Текст книги ""Фантастика 2024-110". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Сумасшедший Писака

Соавторы: Дмитрий Евдокимов,Эйлин Торен,Игорь Кулаков,Алекс Войтенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 195 (всего у книги 355 страниц)

Та кивнула, совсем невнятно, промычала что-то в тряпку перекрученную жгутом, что была вставлена между зубов.

Милена стояла и держала руку, не понимая зачем она тут стоит. Что вообще тут делает. Чувствовала себя невероятно бесполезной. И паника крутила её ураганом – больше всего на свете хотелось убежать отсюда без оглядки.

Хэла тем временем взяла Эку за талию и закрыла глаза. Всего через мгновение роженица застонала, а потом начала рычать. Феран, митар и бронар так и держали женщину прижатой к столу.

Элгору повезло меньше всех. Он был в первом ряду жуткого представления, в отличии от Роара, которому удалось встать так, чтобы можно было смотреть в другую от происходящего действия сторону. Бронар видел всё и Милена видела, как лицо его меняется словно кадры на кинопленке: отвращение, ужас, боль, сожаление, потом удивление и какой-то странный триумф, и снова отвращение и страх.

На руке Хэлы лежал ребенок. Он был синего с белым цвета, маленький, сморщенный, жуткий. И он молчал.

Милена ничего, абсолютно ничего, не знавшая о родах, была уверена, что дети кричат сразу же, как рождаются и потому сейчас это молчание её встревожило, и она была убеждена, что ребёнок мёртв.

– Он мёртв? – спросил Элгор тихо, но получилось, что тишина вокруг была поразительная и он прогромыхал.

Чёрная ведьма не ответила. Она мотнула головой, наклонилась к малышу, лежащему на её руке и прислонившись к его спине щекой. Потом перевернула и накрыла ртом нос и рот, сплюнула. Прислушалась и ласково сказала:

– Ну же, давай, детка, давай…

И раздался еле слышный детский крик – словно котёнок запищал.

– Ну, певицей тебе явно не быть, – ухмыльнулась Хэла и положила малышку на живот матери и закрыла глаза. – Эй, горемычная, сюда иди. Бабка же учила тебя перевязывать пуповину?

Девочка была за спиной Милены и она только слышала, как та зашуршала юбками поднимаясь и подходя на непослушных ногах к столу. Мила видела, что девочке страшно. Она тряслась как осиновый лист. Хэла глянула на неё и нахмурилась:

– Только не говори, что не умеешь.

– А? – девушка подняла на чёрную ведьму взгляд полный ужаса.

– Да, боги спасите, – всплеснула руками та. – Серьёзно? А что ты умеешь?

На глаза девочки навернулись слёзы. Она глянула теперь уже на Роара, потом на Элгора и наконец на ферана. Встретившись с ним взглядами, она отчаянно разрыдалась и осела на пол.

– Тьфу, – ругнулась Хэла и посмотрела на Элгора, – давай, достопочтенный бронар, держи, как биться перестанет в руке, сжимай со всей силы.

Мужчина был явно против участвовать хоть в чём-то, но тон ведьмы был безапелляционным и не предполагал, что можно возразить что-то или тем более отказаться. Поэтому в его руке оказалась пуповина, которую он взял с осторожностью и даже брезгливостью. Рука стала кровавой.

– Антисанитария сотого уровня, – проворчала Хэла, потом она явно стала ругаться себе под нос, отборные матерные словечки, которые привели бы в смущение даже заправских грузчиков и слесарей. – Так, Эка, это последний ребёнок твой. Больше нельзя и не будет, прости, но кажется твоя матка сказала тебе, что твой муженёк перестарался. И что тут сказать – я с ней согласна, тоже мне конвейер. Надо же хоть немного дать возможность себе отдохнуть, серьёзно. Закрываем лавочку или ты до заката не доживёшь. Поняла?

Эка кажется была в полном неосознании происходящего. Хотя понять что именно сказала Хэла наверное им всем было сложно. Несчастная роженица кивнула, но явно уже по инерции.

– Она теряет сознание, – сказал феран.

– Она умирает, – проговорила Хэла и покачала головой.

– Хэла, милая, делай, делай, – вдруг отозвалась Мита. – Как детки без матери-то, их же не раз-два, их девять и вот десятая лежит. Угробит её чудовище это, правда, делай, как надо. Рэтар, ну скажи ей, богами всеми тебя молю, она же не может без приказа сделать такое, или без согласия Эки. Или, рваши его утащите, супруга её…

Дальше Мита тоже видимо отборно ругнулась, потому что Роар с укором глянул на неё и покачал головой.

– Биться перестало, – сказал Элгор прерывая их разговор и возвращая внимание обратно на малюсенькую девочку, которая лежала на животе потерявшей сознание матери.

– Зажимай, – скомандовала Хэла. – Мита, ты то можешь перевязать?

Кухарка кивнула и, оторвав два отрезка от принесённых Томикой тряпок, сделала на пуповине сначала один узел, а потом стала вязать другой.

– Этот не обязательно, – сказала Хэла и подняла глаза на ферана.

– Делай, – тихо ответил мужчина на её немой вопрос. – Если силы есть.

Чёрная ведьма повела головой едва заметно, потом плечом.

– Элгор, режь, – приказала она и бронар перерезал своим кинжалом пуповину. – Ребенка забирайте. Мила отойди. Рэтар, Роар тоже отпустите её. Отходите на шаг хотя бы.

Всё послушно выполнили указание. Томика помогла девочке, что должна была быть повитухой, выбраться из под стола и поддерживая её отвела в сторону.

Хэла обхватила бёдра Эки и закрыла глаза.

Милена видела как тени, до этого замершие, пришли в движение. Тишина ушла, тени действительно издавали какой-то странный мерзкий звук – кричали, но будто на другой волне, не воспринимаемой обычным ухом человека. Они стали тянуться к Хэле, разрастаться и становились плотнее. В какой-то момент Милене показалось, что они стали осязаемыми и перестали быть бесплотным туманом.

Эка выгнулась на столе дугой, потом выдохнула и затихла. Показалось, что умерла, но всего через каких-то несколько секунд снова вздохнула и теперь её грудная клетка стала двигаться ровно и размеренно.

– Надо уложить её куда-то, следить, чтобы не было кровотечения, – проговорила Хэла хрипло, глядя на ферана. – Если начнётся – я не помогу, надо будет знать мага.

– Хорошо, – ответил глава дома и посмотрел на митара.

Роар кивнул.

– Давайте её ко мне, – отозвался Элгор и указал движением головы куда-то в сторону.

Милена проследила за траекторией и увидела дверь. Бронар отправился туда, а Роар подойдя к столу взял на руки Эку. Девочка заплакала в руках Миты.

– Сейчас моя сладкая, сейчас я тебя умою и к маме пойдём.

С этими словами она подошла к одному из вёдер и с ходу окунула туда ребёнка. Было чувство, что проделывала Мита такое не первый раз и, как это было не странно, девочка даже не заплакала. Кухарка завернула её в одну из лежащих на стуле возле вёдер то ли тряпку, то ли простынь, и пошла туда же куда ушли Элгор и Роар с Экой на руках.

Милена посмотрела на Хэлу. Она так и стояла оперевшись на стол, вокруг неё клубились тьма, тянулась к ней и, если недавно во дворе от ведьмы шло какое-то незримое сопротивление, то сейчас она словно сдалась. Густая чернота подползала к ней всё ближе и ближе. Томика громко выдохнула и сжалась, и Милена вспомнила, что серая тоже видит тени.

– Хэла, – Милена сделала шаг по направлению к женщине и тьма на её пути завизжала и расступилась.

“Я их пугаю?” – с сомнением спросила Милена сама у себя и снова сделала шаг, протянула руку. Тени яростно отшатнулись.

– Не трожь, – остановила белую ведьму Хэла как раз тогда, когда девушка хотела обнять женщину, чтобы спасти от этой подступающей тьмы.

С этим приказом Мила сделала непроизвольно два шага назад и в ужасе сжалась, потому что тени добрались до рук чёрной ведьмы, до ног, стали спускаться сверху на голову. Это было так жутко, дико. Милена застыла. Из-за тьмы не было видно уже саму женщину, она была вся в ней, внутри, словно в коконе. Это было само зло. Яростное, смертельное, издающее мерзкий звук.

“Будто в фильме ужасов, только наяву…”

– Что? – возле Милены был феран, он схватил её за плечи, заглянул с беспокойством в лицо.

– Тени, – шепнула она, скорее просто себе, а не в ответ на его вопрос. – Хэла вся в них. Они со всего дома к ней тянуться.

И Милена с трудом оторвалась от созерциния этого парализующего сознание действа и посмотрела на мужчину. И лучше бы она этого не делала – он был сейчас настоящим жутким чудовищем. Он всматривался в Хэлу и белой ведьме показалось, что он тоже видит эту тьму. И ни одна вот такая тень не смогла бы сейчас сравниться по жути с Рэтаром Гораном, достопочтенным фераном Изарии.

В Миле сейчас снова зашевелилось это недавно появившееся чувство понимания внутренних эмоций человека. И, когда она стояла сейчас рядом с этим мужчиной, она физически чувствовала его тревогу, ярость, дикий необузданный огонь горел у него внутри, и тянул его к Хэле, он безумно хотел сейчас подойти и обнять, забрать отсюда, защитить, но внешне его лицо было непроницаемым. Внутри буря, а снаружи холодное мертвенное спокойствие.

Мила глянула на Хэлу. Тени впитывались в её руки, проникали внутрь её тела и наконец стали редеть, становиться всё более прозрачными и пропадать.

– Исчезают, – шепнула Мила.

И Хэла тяжело вздохнула, а потом воздух вышел из неё, словно это был последний выдох в её жизни. После чего она пошатнулась и упала прямо в руки ферана, который успел её поймать, иначе голова её ударилась бы о каменный пол.

И Милена видела невероятное чувство нежности, такое острое желание спрятать, скрыть от лишних глаз. Без труда глава дома поднял Хэлу на руки, невесомо поцеловал в висок, прижал к груди и направился к противоположной от них стене. Там Милена видела проём коридора или что-то такое.

– Он забрал Хэлу к себе? – спросила Томика.

– А? – Милена обернулась на серую, которая стояла и прижимала к себе находящуюся в бессознательном состоянии юную повитуху.

– Феран унёс Хэлу к себе? – повторила она вопрос, а потом добавила, может вспомнив, что Милена в Зарне впервые. – Он там живёт.

– Хэла спит в его покоях, он приказал, – отчеканила Милена на автопилоте.

Томика уставилась на белую ведьму полными какого-то ужаса глазами.

– Не твоё это дело, – отозвалась Мита, которая вернулась, но никто не заметил когда именно, и Милена не знала, что именно кухарка видела.

– А ну-ка, давай тащи Милену отдыхать, а я займусь этой горемычной, – женщина подошла к ним и забрала из рук Томики бледную повитуху.

– Теней больше нет? – спросил Элгор, выходя из двери.

– Нет, – мотнули головами белая ведьма и серая девочка.

– Отлично, – и бронар пересёк комнату, вышел на улицу.

Томика взяла Милену за руку.

– Пойдём, покажу, где ты будешь жить, – живо заявила она, будто ничего сверхъестественного буквально некоторое время назад не произошло.

Они прошли в дверь в третьей стене и оказались в огромной стеклянной галерее, с цветными витражами.

– Вот там на первом этаже крыло, которое серые делят с домашними слугами, – затараторила девушка. – Там много комнат. Каждая вмещает в себя примерно четыре-пять кроватей. Но сейчас нас мало и мы можем жить по двое или трое в комнате. Есть просторное общее помещение, там столы для трапезы, а ещё можно вечерами посидеть.

Томика тянула Милену за собой в таком возбуждении, а у белой ведьмы казалось не было сил даже дышать.

– Над нами харн. В том крыле, напротив, ну куда достопочтенный феран ушёл, поняла? – Милена кивнула. – Там наверху его личные покои, ещё там такая большая комната, они в ней собираются иногда по вечерам, и ещё огромная комната с книжками, прям вот ты не представляешь какая здоровенная. Внизу живут воины, которые дом охраняют. Ой, я так рада, что вы вернулись!

За разговором они прошли галерею и вышли в коридор, где были двери, словно в отеле. Дальше виднелось большое помещение, про которое видимо упоминала Томика.

– А вот где комната достопочтенного бронара, – продолжила Томика, – ну куда Эку унесли, там дальше по коридору комнаты достопочтенного митара, и другие командиры там тоже спят в общих. А над ними огромная часть дома для всяких приёмов и всего такого – праздники, гости, знаешь? Там почти целый дом ещё. Но это потом посмотришь.

И с этими словами девочка резко остановилась.

– Выбирай, – Томика встала перед несколькими комнатами, – вот в этой Лорана живёт с Хэлой, или Хэла уже не живёт с нами? Или? Ой, ладно, я потом узнаю от Куны. Вот тут Йорнария живёт одна. Так что можешь выбрать кого-то и с ними жить.

– А можно с Лораной? – попросила Мила.

– Да мне-то что? – улыбнулась Томика и пожала плечами. – Я бы тоже не стала с Йорнарией жить. Ладно, побегу я, встречу Куну и девочек. Соскучилась ужасно!

И она развернулась, оставляя белую ведьму, и побежала дальше, видимо где-то там впереди был ещё один выход. Логично, конечно, не могут же слуги выходить через главный вход.

Милена зашла в ту комнату, которую Томика определила как комнату Лораны и Хэлы. Здесь было тепло и даже уютно. Четыре кровати, на стенах нарисованы красивые цветы, похожие на привычные глазу Милены хризантемы. Она опустилась на одну из кроватей – у неё болела каждая клеточка тела, усталость была неизмеримой. Она понятия не имела сколько времени прошло с их приезда, и сколько длился кошмар с родами.

В комнате горела потолочная люстра, а окно под потолком не давало ни малейшего понятия о времени за ним. Мила прилегла на кровать, закрыла глаза и провалилась в непроницаемую темноту сна.

Эйлин Торен
Призыв ведьмы. Часть 3 – Эйлин Торен

Глава 1

Рэтар сидел с закрытыми глазами в полутьме своих покоев в Зарне.

Покои состояли из двух больших комнат связанных между собой открытым проёмом в стене. Одна часть была жилой, другая предполагалась рабочей. Но Рэтар предпочитал для работы книжную, которая находилась в том же крыле замка, что и его покои. В них он работал только ночами, когда мучился бессонницей.

Прислонившись к стене, он устроился на кровати, а на его ноге покоилась голова Хэлы. Тело ведьмы было укатано в несколько теплых укрывал, а рука Рэтара лежала на её шее, чтобы чувствовать движение крови внутри.

Хэла была ледяной, ещё хуже чем в Трите, после костров. Когда он принёс её в комнату, он первым делом снял платье и нательную рубаху, которые были в багровых пятнах крови после того, как ведьма спасла Эку и её дочку. От этого, повторяющегося в течении такого короткого периода времени, действия становилось не по себе. Рэтар вытер тёплой водой лицо и волосы ведьмы.

Её трясло, пробивал холодных пот, а потом Хэла заскулила, сжалась, снова, как и недавно в зале, выдохнув из лёгких кажется весь воздух, и затихла. На мгновение феран подумал, что она умерла.

Испуг, который он испытал, был таким ярким, ощутимым физически. Сдавило нутро, руки перестали слушаться. Но Хэла дышала, едва слышно, неуловимо, как тогда, когда он увидел её на столе у мага. Она была жива.

И сидя с ней на коленях в сумраке спальни, Рэтар молился всем богам, чтобы она выжила, чтобы осталась с ним.

Почувствовав едва уловимое движение в комнате, феран открыл глаза и в пролёте увидел Тёрка.

– Как она? – спросил старший брат так тихо, словно мог навредить Хэле своим громогласным голосом.

– Жива. Хотя кажется мёртвой, – отозвался Рэтар одними губами, потому что, как и брат, боялся говорить. – Если бы не слышал её дыхания, не чувствовал биения крови…

Тёрк сделал несколько шагов к кровати. Повёл рукой и вопросительно посмотрел на ферана. Тот кивнул. Пальцы мужчины легли на щёку Хэлы и он нахмурился.

– Ледяная, – сказал он скорее сам себе, чем Рэтару. Потом, помолчав, добавил: – Маги такими не бывают. Я узнаю у серых, может, когда она спасала наложницу Элгора, было так же.

– Не было, – качнул головой феран. – Она была словно в горячке, холодный пот, но не была мертвенно ледяной.

– Проверял, – утвердительно отозвался Тёрк.

Рэтар помолчал, потом спросил, указывая кивком в сторону остального дома:

– Что там? Как прошёл переход?

– Всё хорошо, – ответил брат, всё ещё хмурясь. – Перешли спокойно. Гир молодец – не сплошал. Отряд в казармах на отдыхе или кого домой отправили. А там… там Роар взял всё на себя. Прям как большой мальчик. Жизнь кипит, как всегда. С Экой всё хорошо, сегодня пыталась встать и начать делать дела – неугомонная! За Хэлу переживает, всё спрашивает, как она. Вставать и тем более работать ей пока не даём. Девочка у неё маленькая совсем, но вроде крепкая. Белая ведьма спит. Портал работает. Зеур приходил, сказал, что портал из-за теней не получилось открыть, посмотрел Эку, посмотрел белую, сказал, чтобы не переживали. Ещё просил с тобой поговорить, но я его до тебя не пустил, может стоило?

– Нет, – отмахнулся феран и его резануло воспоминанием об их с магом последнем разговоре. – Сейчас пока он мне не нужен.

– А может стоило на Хэлу ему посмотреть? – спросил Тёрк.

Рэтар не ответил. Он не знал как правильно. Внутри жила мысль, что надо мага, чтобы помог Хэле или хотя бы сказал, что всё хорошо, но почему-то была ещё тревога, вот это чутьё, что нельзя. Мага может и надо, но не Зеура.

– У тебя же есть кто из магов, кто тебе должен? – спросил феран.

– Конечно. Парочка найдётся, – отозвался брат.

– Тогда, если надо будет, их позовём.

– Не Зеура? – уточнил Тёрк, а феран повёл головой в знак согласия.

Старший брат не стал спрашивать почему так. В этом Тёрк был идеален – они понимали друг друга с полуслова и Рэтар мог не объяснять, мог держать свои мысли при себе, по крайней мере, если хотел, потому что старший брат чувствовал, когда надо спрашивать, а когда надо молча выполнить приказ.

– Когда ты хочешь уйти? – спросил Рэтар.

– Я дождусь пока Хэла в себя придёт, – ответил тот.

– А если не придёт? – проговорил феран, чувствуя, как тонет в безумие этой мысли.

– Рэтар? – Тёрк нахмурился, напрягся. Он точно знал, что сказано это было не просто так. – Это же Хэла, она не может вот так умереть, что ей роды, тени или как оказалось отряд воинов в лесу?

– Это камень, – отозвался на это глава дома.

– Что? – старший брат нахмурился ещё сильнее.

– Этот проклятый серкит.

– Не понимаю.

– В Трите, – прошептал Рэтар, сглотнув, – после нападения, она мне сказала, что на камне был заговор не только на ярость, но и на смерть. Шера, Найта – они обе держали камень и обе мертвы. С Элгором не ясно, потому что он камень не держал, а сама Хэла не поняла природу заклятия, кроме того, что снять его нельзя. Только отвести. И я кажется отвёл смерть от Миргана, поймав его стрелу. А вот Хэла…

– Чтоб тебе, – ругнулся Тёрк, давясь ругательствами.

Он сдержал в себе бессильную ярость, так же как Рэтар сдерживал, шумно вдохнул и выдохнул.

– Я мага наготове буду держать, – ответил он, после непродолжительного молчания, приведя свои эмоции в норму. – Если что буду здесь, в книжной, зароюсь в переводчики, попробую письма разобрать, что Мирган у нападавших в лесу нашёл. Зови, хорошо?

– Передай мне половину, – попросил феран.

– Писем? – уточнил Тёрк.

– Да.

– Уверен?

– Да.

– Хорошо, тогда принесу тебе с переводчиком, – отозвался брат. – Ещё что нужно?

– Цнели, – сказал феран.

– Рэтар? – старший брат тяжело вздохнул.

– Тёрк, – он встретился с ним взглядом.

– Хорошо. Всё будет, – поклонился мужчина и вышел.

Хэла зашевелилась, когда судя по отсветам в прикрытом ставнями окне, появилось свечение Тэраф, то есть спустя мирту. Она застонала, по телу прошла дрожь.

Рэтар бросил письма, которые изучал, чтобы отвлечь себя от тяжёлых мыслей, потому что смотреть в пустоту, выедая себя, стало уже невыносимо.

Феран всё так же слушал дыхание Хэлы, так же держал одну руку на её шее, под магическим слихом всматриваясь в знакомые символы языка руты, но когда она задрожала, когда изнутри послышался слабый стон, он скинул письма на пол и прижал ведьму к себе.

Хэла попыталась вырваться, потом из глаз потекли слёзы, Рэтару показалось, что она стала теплеть, а потом, к его невообразимой радости, открыла глаза.

Увидев Рэтара, ведьма сначала нахмурилась, и он на мгновение испытал то пугающее отчаяние от пустоты, которое скрутил его там в лесу, когда Хэла запретила к ней прикасаться, жёстко и не принимая возражений. Но мгновение, длившееся похоже вечность, прошло и она его обняла.

– Хэла, родная, ты вернулась, – Рэтар прижал её к себе, целуя в шею, плечо, обнимающие его руки.

Ведьма не ответила, лишь разрыдалась, но это можно было пережить. Слёзы можно. А вот, что будет, когда она придёт в себя, когда успокоится?

– Скольких я убила? – спросила Хэла, когда стихли рыдания.

Мог ли Рэтар ей соврать? Нет, но сказать правду тоже было страшно.

– Шестьдесят одного, если считать с теми, что были в Трите, – честно ответил феран и почувствовал, как ведьма сжалась, физически ощутил это желание вырваться из его рук, потому что стало жутко от себя самой.

– Шестьдесят одного, – повторила ведьма изумлённо, когда он не пустил.

– Хэла, послушай, я знаю, что это такое…

– Нет. Это чувство. Я же чудовище, я убила людей просто затушив их жизненный огонь, как свечки на праздничном торте задула, – и вот тут она стала вырываться, осознание накрыло её осязаемой волной и Рэтар прижал её к себе сильнее.

– Хэла, ты не чудовище, – ему было больно, потому что ей больно. – Послушай меня, Хэла…

– Нет, нет! – из глаз снова потекли слёзы. – Ты не понимаешь, я же теперь не остановлюсь… я же теперь буду всех убивать, это же… мне такой и жить нельзя!

– Нет, родная, – но она мотнула головой, упрямо не желая слышать.

– Я в лесу Брока хотела убить, – всхлипнула она, потом издала какой-то жуткий звук и взвыла. – Это потому что чёрные такие…

Как он её понимал. Потому что это чувство было самым жутким и прекрасным одновременно – чувство власти над чужой жизнью.

– Хэла, родная моя, послушай меня, прошу тебя!

Но ведьма мотала головой и пришлось применить силу, чтобы успокоить и заставить слушать. Феран встряхнул её и заглянул в глаза.

– Я знаю, что это за чувство, знаю. Слышишь меня, – рыкнул он. – Но, Хэла, нет. Ты не чудовище, и… да, это невероятное чувство, оно пахнет триумфом, всепоглощающим торжеством, который проникает внутрь и порой совершенно невозможно остановить себя. Но разница между чудовищами и нами – мы сожалеем. Ты испытываешь боль, потому что сделала то, что должна была сделать, Хэла.

Ему так печально было жать её, но боль от осознания, истерика, что душила её, не давала иной возможности достучаться до сознания женщины.

– Они умерли бы, я не позволил бы уйти ни одному из них, – отрезал Рэтар, – потому что мне не угрожают, меня не шантажируют, мне не ставят условий. Ты подарила им быструю и простую смерть, а я выпотрошил бы каждого, Хэла. Я залил бы тот лес кровью, слышишь? И кто из нас чудовище? Кто из нас двоих убийца? Настоящий?

– Рэтар, – она мотнула головой, но в глазах была эта бездна и он понимал, что даже если она сейчас осознает его слова, пропустит их через себя, испугается его, пусть – лишь бы у неё не болело.

– Ты сожалеешь, потому что ты вынуждена была сделать то, что сделала – в Трите, в лесу, – проговорил феран мягче. – Могли пострадать ещё люди. И ты всё ещё не обычная чёрная ведьма, без сожаления и сомнения творящая зло, Хэла. Эка жива, девочка её жива, а сколько бы людей пострадали от теней в доме? И Брок, Хэла, ты может и хотела его убить, но не убила – он жив! Чудовища, родная, не останавливаются. И не плачут, потому что горько и стыдно.

Она хотела ответить, но Рэтар не дал – поцеловал её.

С того запрета в лесу, всё внутри холодело от осознания, что, а вдруг, этот запрет Хэлы теперь навсегда. И он никогда больше к ней не прикоснётся, никогда не обнимет, не поцелует, не будет близок. Это кромсало, рвало на части. Рэтар ведь никогда не был так зависим… от чего? От близости, от женщины, от потребности в чужом тепле?

Но Хэла… её хотелось рядом всегда. Если бы не здравый смысл – он бы её от себя вообще не отпустил ни на мгновение. Сначала хотел искать причину, потому что ему нужна была причина, по крайней мере раньше, или скорее в других вопросах, но с Хэлой причина была не нужна. Кажется, как увидел – пропал. Бывает такое? Да и рваш с этим.

Хэла поддалась, не оттолкнула, не вырвалась. Так отчаянно хотелось её согреть, потому что всё ещё была ледяной, дрожала. Но дрожь уже была не от холода. Загорелось возбуждение, откликнулось на его ласку.

Почему-то всплыло воспоминание – это гневное лицо ведьмы, когда он вернулся в дом, после её приказа его покинуть, ослушался и она была зла, но и испугалась за него. Такая она была в тот момент яростная. И несмотря на дикость ситуации, внутри была какая-то необъяснимая гордость – это его несносная ведьма.

А сейчас, как бы не хотелось взять её вот в этом неудержимом страстном желании обладания и уж, когда отпустило, потому что запрет не навсегда, потому что всё равно она в его руках становится мягкой, ранимой, слабой, но пришлось быть аккуратным, осторожным, из-за того, что та грань сознания, до которой он достучался, была хрупкой, ломкой. Рэтар даже не был уверен, что прав, вот так напирая со своим желанием.

Но ведьма согрелась, стала тёплой, снова живой – поддалась, растворилась в нём, значит был прав.

После близости Хэла уснула, а Рэтара снова стали нещадно грызть тревога и сомнения. Он выбрался из постели, оделся и, устроившись на полу возле кровати, погрузился в изучение писем наёмников и попытку их перевести.

– Что это? – спросила Хэла, совсем охрипшим из-за рыданий и сна голосом.

Ведьма перевернулась, легла на живот, так, чтобы видеть, что он делает. Сначала потёрлась щекой о его шею сзади, словно фицра, потянулась, устроилась в постели поудобнее, потом положила голову на сложенные руки. От этих её мягких действий захотелось снова сгрести её в объятия, но феран сдержался.

– Письма, что были у наёмников в лесу, – осторожно ответил он, надеясь, что ей не станет снова плохо, но готовый снова успокаивать. – Хотим перевести, может поймём, что случилось или кто стоит за нападениями.

Ведьма помолчала, потом протянула руку и провела пальцем по книге-переводчику.

– Я всё хотела спросить, как получается, что я тебя понимаю, в смысле, я говорю на своём родном языке, пою на нём, но получается, что я же должна говорить на твоём, точнее как выходит, что я говорю слова, которые есть в моём языке, но нет в твоём… я запуталась, – она слабо улыбнулась. – Или ты тоже не знаешь?

Рэтара немного отпустила тревога за неё, он откинул голову назад, положив её на локоть Хэлы:

– Знаю. Если помнишь – тан моей матери был магом, я много с ним разговаривал, много вопросов задавал, и про призыв в том числе, – ответил феран. – Это белая комната в башне магов. Она сделана не только для призыва. У неё есть ещё несколько важных назначений. Первая – это язык. Я не очень могу объяснить как, но ты знаешь два языка. Один изарийский, второй общий.

– Общий? – нахмурилась Хэла и склонив голову набок.

– Да, – слегка кивнул Рэтар. – Общий – это язык, на котором говорят в нашем мире, он изучается нами с детства.

– И я могу на нём говорить?

– Да. Но для серых этот переход незаметен, – пояснил он. – Так проще. Если я говорю с тобой на изарийском, то ты отвечаешь мне на изарийском, а если на общем – то на общем.

У Хэлы на лице появилось странное выражение непонимания, она нахмурилась.

– А на каком мы сейчас говорим?

– На изарийском, – ответил Рэтар и улыбнулся.

Порой Хэла была такой девочкой – возраст стирался и можно было увидеть какой она была много тиров назад.

– Ну да, – проговорила ведьма, размышляя, – зачем тебе говорить со мной на общем… а зачем тогда общий?

– Хм, – слегка нахмурился феран. – Для удобства. Например, маги – они говорят на общем, их книги написаны на общем, они же все из разных мест, разных фернатов, элатов.

– А пою, – удивлённо спросила ведьма, – пою я на каком?

– Пока пела только на изарийском, – Рэтар пожал плечами. – Но вполне возможно, что, если ты будешь говорить с кем-то на общем, и он тебя попросит спеть, то ты споёшь и на общем.

– Это раздражает, – выдала Хэла, насупившись. – Почему я не знаю на каком языке говорю? То есть подожди, а остальные серые получается воспроизводят, ну то есть говорят, на своих языках? Боже, как сложно. А как тогда понять кто откуда? И, стой, значит есть языки, которые я могу и не понять?

– Так, – от рассмеялся, – по-порядку! Ты можешь узнать язык по особенностям оборота. Общий более, не живой, такой серьёзный. А чтобы определить, например, кто перед тобой, нужно слушать и слышать особенные слова. Если слышишь, как человек ругается и говорит о “рвашах”, то с самой большой вероятностью перед тобой изариец или ринтиец.

– Ринтиец?

– Да, у нас один похожий язык, письмена, и некоторые сказания, верования…

– И рваши, – хмыкнула она.

– И рваши, – подтвердил Рэтар, ухмыляясь. – Но ринтийца от изарийца отличает внешность.

– А? – Хэла снова заинтересованно приподняла бровь.

– Ты знаешь, как в основном выглядят изарийцы.

– Высокие, плотные, преимущественно шатены с глазами тёплых цветов – карими, ореховыми, медовыми или золотыми, – сказала она.

– Ты сейчас наговорила страшное количество слов, которые я не понял, – улыбнулся он, а Хэла рассмеялась. Как же Рэтар был счастлив слышать её смех. – Но будем считать, что ты права.

– А ринтийцы другие? – спросила ведьма, всё ещё хихикая.

– Да, – подтвердил феран. – Они не такие высокие, как мы, худые, у них руки длиннее, как будто, они такие сухие, волосы у них светлее, а глаза бликие.

– Бликие? Это какие, – поинтересовалась ведьма. – Не слышала такого названия цвета.

– Хм, – он задумался, – цвета подтаявшего снега, такие не белые и не серые, очень светлые. Про них говорят, что это вода забирает цвет их глаз.

– Вода?

– Да, – ответил феран и заметил, что счастлив говорить с ней и отвечать на эти простые вопросы. – Ринта с одной стороны – это горы, а с другой – воды Мёртвого моря. Ринтийцы отличные мореходы. Они лучшие в этом деле. Говорят, что если можешь ходить по мёртвой воде, то по любой пройдёшь. А ещё в Ринте раньше была самая обширная в наших краях корта рыболовов. И про то, что они хорошие мастера тонкого и горного дел, я тебе уже говорил.

Она издала какой-то совершенно очаровательный звук и кивнула в задумчивости.

– Хэла, можно вопрос, – из-за звука, который она издала он вспомнил забавный момент перехода, с фицрой, которая якобы была его.

– Ага, – отозвалась женщина, всё ещё в задумчивости глядя в книги и песни, и рисуя пальцами узоры на его шее. Невыносимая мука.

– Про фицру.

– Что?

– Фицра из твоей седельной сумки, ты сказала, что она моя, – пояснил феран.

– А, та милейшая наглая особа, – улыбнулась Хэла. – Так она твоя, вот я так и сказала.

– Да с чего? – рассмеялся Рэтар.

– Потому что она живёт у тебя в покоях. Даже сейчас – спит там в углу на твоей рубахе, которую утащила фиг знает когда. Любит тебя, – повела бровью ведьма.

И он рассмеялся, потому что – ну, что за невыносимая женщина…

– А сколько языков ты знаешь? – спросила вдруг Хэла.

– Без изарийского и общего? – уточнил Рэтар. – Шесть.

– Шесть? То есть восемь? Божечки! – искренне удивилась она.

– А Тёрк помимо изарийского и общего, знает восемь или девять, – улыбнулся феран.