Текст книги "Время своих войн-1 (СИ)"

Автор книги: Александр Грог

Соавторы: Иван Зорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 52 страниц)

   Те, кто уже соприкасается, низовое звено, имеют собственную веру, столь же ложную. Расстрелять грузовики с горючим, из которых местные (женщины и дети) ведрами, да кружками черпают "корпорационную горючку" для себя – это вовсе не то, чтобы расстрелять женщин и детей, хотя суть, хотя конечный результат в итоге и не различается. Чем не вариант с деревом? Еще проще стрелять по направлениям, по действительной, но много чаще мнимой угрозе с какой-либо стороны – был ли выстрел, угрожающие движение или просто движение. Все это облегчает оправдание самому себе: стрелял в грузовик, а не в тех, кто в нем, на нем и подле него были. Практически он так и не видит кого убил: женщину, старика или ребенка. И медаль за уничтожение вражеского грузовика (чаще, и в данном конкретном случае, своего собственного, брошенного или угнанного) штатовский солдат будет носить с гордостью и давать поиграться собственным детишкам. Штаты щедры на медали для подобных дел.

   Трусость солдат, равно бездарность командования, просто удивительные, но информационная подача всех событий не может не вызвать брезгливо-удивленного восхищения. Йозеф Гебельс – министр пропаганды фашистской Германии, в аду удавился от зависти, и это все-таки тот самый Гебельс, про которого Наполеон мог бы сказать: "Будь у меня такой министр, хрен бы кто в Европе узнал, что я проиграл компанию в России!"

   Пиндосы из звездополосатой Пиндосии... (пора бы прекратить все споры "греческие" о возникновении новейшего слова: раньше было – "пендостанцы" – что являлось производным от "Пендо-Стан", как называли "Пентагон" в подразделениях "охотников за першингами") ...только в Корее, что не имела авианосцев и других кораблей, бомбардировочной и штурмовой авиации, оставили больше убитых, чем потеряли во Второй Мировой усилиями японцев и немцев. Но к этому времени уже умели врать не краснея. Да и способна ли краснеть бумага? В Корее они занизили свои потери в пять раз. Но спустя тридцать лет, уже после Вьетнама, напав на маленький остров Гренада, решили с этим делом не мелочиться – заявили, что потеряли там всего 30 человек, хотя было известно, что лучший их, самый элитарный и самый невезучий отряд специального назначения "Дельта" погиб там в полном составе – 200 человек, так и не вступив в бой (и кстати, за три года до этого в Иране уже "утерявший" 40 процентов состава), – зато, как всегда, уцелели штабисты, так и не покинувшие штатов. В Гренаде в ходе высадки было сбито около ста (!) американских вертолетов, и все они советским оружием Второй Мировой войны. 30-тысячная американская группировка столкнулась с 200 кубинцев, осуществлявшими обучение, 800 человек кубинских гражданских строителей, модернизирующих там гражданский международный аэропорт и около 3 тысяч самих гренадцев, пожелавших сражаться. Гренада продержалась две недели и вынуждена была сдаться только расстреляв все свои боеприпасы до единого. При подавляющем превосходстве собственной огневой мощи, Пендостан потерял не менее 3 тысяч человек (кубинцы – как вынуждены были признать сами же американцы – 50 человек убитыми), но сгоряча ли, от тупости, страха, было заявлено, что собственные потери США составили всего 30 человек. Солгать про потери теперь уже в сто раз? Солгать про "Дельту"? Это... Это... Тенденция. Тем более интересно ее прослеживать, что потом будет Ирак, а тенденция, понятно, будет расти. Но до Ирака случится Панама, где американцы введут такую новую удивительную расходную графу как – "потери от дружеского огня", а позже разовьют ее до гротескового максимализма, до трети собственных "официальных потерь"... Кажется дальше некуда (куда же дальше!), но вот еще один, выставленный Ираком, его синдромами, военный бухгалтерский казус:

   "Американское командование не считает убитыми тех, кто умер от ран или тех, кто "погиб в результате террористических действий". Право считать или не считать то или иное боестолкновение с иракскими партизанами "террористическим актом" даётся командованию тех частей, к которым принадлежат убитые солдаты..."

   Но разве странно это для страны, где юрист юриста погоняет? Страны, чье государственное устройство отлаживалось лавочниками? Лгавши век, нельзя не оболгаться.

   "Неважно, что на самом деле случилось, важно – что мы об этом скажем, и какой урок из этого можно извлечь..."

   Если бы!..

   –

   ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

   «В распоряжении США несколько сотен госпиталей различных видов вооружённых сил (как на территории самих США, так и в Европе). Раненых также размещают в госпиталях стран НАТО...»

   «Главный госпиталь армии США им. Уолтера Рида рассчитан на ежегодное обслуживание 150 тысяч человек. До начала войны в Ираке госпиталь был загружен на 83%, обслуживая ежегодно 117 тысяч человек. В период с 19 марта и до конца августа 2003 его загрузка выросла до 93%, и на лечение поступило 15 тысяч раненых...»

   /"Зарубежное военное обозрение" – 2003, N 9, с. 71./

   (конец вводных)

   –

   Ирак, Афганистан – мастерские по подготовке кадров именно к будущим карательным мероприятиям, тем самым, которые пока еще стоят в плане. Пройдут ли они по телу России? Желания медведя и охотника расходятся, но случается добычей становится охотник. Новая страна – иной бардак. Россия в своем бардаке все еще непредсказуема. Это пугает всякого иностранца, и пока еще является, пусть призрачной, но защитой... Русские над пустым гробом не молятся – им нужно обязательно кого-нибудь туда положить...

   В заброшенном поле сорнякам привольно. Русское поле... В иные времена – Дикое, другой полосой всеобщей жизни – Благодатное. Каким бы ранее здесь не был "татарином", но сегодня ты – русский человек. Без этого тебе не выжить. Это не кровь, это – видение мира. Гляди вдаль, живи поперек. Вширь живи, а не в щель из колодца – на все стороны. Держись Правды. Гляди на обычаи. Сбиваться в кодлу против не имеющего шансов – нерусский обычай.

   Велико хлебало, а всего света не заглотишь. Сегодняшние войны таковы, что стократное преимущество считается уже недостаточным, но если сам не сдашься до боя, то вынудишь врага искать себе другую жертву.

   Начнется ли что-нибудь на рубеже 2012-2015 дело туманное, но ясно одно, что определять это будут "ротшильды", просчитав собственную экономическую выгоду. Следующая Мировая не будет последней, как считают многие (сколько их уже было – этих "последних", "окончательных" войн, оборачивающихся бедствиями для одних стран, прибавлением для других!), но только одно остается неизменным – прибыль клана. Жадность – брат жестокости, а зависть – их отец...

   Когда-то страх не ядерного взрыва, а цепной реакции "ядерных взрывов", страх получить такой хаос, что сохранение собственного уровня жизни, да и даже самой жизни, станет воистину сомнительным предприятием, установил негласные границы войн, перенес их на периферию – в страны "третьего мира". По отношению к "третьим странам" дозволено многое, едва ли не все, нужно только это обосновать так, чтобы выглядело логично. Правота не нужна, американский зад прикрывает конституция, которой нужна лишь "обоснованная уверенность". Уверенность ложная и даже лживая, но всяк штатовец адвокат, потому уверенность памперсная, обоснованная на всю ширь предмета.

   Отличительной чертой современных "конфликтов" является то, что все заявляют, будто стреляют без предубеждения.

   А не остановишь, так на территории России в середине века звучать диалогам вроде следующего:

   " – Признать территорию не полностью умиротворенной. Понимаете, о чем я?

   – Это означает, что там кто-то еще жив?.."

   Пытки гражданских военнопленных (и кстати, не странна ли еще и эта юридическая категория – «гражданский военнопленный»?) продолжаются по праву переименования их в террористы, но это не является больше новостью, щекочущей воображение, оно исчезло, и обывателю кажется, что исчезло само явление.

   –

   ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

   «The Financial Times» (2002):

   "Альберто Гонзалес, советник Буша по юридическим вопросам, направил президенту докладную записку:

   "Новая парадигма делает устаревшими строгие ограничения, которые Женевская конвенция налагает на процедуру допроса вражеских военнопленных, а также некоторые другие требования этой конвенции..."

   В июле и августе он повторил заявление о том, что к пленным боевикам "Аль-Кайеды", которые находятся на американской военной базе в Гуантанамо, допустимо применять способы допросов, которые "могут быть жестокими, бесчеловечными или унизительными, но при которых боль не превышает определенных пределов".

   В записке также утверждалось, что президент Буш, как верховный главнокомандующий, имеет неограниченную власть и поэтому он может не соблюдать американские законы, запрещающие пытки военнопленных.

   Мнение Гонзалеса поддержало американское министерство юстиции. Альберто Гонзалес, назначен генеральным прокурором США.

   Президент Буш заявил, что на боевиков "Аль-Кайеды" и "Талибана" не распространяется действие Женевской конвенции, поэтому захваченные в плен боевики не могут рассчитывать на статус военнопленных..."

   (конец вводных)

   –

   – Пусть нападают и побыстрее! Экономика ни к черту, дороги сам видишь... Пленные – во как нужны!

   – Казак, ты у нас артист – повтори-ка тот свой хохмовый монолог!

   – Какой? – набивает цену Казак, словно не понимая.

   – В котором ты нам первые иракские сводки комментировал!

   Петька-Казак встает патрицием, накидывая край простыни через плечо.

   – Только без матюгов! – предупреждает Седой. – В бане! Место чистое...

   Казак вздыхает, но не перечит, остальным интересно – как будет выкручиваться. Каждая история зависит как ее запаковать.

   – Все непонятки случились после того, как на "второй иракской" кто-то прислал войскам коалиции своего наркодиллера. Потому, иначе как тем, что этот гад вовсю развернул торговлю ганжубасом, объяснить последующее просто невозможно, потому как – бздец! – раз, и началось! То, обкурившиеся механики, забудут прикрутить лопасти вертолетам, или – того хуже! – ставят их наоборот, раскумареные экипажи хыр что замечают, и саперам приходится выкапывать тех и других порубленными в лапшу вместе со всем их говном в миллионы долларов. Каким-то боком всякий раз наказываются – уж вовсе непонятно за что! – спецгруппы английских командос... Ох, и темные дела с этими тормознутыми древними прибалтами, которые, страдая мазахизмом, выдумали себе Джеймса Бонда, и отчего-то, вдруг, решили, что он – англичанин. Кстати, вы заметили, какая там была самая любимая приколка у персонала, обслуживающего ракетный комплекс "Пэтриот"? Отключить систему "свой-чужой" и гандошить все, что движется! Больше всего, понятно, опять достается англичанам – не потому ли, что они играют в джентльменов и стесняются спросить – "за что"? Как помним, пик первой недели наземных операций – это когда какой-то индивидом, докурив косячок, попер в атаку на палатку штаба дивизии, и даже кого-то там замочил... Куда смотрят политруки, кокоса страсть? Укуренный пилот "Апача" разгандошил собственный танк... Пехотинец попутал лимоны с лимонками – взялся жонглировать на складе готовой продукции. С кого теперь спросить? Или вот еще: группа одурманенных технарей поехала кататься с телкой по Ираку. В результате заехали в Турцию, где спросили на опохмелку – хей знает что! Итог? Грузовик разбит, оружие просрали. Сидят в полиции, дают показания. Герле светит срок за занятия проституцией, остальные писают в мензурки и просят повязать с адвокатами. Так куда смотрят политруки, банана в рот?! Тут опять англичане отличились: пилоты ее величества королевского вертолетного полка решили поиграть в "Великую Пасху", но по причине отсутствия пасхальных яиц, стали стукаться вертолетами... Результат известен: популярная окрошка к столу новостей. Морской пехотинец от всех этих страстей, либо в состоянии ломки, застрелился из крупнокалиберного, изрешетив себя до самых помидор: как объявлено – "по неосторожности", другой попутал форму – пришил поляков, теперь все пулеметчики зубрят – кто во что одет, и разглядывают себя в зеркала. Раньше надо было! Еще десяток-другой таких драгдиллеров, так от коалиции ваще ни томата не останется! Доколе, мангу вашу! Хватит заниматься хурмой! Даешь крупными буквами английский речитатив: "Скажи "НЕТ!" наркотикам!" Латиницу вразумеют?..

   – Ладно, посмеялись, и будя! – выдавливает Седой, промакивая тыльной стороной ладони глаза. – Теперь скажите по совести скажите, выиграли они эту войну?

   Тут же возникает спор. Леха отстаивает, что Штаты после Второй Мировой ни одной войны не выигрывали, и эта не исключение. "Пятый" – Сергей-Извилина, говорит, что поставленные задачи достигнуты, используя английский колониальный прием: "и пусть они убивают друг друга как можно больше", стравили между собой суннитов и шиитов. Теперь им не до нефти, а нефть качается и вывозится беспрепятственно и бесконтрольно. Похоже, это положение затянется надолго. Выгодно постоянное тление, но не пожар...

   – Надо посмотреть данные по субсидиям в США – частным и государственным на психиатрическое излечение, – говорит Извилина. – Сколько запланировано на ближайшие и долговременные сроки.

   – О чем ты?

   – Есть много общедоступной информации по которой можно судить какая война планируется, в том числе и следующие, в какие примерно сроки. Вот к примеру, США в середине 60-х годов в течение четырех с лишним лет вели войну во Вьетнаме. Спустя 10 лет после прекращения боевых действий почти две трети от общего числа американских военнослужащих – примерно один миллион семьсот пятьдесят тысяч человек – официально были признаны людьми, нуждающимися в психиатрическом лечении.

   – Это они закосили! – недоверчиво восклицает Казак.

   – Даже если так, то вряд ли что либо изменилось, – говорит Извилина. – Разве что, в худшую сторону.

   – Для них в худшую, для нас в лучшую! – уточняет Замполит.

   – Мотивация... Недостаточная мотивация собственных действий, как бы не пытались им это внушать собственные политруки. На 65 процентов боеспособность частей зависит от психофизического состояния солдат и только 35 процентов приходится на техническое обеспечение. Слышали, наверное, про исследование подполковника Панарина?

   – Извилина, кончай прикалываться!

   – В 1995 году, одно из подразделений, направлявшихся в Чечню, предварительно тщательно обследовали специалисты-медики. Все военнослужащие были распределены на четыре группы по степени психофизической готовности к ведению боевых действий: от "первой" – абсолютны готовы, до "четвертой" – вовсе не готовы,. По просьбе ли тех самых медиков, случайно ли – лично я не верю в подобные совпадения, но подразделение оказалось в эпицентре боев в Грозном. Через месяц в строю осталось менее четверти военнослужащих, остальные выбыли по понятным обстоятельствам: убитыми, ранеными, пропавшими без вести или отправлены в тыл по болезням... Короче, провели повторное обследование... Практически все, кто уцелел, как раз входили в ту самую первую группу "абсолютная психологическая готовность" к боям.

   – Все равно – уроды! – заявляет Казак. – Мальчишек после такого точно придется лечить.

   Лешка-Замполит опять пытается удивлять – рассказывает о новой разработке бронежилета, где защитный слой жидкий.

   – Нанотехнологии! – козыряет мудреным словечком.

   Казак тут же оживает, допытывается – почему "нано", но вразумительного ответа так и не получает. Но Леха горячо, со всей внутренней убежденность в правоте, уверяет, что технологию эту, даст бог, удастся использовать для создания пуленепробиваемых брюк – можно будет самое больное сберечь – потому как, в основе особая жидкость: полителен-глюколь, что сохраняет текучесть в нормальном состоянии, а когда бьет пуля, мгновенно затвердевает...

   А Петька-Казак все пытается представить, что будет с человеком, у которого на бегу мгновенно затвердеют брюки и (неугомонный!) спрашивает:

   – А че делать, если надолго затвердеет? И не раствердеет больше?

   – То и делать! – огрызается Леха. – Гранату себе под жопу!

   И Лешка-Замполит, по второму прозвищу "Щепка" (маскирующем "Заноза в заднице"), также "Балалайка" или "Балаболка", тихонько, под нос себе, рассыпает словесами непечатными, включая в них слова философские – наводит "тень на плетень"...

   Какое-то время Лешка взапой зачитывается философами. Впрочем, он периодически зачитывался чем-то. Прочел множество таких путаников, случались средь них и действительно философы, и обнаружил лишь одну закономерность – все они умерли. Нельзя сказать, чтобы его это расстроило: некоторых из них он бы с удовольствием убил бы собственной рукой, поскольку негоже жить человеку, который перерабатывает бумагу и собственные мозги в то, что берется противоречить всему. Заполненость идеями (кроме – простейших) исчезла, системы и мировоззрения перестали спорить в нем меж собой, когда наконец-то понял, что нет ничего грустней и циничней философии. Каждый философ – циник, и каждый циник едва ли не философ, находит себе оправдание в собственной философии, гребет ее под себя, чтобы на ней восседать орлом на загаженном. Из всего кем-либо сказанного, не возводя в систему, оставил только приемлемое себе, отпихивая все остальное, либо кромсая на куски, оставляя лучшие не по общему смыслу, а по личному. Постепенно вооружаясь множеством цитат (которые тут же взялся безбожно перевирать), под собственное ли оправдание, под настрой, к случаю ли – лишь бы придать толчок, движение идеи на том, что не все мертвые были достойны смерти, как не все сегодняшние живые – жизни.

   Чрезвычайно рано, еще до обжорства философией (оная лишь укрепила) уяснил, что между женским "нет" и женским "да" молекулу не впихнешь, где кончается одно и начинается другое не в силах определить никто, но больше всего они сами. Можно отставить философию, когда – "да", и утешаться ею, когда – "нет". По причине, что сегодня ненависть, завтра любовь и наоборот. Философствуя настрогал детей, оправдываясь перед своими, что не виноват, что и здесь, как из пистолета, попадает в цель с первого же раза.

   – Оставь ниточку чувств, легче будет встретиться, – ставил силки Лешка, заговаривая "объект" до степени, что вручал вовсе не ниточку...

   Обладая луженой глоткой, на одном дыхании, ни разу не сбившись, естественно и логично мог взвалить на головы такую фразу, что вспоминая, с чего началась, теряли и не надеялись вспомнить ее конец, уясняя себе только одно, что Замполит – в самом деле "замполит" – "ох и мудер"! Впрочем, когда просили повторить, чтобы записать и вызубрить, Лешке самому удавалось это не всегда; слова, прежде такие ясные и простые, начинали путаться в своем новом осознании. В укор не ставили – таков, каков есть. Душа-человек в чужом сорном венике. Застрял однако.

   Иногда Леха словно заболевал, терял себя средь слов. Собственные мысли исчезали – всему находилась цитата. Как помнил? Петька-Казак имел подозрения, что едва ли не лепил сам, пусть из чужого мусора – уж слишком уж складно у него получается, к месту ли, не к месту – но не может такого быть, чтобы все мысли были уже сказаны – причем тысячи лет назад! – и что Замполит, уверяя, что то или иное было высказано каким-то мраморной памяти авторитетом, попросту прикрывает этим свой собственный зад.

   "Пятый" – ходячая энциклопедия, когда обращались к нему, только посмеивался.

   "Меч, не способный поразить – мертвый меч!" – вторил Леха. И все соглашались – в подразделении подобные сентенции к месту, они нужны как разноголосые подпевки к мотиву – общей, не вызывающей сомнения, мотивации. Оружие, даже самое неприхотливое, надо содержать в порядке и обязательно кого-нибудь поразить – на его изготовление государством немалые деньги потрачены.

   Веселого нрава не прикупишь. Даже у Петьки-Казака не займешь. Леха больше играет в веселость, что никого не обманывает, слишком много желчи в его веселье.

   – Поставим вопрос иначе: могу я обвинить ихнее ракообразие в сексуальном домогательстве к моей персоне? Если я вижу, что оное образование, наглейшим образом подменив собой законодательную и исполнительную, домогается, пытается снасильничать над моей персоной (в частности) и государством (в целом) – тем самым государством, которое, ввиду собственной детскости исторического возраста, а с тем и наивности, поручено мне защищать – о каком, простите, полюбовном или контрактных отношениях здесь может идти речь?

   – Ближе к сути!

   – Суть развратных действий состоит в том, что нам предлагается вступить в интимные отношения с нынешней блядской системой мироустройства, которая категорически не устраивает мою личность. Причем с навязчивостью, которая превосходит всякое терпение, и без всяких скидок на нашу нормальность! Суть моих претензий – надо мной, фигурой цельной, со здоровой ориентацией, и государством, в настоящее время недееспособным, особо нуждающемся в моей опеке, осуществляется попытка насильственных действий. Это что, простите, за... Ну, вы поняли! Как я на это должен реагировать?

   У "Шестого" опять ноет ладонь, словно застарелый ревматизм или зубная боль, что отдается каждым толчком крови. Знает, что за болью готовы полезть воспоминания; тоже какими-то толчками, причем только те, что хотелось забыть, и даже казалось, что давно забыл. Странно это, более поздние шрамы так не беспокоят, а этот первый и небольшой – что в самой середке ладони – одно время исчезнувший, а сейчас вновь проступивший, лежащий поперек той борозды, что считается линией жизни... Странно. Видом, словно не он, не шрам по линии жизни прошелся, а сама линия жизни шрам рубит...

   – Профессионал блядью не станет – только патриотизм дает смысл работы. Продался? Остальное потеряло смысл, а без смысла работа "не покатит", тут точно не быть профессионалом – потому как недоделанный, готов стать блядью повторно и еще раз!

   Так Лешка-Замполит выстраивает свою логическую цепочку бесперспективности предательства как явления.

   – Предатель – всегда недоделыш, ему вечно будет чего-то не хватать до полноты; так и будет продаваться в надежде компенсировать ущербность, но его знания, умения – все! – неполны изначально, ущербны! – Тут Леха переводит дух и продолжает еще более зло: – Про душу сволочи умолчу по причине переполняющей меня матерности. Изгавкаюсь! Все мы бобики разные, но вскормлены одним. Пусть привязь теперь такая, что шариком катись в любую сторону, – все одно! Потому, тут либо пуля в лоб, либо жди на вечной страже, выглядывай... жди момента в глотку тому, кто в доме решит пошарить, в расчете что хозяева спят! Есть связи, которые не рвутся, и если русский офицер не патриот – значит, это... значит не офицер он, а сука!

   Времена подлые.

   Это тот самый год, когда взяли Квача – состоялось смешное покушение на Чубайса – фигуру в жизни России одиозную, и по этому делу арестовали Квачкова, человека с биографией. Удивлялись... Кто-то ляпнул, а не сговорился ли он с самим Чубайсом, и Лешка-Замполит рассвирепел.

   Много непонятного. А Извилина так и говорит:

   – Это не может быть по определению, поскольку не может быть вообще!

   И действительно... Школа одна, одинаковые "уставные" к подобным мероприятиям, которые составляются опытом поколений, практикой войн. Если выставлена засада, то шансы у противника остаются минимальные, скорее случайные. Одна школа специалистов – советская школа – опирается на кровавое: на Финскую, на опыт Отечественной, на Афганскую. Оттуда черпает и будет до следующего раза.

   Словно охрана Чубайса разыгрывала неважненький учебный спектакль сама с собой. Здесь и оставление охраняемого объекта, и ковбойская перестрелка со своими пукалками против автоматов – странная перестрелка, будто та и другая сторона больше всего на свете боялись кого-нибудь зацепить...

   – Если не перекрыты маршруты движения в ту и иную стороны, это не является засадой по определению. Это ничем не является! – говорит "Третий": – Могли б, хоть насмех, елочки подрубить.

   – Кто ходит на охоту с куском мыла в полкило? – возмущается Лешка-Замполит: – Помнится, в Палермо местные удачно на какого-то прокурора поохотились – так там под двести было! Пожадничал?

   То, что на квартире у Квача обнаружили взрывчатку, его неучастие в этом балагане в глазах всех только подтверждало. Идти на операцию и не подчистить за собой? Не безграмотность – чушь! Да и на кой ляд оставлять запасик, если здесь получалась едва ли не новогодняя хлопушка? Достаточно было увидеть тот фрагмент, что показали в новостях – взрывное устройство располагалось ниже полосы уровня дороги, и даже сугроб в ее сторону не раскидало. Еще и неснаряженное, без оболочки... Шишки с елей стряхивать? Галок пугать? Да взорвали после того, как машина метров сорок проехала... Тут совсем уж... тут даже слов нет!

   – Как он там? Кто-то знает?

   – Держится, как положено.

   – А как положено?

   – Молчит.

   – Что думаете? Если, вдруг, он?

   – Контуженный.

   – Не настолько контуженный, чтобы так сработать...

   Номер Первый прерывает треп.

   – Абстрактная полемика. Некорректно обсуждать действия, коль скоро не обладаешь той же исходной информацией, что и командир на момент принятия решения. К моменту обсуждения знаешь больше, по крайней мере – чем закончилось. Давайте собственное решение.

   Не изменяя своему правилу, на месте – "на коленке" – расписывают, как бы действовали сами – пусть даже с катастрофическим недостатком материальных средств. Опять получается, что не было у Чубайса шансов, если бы против него сработали специалисты – совсем не было.

   – Подстава, типичная подстава! Квач – практик, в Афгане топтался.

   Смурнеют... Что там говорить, стоимость одноразового гранатометного типа "Муха" (которые они, кстати, в Афганистане, выходя на боевые, брали целыми связками – носили как дрова) была в несколько раз меньше стоимости автомата Калашникова.

   – Чубайс на всякий случай пути отхода готовит. Сорвется к Абрамовичу в Англию – тот ему уже яхту с подводной лодкой приготовил.

   Это "Третий" выговаривает свое наивное.

   – Устами младенца...

   – Второе ограбление России.

   – Обрамление, – поправляет Леха, – Но с учетом, что первая буква – "А". Впрочем, одно и то же. Там где зацепилось "абрамление", тут же пойдет и ограбление.

   Знание "еврейской истории" – ее отпечатка на теле России, возбудила к мятежу худшие свойства характера. Всяческие попытки подавить этот мятеж, только изнурили организм. Лешка верил в возможность хирургического решения проблемы, но не верой праведника, а неистовой верой шамана. Разве не верно такое: уничтожь причины, и с ними уйдет болезнь. То, что "Троцкий – проститутка", узнал гораздо раньше, чем – кто он такой, да и вообще, имеет ли словцо отношение к миру людей. Так котельщик загадочно обругал своего запившего сменщика, на что тот смертельно обиделся – гораздо сильнее, чем за другие самые черные слова, и дело едва ли не дошло до драки. Последующие познания (гораздо более поздние – на какое-то время об этом интересном русском ругательстве Лешка забыл) уважения к нему, к Троцкому, не прибавили, скорее напротив, в той степени, что ледоруб в затылке Льва Бронштейна считал справедливым, хотя запоздалым и уж явно недостаточным (не по грехам) возмездием. Пришло и понимание, что в сегодняшние схожие времена неплохо бы производство ледорубов и героев (исполнителю приговора сталинским указом было присвоено звание Героя Советского Союза) поставить на поток, да поискать также иные, уже "оптовые" решения...

   Не приведи бог никому в палачах быть, а без него нельзя.

   Но Лешка не палач, пока не палач. Человек все плохое, что в нем есть, склонен прятать за словами, а не поступками, хотя они как раз и могли бы составить преграду не в пример прочную и непроницаемую, чем частокол слов.

   Пресса пугала вселенскими катаклизмами: от мчащегося к земле астероида, для которого уже приготовлена озоновая дыра, до СПИДа, в не меньшей степени угрожающего всему человечеству, а не только педерастам и прочим путаникам предназначения некоторых дыр – и словно поголовно заболела сама, требовала этим вопросам неотложно предоставить все мировые умы и мировые ресурсы. Подобные информационные завесы ставятся, когда где-то кого-то хотят обворовать не по мелкому – увести страну, как уводят автомобиль с работающим двигателем, пока хозяин, разинув рот, пялится на небо. Можно увести и с самим хозяином, а когда придет в себя, начнет недоумевать, предъявить документы на смену владельца, что теперь он только придаток к машине, с которым новые хозяева еще не решили – оставить для обслуживания или выбросить на обочину, а пока ему положено платить за проезд, даже если везут в «не туда»...

   "Первый" – Воевода и "Пятый" – Извилина молчат, они не категоричны в своих выводах, к которым давным-давно пришли. "Пятый" – Сергей-Извилина, до всего докопался сам, все для себя решил и распределил жизнь наперед. А "Первый" (Змей-Георгиевич) по должности, по командирской должности, повидал всякого. Вплоть до 1992 присутствовал на "планерках" командиров групп, был допущен к информации, которая вызывала непроходящую тоску, которой даже сейчас, спустя столько лет, не мог поделиться ни с кем. Впрочем, уже многие к этому времени, от тракториста, оставшегося без техники, наблюдающего, как самосевкой засоряются поля, до ученого, обманувшегося в своих надеждах, в импульсном историческом гневе невольно приходили к тем же самым выводам...

   Средства же информации на поле России без устали разыгрывали спектакли, делая ставку на все вместе и ни на что в отдельности – следуя собственной извращенной логике, что удержать в подчинении такую массу народа можно, только если ее основательно проредить, для чего хороши все явные и неявные средства... В третьем туре своей программы внуки и правнуки прежних монопольных распорядителей печатным словом отошли от кровавой пошлости, что закрутили в 1917 их деды – современные методы не столь явны, но гораздо опустошительней. Уже уничтожался не какой-либо слой, чтобы заполнить, занять его место, шли не штучные ликвидации наиболее талантливых представителей, а неким оптом, территориями.

   Все, кроме "Первого" и "Пятого", перебивались частностями.

   Кто-то знал и мог подтвердить патологическую трусость Чубайса, которой был свидетелем, когда тот (по должности) был вынужден наведаться в Чечню. Большинство знали Квача, если не явно, то хотя бы заочно, поскольку читали его работу: "История русского спецназа" и иные, уже закрытого типа, в частности и ту, где доказывалось, что достаточно 400 специалистов, чтобы ввергнуть в хаос Соединенные Штаты Америки. Полковник Квачков, успевший за время работы в Генштабе (факт который публично отрицался) обрасти знакомствами, настойчиво проталкивал эту идею, и даже случились некоторые подвижки. Как раз в то самое время работа, вернее ее выводы, попали в печать, обеспокоилось правительство США, и оно выдвинуло нечто вроде ноты, что в России разрабатываются концепции, не отличающиеся от террористических, беря на вооружение методы направленные им в помощь. Тут же случилось это непонятное "покушение", и полковник Квачков Владимир Васильевич, русский офицер, теперь сидел в тюрьме, дожидаясь конца следствия и суда. Сработало ли государство в государстве, сами штатовцы ли сделали заказ-предложение Чубайсу, или это была его личная инициатива, в надежде запастись еще одним пакетом индульгенций – страховка на то, что ситуация изменится, и его положение пошатнется, теперь не имело никакого значения. Проект-предложение Квачкова, русского по национальности, мировоззрению и духу, было надежно похоронено.