Текст книги ""Фантастика 2024-110". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Сумасшедший Писака

– Если нас обвинят в предательстве – нас приговорят, – стал объяснять ей юноша, а заодно видимо пытаясь разобраться в происходящем самому. – По тяжести. Это смерть или изгнание. При чём изгоняют в том, в чём ты предстал перед судом, перед эла. И благородному мужу из древнего дома оставляют оружие. А после того, как несколько домов были впустую обвинены и изгнаны, то все благоразумные благородные дома, имеющие право правления в своём фернате, имеют что-то вроде теневой казны. Это средства, которые хранятся где-то в месте, известном ферану и он передаёт это сведение в завещании своему митару. И так далее. То есть я вот не знаю о ней ничего, но уверен, что у танара она точно была, а отец или Рэтар навряд ли меняли это. А если изгоняют дом, то нам просто достаточно заплатить привратнику в портале и всё. Бедствовать мы не будем. Просто жизнь в другом месте.

– А потом? – уточнила Хэла.

– Великий эла собирает три совета. Первый – его личные советники, потом совет феранов, и третий совет старейшин корт, – пока перечислял он отгибал пальцы, а потом усмехнулся. – Это как торговые ряды. Безумие, как они есть. Все орут, всем что-то надо. А если это фернат, крупный, как наш, то ещё привлекают книтов. И все выдвигают своё имя ферана. И вот тут Шерга должен быть абсолютно уверен в том, что его имя поддержит или совет эла, или сам великий эла. Потому что последнее слово всё равно за ним. И было в истории дважды такое, что весь этот гвалт отдавал голос за одного, а великий эла выбирал другого. Два раза.

Ведьма прикрыла в бессилии глаза.

– Ты можешь залезть в его голову, Хэла?

– Не могу. Я убью его. Потому что… потому что убью. Я сегодня сдержалась, потому что не хотела Рэтару… – она запнулась и покачала головой.

Элгор, как это не удивительно кивнул принимая слова ведьмы.

– Понимаю. Это его мать, – сказал бронар словно сам себе.

– Мать Шерга?

– Да. Дэшая. У неё есть очень влиятельные покровители. Потому что и наши книты в Кэроме стоят за неё. И всё это, – он махнул рукой. – Это она, а не Шерга. Его ума хватает на то, чтобы выворачиваться из грязных историй, в которые он попадает, изворачивается как может, а там где не выходит – подкупы, браки.

– Я думала, что брак может быть только один? – нахмурилась Хэла.

– А он уже несколько раз несчастный вдовец, – пояснил Элгор.

– Он убивает жён?

– Супруг? – переспросил Элгор непривычное слово. – А вот тут, судя по всему, в дело вступает его мать. Смерти через убийство мы не доказали. Ты же не думаешь, что мы не пытались?

И Хэла хотела сказать, что удивлена, потому что – а чего же ты, завранец, пускаешь его в свой харн и делаешь вид, что дружен с ним, если это не так вовсе. Но сейчас эти мысли были не к месту.

– Дэшая много чего знает о ядах, – продолжил объяснять Элгор. – Она вообще страшная женщина. Опасная. Однажды, когда фераном был мой отец, нам пришло предложение выкупа на неё. Она ведь до сих пор наложница, принадлежащая дому Горанов. И отец чуть не согласился. Если бы не Рэтар…

– Рэтар не дал её продать? – уточнила ведьма.

– Врага надо держать близко, – ответил Элгор. – А она враг. Её род всё своё существование творил междоусобицы, провоцировал войны, творил за́говоры. Они погубили себя. И их землю разорили, а самих переубивали или увели в рабство. Его мать считает себя выше, чем эла. И она грезит титулом ферана для своего сына.

– А кто её хотел купить? – поинтересовалась Хэла.

– С этим проблема, – не без сожаления заметил бронар. – Если бы мы согласились её продать, тогда стал бы известен покупатель. А так как сделка не состоялась, то он остался неизвестен. И это было сложно узнавать тогда, а сейчас, спустя столько тиров, тем более.

– Но она явно поддерживает связь с тем, кто хотел её купить?

– Кто знает тот же или уже другой… Она такая же осторожная, как и Шерга. Если мы его прижать не можем, то её, которая находится так далеко от нас? – Элгор пожал плечами.

Они помолчали думая каждый о своём, потом бронар глянул на ведьму и сказал настолько мягко, что ей стало не по себе:

– Хэла, тебе надо сказать Рэтару о том, что случилось.

– Нет, я, – запаниковала она.

– Хэла! – он настаивал, твёрдо, но как мог мягко. – Если не скажешь – подведёшь его. Шерга будет жаловаться на тебя, а Рэтар не будет знать в чём дело.

– Я боюсь, что Рэтар…

– Хэла, он не Роар, – резонно заметил Элгор. – Он справится со своим чувствами. Тем более Шерга ничего тебе не сделал. Не навредил. Так что – скажи Рэтару о том, что случилось. Обязательно. Сейчас, Хэла. Не жди.

Ведьма посмотрела на него с болью и согласно кивнула. Потом встала и пошла к двери.

– Спасибо, Элгор, – прошептала она, положив руку на дверную ручку.

– Да. Хорошо, – ответил бронар.

Хэла с трудом поднялась наверх. Пока она говорила с Элгором, Рэтар вернулся из корт. Ведьма зашла в библиотеку и наткнулась на его нахмуренных взгляд.

– Думал, что ты решила пропустить обед, – заметил феран.

– Я не хочу есть, – как можно спокойнее ответила ведьма.

– Хэла, – недовольно вздохнул Рэтар и вернулся к своим бумагам. – Надо есть. Я сейчас.

Она подошла к нему, встала с его стороны стола, опершись на столешницу. Говорить было невыносимо тяжело, но Элгор несомненно был прав – надо было рассказать о конфликте. Тем более феран ненавидел находиться в неведении, о чём дал ей понять с самого начала, а она всегда воспринимала его всерьёз.

– Рэтар? – позвала Хэла и голос кажется пропадал, с каждым словом становился слабее, как и её решимость.

– Да, – отозвался он, не глядя на неё.

– Я чуть не убила Шерга сегодня, – проговорила ведьма и сжалась.

Рэтар замер словно хищник перед прыжком, кажется ведьма видела, как напряглись все мышцы в его теле, внутренний огонь полыхнул яростью. Рэтар поднял на неё глаза полные совершенно неподдельного бешенства зверя.

– Что он тебе сделал? – спросил он стальным голосом, от которого внутри всё скрутило страхом.

– Ничего. Он ничего мне не сделал, – с трудом проговорила Хэла, подавляемая его яростью.

– Не смей мне лгать, – Рэтар встал.

– Я не лгу, – ещё немного и у неё случится истерика и это будет совсем некстати. – Он пришёл сюда, искал тебя. А потом наговорил всего. И я…

– Всего – это чего, Хэла? – феран возвышался над ней, и от бешенства внутри него становилось тяжело дышать.

– Сказал, что скоро станет фераном, – ответила ведьма дрогнувшим голосом, – сказал, что ты знаешь, что твоё время подходит к концу. Он был серьёзен и говорил уверенно. Он знает, что это правда.

Рэтар упёрся кулаками в столешницу, тяжело выпустил воздух, пытаясь восстановить внутреннее состояние, унять себя, после вспышки ярости.

– Прости, мне надо было сдержаться, но я не смогла, – прошептала Хэла.

– Что ещё сказал? – так же жёстко спросил феран.

– Это же Шерга. Мерзостей всяких наговорил, – она совсем не хотела вдаваться в подробности, да и, если Шерга будет жаловаться на неё, разговор навряд ли дословно перескажет. – Мне не надо было так делать, но вот не стыдно ни разу.

– Что ты ему сделала? – уточнил мужчина.

– Вытащила из него огонь, а потом вернула назад, – ответила ведьма. – Напугала его.

Рэтар стоял нахмурившись и лицо его было совершенно далёким и жёстким.

– Иди, Хэла, – не взглянув на неё, сказал он всё тем же тоном не принимающим никаких возражений и причиняющим боль. – Мне надо подумать.

Ведьма посмотрела на него, но на её заминку феран лишь резко и с нажимом повторил:

– Иди!

Разве что “вон” не сказал, хотя едино…

Хэла кивнула и вышла.

Сначала ей хотелось пойти и утопить всю эту боль в воде, но идти в комнаты Рэтара не было желания.

И когда спускалась вниз, в ней рвалось на части осознание насколько она близко была к тому, чтобы избавить всех от такой твари как Шерга, а с другой вина перед Рэтаром, потому что ей верилось в то, что он не стал бы терпеть возле себя такого как Шерга, если бы мог избавиться, наказал бы уже давно, или прибил к чертям.

И Хэла разозлилась. И злоба эта душила её, сминала. И в такие моменты было страшно быть рядом с людьми, поэтому она ушла в загон к харагам.

Звери были ей рады, немного порычали в неё, перенимая её настроение, это был рык поддержки и Хэла была им в этом благодарна. Она устроилась в соломе, накиданной в углу, где спали хараги, а Фобос и Деймос окружили её, чтобы согреть и успокоить. Хэла положила голову на старшего, а руки обняли младшего.

Она всегда была удивлена тому, что шерсть их совсем не пахнет. Точнее не пахнет так, как должна, по её разумению и привычке, пахнуть шерсть псов, волков или медведей. Но вполне возможно, что в этом мире это было особенностью, которая позволяла этим хищникам охотиться.

Хэла погрузилась в свои тяжёлые мысли. Она беспокоилась угрозе Шерга. Слова его напрягали, действительно пугали. Она знала на что он способен в своей бессильной злости.

Первое, что Хэлу попросили сделать, когда притащили в Зарну, как чёрную ведьму, это убить больного тора.

За ней пришёл Тёрк и привёл её к отдельному загону, где была тоора в очень плохом состоянии.

Про этих животных говорят, что если они лягут и пролежат больше мирты, то больше не встанут. Уж насколько это было правдой и вообще почему было именно так, Хэла не знала, но тот конкретный тор был совсем плох, он тяжело дышал и вставать уже даже не пытался.

Возле загона с ним был Рэтар и Мирган. Говорил с ведьмой Тёрк. Говорил так, словно Хэла глупая девица, лет пятнадцати, а он этакий отец, желающий объяснить нерадивому подростку все очевидные и непреложные истины окружающего мира.

Хэла фыркнула, залезла в загон к негодованию своего новоявленного "папаши", возразившего ещё что-то. И быстро Тёрка осадила, чем привела в замешательство, а заодно заработала сначала неприязненное отношение. Но со временем эта её способность вечно находить, что ему сказать поперёк, переродила неприязнь в любовь, судя по всему до гроба.

Нормально ей всё объяснил Рэтар – была хворь у тоор, их отделили от остальных, все померли, а этот последний, тоже должен умереть, и чтобы не мучился, давай, ведьма, ты его убьешь.

Про себя Хэла добавила: “а мы заодно посмотрим, что ты умеешь делать”. Но промолчала, точнее, глянув ещё раз на несчастного зверя, спросила, может здоровое животное как-то поприятнее и нужнее мёртвого? На что получила неоднозначные и нахмуренные взгляды трёх горанских братков, двоих из которых окрестила “двое из ларца одинаковы с лица”.

На их взгляды ведьма фыркнула и, цокнув языком, приказала тору встать, что тот и сделал. Здоровый и бодрый. Она потрепала его под наростом на морде, сказала что-то ободряющее и вылезая из загона собиралась уйти.

Но тут Тёрк, явно ошарашенный, как и Рэтар с Мирганом, чудом ею сотворённым, спросил, а умеет ли она вообще убивать. И на это пришлось прихлопнуть попавшуюся под руку беднягу туняку, которая бегала вдоль крыши крытого загона и, когда она свалилась дохлая почти на голову обалдевшему Тёрку.

Хэла поклонилась и, развернувшись, отправилась в дом, напевая о том, что “шёл с улыбкой здоровяк по ночному парку и у тихого пруда повстречал гадалку”.

Того тора ещё какое-то время держали в загоне одного, видно ожидая, что всё же сдохнет, и зверь грустил от одиночества и тосковал по своим. А Хэлу все избегали, потому что чёрная ведьма же.

И в итоге в загоне зверя она проводила почти всё время. Болтала с ним, чесала морду, а однажды даже достопочтенный феран, обходивший её стороной в как минимум сотню метров, дал ей орехов, которыми обычно хвалили тоор за послушание и при обучении. Тор был счастлив, да и ведьма была невообразимо рада. И благодарна.

Тогда-то Хэла и столкнулась с Шерга впервые. Он прижал её в переходе между домом и крылом домашних.

Наверное, если бы такое случилось с ней в её мире, то она бы просто окаменела от страха, но тут-то она много чего уже могла и умела, поэтому досталось ему очень конкретно, хотя и по ней вдарило, потому что именно тогда начало крыть эмоциональным фоном всех подряд, и эмоции внутри этого выродка были настолько отвратительными – от них выворачивало и хотелось убивать.

Вот почему Хэла сказала Элгору, что внутрь Шерга не полезет, потому что убьёт, точно убьёт и ничто и никто её не остановит.

Тогда она заговорила от его злого умысла против серых, которые очень от него страдали, а жаловаться не могли, и Хэла их понимала. Сложно переступить через себя и пойти рассказать об унижении и насилии, да ещё кому – дядьке, который хоть может и справедливый, и хороший, но страшен, как дьявол, да и приходится этому душегубу старшим братом, хоть и сам может такому родству не рад.

А Шерга в ту ночь пошёл и зарезал того самого тора, к которому она привязалась, и которого вспомнил Рэтар, когда ругал её после потери сознания, а потом жалел после того, как отругал. И Хэла сама ферану так правды и не сказала.

С такими, как Шерга, нельзя было знать, чего можно ждать. Невозможно всё вокруг заговорить, невозможно и его изолировать, хотя об этом Хэла тоже думала. Но силёнок у неё на такое навряд ли хватит, тем более в этом мире основа всего было “право” – личное право на что-либо, и с этим было сложно. А у неё даже были мысли в голове – дать Шерга что-то себе сделать плохое, а потом убить его, защищаясь… к этому очень серьёзно склонялась, особенно после сегодня.

– Хэла? – позвала её Маржи.

– А? – женщина вылезла из мыслей и воспоминаний и уставилась на зарёвунную серую. – Что случилось, куропатка моя?

Маржи мотнула головой и спросила:

– Ты чего тут? Холодно, а на тебе плаща опять нет.

– Маржи, – она встала и подошла к девушке. – Какой плащ? Что случилось, детка?

Та всхлипнула и разрыдалась в плечо ведьмы.

Спустя некоторое время, сквозь рыдания, Хэле удалось понять, что… да твою влево… Шерга сказал Гиру, что обжимал его девицу обожаемую и что вообще не понимает, чего брат младший в такой девке нашёл.

И понеслась жара… в итоге Гир где-то там пьёт, а Маржи ненавидит себя и Шерга, и вообще всю свою жизнь и вот рыдает, сидя в сенной.

– Так, детка, всё, всё, – обняла её Хэла. – Пойдём-ка, моя хорошая, напьёмся? Давно мы не пили и песни не пели.

Ведьма знала, что серая очень любила командира отряда митара. И девушке было больно, а Хэле снова в голову полезли мысли сожаления, что не придавила сегодня Шерга. И пусть бы ей голову отрубили!..

И тут болью дёрнулись слова Элгора про Рэтара: “на плаху тебя одну не пустит”.

Срочно надо упиться, чтобы ноги не ходили и голова не соображала.

И чёрная ведьма потянула Маржи в дом, та всхлипывала, пытаясь унять истерику.

Кого в этом доме не нужно было уговаривать пить, петь и веселиться, так это серых и домашних.

И в отличии от Трита, где все “тусовки” проходили в комнате серых, где призванные девушки спали, здесь было намного удобнее – общее пространство, а когда кому приспичит уйти, то вот те комнаты, иди и спи, ну или ещё чего.

Хотя бывало пару раз, когда у серых и домашних в комнатах оказывались сторожевые вояки и приходилось потом мужиков с похмелья гонять, чтобы шли уже на свои положенные места храпеть.

Спрашивать в честь чего сегодня пили и пели никто не стал. Девки выпили, зятянули “Травушку”, потом как обычно “Тебя ждала я”, которую в этот раз не пела, а прям рычала Маржи, потому что – а как без песни вообще выворачивать себя?

Милка сидела сначала тихая и неприметная. Хотя все знали, где она пропадала несколько мирт, конечно хихикали, а белая ведьма краснела и в итоге тоже стала пить вместе с ними.

 
“С головы сорвал ветер мой колпак
Я хотел любви, а вышло всё не так…”[5]5
  Король и шут «Прыгну со скалы»


[Закрыть]
 

Запела Хэла и Милена подхватила. Подтянулась стража, потянули песни изарийские, потом снова какие-то из тех, какие пела Хэла.

И наконец отчаянно и со слезами, вспоминая, две песни, которые они как-то на прогонах тянули на троих с Ллойдом и Джокером, потому что Белый всегда опаздывал, а иногда и вообще не приходил, чёрная ведьма затянула:

 
– Одни столько лет
Мы возводим замки и хpам
Рождённые по воле pока жить
Богам веpы нет
Снова каждый выбеpет сам
Свой пyть, свой кpест, свою сyдьбy и нить…[6]6
  Сергей Маврин «Рождённые жить»


[Закрыть]
 

Хэлу рвало воспоминаниями. Это было так ярко, словно она слышала как они пели втроём припев, как сдавался Юха, потому что не мог тянуть, как тянули Хэла и Ллойд, у которого был невероятно потрясающий глубокий сильный голос. Эту песню они хотели петь на фесте, но так и не спели…

– Мечтать – смысла нет

Это – пyть к волшебным миpам

В стpанy надежд изломанной дyши

Пpоснись, столько лет

Мы возводим замки и хpам

Рождённые по воле pока жить…

Илья предсказал этими словами будущее? И почему они пели эту песню всего лишь раз?

Хэла мотнула головой и затянула вторую песню… эту они до феста донесли, правда Белый заменил её, и последовательность была не такой как на прогонах.

“Рыжая, ты первый поёшь, я третий хриплю”, – возвестил из памяти Юха, и Хэла повиновалась:

 
– Надо мною тишина, небо полное дождя,
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет.
Под холодный шёпот звёзд,
Мы сожгли последний мост,
И всё в бездну сорвалось.
Свободным стану я от зла и от добра
Моя душа была на лезвии ножа.[7]7
  Кипелов «Я свободен»


[Закрыть]
 

Припев пела и Милена, которая видимо опьянев, перестала контролировать своё кое-как организовавшееся умение считывать чувства окружающих людей и тут на неё ухнуло горе Маржи, состояние самой чёрной ведьмы, да и песня эта – и чего Хэла вообще её запела, в самом деле, зачем Джокер её попросил?

 
“Я свободен от любви,
От вражды и от молвы,
От предсказанной судьбы
И от земных оков, от зла и от добра
В моей душе нет больше
Места для тебя”
 

Пропела Хэла те слова, которые пел в её памяти Юха, и встретилась с нахмуренным взглядом Рэтара. Чёрт!

 
“Я свободен словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх,
Я свободен с диким ветром наравне,
Я свободен наяву, а не во сне.”
 

Был весь парад Горанов.

Уже очень прилично пьяный Элгор обжимал Куну, а та была довольна, как слон – вот и закрыли харн, вот вам и воздержание.

Роар, ухмыляясь, стоял с кружкой хэлиного пойла, а сегодня она пошла по тяжёлой артиллерии и натворила наверное вёдер семь, а может больше, забористого вискаря.

Так что бухой балаган получался очень добротным.

– Хэла, – подскочила к ведьме Томика, – а спой про сердце! Спой, Хэла.

Эту песню Хэла давненько не пела и вот уж очень кстати… тьфу ты!

 
– Раскололось сердце на две половины –
Отдавали сердце замуж на чужбину.
Раскололось сердце, полетело к дому –
Не хочу мириться, не хочу к другому…
Ласкою не ласкою в душу не заглядывай,
Ни быльём, ни сказкою ленты не развязывай,
Спрашивай не спрашивай, люба ли, постыла ли?
Коли можешь, зашивай сердце во единое…
Обещали сердцу ласковые взоры,
Шёлки, изумруды, золотые горы.
Только знает сердце: выйдет на поверку,
Что посадят сердце в золотую клетку.
Ласкою не ласкою в душу не заглядывай,
Ни быльём, ни сказкою ленты не развязывай,
Спрашивай не спрашивай, люба ли постыла ли?
Коли можешь, зашивай сердце во единое…[8]8
  Анна Пингина «Сердце»


[Закрыть]
 

Рэтар тоже пил, стоял возле самой дальней стены и не спускал с неё глаз и… этот его взгляд.

Хэла порой удушить хотела этого мужика, потому что любила его до жути, ради него на всё была готова, но порой просто не могла ничего с собой поделать, выводил её страшно.

Вот невозмутимостью своей, вот этим – пока она пела даже бровью не повёл.

Было уже поздно и он пришёл за ней, пришёл, чтобы забрать, потому что она была здесь, пила, пела и была чертовски зла, вместо того, чтобы быть послушной и покорной – сесть у него в комнате в уголочке и тихонько смотреть в пол, ожидая его феранского решения относительно её попытки прибить Шерга.

Виновата была, да, но сейчас – а скажи, твою налево, спасибо, что не пришибла твоего брата-выродка!

Залезть бы к Рэтару в голову и понять, что там на самом деле происходит. Так отчаянно хотелось, что хоть вой…

И Хэла взвыла, уж это у неё, ой, как хорошо получалось, хоть так вывернет его наизнанку, достанет, уже делала не раз и сейчас тоже устроит, тем более, что есть кому тут вместе с ней повыть от души за компанию:

 
– Сердце мое меня не может простить,
Как я, поднявшись к тебе в седые неба стаи,
Вдруг отпустил тебя, и ты стала в небе таять.
Сердце мое тебя простило, лети один —
Не зная пути, я не стою у края.
Падаю, приближая тень, одна я не летаю.
Так невозможно, не оступиться.
Не избежать высоты.
Нам еще можно остановиться —
Есть еще шаг до черты.
Сердце мое меня не может понять.
Как мне искать одному далеких звезд сияние?
Стало свободнее без тебя пустое состояние.
Сердце мое не может жить без высот —
Я поднимаюсь опять в седые неба стаи.
Много ли мне сердец менять? Одна я не летаю.
Так невозможно, не оступиться.
Не избежать высоты.
Остановиться нам еще можно —
Есть еще шаг до черты.[9]9
  Кукрыниксы и Хелависа «Падение»


[Закрыть]
 

И уж конечно Маржи разрыдалась, с ней вместе Донна, им подвыла Милена.

Хэла видела как Роар покачал головой, хмельной и расстроенный, только чем? Тем, что феран стоял за спиной и сейчас сожрёт тут всех, или потому что митар уже знал про Гира, почему-то Хэла не сомневалась, что донесли, или расстроен был из-за Милки?

Ой, и ладно, ей было всё равно…

И Хэла перебрала внутри свой песенный запас и сдюжила ещё одну песню:

 
– Вместе студёные вёрсты верстали,
Выли тоскливо в январскую вьюгу,
Время пришло и рассыпались стаи,
Каждый по нраву приметил подругу.
Что будет завтра? Шкуру ли снимут?
Буду ль судьбою прощён?
Мы пережили долгую зиму,
Что тебе надо ещё?.. [10]10
  Медвежий угол «Волки»


[Закрыть]
 

И понеслась снова круговерть, потому что домашние пошли в пляс, а Хэла наконец выполнила свою норму за вечер, потому что голова стала тяжёлой и туго соображающей, потому что не ела ничего целый день и заговоров в итоге натворила – последний на Маржи, чтобы сердечко и душенька болели поменьше.

И ведь обещание давала вот этому поймавшему её в итоге за талию суровому тирану и потащившему к себе, молчаливо и властно.

И захотелось расплакаться от счастья этого женского, с одной стороны, и устроить скандал пьяный, потому что “какого чёрта, мужчина, я могу идти сама, куда хочу и когда хочу!”

Кажется…

Рэтар уложил её совершенно обессиленную пьяную тушку на кровать.

Интересно влетит ей за песни или нет?

Потом стал снимать платье.

– Хочу юбку и рубашку, – грустно вздохнула Хэла, когда он посадил её, чтобы распустить шнуровку на спине.

Рэтар лишь вздохнул. Стянул платье через голову. Снова вздохнул, пытаясь уложить, но Хэла уже кажется на автопилоте повела головой, потом плечом.

– Что ты делаешь? – устало спросил Рэтар.

– Я вас, достопочтенный феран, может соблазнить хочу, – заявила она очень коряво пытаясь быть обольстительной.

– О, боги, Хэла, – отозвался он и сел перед ней на корточки, чтобы видеть лицо. – Ты давно меня уже соблазнила. Зачем тебе это снова делать?

– Это надо делать, – с трудом проговорила ведьма. – Пе-ри-оди-чески.

– Зачем? – мужчина кажется начал веселиться.

– Потому что иначе, ты можешь найти другую, – ответила Хэла почти не заплетающимся, как ей показалось языком.

– Что? – кажется он подавился сдерживаемым смехом.

– Другую женщину, – кажется сейчас она начнёт икать.

– Кого? – о, да, ему было охренеть, как весело.

– Ну, уверена, что… например, наложницу. Они у тебя такие красивые, – мямлила Хэла, уже не могла остановиться, прям прорвало на соплижуйство.

– Наложницы?

– Да, – медленно кивнула она. – Бэтта. Она… как лань.

– Кто? – Рэтара подвела выдержка и он улыбнулся.

– Лань, – объяснила Хэла. – Это животное такое. Красивое, тонкое, стройное. И кожа у Бэтты такая бронзовая, как дорогой металл.

Феран хмыкнул и кивнул.

– И Фэяна. Она грациозная, – как у Хэлы вообще получилось выговорить это слово? – Как аристократка, ну, знатная. И глаза у неё удивительные, и ресницы такие густые, длинные… и кожа…

– Так, Хэла, – усмехнулся Рэтар, но её уже было не остановить.

– И я уверена, что у тебя в Йероте есть знатные, такие красивые, умные, которые могут стать твоими жёнами.

– Хэла, что ты… – он попытался подобрать слово. – Что на тебя нашло вообще? Где моя несносная ведьма?

– А может я такая? – и вот накатила пьяная истерика, слёзы сейчас ручьями потекут. Отлично! – Может сейчас ты меня настоящую видишь, впервые? Я вот такая. Сомневаюсь во всём, боюсь всего, постоянно думаю бог весть о чём, накручиваю себя, порой впустую. Я слабая, не верю в себя, и я некрасивая, вам просто кажется. И я не смогу без тебя. И вдруг я имею ценность только, как ведьма. И вдруг я заставляю тебя целоваться, а ты не любишь… и обниматься. И я готова рыдать, когда ты называешь меня “родной”.

Рэтар смотрел на неё странно, она не могла понять, а лезть внутрь никак не хотела, даже сейчас, когда была пьяна и контроль стал всего лишь словом.

– Боги, Хэла, – он мотнул головой, потом сел рядом с ней и потянул к себе на руки. – С чего ты взяла, что я не люблю – обниматься и целоваться?

– Да, – всхлипнула ведьма.

– Почему ты хочешь плакать, когда говорю тебе “родная”? – спросил феран.

– Потому что меня никто так никогда не называл, – прошептала она, – и меня это…

– Глупая моя девчонка, – Рэтар улыбнулся, притянул к себе и поцеловал.

– Я не девчонка, – заупрямилась Хэла. Нашла в самом деле из-за чего упрямиться…

– Девчонка! Глупая, маленькая девчонка, – кивнул феран и обнял её. – Родная моя девочка.

И всё, понеслась, слёзы потекли ручьём, ну прям как будто ей три. И плохо, когда вот такая сущая ерунда в жизни происходит.

Рэтар лишь тихо рассмеялся.

– Хэла! Хэла, – позвал он и заглянул в заплаканное лицо. – Мне не нужны наложницы, и знатные мне не нужны. Ты мне нужна, понимаешь? Ведьма или нет. Ты прекрасна. Всегда. Любая. И такая тоже, Хэла. И когда смеёшься, и когда плачешь. Веселая, озорная, грустная, уставшая и вот такая невменяемо пьяная. Ты моя нежная, мягкая, тёплая, живая и настоящая, моя Хэла! И я люблю тебя обнимать и целовать, понятно? И я бы только этим и занимался.

Она всхлипнула, давясь слезами, которые никак не останавливались и лились по щекам. А Рэтар поцеловал её, стёр слёзы и в этом всегда было столько трепета, что больно становилось.

– Я сделала сегодня пять заговоров, – выдала внезапно Хэла, всхлипнув и вспомнив обещание.

Феран сначала подавился смехом, попытавшись серьёзно отнестись к тому, что она сказала, но потом всё-таки рассмеялся, прижимая её к себе.

– Несносное ты создание! Моё!

И она уткнулась в него, и растворилась в блаженстве её лично обретённого в этом проклятом средневековом мире рая – его объятиях.

– Хэла? – позвал он, когда она уже перестала плакать.

– Мм?

– Почему ты перестала брать у меня силу? – спросил Рэтар и вот что вообще за вопрос? А? Что?

Она вскинулась, слишком резко, голова пошла кругом.

– Я не знала, прости, я нечаянно, я перестала, я больше так не делаю, – затараторила она, оправдываясь.

– Нет, я не, – он мотнул головой и цыкнул. – Я не ругаю тебя. Не злюсь на тебя. Я просто спросил – почему?

– Потому что я не знала, – насупилась Хэла, виновато, – я брала чуть-чуть, потому что у тебя очень… ну… она такая… Я словно пьянею от неё. Но ты же показал мне ин-хан и я смогла брать силу там, а у тебя – это плохо. Так нельзя. Я очень этого боюсь. Боюсь, что возьму много, и ты заболеешь. И я поэтому хотела уйти…

– А нить? – перебил он и что? У неё научился внезапные вопросы задавать?

– А? – кажется пискнула ведьма, чем вызвала слабую ухмылку ферана.

– Небесную нить ты не плела больше? – тем не менее Рэтар был серьёзен, задавая этот вопрос.

– Нет, – ответила Хэла.

– Из-за того, что я тогда, – он нахмурился, – сказал… когда вышел из себя?

– Нет, нет, – поспешила успокоить его ведьма. – Просто больше не хотелось.

– Это после того, как ты перестала брать мою силу?

Хэла неуверенно кивнула:

– Наверное, – ответила она.

– Я хочу, чтобы ты брала у меня силу, Хэла, – попросил он очень твёрдо.

– Рэтар, – ведьма мотнула головой, отчего её снова пьяную повело.

– Я хочу, чтобы ты это делала, – настоял феран. – Слышишь?

Хэла всхлипнула и уткнулась в него, обнимая, даже больше хватаясь отчаянно, потому что не верила, правда не верила, что счастлива, что Рэтар такой вот невероятный, такой удивительный…

– Слышишь? – ещё раз спросил феран, тихо прошептав вопрос ей в ухо.

Кажется она прошептала “хорошо”, кажется ей стало намного легче оттого, что он это узнал и вообще это сказал.

– Я люблю тебя, – кажется прошептала Хэла, проваливаясь в неотвратимо накатывающий тяжёлый пьяный сон.

И кажется Рэтар замер, напрягся, потом прижал её к себе сильнее.

– Я тоже люблю тебя, Хэла, – кажется прошептал он.

Но вполне возможно что всё это было уже просто пьяным бредом её уставшего и измученного сознания.