду сюжетов. Разные политические силы по-разному трактуют те или иные вопросы. И история продолжает быть средством для решения определенных политических задач – хочется нам этого или нет. Но такая ситуация не только в нашей стране. Не так давно во Франции шла оживленная дискуссия о том, включать ли в учебники материалы о французском колониализме. Что же касается трактовок, думаю, можно в учебниках для старших классов писать: «Есть такая трактовка, но есть и другое мнение». А чтобы учитель был лучше подготовлен к такого рода работе, мы готовим брошюры по целому ряду дискуссионных тем, в которых будут рассмотрены различные подходы, существующие в современной науке.

ПРОФИЛЬ: Вы не считаете, что немного переборщили с поиском компромисса? Стоило вам обнародовать концепцию, как, скажем, татарские ученые устами директора Института истории Татарстана заговорили о том, что ордынская дань – это всего лишь «налог», причем налог «вполне божеский» – «всего 10%», и что Мамай якобы боролся с Дмитрием Донским за «московский рынок». Не приведет ли все это к очередной – на этот раз «региональной» – ревизии нашего прошлого?

Чубарьян: Мы долго беседовали по поводу ига с Рафаэлем Хакимовым, директором института, о котором вы говорите. В итоге в концепцию вошла следующая формулировка: существовала «система зависимости русских земель от ордынских ханов», и в скобках мы указали – «т.н. ордынское иго». Словосочетание «монголо-татарское» мы убрали, чтобы не подчеркивать этнический момент. К тому же мы знаем, что завоевание было монгольским, а не татарским, как это трактовалось в русских источниках.

ПРОФИЛЬ: Как вы в целом оцениваете уровень дискуссии по поводу концепции учебника истории? У меня сложилось впечатление, что лишь три жизненно важные темы были затронуты: было или не было иго, почему в концепцию не попала фамилия Ходорковского и как теперь именовать революцию 1917 года? Вас такой примитивный уровень общественной дискуссии о прошлом удовлетворяет?

Чубарьян: Удовлетворяет то, что не было принципиальных возражений по поводу наших предложений. Изменился и тон: вначале, когда только возникла идея создания единого учебника, тон был неприятный, раздражительный. Потом он стал более конструктивным. Что касается тем, о которых вы сказали, думаю, тут свою роль сыграли СМИ, выбравшие из всего текста концепции лишь эти темы. Что же до оценок революции 1917 года, то мы решили пойти по аналогии с Великой французской революцией, объединив февраль 1917-го, октябрь 1917-го и Гражданскую войну и назвав этот процесс «Великой российской революцией». Мы оставили определение «Великая» имея в виду, что события 1917–1921 годов повлияли на весь XX век – и в российской, и в мировой истории. Революция изменила мир – вряд ли с этим кто-нибудь будет спорить. К тому же негативный опыт – тоже опыт. Ректор Сорбонны мне как-то сказал: «Что вы нервничаете?! Франции после революции понадобилось сто лет, чтобы стабилизировать систему и спокойно осмыслить произошедшее».

ПРОФИЛЬ: А что делать с привычными историческими мифами – воспроизводить их в учебнике или давать новые трактовки? Ведь есть новые представления по истории той же средневековой Руси. Ряд исследователей, например, считают, что Ледовое побоище 1242 года не имело того масштаба и значения, как все привыкли думать. Или что Сергий Радонежский не благословлял Дмитрия Донского накануне Куликовской битвы. И об этом пишут не «фоменки», а действительно крупные современные ученые. Но это ломает традиционные трактовки. Как быть с этими новациями?

Чубарьян: Эти подходы еще не устоялись, и в науке есть и противоположные оценки. Думаю, что знакомство с этими точками зрения будет полезнее для учителя, чем для учеников. Вводить в школьный курс 6–7 классов такие тонкие, дискуссионные материи просто некорректно. Так можно только запутать детей.

ПРОФИЛЬ: То есть учебник – это все-таки некий канонический рассказ, который должен исходить из устоявшихся научных представлений?

Чубарьян: Да. Просто чтобы не сбивать детей с толку.

ПРОФИЛЬ: Должен ли учебник развенчивать существующие негативные «мифы о России»?

Чубарьян: Образ России в мире менялся. Но, к сожалению, в нем до сих пор много негативного. Например, было и есть представление о России как об отсталой стране. Или о каком-то специфическом зверстве отдельных русских правителей – того же Ивана Грозного. Хотя, например, английский Кромвель вовсе не был носителем гуманистических ценностей… Думаю, учебник должен давать представление о России как полноценном члене мирового сообщества, цивилизации с развитой духовной и материальной культурой. Но со своей спецификой, которую нельзя не замечать. Так что это важная имиджевая задача – уйти от враждебного образа России, который существует и усиленно насаждается, в том числе СМИ. В этом патриотический смысл учебника, который мы делаем, – граждане должны гордиться своей страной. Наше молодое поколение должно понимать, что в ее истории были победы и поражения, ошибки и преступления. Но их наличие не повод, чтобы как-то принижать нашу страну. Россия – все-таки великая держава, и это все всегда признавали.

ПРОФИЛЬ: Есть такое мнение: после историков и методистов с новым учебником должны поработать специалисты в области пиара. Чтобы учебник грамотно продвигал бренд «История России». Что вы об этом думаете?

Чубарьян: У нас была идея привлечь писателя или толкового литературного редактора, чтобы текст был хорошо, ярко написан. Возможность привлечения пиарщиков нами не обсуждалась. Все-таки совсем политизировать школьный учебник не стоит…

ПРОФИЛЬ: Сейчас разработана только концепция, а когда может появиться созданный на ее основе учебник?

Чубарьян: Все зависит от того, насколько быстро объявят конкурс на его написание…

ПРОФИЛЬ: А кто будет объявлять?

Чубарьян: Я точно не знаю, но думаю, что Российское историческое общество. Все-таки это должна быть общественная организация. И на само написание год точно нужен. Поэтому я считаю, что учебник появится примерно в 2015 году.

ПРОФИЛЬ: Поясните, пожалуйста, когда мы говорим «единый учебник», сколько книг имеется в виду – одна?

Чубарьян: Нет-нет, что вы! Во-первых, должны быть разные книги для разных классов. И их будут писать разные авторы – специалисты по тем или иным периодам истории. Во-вторых, моя личная позиция заключается в том, что не должен быть один победитель конкурса – лучше два-три комплекта учебников, чтобы учитель мог сравнить. В-третьих, коль скоро речь идет, видимо, о возврате к линейному изучению истории, нам нужно определиться, когда мы заканчиваем ее изучать. Мое мнение – в конце 10-го класса. А в 11-м можно было бы ввести синтетический курс «Что такое история, история и идеология, история и политика». Следует поработать над учебником обществознания: сам предмет нужно сделать более простым и более прикладным – он должен дать представление о Конституции, об избирательном законе, о правах и обязанностях граждан. Наконец нужно разработать новую концепцию и написать новые учебники по всемирной истории. Плюс мы планируем создать ресурсное обеспечение к каждому учебнику – выложить в Интернете документы к каждому периоду. Так что работа еще в самом начале…