Текст книги ""Фантастика 2024-110". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Сумасшедший Писака

Он вздохнул со злостью, внутри рвалась ярость.

– Совсем немного не дождался, Хэла, всего пара луней, – проговорил он с горечью. – Как меня разрывало от этого, ты не представляешь. Он ведь, тварь, знал, что война кончилась. Знал, что мы возвращаемся. А всё равно её отдал, позарился на прикуп. А я ведь мог больше дать. Я был тенью Рэтара, он был бронаром, командиром отряда ферана, я был у него фором, был вторым командиром. Я знаешь сколько камней получал? Я бы за неё всё отдал, и это было бы даже не в десять раз больше, что эта мразь получила, продав её, как скотину.

Хэла видела, что Тёрк ушёл в это воспоминание и наверное в некотором смысле было плохо тянуть из него это воспоминание, но почему-то понимала, что сейчас ему надо было этим поделиться, особенно после ссоры с Мирганом.

– Но я сам был виноват, как у меня ума не хватило обвязаться с ней до того, как на войну уйти? Или ладно, не было на это времени, так мог отцу прикуп оставить, чтобы он меня дождался, а коли помер бы я, тогда твори, что хочешь. Дурак, ой дурак, – мужчина ударил кулаком в ствол дерева. – И я хотел её искать, знаешь? Хотел. Думал найду и у этого земледельца, или кем он там был, выкуплю, такое бывает, а я не простой же мужик, из какого селения на карте не найти, я сын ферана! Я мог её просто так забрать и без откупа.

– Почему не поехал?

– Дурак! Я подумал, что вдруг ей там хорошо, вдруг за то время как меня не было, – каждое слово давалось ему с трудом, – у неё чувства изменились, может, она не хотела уже со мной быть…

Он пожал плечами так горестно, что у Хэлы навернулись на глаза слёзы.

– Ещё раз дурак, – прошептал он. – Он её убил. Забил на смерть. Мне её сестра младшая это рассказала. Как скотину купил и как скотину забил…

– Тёрк, – Хэла села к нему лицом, протянула руку.

– Ну и что, что разлюбила? – и он сжал её пальцы. – Забрал бы у него и была бы сама себе предоставлена, я не неволил бы её. Просто… понимаешь… Надо было мне… я же знал какая она. Не любят у нас таких. Не любят.

– Каких?

– Девок, что под вояками были. Они как подпорченное мясо, – он зло скривился, с обидой, гневом. – Знаешь, как простые говорят? Коли баба под воякой была, то она потом всю жизнь на дорогу будет смотреть, и вояку своего ждать, и не важно семья у неё, супруг, детей по лавкам не счесть – вернётся вояка, и она с ним уйдёт.

– Какой бред, – выдавила из себя ведьма, пытаясь не расплакаться.

– Я думаю, что это всякая тварь придумала, чтобы оправдать себя, – кивнул Тёрк. – Я считаю, что если мужик не только на людях супруг хороший, но и в доме, и за дверьми закрытыми, наедине с бабой своей, то никуда она от него не денется, а если он дерьма кусок, то она и с благим уйдёт, если он ей слово доброе скажет и ласковым с ней будет. Просто люди службы, как самые, бесхозные, что ли. Бездомные. Нам улыбаются, Хэла, а в спину ненавидят.

– Тёрк, милый, – ведьма сжала его руку.

– Они вон почему девок своих от нас подальше держат? Не замечала? – он сделал движение головой в сторону селения, потом посмотрел с вопросом и Хэла нахмурилась. Потому что замечала, конечно. – Домашние местные, которые вроде глазки стоят, а всё равно не подпускают к себе, потому что отцы за ними смотрят, чтобы девка какая не попорчена вояками была. Вот каким пекарем – не вопрос, а служакой, это беда! Парни мои и Гира больше к наложницам жмуться, да к серым лезут, больше даже, чтобы у самих девушек местных потом проблем не было. Все ж всё понимают. Так что ты не серчай, если кто там серых за юбки ловит… а то они тебя боятся ого как!

– Если два условия выполняют – я не серчаю, – улыбнулась ведьма.

– Целых два? – удивился Тёрк.

– Да, – кивнула Хэла. – Чтобы без насилия, по согласию, и чтобы к малолеткам не лезли – этого не потерплю.

– Справедливо, – кивнул Тёрк. – Я сам насилие не люблю, бывало правда у меня такое, не буду душой кривить и хорошим себя говорить, по службе иногда приходилось делать то, что потом не забудешь и отмаливать будешь всю жизнь и то не уверен, что такое проститься может. А вот с мелкими девками… надеюсь, что боги не допустят, что мне так голову покосит, что я на девку мелкую полезу. Это меня можно сразу в мясо пускать, да я и сам ждать не буду, потому как этому оправданий нет. Я и тех, кто девок после обряда берёт не понимаю, а уж раньше и подавно.

– Обряда? – нахмурилась Хэла.

– Когда девочки проходят через обряд благословения Анат, – пояснил брат Рэтара.

– Не могу я привыкнуть к этому отношению к женщине, – мотнула головой ведьма. – Хотя у меня в мире такое тоже сплошь и рядом, но вот раз никому не нужна невинность, если можно близость иметь и до свадьбы, ну до обвязания этого вашего, то кому какое дело с кем у неё эта близость была? Вот у нас долго как было – нельзя и всё. Типа прохлопала невинность – всё хана. Вот такую никто не возьмёт. Плохая, порченная. И всем всё понятно. А тут… с этим можно, а вот с этим нет.

– Вот так. У меня тоже не получается к этому спокойно относиться, – он повёл головой и горько усмехнулся. – Меня выдёргивает… И я ведь понимаю, что с Гесой такое случилось не только из-за того, что она с воякой была, но и потому что она в близости другая была. Этого тоже не любят. Это вместе с эйолом выбивать пытаются – он оговорами, а супруг кулаком.

– А этого я вообще не могу тут у вас понять и тем более принять, – прошептала Хэла в задумчивости. – Близость она же для двоих. Вот никого больше не касается, что там и как, главное, чтобы этим конкретно двоим было хорошо. А у них в головах насрано…

– Мирган мне Гесу поминает, когда злой, когда хочет меня задеть побольнее. Вот и сегодня так, – он хмыкнул. – Как не в себе прям, злющий. Хуже, чем обычно. Хотя я и сам не забывал её никогда.

Тёрк вздохнул и встал.

– Пойдёшь? Мне пора идти Сейка менять, я его отпустил, а то у него супруга третьего родила, пусть поможет ей, дома побудет, а то в Зарне, чувствую, построит нас достопочтенный феран, что не продохнуть будет.

Хэла не стала спрашивать почему, чтобы не получить ещё один уклончивый ответ.

– А ты правда в праздник Изара бреешься? – вместо этого захотелось сменить тему, пока они шли в сторону дома, чтобы Тёрка немного отпустило.

– А то, конечно. Каждый тир! Даже, если находимся там, где не празднуют. Всё равно – сбрил и в костёр отправил, с благодарностью.

– Стой, волосы сжигать надо? – Хэлу перекосило.

– Да, – кивнул Тёрк, посмотрев на неё с усмешкой.

– И тут весь отряд будет лысыми и без бород ходить? – уточнила она.

– Почти все мужики такие будут, – ответил мужчина. – Правда некоторые только бороду сбривают, или голову бреют, а бороду нет.

– Будет у нас тут армия, – буркнула ведьма, а потом скривилась. – А нам надо идти? Или нет? Мне можно не ходить на костры, а то вот же представляю какая будет вонь!

Тёрк рассмеялся.

– Не переживай, когда обряд проходит, женщин и не пускают на костры, – ответил он. – А когда пустят уже всё сгорит.

– Ну да, кто бы сомневался, что не пускают. А таким как я вообще можно? – поинтересовалась Хэла. – А то мало того, что я серая, то есть сомнительно человек ли я вообще, чёрная ведьма – ужас, летящий на крыльях ночи. Так ещё, кошмар, под таким воякой была, ого-го каким, вояка из вояк, для меня и дороги-то наверное не найдётся, чтобы стоять и смотреть. Ждать пришествия.

Тёрк остановился, посмотрел на неё и заржал. Хэла поклялась бы, что этот гогот был таким громким, что со сторожевых башен повылазили стражники, чтобы глянуть, что там внизу происходит. Хараги вот точно встали как вкопанные и уставились на, как им наверное показалось, умирающего мужика. И феран, наверняка этот гогот слышал. Вот тут реально кошмар.

– Разбудишь дом, дуралей!

– Ты, ты… Хэла, чтоб меня, – от подошёл к ней и сгрёб в охапку, она потерялась в его огромных, медвежьих объятиях.

– Скажешь об этом Рэтару, наговорю на тебя снедуг! – буркнула она ему в куртку.

– Не скажу, – гоготнул он ещё раз, вытирая проступившие от смеха слёзы.

– Скажи, Тёрк, – решила спросить Хэла. – А ирнит правда такой дорогой камень?

– Да, – кивнул он и придерживая за плечи потянул дальше. – Зависит от размера, конечно, но да, самый дорогой. Их три, точнее четыре, но, – мужчина махнул рукой, – три. Редкие. Серкит ещё и грасцит. Грасцит цвета крови, его можно добыть в двух, трёх выработках. Одна у нас. Серкит серкий… ну… о, как глаза у Роара.

– Жёлтый? – уточнила ведьма.

– Наверное, – согласился мужчина. – Его много где можно найти, в смысле не только в наших горах, но не часто. А ирнит только у нас, в Изарии. Его называют камнем богини.

– Вот ведь, – фыркнула Хэла. – Твою ж налево.

– А что такое? – спросил Тёрк, заглядывая ей в лицо.

– Рэтар подарил мне ирнит, – ответила она, недовольно мотнув головой. – И я хочу провалиться на месте из-за этого, а ещё он заставил Брока подарить мне что-то тоже. И вот у меня теперь есть хилдский кинжал.

– Хэла, да чего провалиться-то? – он остановился. – Ирниты красивые, покажи.

Она потянула за цепочку на шее и вытащила кулон. Сказать, что Тёрк удивился это вообще ничего не сказать. Он аккуратно положил кулон на свою огроменную ладонь и конечно в его руке он уже не был таким большим, как казалось Хэле, когда украшение было в её ладони.

– Неплохо, прям удивлён, – он повернул кулон той стороной на которой были символы. – Отличная ринтийская работа, древнеизарийский. Песня камня, – кивнул он на надпись. – Прям малец поразил.

– Малец? – спросила Хэла.

– Рэтар, – пояснил мужчина. Теперь была её очередь рассмеяться. – Скажешь об этом Рэтару перестану с тобой говорить, – передразнил её Тёрк.

– Не скажу. А правда на него можно замок купить? – она указала на Трит.

– На такой – можно, – прибил её ответом брат ферана.

– Ох, – застонала Хэла и покачала головой, потому что в ней ещё жило какое-то сомнение, точнее надежда на то, что Рэтар пошутил, сказав, что на этот камень можно купить замок.

– Что не так? – спросил у неё Тёрк, отдавая кулон обратно.

– Потому что это слишком…

– Я бы от такого не отказался, – заметил он, ухмыляясь.

– Для такой, как я, слишком! – упрямо мотнула головой Хэла. – Я не привыкла, не могу я. И мне стыдно и тягостно от таких подарков. И кинжал бы я вернула.

– Не переживай, я Броку подарю другой.

– Рэтар ему свой отдал, – сказала ведьма. – Сразу же.

– Правда? Какой?

– Не знаю, который у него всегда при себе был. Один и тот же или я ошибаюсь?

– Тогда даже не думай переживать. Просто я Брока не видел вчера, это же вчера было? – уточнил Тёрк, а Хэла согласно кивнула. – Вот увижу он мне похвалиться ещё. Небось сидит в обнимку с птицей этой вашей, чтоб ей, и смотрит на него, в руки взять боится. На кинжал тот можно дом купить в селении, земли кусок, скота и ещё останется, чтобы жить забот не знать почти до конца дней.

– Боже, – снова простонала ведьма, потому что это было уже ни в какие ворота. – Я никогда не привыкну ни к чему подобному…

– У Рэтара ещё такой есть. Их пара была. Подарили Эаргану. Отец любил дорогие вещи, чтобы было видно, насколько они ценные. А тут была пара кинжалов – работа тонкая, сделаны из сунги и тонга, но простые на вид. Отец не носил, а Рэтару такое всегда было по душе.

– Тёрк, – Хэла положила ему руку на живот, останавливая. – Я ещё хотела спросить. Но это только между нами. Можно?

– Да всё что хочешь, ведьмочка моя, – ухмыльнулся Тёрк. – Мы уже с тобой так повязаны, что можно в сговоре нас обвинять, клеймить и слать в Хар-Хаган.

– Прости, – прошептала Хэла.

– Я не буду против, – мотнул он головой. – С тобой если, так с радостью даже за грань.

– Перестань.

– Какой вопрос?

Ведьма замялась, прикусила губу.

– Как отец относился к Рэтару, – решилась-таки спросить она. – На самом деле…

– Любил без памяти!

– …потому что Рэтар считает, что… – Тёрк уже ответил, хотя Хэла говорила ещё. Запнувшись она уставилась на мужчину. – А?

– Я знаю, что Рэтар считает, что не любил, – ответил старший брат ферана. – Но это не так. Отец его любил. Определённо больше, чем кого бы то ни было из всех близких, и может даже больше своей супруги. Хотя может и нет.

– Правда?

– Да. Отец просто не умел показывать свои чувства. Но это не значит, что он их не испытывал. Правильно?

Хэла повела головой соглашаясь.

– Он очень любил Рэтара, – вздохнул Тёрк. – Он был для него единственным сыном, все остальные так, не важно.

– И Риван? – нахмурилась ведьма.

– Да, – и Тёрк развёл руками. – Увы, парень всю свою короткую жизнь бился о стены, пытаясь доказать, что чего-то стоит, пытаясь сделать так, чтобы отец просто посмотрел в его сторону – безуспешно.

– Но Рэтар считает, что…

– Понимаешь, Хэла, – перебил её мужчина, обняв её за плечи. – Ты ведь мудрая, чуткая… ты видишь какой он на самом деле? Рэтар всю жизнь пытался чувства внутри себя уничтожить, сложить в ящик и заколотить, сжечь, потому что с нашей жизнью чувства лишние. Отец не очень страдал оттого, что не мог показать свою любовь, потому что растил нас как…

Тёрк задумался потом махнул на её мальчиков, что сейчас залегли в поле и ждали, когда люди пойдут дальше:

– Хараг вон. Он нас даже называл – “мои хиги”. Мы должны были быть зубастыми, жестокими, хищными, безжалостными, – он вздохнул. – Рэтар такой, я такой, все мы такие. Но Рэтар единственный кто мог сказать отцу что-то поперёк. Спорить с ним. Знаешь, вот у него спина вся исполосована плетью и отец жалел об этом, а Рэтар, упрямый засранец, не убирал эти шрамы. И отец это, ну не знаю… его гордость распирала.

И Тёрк ухмыльнулся.

– А как у него глаза горели в этих спорах? – и он повёл головой, стал довольным. – Ещё, ещё, давай! И не важно, чем заканчивался спор, казалось, что отец был полностью в этом, ему нравилось, что Рэтар идёт ему наперекор, ему нравилась эта сила в мальчишке. Рэтар Эаргана не боялся. А тот его берёг. Отец мне говорил, что я живу только для того, чтобы брата хранить. У меня нет другого дела, мне должно быть наплевать на себя, но Рэтар… ценой своей жизни сохранить, защитить. Хотя, конечно, со стороны обычное отношение ферана было просто пыткой, жестокостью, может даже ненавистью.

На Хэлу внезапно нашло осознание того, что именно было за тем заговором предыдущей чёрной ведьмы, который она нашла сегодня на феране. Её смело в пыль и снова вернуло на место целую. Она рассеянно кивнула, давая понять Тёрку, что он ответил на её вопрос.

– Пойдём, ведьмочка моя, тебе нужно выпить отвара и согреться! – видимо заметил, как её тряхнуло. – Как-нибудь расскажу тебе чего-нибудь побольше и повеселее, а то получилось у нас грустно всё.

Тёрк снова обнял её за плечи и они пошли домой, впрочем они были уже почти у самых ворот. Ведьма обняла его в ответ, положив руку на спину. Внутри старшего брата Рэтара снова горело спокойное, сильное пламя, ярость сошла на нет, тревога и муки прошлого снова улеглись.

Хэла была счастлива, что у неё есть такие вот силы, что она может хоть как-то помогать тем, кто ей стал дорог и важен. А этот человек был и важен и дорог.

Глава 15

Милена сидела рядом с Хэлой, пила травяной отвар и смотрела на тренировку воинов. Сегодня мужчины были особенно возбужденными и говорили только о предстоящем переезде и кострах.

Саму Милу переезд очень тревожил, потому что она вообще никогда в своей жизни не сидела в седле, да и подружиться с тоорами у неё не получалось, впрочем как и с другой местной живностью.

Девушка положила голову на плечо чёрной ведьмы и на душе было так спокойно и тихо. Несмотря на то, что она чувствовала себя плохо, несмотря на проблемы, и тревогу, несмотря на то, что сердце рвалось к Роару, а он избегал её.

Все эти дни Милена ни разу его не встретила, хотя всюду ходила за серыми, а Роар готовил костры, помогая Элгору, который в это время собирал дом в Зарну. И вот с бронаром она сталкивалась даже больше, чем хотелось. Это выматывало, делало её уставшей, она старалась унять свои чувства, а получалось вообще всё непонятно. Но сейчас рядом с Хэлой было хорошо.

На тренировке не было ни ферана, ни митара, но был Элгор, и он, в отличии от пребывающих в радостном настроении воинов, был угрюмым и суровым. Во время тренировки был жесток, но в конечном итоге нарвался на ещё одного здоровенного командира, кажется он тоже был братом ферана – Милена уже напрочь запуталась в этих бородатых дядьках.

– А кто это Элгору… – она попыталась подобрать слово.

– Навалял? – чёрная ведьма очень внимательно за ними всеми следила, и Милене даже показалось, что была очень серьёзна и чем-то может даже расстроена, но потом сказала это слово и отпустило.

Девушка хихикнула:

– Ага.

– Это Мирган, – назвала чёрная ведьмы очередное имя, которое скорее всего Милена не запомнит и ещё три раза попросит напомнить, как же этого дядьку зовут.

– Только не говори мне, – вздохнула она. – Ещё один брат ферана?

– Не говорю, – улыбнулась женщина, – но так оно и есть.

– Они все такие, – белая ведьма запнулась.

– Шиииикарные! – простонала Хэла. – Парад планет, мать их! Хотя нет, матери у них разные, а у кого-то даже живы-здоровы и пусть так и будет, коли славные. Так что отца их за ногу. Хотя в этом безобразии другая часть тела участвовала.

На этот раз Милена рассмеялась:

– Хэла, я так по тебе соскучилась!

– Ты меня день всего не видела, – улыбнулась женщина.

– Ну и что? Вот соскучилась. И знаешь, вчера, – она нахмурилась. – Вчера я почувствовала что-то, не знаю…

– Что? – спросила Хэла.

– Словно меня душило что-то, но при этом мне так хорошо было, аж страшно. Ты понимаешь, я такое не люблю, ну ты поняла, да? – кажется Милена стала красной, как помидор.

– Не переживай, я поняла, – кивнула ей чёрная ведьма спокойно и даже не пошутила. – А потом что? Или только это?

– Нет, потом мне стало больно, – нахмурилась девушка, вспоминая неприятное ощущение. – Словно меня ударило, не знаю или упало на меня что-то, или вот так во сне бывает, когда падаешь. А потом отпустило. Но до сих пор не по себе, как вспоминаю.

– Не переживай, заинька, моя, – сказала Хэла ласково и погладила Милену по голове. – Сейчас всё хорошо?

– Да, – ответила девушка. – Это, не знаю, длилось пару секунд, не больше, как мне показалось.

– Не тревожься. Сила будет нарастать, будешь видеть и чувствовать много чего ещё, – пояснила чёрная ведьма. – Если сильно в себя будешь впитывать, то будет тяжко.

– Хэла? – к ним подошла Найта.

– Да, кукушонок мой. Доброе утро тебе, детка, – улыбнулась она и протянула девочке руки. – Как ты моя хорошая?

– У меня всё хорошо, только я… знаешь, – Найта села с другой стороны от женщины, не без страха, аккуратно подвинув спящую рядом с Хэлой фицру, и уткнулась ей в колени. – Мне жутко как-то, я не я.

– Что такое, кукушечка?

– Эммм, вот знаешь, – девочка повернула голову так, что лицо стало смотреть наверх и заговорила шёпотом. – Мне достопочтенный феран камушек подарил, вместо того, что у меня Шера забрала. Я так хочу его тебе показать, а мне страшно почему-то.

– Ты моя, лапушка, – женщина погладила её по щеке. – Если не хочешь, можешь и не показывать.

– Очень хочу, – воскликнула Найта. – И ты ведь не заберёшь?

– Нет, моя хорошая, – ответила Хэла, а девочка покосилась на Милену.

– И я не заберу, – отозвалась белая ведьма тоже шёпотом.

– И никто не заберёт, – подтвердила женщина. – Как вообще можно забрать то, что тебе сам феран достопочтенный дал?

Было видно, что девочка колебалась. Она с одной стороны очень хотела поделиться, но с другой в ней был этот страх.

– Хорошо, смотри, – она села и достала свой совсем маленький детский кисет.

Высыпав содержимое себе в подол юбки: какие-то простые красивые камни, какие-то веточки, что-то напоминающее куколку гусеницы – она нашла там тёмный камень и на ладошке с гордостью показала его Хэле и Милене.

– Сирзый, – улыбнулась она.

– Сирзый, – кивнула чёрная ведьма, глядя на Найту. – Красивый какой!

– Красивый, – Мила тоже кивнула, а девочка засияла.

– Хочешь, я тебе волосы заплету? – спросила Хэла, аккуратно заправляя прядку волос улыбающейся Найты ей за ухо.

– А разве можно? – девчушка стушевалась.

– Можно. Только лента длинная нужна.

– Ой, я сейчас, – она почти подскочила, но Хэла её остановила, потому что иначе Найта рассыпала бы все свои сокровища.

Девочка спешно собрала их в мешочек и побежала за лентой.

И Милена чувствовала, что в этом участии чёрной ведьмы была такая тоска, такая бескрайняя, даже бездонная осторожная нежность.

– Почему кукушка? – спросила Милена, пытаясь не разреветься.

– Не знаю, – пожала плечами Хэла. – Потому что она подкидыш, потому что мамы у неё нет и её вырастили и выкормили другие. Потому что, если с ней такая же беда случится, как с её мамой, то она тоже не сможет о своём ребенке заботится.

– Я всегда думала о кукушке, как о злой птице, а ты так сказала, что мне стало стыдно за свои мысли, – проговорила Мила, а Хэла засмеялась.

– Нет в природе злого или доброго, детка, есть только выживание, есть право – кто сильнее. Вот и всё.

Найта прибежала с длинной лентой синего цвета.

– Где ты ленту митара нашла? – поинтересовалась чёрная ведьма.

– Мне Ялса дала, она добрая, ей жаль, что Шера меня поколотила и она дала мне ленту, – ответила Найта. – Я хотела попросить, чтобы ты мне бантиков наделала, но если заплести в волосы, будет лучше?

– Садись, посмотрим, – предложила женщина.

И пока она заплетала обрезанные волосы Найты, которые воевали с её руками и никак не хотели слушаться, но у неё получалось их уложить, она тихо пела:

 
“Есть такие дороги – назад не ведут.
На чужом берегу я прилив стерегу.
Паруса обманув, ветер стих навсегда,
Плоским зеркалом стала морская вода.
Обернуться бы лентой в чужих волосах,
Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,
Шелком в руки родные опуститься легко –
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой…”
 

 Мельница “Лента в волосах”

Милена слушала песню и хотелось рыдать.

Хэла пела про неё, про её тоску, про то, что тянуло, рвало, било, оседало обидой, печалью, такой бездонной, что кажется никогда не выберешься из этого.

Миле было так плохо, невыносимо. А то, что нельзя было поговорить, нельзя было просто посмотреть в глаза, она даже не смогла прощения попросить за то, что натворила…

Чёрная ведьма заплела девочке невероятно красивую косу, она шла по кругу, по росту волос, с вплетённой синей лентой.

Найта ощупала голову.

– Красиво? – она с надеждой посмотрела на Милену.

– Очень, ты как сказочная принцесса, – ответила белая ведьма.

– А это кто? – девочка смущённо посмотрела на Хэлу.

– Это… элинина, – перевела женщина на местный.

– Правда? – задохнулась от восторга Найта.

– Правда, детка! – кивнула ей чёрная ведьма.

– Блага тебе, Хэла, – и она кинулась ей на шею, обнимая. – А если расплетётся?

– Я ещё тебе сделаю, не переживай, кукушонок мой, – и Хэла поцеловала девочку в щёку. Та радостно кивнула.

– Ого, Найта, красивая какая, – проходя мимо них, улыбнулся один из стражников, с ожогом на половину лица.

– Правда, Гент? – покраснела Найта.

– Конечно, Найта! – улыбнулся стражник.

– Я пойду покажусь Мите, можно? И Целсе, – спросила она.

– Беги, детка, – кивнула Хэла и Найта убежала в дом. Ведьма глянула на воина. – Спасибо, Гент.

Тот кивнул, потом замялся, обернулся.

– Хэла, а можно с тобой поговорить?

Ведьма встала, аккуратно снимая с рук непонятно как очутившуюся в них ещё одну фицру, и отошла с воином в сторонку. Животное выгнуло спину, прям как кошка, потом недовольно посмотрела на Милену своими жутковатыми абсолютно чёрными глазами.

– Я тебя боюсь, – сказала фицре девушка.

В ответ она услышала недовольный звук, похожий на хрюканье, после чего животное спрыгнуло и, нырнув под лавку удалилось в дом, а оттуда во двор высыпали все серые – сегодня был день стирки.

– Пошли с ними? – спросила вернувшаяся Хэла.

– Пошли, – согласилась Милена. – А что он хотел?

Но чёрная ведьма не ответила, а лишь улыбнулась и, выставив локоть, шутливо пригласила Милену. Та поклонилась и переплела с Хэлой руки. С собой взяли хараг и шумной толпой побрели на реку.

– Надеюсь мужики уже себя все прополоскали, – заявила Хэла, выходя в поле. – А то как вы, куропатки мои, в руках себя удержите?

Все рассмеялись. И Хэла запела:

 
“Так бесконечна морская гладь,
Как одиночество моё.
Здесь от себя мне не убежать
И не забыться сладким сном.
У этой жизни
Нет новых берегов
И ветер рвёт остатки парусов.
Я прикоснулся к мечтам твоим
И был недобрым этот миг -
Песком сквозь пальцы мои скользил
Тот мир, что был открыт двоим.
Мы шли навстречу,
Всё ускоряя шаг,
Прошли насквозь, друг друга не узнав.
Я здесь, где стынет свет и покой.
Я снова здесь, я слышу имя твоё,
Из вечности лет летит забытый голос,
Чтобы упасть с ночных небес, холодным огнём…”
 

 Кипелов “Я здесь”

И снова на разрыв, снова внутрь души, снова до слёз и до истерики.

– Если будешь плакать, то я больше не буду петь, – шепнула Хэла.

– Я не плачу, – выдавила из себя Мила и улыбнулась.

Получилось не очень.

– Давай, запевай, что из своего, может я знаю эту вашу популярную и молодёжную? – рассмеялась чёрная ведьма.

– Я никогда музыкой не интересовалась на самом деле, а так больше папину слушала, а папа у меня слушал всяких бардов, – пожала плечами Милена. – Розенбаума, например.

– А мама? – поинтересовалась Хэла.

– А мама не знаю, – девушка задумалась. – Мама, она… любила танцевать.

– Диско? – ухмыльнулась чёрная ведьма.

– Да. Типа, – кивнула Мила и почему-то в голову влезла сцена, когда мама вернулась домой после очередной ссоры с папой. Той самой, когда папа становился несчастным, брошенным и потерянным, а маме, казалось, и дела не было до семьи.

Сейчас Милена отчётливо понимала, что у мамы были любовники, она осознала это уже попав сюда, странное дело – времени на подумать стало хоть отбавляй. Не на рефераты и курсовую, не на изнурительный фитнес, который сейчас почему-то казался такой нелепой частью её жизни, что можно было бы посмеяться, но хотелось плакать.

Милена почему-то внушила себе, что мама была такой, тяжёлой домохозяйкой, внушила, что такой же становиться страшно, но боже, почему в ней это было? Мама была домохозяйкой?

Она не сидела дома, но и не работала – папа обеспечивал. Он крутился, как проклятый, а мама, когда Мила была маленькой, была то в ресторане, то в клубах каких-то, покупала себе дорогие вещи, когда им порой не хватало на еду.

Образ злющей мамы, вставшей с утра в плохом настроении, когда Мила завтракала и собиралась на учёбу, в тот последний день, перед тем как попасть сюда, встал перед её глазами. Мама всегда была невыносима, пока не выпивала кофе и не выкуривала сигарету.

Такие же светлые как у Милены волосы, уже с сединой, но мама старательно их закрашивала, хотя это было не нужно, ведь волосы светлые, но нет… Мама всегда делала яркий макияж, даже дома. Она была, как казалось Милене, грузной сейчас, невысокого роста, и плотная, но раньше… А что раньше? Она надевала мини, каблуки, делала себе вызывающий макияж и, говоря им всем “аривидерчи”, уходила, всегда хлопнув дверью.

Вспомнились её злые слова, что нужно правильно работать головой и другим местом, чтобы быть в шоколаде. Тогда ребёнком было не понять, что это за другое место, а сейчас… и накрывал стыд. Накрывало понимание, что это всё ужасно, мерзко и хотелось помыться.

Красивая, мощная женщина, которой Милена никогда не хотела становиться. Она так боялась, что у неё тоже будут мамины крутые бёдра, грудь четвертого размера, живот, которым та гордилась, говоря, что он восточный. Даже волосы – мама всегда выпрямляла, а Милена отчаянно ничего не делала, иногда даже ещё больше завивала, чтобы быть другой, потом стала красить так, чтобы становились словно золотыми, а иногда в бронзу. Тратила все свои заработанные на репетиторстве деньги на профессиональное окрашивание.

Теперь краска начинала сходить, а с ней приходило непонимание того, сколько она уже тут? И понимание, что это не важно, потому что она никуда отсюда не денется. Никогда. А уже столько натворила. Уже так неплохо поработала "другим местом"…

Тогда, вернувшись, мама наткнулась на стоявшую в коридоре Милену, которая всегда так отчаянно ждала этого возвращения, потому что папе было плохо. И мама нагнулась и поцеловала её, а потом позвала папу и, когда он вышел к ней навстречу, в буквальном смысле накинулась на него, заталкавая в комнату.

Колька вышел с кухни, цокнул, кажется сказал что-то ругательное, потом взял Милу за руку, нагнулся и платком вытер её щёку, там где мама поцеловала, теперь стало ясно, что остался след от помады, позвал Марину и они ушли из дома, пошли к бабушке. И всю дорогу брат ругался, обзывал маму, сестра спорила с ним, а она, Милена, просто не понимала, что делать и начинала плакать.

От этого воспоминания стало так отчаянно горестно, больно, тошно. Почему такие вещи всплывают ниоткуда? Для чего? Нужно чему-то научиться? Но чему?

Тому, что мама Милены действительно гуляла от папы направо и налево, что обзывательства бабушки были правдой, что теперь сама девушка утопала в каком-то внутреннем понимании, что становилась похожей на родительницу?

– Милка, эй! – дёрнула её из воспоминаний Хэла. – Подпевай!

Мила подняла на женщину полные непонимания глаза, а ведьма затянула:

 
“Ах, под сосною, под зелёною,
Спать положите вы меня!
Ай-люли, люли, ай-люли, люли,
Спать положите вы меня.
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!..”
 

 “Калинка”, текст и музыка Ивана Петровича Ларионова

Они уже почти до реки и серые застыли в недоумении глядя на Хэлу, потому что кажется все уже привыкли, что песни чёрной ведьмы, были грустные в основе своей, а тут…

Сама Милена, конечно, знала только припев, в котором Хэла стала танцевать русскую хороводную и при этом была такая невероятно озорная и прекрасная, что захватило дух.

После второго куплета, припев подпевали уже и серые – Донна и Маржи вообще кажется обожали петь так же сильно, как и Хэла, а ещё танцевать, и словно тоже имели музыкальное образование и то что слух у них обеих был идеальный даже не сведущей во всём этом Милене было понятно. И она кажется никогда не слышала этой песни целиком, только припев, а тут оказалось, что в ней аж три так называемых куплета.

Закончив петь, Хэла поклонилась на русский манер – с размаху в пол, с вытянутой рукой.

Смеясь, серые спустились к реке.

– Я ещё и не такое могу, – отозвалась чёрная ведьма.

– Правда? – спросила Милена, но была уверена, что Хэла на деле может намного больше.

– Да. Несколько лет в хоре стоять – это тебе не хухры-мухры! – ответила женщина. – А ещё танец этот, будь он неладен. Мы эту малинку-калинку до тошноты затанцовывали, это ж главный танец всея Руси.

– Ты ещё и танцевала? – удивилась белая ведьма, хотя на деле кажется не удивилась совсем.