Текст книги "Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни"

Автор книги: Александр Чубарьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 54 страниц)

История убивает Ивана Грозного.
Учиться по единому учебнику истории в России начнут с 2015 года

30.08.2013, «Российская газета», Елена Новоселова

На школьных уроках сейчас можно услышать и о том, что «Иван Грозный был эффективным менеджером» и том, что «Иван IV был душегубцем и шизофреником». Наверное, поэтому 58% россиян считают, что школе нужен единый учебник истории. Когда учебное пособие будет готово и попадут ли в него альтернативные точки зрения, «РГ» рассказал глава рабочей группы, академик РАН Александр Чубарьян.

Александр Чубарьян: Какое бы ни было это важное дело – делать новый учебник, я не ожидал такого общественного резонанса, такого всплеска эмоций.

– Значит, правильно говорят: «Чем острее и непримиримее споры о настоящем и будущем, тем сильнее воспаляются национальные травмы прошлого…»

А.Ч.: Иногда у меня создается ощущение, что история превратилась в фактор современного общественного сознания, который волнует все население больше других. Этот сюжет используют для решения каких-то своих политических или иных задач. Учебник поднял мощную волну общественного мнения. В принципе, это неплохо, но создает определенные трудности при работе. Хотел бы напомнить, что новый учебник – государственный заказ. Но оказалось, что это и общественный заказ. Самое важное сейчас – остаться в научной колее и не заблудиться в домыслах, комментариях, спорах.

– Народ можно понять, ведь появление концепции учебника – это уже вердикт государства.

А.Ч.: Во-первых, концепция – это не закрытие дискуссий в науке, а только навигатор для учителей, для авторов новых учебников. А во-вторых, мы дискутируем вокруг того, чего пока нет. Ни учебник, ни даже его концепция не готовы.

– А что же я сейчас читаю в Интернете? Что обсуждают люди?

А.Ч.: Это так называемый историко-культурный стандарт. Лишь хронологический каркас будущего учебника с перечислением персоналий, дат и терминов. Замечания специалистов, советы по совершенствованию стандарта принимаются до первого октября. Затем будет сформирована базовая концепция учебника, которую обсудит и проработает наша рабочая группа. Ее представляют ученые, известные писатели, общественные деятели и учителя. Первого ноября стране наконец представят концепцию. Будет объявлен конкурс, и историки возьмутся за дело. Один из них победит.

– Когда же в школах появятся новые учебники?

А.Ч.: Не думаю, что кто-нибудь из авторов справится раньше чем через год после объявления конкурса. То есть учебники появятся не раньше конца 2014 – начала 2015 года. А учить по ним в школах будут с сентября 2015 года.

Впрочем, работу может затормозить еще один очень существенный момент. Сейчас школьники учатся по так называемой концентрической системе: то есть изучают всю историю до девятого класса, а в старших повторяют то же самое, но в углубленном варианте. Члены рабочей группы склонны вернуть линейную систему, которая позволяет не ходить несколько раз по одним и тем же тропинкам. Но для этого нужно внести изменения в закон.

Есть и другие вопросы при переходе к «линейке», которые требуют срочного ответа. Например, в каком классе тогда заканчивать курс? Кто-то считает, что достаточно будет линейно изучать историю до 10-го. Думаю, что в этом есть смысл. А в 11-м можно дать какой-нибудь синтетический курс, скажем, «Россия в мире». Я бы его сделал проблемным, сравнительно-историческим: «Модернизация в России и в мире», «Освободительное движение в России и в мире» и так далее. Для профильной школы можно подготовить углубленный спецкурс для подготовки к ВУЗу. И учебники уже писать под линейную систему, а там другая периодизация. Пора решить вопрос и о месте курса обществознания, о том, можно ли его считать частью исторического образования и когда изучать.

– А в пятом классе начинать не поздно?

А.Ч.: Рабочая группа собирается предложить научному сообществу написать книгу для чтения в младших классах – до 4-го. Есть молодые учителя, которые с удовольствием готовы такую написать. Здесь не грех воспользоваться и международным опытом: есть страны, где выпущены книжечки, детям рассказывают о стране, в которой они живут, об ее истории, населении, национальностях – коротко, интересно.

– Вернемся к тому, что сейчас вызывает такие споры. Кто автор этих предложений? Вы лично довольны историко-культурным стандартом?

А.Ч.: Первый вариант стандарта был разработан в Институте российской истории РАН. Затем были привлечены специалисты из МГУ и РГГУ, из других мест. Как ни называй этот документ, стандарт или перечень, но пока там мало содержательности и оценок. Что были такие цари, как Иван Грозный или Петр I, сказать мало. С моей точки зрения, даже в стандарте нужно обозначить современные проблемы реформ и их цены. Споры-то сейчас идут не о том, что, скажем, Петр I успел сделать за свое правление, а о том, какой ценой эти деяния дались стране.

И второе, по-моему, этот вариант стандарта архаичен. Нужно внести новизну даже в перечень исторических сюжетов. Для этого рабочая группа анализирует все, что вышло в мире по истории России. Самое свежее – две интересные монографии французских авторов о Елизавете Петровне и Александре I. Чего стоит рассказ о взаимоотношениях будущего царя со своей бабушкой Екатериной II! Я бы хотел, чтобы в учебниках по XVIII веку была именно такая «человеческая» подача материала.

– Это профессиональные замечания, а общество критикует?

А.Ч.: Появилась экспертная группа в Думе – в общем, идет массовое обсуждение. Отклики в Интернете часто весьма ворчливы, иногда не очень корректны, но и они полезны.

– Именно педагоги первыми ощутят на себе брак, если его допустит экспертное сообщество, выпустив в школу плохой учебник. Учителя участвуют в обсуждении?

А.Ч.: Сейчас в регионах проходят совещания, где историки разбирают историко-культурный стандарт. К слову, одновременно с ним был опубликован и перечень особенно трудных для преподавания тем. Он почти целиком составлен с помощью педагогов. В сентябре на научное заседание по теме «Советская история. Как ее освещать в школьных учебниках» в Москве соберется около 100 ученых и педагогов. Второе подобное обсуждение пройдет в конце сентября в Уфе. Его тема не менее напряженная: присоединение к России различных народов. Особая ее острота возникла после того, как вице-президент татарской Академии наук Рафаэль Хакимов высказался довольно критически в отношении московских оценок истории Татарстана, имея в виду татаро-монгольское иго и присоединение Казани. Впрочем, острые региональные темы не исчерпываются «взятием Казани». К примеру, среди общественных деятелей Северного Кавказа тоже существует своеобразная трактовка присоединения этих территорий к России.

Думаю, что мы найдем также формулировки и договоримся с коллегами из регионов, чтобы трактовки событий в федеральном учебнике не расходились с теми, которые будут в местных учебниках.

– А как это можно сделать корректно и чтобы все остались довольны, например, в отношении татаро-монгольского ига?

А.Ч.: Будем думать. Может быть, ограничимся просто фактами. Не исключаю, что в освещении самых трудных, острых тем в учебники могут быть включены альтернативные точки зрения. И это тогда тоже должно быть отражено в концепции. Хотя я против того, чтобы по каждому спорному поводу давать альтернативные мнения ученых – это загромоздит учебное пособие и запутает детей.

К слову, сложности будут и с рассказом о присоединении к России бывших союзных республик, ныне независимых стран: в учебниках ряда этих государств этот период описан как колониальный.

– Сейчас пишут, что у русских князей сложился с монголо-татарскими ханами вполне удобный симбиоз, который принес пользу и тем, и другим, в общем, жизнь наладилась. Об этом будет в учебниках? В советское время писали только о тяготах.

А.Ч.: С тем, что не было ига (так считают наши татарские коллеги), я не согласен. Оно на два столетия отодвинуло развитие России. Но в то же время некая адаптация, синтез в восприятии культуры и языка случились. И в советское время было известно, но не популяризировалось по политическим причинам, что Александр Невский служил прямым посредником между русскими князьями и ханской Золотой Ордой. К слову, в мировой истории было множество таких ситуаций. Рюрик пришел на Русь (так же, как он пришел, скажем, в Англию) и синтезировался с местным населением.

– Адаптация эта привела к тому, что погибли малочисленные ростки средневековой демократии – Новгород и Псков? Это я цитирую СМИ.

А.Ч.: Почему погибли? Те же земские соборы – это элемент сословного представительства. Конечно, не английский парламент, не французские Генеральные штаты, но очень похожие вещи. Кроме того, в России перемещались центры государства. Киев, Новгород, Суздаль, Москва.

– А как рассказывают, к примеру, в учебниках Эльзаса и Лотарингии (бывших немецких территорий) об истории Франции?

А.Ч.: В большинстве стран нет хронологического последовательного изложения всей истории, как у нас. И это их недостаток, а не наш. Например, во Франции берут узловые пункты своей истории и изучают без взаимосвязи с ситуацией в других странах. Кроме того, почти нигде в школах других государств не изучают всеобщей истории. Часто другие страны присутствуют постольку, поскольку идет речь о мировой войне или о международных отношениях. В российских же школах дети изучают все, начиная с античности. Они должны знать об Аристотеле, Пелопоннесских войнах и о том, чем человечество обязано древним цивилизациям.

– Министр культуры РФ Владимир Мединский считает, что история в едином учебнике должна заканчиваться на момент вступления в должность Президента РФ Владимира Путина, то есть в 2000 году. Его аргументы: в учебники истории в царской России «царствующий дом… не попадал, речь шла только о предпоследнем государе-императоре».

А.Ч.: Я не очень согласен с этим. 1990-е и 2000-е годы тоже нужно описать в учебнике, может быть, менее подробно, без больших оценочных интерпретаций, но канву основных событий надо представить. Молодое поколение имеет массу источников, где ему расскажут о том, что происходило после 2000 года. Так почему ему об этом не рассказать профессионально и на уроке?

– Не все учителя смогут разобраться в хитросплетениях истории и политики.

А.Ч.: Среди трудных вопросов истории России есть такие важные, по которым нужен консенсус в изложении материала. Это, например, история Великой Отечественной войны. Плюрализм может быть и в учебнике, но в этой ситуации огромная ответственность ложится на учителя. За год, к выходу в свет новых учебников, мы должны издать библиотечку брошюр для школьных историков, чтобы помочь им вести наиболее сложные уроки.

– Даже такие бесспорные истины, как наша победа в Великой Отечественной войне, имеют различные толкования. Они будут учитываться в новых учебниках?

А.Ч.: Во-первых, я не вижу в действующих учебниках какой-либо фальсификации. Во-вторых, ни одно экспертное сообщество не пропустит сегодня учебник, в котором будет написано, что не мы одержали победу. Но в освещении войны все же нужно некое смещение акцентов. В старых учебниках описаны в основном боевые сражения. А я считаю, что с истории сражений нужно переключиться на историю общества. Скажем, сосредоточиться на таких темах: советский человек на фронте, советский человек в тылу, советский человек в оккупации, советский человек в плену. Недавно в Германии я подписал с германским институтом истории соглашение о новом проекте «Первая мировая война в культурной памяти русских и немцев». Я думаю, что то же самое нужно сделать по Второй мировой.

58% россиян считает, что школе нужен единый учебник истории.

Мы пишем совместное с немцами учебное пособие, так вот некоторые ученые из Германии и других стран, например, считают, что в Восточной Европе на смену фашистской оккупации пришла советская, и не приемлют очевидный факт их освобождения от нацизма. Приходится долго совещаться и искать консенсус.

– Нашли?

А.Ч.: Да, «Разгром Советской Армией немецко-фашистких войск на территории Восточной Европы». Это, согласитесь, ближе к «освобождению», чем к «оккупации».

– Вот читаю историко-культурный стандарт, а там написано, что задачей уроков истории является воспитание патриотизма. Это допускает рассказ об одиозных исторических персонажах, о нелицеприятных поступках государственных лидеров?

А.Ч.: В учебнике должно быть описано, что история каждой страны, в том числе и нашей, – это не только фанфары, победы и успехи, но и трагедии, ошибки и даже преступления. Патриотизм воспитывается не только на победах.

– Кроме «сбалансированного» учебника есть Интернет, где много чего расскажут о русских царях и героях. И Сети молодежь доверяет больше, чем печатной книге, тем более школьному учебнику.

А.Ч.: Вы правы. Я человек достаточно опытный, но, когда читаю, что пишут по истории в глобальной Сети, голова идет кругом. Хорошо, что я делаю это по утрам за кофе и отношусь к прочитанному философски. Надеюсь, что учебник станет своеобразным навигатором в этом море несусветных небылиц и вполне научных мыслей. У него другие задачи, нежели у Интернета. Например, он должен показать, что мы – Россия, самодостаточная страна, но и в то же время – часть мира. Для этого нужно синхронизировать это учебное пособие с другим курсом – «Всеобщей историей», чтобы, как один известный человек говорит, школьник понимал, что было в России, когда во Франции жили три мушкетера.

«Мы, по сути, отмечаем 400-летие государства» – академик Чубарьян

11.10.2013, ТАСС, Александр Цыганов

Практически весь нынешний год в России проводятся мероприятия, связанные с 400-летием Дома Романовых. Династия, сыгравшая немалую роль в истории страны, началась 3 марта 1613 года, когда после Смуты на царство был выбран 16-летний Михаил Федорович. Кстати, выбран более чем демократически – Земским собором, который представлял все сословия тогдашнего российского общества.

В Москве к этой дате прошла международная научная конференция, как раз и посвященная развитию демократических институтов в России перед, во время и после Смуты 1598–1613 годов, а также в годы начала романовской династии. В ее кулуарах корреспондент ИТАР-ТАСС побеседовал с одним из организаторов мероприятия, директором Института всеобщей истории РАН академиком Александром Чубарьяном.

– Конференция носит название «Сословное представительство в России в контексте европейской истории». Простите, но разве такой контекст был? Можно ли сравнить российское самодержавие и синхронные ему процессы в Европе, где набирали силы Генеральные Штаты и прочие парламенты?

– Нас многие десятилетия называли страной отсталой, говорили, что она на периферии, нечего ей тянуться к европейским стандартам. Но как раз материалы, представленные на конференции, показывают, что в контексте происходившего в те годы во Франции, в Англии, в Германии и так далее это показатель того, что мы – часть Европы.

– Да, на конференции немало говорили о земских соборах, в которых участвовали выборные от всех сословий. Но вот в чем парадокс: на самом, наверное, известном из них, проходившем в 1613 году, вполне демократическим путем – в пределах, естественно, позволяемого своим временем и развитием политических институтов – был избран царь. И буквально через несколько лет это всенародное представительство оказалось свернуто.

– Я бы сказал так: это, конечно, особенности российского бытия, каким оно было. Многие факторы сыграли свою роль – и природа, и история, и окружение.

Но вообще идея жесткой государственности всегда была востребована в России. И тоже – в силу сложных природных условий, и в силу ее истории, и в силу внешнего окружения. В такой власти видели гарантию в сложных обстоятельствах, опору, защиту, отчего и поддерживали, и воспроизводили. Это и накладывало отпечаток на характер русского абсолютизма.

– Однако в той же Франции даже при Короле-Солнце, который говорил: «Государство – это я», сохранились и действовали Генеральные Штаты, в Англии – свой парламент, и только в России абсолютизм стал действительно абсолютным.

– Земские соборы – это своеобразное явление. Это не английский парламент и не французские Генеральные Штаты. Но это форма определенного сословного представительства, которая начала принимать участие в жизни страны не только в каких-то конкретных частных вопросах, но и в выборах государя. Что очень важно.

С другой стороны, тенденция развития абсолютизма в целом в мире касалась не только России. Абсолютизм – вообще явление европейское, где оно и родилось. Вспомним: несмотря ни на какие Генеральные Штаты французский король вполне мог своей волей распорядиться казнить кого-то неудобного ему. Гильотина Французской революции – это ведь отражение нравов не только самой революции, но и плод длительного развития общества в этом направлении. Есть примеры и в Англии – вспомнить того же Кромвеля с его жестокостью.

Но у России была именно та особенность, что власть правителя укреплялась ради укрепления государственности. А при Петре I это привело еще и к подчинению церкви. Так что этот дефект… если это можно назвать дефектом… вызвался скорее не чьим-то личным стремлением к абсолютизму, а тем, что он признавался в обществе наиболее подходящим инструментом для решения государственных проблем. Из этого возникает особенность русского строя, русского абсолютизма, монархии русской, которая демонстрировала эволюцию то в одну, то в другую сторону – личные взгляды, симпатии, стремления государя вели подчас в одну сторону, а потребности управления государством – в другую.

К примеру, сейчас меняется наше восприятие Александра I. Раньше мы считали его в определенном смысле царем… малопродуктивным. Но недавно американцы обнаружили и опубликовали переписку Александра I и американского президента Джефферсона, из которой видно, что Джефферсон видел ростки и попытки начала конституционных реформ в России при этом императоре.

А Александр II? И даже Николай I, этот самодержец, которого принято считать классикой абсолютизма, воплощением реакции, – при его правлении было заложено немало прогрессивного.

История – это не черно-белая картина. И мы это хотим показать, в частности, молодому поколению, закладывая это в культурно-исторический стандарт образования. История – это смена эволюций, характеров, страстей, смена человеческих отношений.

– То есть можно так сформулировать, что парламентаризм у нас прививался плохо из-за того, что у народа потребность была в сильном государстве?

– Да, в значительной мере – так. Еще ведь есть момент и внешний. Россия постоянно испытывала давление не просто внешних противников, а таких врагов, которые ставили под вопрос само ее существование. Скажу, например, что кочевники, как бы ни идеализировалось ныне некоторыми сожительство с ними, надолго задержали развитие России. И Россия действительно остановила стремление монголов в Европу ценой собственной отсталости. Однако и выбора никакого не было – с Запада на Русь двигались силы, тоже отнюдь не заинтересованные в ее свободе, процветании и прогрессивном развитии.

– Многие, однако, понимающе улыбнулись, когда не увидели в проекте исторического стандарта упоминаний о монголо-татарском иге.

– Что ж, у нас имеет место дискуссия с нашими татарскими историками, коллегами по поводу того исторического периода. Но! Справедливости ради надо сказать, что это понятие отсутствовало и в первом варианте концепции будущего школьного учебника истории. Заметьте, уже в последние несколько лет из научной литературы убрали понятие «татаро-монгольское иго», а заменили на понятие «золотоордынского ига».

Имелось в виду: незачем подчеркивать этнический момент, когда Русь и на самом деле была в зависимости не у этноса – монгольского или татарского, а у государства Золотая Орда. Русские княжества не вошли непосредственно в состав монгольской империи. Они сохранили собственное политическое устройство, собственную администрацию, собственную армию, собственную налоговую и финансовую систему, собственный суд. Даже внешнюю политику вели самостоятельно – достаточно вспомнить отношения Владимира, Новгорода или Смоленска с Ливонским орденом и Литвой.

И эту систему совершенно правильно было бы определить словами: «Взаимоотношения русских князей с Золотой Ордой».

– Но вернемся к прошедшей конференции. Она проходила в рамках государственных мероприятий к 400-летию Дома Романовых. Это, конечно, по-своему знаменательная дата, но уж больно далекая. Что она означает для простых граждан?

– Все страны, где была монархия, почитают свои династии несмотря на то, что подчас у них оказывалась трагическая судьба. В этом есть та традиция, которая тем ценна, что воплощает историческую память народа.

И наш интерес к Романовым имеет отчасти ту же природу – стремления к тому, чтобы включить разрыв в исторической памяти, сделанный во времена революции и при советской власти. Интерес к Романовым связан, мне кажется, как раз с тем, что они долгое время имели негативную славу в обществе, которому навязывались отрицательные оценки по их адресу. Была эпоха сначала физического, а затем и морально-интеллектуального ниспровержения – не только династии, но всей знати, всей аристократии. Это было естественно в силу того идеологического подхода, который царил при советской власти.

А сегодня не менее естественно, что общество качнулось в обратную сторону, в сторону их восхваления. Отрицание сменилось апологией. И сегодня императоров наших воспринимают едва ли не людьми без страха и упрека. А это тоже не слишком хорошо, потому что тоже представляет собой явление, ограничивающее широту взгляда, его объективность, если хотите.

– В чем же объективность?

– Мне кажется, что Романовы и память о них воплощают сегодня в себе не только монархический строй и память или представление о нем. Когда мы отмечаем 400-летие их династии, то, по сути, отмечаем 400-летие государства. Романовы отличались тем, что были государственниками – практически все. Это была одна из сильнейших их черт. Достаточно вспомнить основателей династии, фигуру Петра I… Довольно сильно поднимается в этом плане фигура Елизаветы Петровны, не говоря уже о Екатерине II. Ну, и наконец, цари-реформаторы XIX века. Поэтому я рассматриваю обращение к этой теме, как к теме юбилея государственности.

Кстати, то же самое было при праздновании 300-летия династии. Хотя это было еще при царском режиме, но основным лейтмотивом было не прославление династии как таковой, а возвеличение России. Красной нитью проходит мысль, что государство крепло, развивалось, поднималось материально, духовно и так далее.

– А не потому ли у нас сейчас такое внимание к Романовым, что они ассоциируются с российской империей, которая сегодня потихонечку возрождается?

– Я не вижу никаких признаков возрождения империи. Интерес к нынешней дате связан с тем, что империя ассоциируется с наличием порядка. А у людей сегодня большое стремление к наведению порядка. Идея же порядка всегда возрождает интерес к сильному государству. И сильным личностям во главе его.

– То есть это была сильная династия?

– Это была сильная династия. Которая, к сожалению, кончила слабо. Но она сделала много для России.