Текст книги "Всеобщая история"

Автор книги: Полибий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 118 страниц)

В конце 150 г. до н.э. Полибий и вместе с ним триста из оставшихся к тому времени в живых из интернированных ахейцев возвратились на родину.

Полибий недолго пробыл в Греции. В начале 149 г. до н.э. ахейцы получили письмо от консула Манилия с просьбой незамедлительно прислать Полибия в Лилебей (Pol. XXXVII, 3). Военные знания нашего историка высоко ценились в римских политических кругах. Существует предположение, что свое сочинение, посвященное вопросам военного искусства, Полибий написал еще до 169 г. до н.э. и взял его с собой в Рим, где оно привлекло большое внимание и принесло автору большую известность. ²²Теперь в условиях военных действий в Северной Африке римляне нуждались в теоретическмх знаниях и практическом опыте Полибия и пригласили его как компетентного военного эксперта.

Полибий, по его собственным словам, счел своим долгом выполнить распоряжения консула. Отложив все свои дела, он в начале лета взошел на корабль и отплыл в Сицилию. На Керкире он получил письмо от обоих консулов с уведомлением о том, что карфагеняне выдали требуемых заложников, и война, таким образом, закончена. Решив, что римляне не имеют более в нем надобности, Полибий вернулся в Грецию.

Спустя некоторое время Полибий вновь получил вызов и отплыл в Северную Африку. Там у него произошла встреча с престарелым Массинисой (Pol. IX, 25, 4). ²³

В начале осени 148 г. до н.э. Сципион отправился в Рим на консульские выборы. Сопровождал ли Полибий Сципиона в этой поездке, неизвестно. Став консулом, Сципион принял командование римскими войсками под Карфагеном. С этого времени осада города начинает вестись гораздо активнее. Теперь Полибий выполняет роль военного советника при самом консуле.

Античная традиция донесла два эпизода военных действий, в которых непосредственно участвовал Полибий. Так, Аммиан Марцелин, рассказывая о военных действиях императора Юлиана, сообщает, что тот неудачно применил во время штурма Перисаборы тактику, использованную Сципионом и Полибием при штурме Карфагена (XXIV, 2, 16)

Второй эпизод, сообщаемый нам Плутархом (Regum et imper. apophteg. 200A), относится уже к заключительному периоду осады Карфагена. Полибий, чтобы обезопасить римские позиции на случай внезапной вылазки карфагенян, посоветовал Сципиону набросать в мелководный залив доски, усеянные гвоздями. Сципион отклонил предложение Полибия, сказав, что «смешно, захватив стены и находясь внутри города, пытаться избегнуть сражения с врагом». Возможно, что именно этот эпизод имел в виду Павсаний (VIII, 30, 9), говоря, что «всякий раз, когда Сципион следовал увещеваниям Полибия, он добивался успеха. А в чем он не внял его увещеваниям, терпел, как рассказывают, неудачи».

Известно, наконец, что Полибий присутствовал в 146 г. до н.э. при завершающем штурме Карфагена и был свидетелем сдачи в плен карфагенского полководца Гасдрубала (Pol. XXXIX, 4). Он был свидетелем того, как Сципион, глядя на пылающий город, в течение столь долгого времени служивший объектом страха и ненависти римлян, произнес свою знаменитую фразу о превратности судеб людей и государств (App. Lib. 132, 628—630; Diod. XXXII, 24).

Период со 149 по 146 гг. до н.э. важен для нас не только участием Полибия в осаде и взятии Карфагена, но также и тем, что на эти годы падает большое путешествие нашего историка вдоль западного побережья Африки, которое еще при жизни принесло ему широкую известность. Эта экспедиция, хорошо известная в античности, оставила тем не менее очень незначительный след в дошедшей традиции. Наиболее подробным изложением является известный пассаж Плиния Старшего (Hist. nat. V, I, 1): «В то время как Сципион Эмилиан вел войну в Африке, Полибий, автор истории, получив от него флот, отправился в путь для изучения этого района и т.д.». Сам Полибий в сохранившихся частях своего сочинения ничего не сообщает об этом путешествии, за исключением пассажа III, 59, 7—8, который можно истолковать в интересующем нас смысле. Полибий рассказывает об опасностях и трудностях, которые ему довелось претерпеть в странствиях по Ливии, Иберии, Галлатии и по морю, граничащему извне с этими странами. ²⁴

В то время, когда Полибий находился в Северной Африке, в Греции развивались драматические события. Пришедшие к власти в период после 151 г. до н.э. лидеры радикальной демократический группировки Диэй, Демокрит и Критолай пытались окончательно инкорпорировать Спарту в состав Ахейского союза. ²⁵Рим вмешался в конфликт. Сенатская комиссия постановила отделить от Ахейской лиги Спарту и ряд других областей (Paus. VII, 14). Это решение вызвало вспышку гнева ахейцев. Все спартанцы, находившиеся в Коринфе, были схвачены, а римские послы подверглись оскорблениям.

Рим, занятый военными действиями под Карфагеном, в Испании и Македонии, где вспыхнуло восстание, попытался мирным путем урегулировать конфликт. Кроме того, сенат мог планировать создание в Ахейском союзе лояльно настроенного по отношению к Риму правительства, в котором Полибию, как нам представляется, должна была отводиться не последняя роль. ²⁶Откровенно конформистская политика сторонников Калликрата слишком сильно скомпрометировала себя в глазах всей Греции, и для сената было выгодно сформировать правительство из людей, лично пострадавших от происков партии Калликрата и вместе с тем лояльно настроенных по отношению к Риму. Этот шаг должен был одновременно и предоставить сенату надежную опору в лице такого правительства, и поднять авторитет римской политики в Греции.

Сенат вполне мог прочить Полибия на роль нового ахейского лидера. ²⁷Однако начавшаяся III Пунийская война спутала карты римской политики. Сенат был целиком занят ведением военных действий в Северной Африке, и вопрос об Ахейском союзе отошел на второй план. Сенат дважды вызывает Полибия из Пелопоннеса. После этого Рим уже не мог в достаточной степени контролировать события в Ахейском союзе. К власти в союзе пришла радикальная партия во главе с Диэем и Критолаем. После ряда острых инцидентов сенат уже имел формальные поводы для объявления войны, но старался урегулировать конфликт мирным путем, а в перспективе после окончания войны с Карфагеном осуществить замену лидеров союза. События приняли, однако, другой оборот.

В начавшихся военных действиях силы оказались слишком неравными. Войска Ахейского союза были разбиты в нескольких сражениях, а главная цитадель Коринф была разрушена по приказанию Луция Муммия (Paus. VII, 15; Pol. XXXIX, 13).

Возвращение Полибия в Грецию совпало с последним трагическим аккордом борьбы ахейцев за независимость – падением Коринфа. Полибий стал свидетелем того, как созданные столетиями культурные ценности греков гибли от рук римских легионеров (Pol. XXXIX, 13). Тем не менее, Полибий с беспристрастием историка нашел в себе силы воздать похвалу личной умеренности Луция Муммия (Pol. ibid. 17 cf. Aur. Vict. vir. illustr. 60. Front. Strateg. IV. 3, 15).

Разрушение Коринфа, очевидно, не вызывало у Полибия как профессионального военного никакого удивления. Скорее даже, наоборот, он был склонен считать, что с разрушением главной цитадели ²⁸у ахейцев впредь была отнята возможность возобновления войны.

Можно предположить, что с самого момента возвращения в Грецию Полибий находился в свите Луция Муммия. Собственный авторитет и дружба со Сципионом Эмилианом давали Полибию возможность оказывать определенное влияние на победителя ахейцев. Так, Полибию удалось спасти от уничтожения статую Филопемена и добиться возвращения увезенных из Пелопоннеса мраморных изображений Арата и Ахея (Pol. XXXIX, 14, 3; 10).

На фоне общей катастрофы деятельность Полибия носила паллиативный характер. Понимал это и сам Полибий. Но даже эти действия должны были дать со временем благие результаты. Если в период войны Полибию удалось добиться от римлян ряда уступок, пусть даже по второстепенным вопросам, то это давало надежду по окончании войны добиться гораздо большего.

Вскоре в Пелопоннес прибыла сенатская комиссия из десяти человек для урегулирования ахейских дел. Посланные сенаторы активно пользовались советами и помощью Полибия. Чтобы отблагодарить его за оказанную помощь и компенсировать его утраченное имущество, они решили преподнести в дар Полибию значительную часть из конфискованного имущества Диэя (Pol. XXXIX, 15). Полибий отклонил это предложение и даже, по его собственным словам, просил своих друзей ничего не покупать с торгов. Этим поступком он внушил большое уважение к себе как римлянам, так и соотечественникам.

Спустя шесть месяцев комиссия возвратилась в Рим, поручив предварительно Полибию обходить греческие города и разрешать все споры до тех пор, пока жители не привыкнут к новым установлениям. С этого времени и до самой смерти в руках Полибия находились нити умиротворения соотечественников. Помимо выработанных комиссией мер, Полибий сам устанавливал для греческих городов некоторые, не известные нам ближе, законы (Pol. ibid.). На основании сообщения Павсания (VIII, 30, 9) можно предположить, что законодательная деятельность Полибия была санкционирована сенатом на основании ходатайства полисов, ранее входивших в Ахейский союз. К.Циглер даже предположил, что свидетельство об этом могло содержаться в утраченных частях сочинения Полибия. ²⁹

II. «ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ» ПОЛИБИЯ

Историографическое творчество Полибия замыкает собой большой период истории описания независимой Эллады. Имея перед собой титанические фигуры Геродота, Фукидида, Ксенофонта и их последователей, Полибий избирает свой, отличный от предшественников, путь историописания. Опираясь на созданный прежде богатый арсенал научных и литературных средств, Полибий стремится создать своего рода канон исторического произведения, который вмещал бы в себя значительное число различных требований.

При чтении сочинения Полибия никогда не следует упускать из виду то, в какую эпоху творил ахейский историк. Подчинение эллинистического мира Римом, свидетелем и в известной степени участником которого стал сам Полибий, создавало, с одной стороны, новую, отличную от всего предшествующего, политическую и культурную реальность, а с другой стороны, требовало иного подхода к осмыслению и изображению этой реальности. Мир вокруг Полибия постоянно менялся: на смену разрозненным и политически обособленным эллинистическим монархиям и союзным образованиям, которые, постоянно враждуя между собой, вели эллинистический мир к постоянному ослаблению, заступала свежая, монолитная и стабильная политическая система римской государственности, достойно прошедшая все испытания в горниле пунийских, иллирийских, македонских и прочих войн. Установление римского господства на Балканах безусловно вело к подчинению свободолюбивых эллинов и оскорблению их патриотических чувств, однако несло в себе при этом очень важные для античного мира моменты. Происходило объединение прежде разрозненного мира; устранялись раздиравшие его противоречия и военные конфликты, вызванные бесполезной и пагубной борьбой отдельных государств за политическое преобладание. Множество отдельных государств всего за несколько десятилетий превратились практически в единое государство. Все это, с одной стороны, отвечало симпатиям Полибия, воспитанного на объединительных принципах «Федеративной Эллады», и с другой – приводило его к мысли о том, что методы, которыми пользовались его предшественники в изложении истории миниатюрных государств прежней Эллады, уже не соответствовали масштабам и внутренним закономерностям грандиозного объединения Средиземноморья.

Создавая во «Всеобщей истории» свой канон написания исторического произведения, Полибий выдвигает следующие требования: история должна носить, во-первых, всеобщий характер, т.е. охватывать в своем изложении события, одновременно происходящие как на западе, так и на востоке, причем изложение должно быть синхронным. Далее, история не должна носить праздный, развлекательный характер, предназначенный позабавить досужего читателя. Напротив, ее задача научить его, как нужно поступать в тех или иных обстоятельствах в будущем, аналогичных или сходных произошедшим в прошлом.

Полибий формулирует понятие деловой, прагматической истории (ἡ πραγματεία; ὁ πραγματικὸς τρόπος), на обращении к которому Полибий постоянно настаивает.

Полибий считает, что большинство как прежних, так и современных ему историков злоупотребляют драматическими эффектами и риторическими приемами. Драматическая поэзия и риторика, полагает Полибий, имеют совершенно иные задачи, нежели историческое повествование. Он неоднократно повторяет эту мысль во многих частях своего сочинения.

События истории, считает Полибий, соединены между собой некой внутренней связью и взаимно обусловливают друг друга. Подобные связи между событиями существовали всегда, но они были менее очевидны, и большинство историков их либо не замечали, либо оставляли без должного внимания. Полибий неоднократно говорит, что в его время сцепление (σιμπλοκή) событий стало не только намного очевиднее, но и начало глобальным образом определять исторический процесс. Такое сцепление событий историк связывает со сближением политических интересов римско-карфагенского Запада и греко-македонского Востока. Время этого «сцепления» Полибий относит ко времени 140—й Олимпиады (220 г. до н.э.), когда в ведущих эллинистических державах к власти пришли новые правители: в Египте – Птолемей IV Филопатр, в Сирии – Антиох III Великий, в Македонии – Филипп V. В Греции в это время потерпел поражение спартанский царь Клеомен III, а на Западе сгустились грозовые облака Второй Пунийской войны. В 217 г. до н.э. события Ганнибаловой войны в Италии «сцепились» с событиями Союзнической войны в Греции и все последующие события были продолжением и следствием этого «сцепления».

Однако, чтобы правильно понимать ход исторических событий, необходимо, как считает Полибий, владеть приемами углубленного анализа причинно-следственных связей. Эту причинно-следственную связь Полибий определяет, как соединение причины (αἰτία), предлога или повода (πρόφασις) и непосредственного начала событий, чаще всего военных действий (ἀρχή). Эта последовательность звеньев причинно-следственной цепи, по мнению Полибия, является неизменной. Многие историки, говорит Полибий, и до него пытались объяснить связь событий, но делали это неправильно, путая указанные компоненты. Однако Полибий вынужден признать, что не все события поддаются такому анализу. Он отказывается, например, искать причину таких событий, как неурожаи, внезапные эпидемии, стихийные бедствия и т.д., а также искать причины второго порядка (подробнее об этом будет сказано ниже).

Помимо этого историк, считает Полибий, не должен быть кабинетным ученым. Он должен либо сам быть участником событий, либо, по меньшей мере, должен посетить места событий и беседовать с очевидцами. Как было уже сказано выше, Полибий сам много путешествовал. Все это – и желательное участие самого историка в событиях, и необходимость беседовать с очевидцами – может подразумевать написание сочинения только на тему событий, близких по времени писателю. Именно так обстоит дело с сочинением самого Полибия. Его «Всеобщая история» охватывает период между 220 и 146 гг. до н.э., что занимает книги с III no XL. Две первые книги представляют собой «введение» (προκατασκευή) ко всему сочинению и охватывают события с 264 по 220 г. до н.э. Таким образом, сочинение Полибия относится к разряду «новой и новейшей истории», поскольку сам историк был современником и даже свидетелем большей части изложенных им событий.

Понятие «прагматической истории» Полибий связывает прежде всего с военной и политической историей. Исходя из этого, он требует от историков, чтобы они обладали достаточным опытом в военных и политических делах. Только компетентный специалист, считает Полибий, может по достоинству оценить доблесть полководца и диспозицию сражения, равно как государственное устройство и действия того или иного политика.

Все сказанное выше неизбежно наводит на мысль о том, что читательский круг, на который ориентировался Полибий, должен был быть весьма образованным и специально подготовленным, а следовательно, достаточно узким. Сам историк нигде прямо не говорит, кого именно он имеет в виду, но совершенно очевидно, что это прежде всего политики и военные, т.е. люди, ближе всего стоящие к свершению исторического процесса. При этом, однако, надо иметь в виду и следующее обстоятельство: Полибий уже в другой связи, а именно в плане общей цели своей истории – оправдания римского завоевания в глазах эллинов, подразумевает максимально широкую грекоязычную читающую публику. В этом состоит одно из многочисленных противоречий взглядов Полибия.

Другим существенным элементом полибиевского образа мысли является представление о судьбе (τύχη). Понятие судьбы было знакомо грекам уже по крайней мере со времен Гомера, однако и обозначение, и внутреннее содержание этого понятия было иным. Для греков архаики и классики судьба представлялась неким индивидуальным предопределением каждого человека (αἶσα, μοῖρα, εἱμαρμένη и т.д., лат. fatum). Судьбу можно узнать с помощью оракулов и гаданий, но нельзя изменить. В эллинистическую эпоху представление о судьбе значительно меняется. Она начинает восприниматься как некий капризный случай (τύχη от глагола τυγχάνω – неожиданно случаться, лат. fortuna). ³⁰Во многом такое изменение представлений можно объяснить тем, что для времени эллинизма было характерным динамичное изменение судеб как отдельных людей, так и целых государств. Картина окружающего мира менялась практически на глазах, и это рождало представление о некой силе, которая по своему произволу может подвергать изменению все, что угодно.

Полибий довольно часто (более 120 раз) упоминает о судьбе (τύχη) в сохранившихся частях своего сочинения. Остановимся на этом несколько подробнее.

Обратимся к рассмотрению пассажей, в которых Полибий использует понятие τύχη. Уже в самом начале своего сочинения автор говорит, что судьба свела все дела ойкумены к одной цели и что читателю необходимо познать способ ее действия (τὸν χειρισμὸν τῆς τύχης (I, 4, 1—2)). ³¹Начиная изложение истории Азии и Египта с 221 г. до н.э., Полибий говорит, что предшествующие события уже подробно изложены другими, а в его собственное время судьба не совершила ничего выдающегося в этих районах (II, 37, 6). Послы Антиоха убеждают римлян милостиво обращаться с побежденными, добавляя при этом, что это не так полезно Антиоху, сколько самим римлянам, «поскольку судьба вручила им власть и правление над всей ойкуменой» (XXI, 13, 8). Во время III Македонской войны часть греков не помогала и не препятствовала римлянам в борьбе с Персеем, «словно они вверили судьбе заботу о будущем» (XXX, 6, 6). Наконец, обращаясь к событиям греко-персидских войн, Полибий говорит, что «судьба, как кажется, ввергла эллинов в великий страх во время перехода Ксеркса в Европу».

Во всех случаях τύχη выступает как некая полновластная правительница мира. Люди и целые государства не в силах изменить ее решений и могут лишь вверить себя ее воле.

Очень часто Полибий, для того чтобы охарактеризовать мощь и образ действий судьбы, прибегает к сравнениям, заимствованным из области драматических состязаний. После битвы при Каннах почти все племена Италии перешли на сторону Ганнибала. В этот момент посланный в Галлию претор Л.Постумий был разбит со всем войском, «словно судьба совершала эпилог и подыгрывала уже совершившимся событиям» (III, 118, 6). ³²В сходных случаях Полибий часто использует выражения, прямо указывающие на детали устройства театральных зрелищ. ³³Так, в пассаже XI, 5, 8 говорится, что предательство этолянами общегреческих интересов (их союз с Римом) ранее оставалось неизвестным, а теперь стало очевидным, «в то время как судьба, словно нарочно, вывела на экзостру (ἐπὶ τὴν ἐξώστραν) их безумие». В двух случаях Полибий использует сцену (ἐπὶ σκήνην): XXIV, 8а, 1; XXIX, 7, 2; в одном случае проскений (ἐπὶ προσκήνιον): fr. 113. Во всех этих случаях судьба выводит на подмостки безумие (ἄγνοια) людей или их несчастья (τὰσ αὐτῶν συμφοράς). В пассаже XXIV, 8, 12 судьба уже прямо устраивает театральное зрелище (ἡ τύχη δρᾶμα<...>ἐπεισήγαγε).

Большое число интересующих нас мест представляют собой сравнения с атлетическими агонами. Здесь судьба выступает сразу в нескольких ролях: она и распорядитель состязаний, и судья, раздающий призы и награды, и, наконец, она сама становится участником состязаний. Правда, последняя упомянутая роль судьбы встречается только в одном, но очень важном по содержанию месте (XXXIX, 11, 8): выражая свое удовлетворение тем, что напрасное сопротивление греков римлянам не было слишком долгим и кровопролитным, Полибий приписывает эту заслугу судьбе, уподобляя ее ловкому и опытному борцу (παλαιστής), который пошел на крайнее средство для достижения желанной победы.

Случаи, где судьба выступает в роли устроителя и распорядителя состязаний, отличаются от тех, где судьба выступает как правительница мира, тем, что они используются Полибием применительно к локальным событиям (XXIX, 11, 12 – Египет; X, 11, 12 – Испания), тогда как вторые – к событиям всей ойкумены.

Во время борьбы римлян с Гамилькаром Баркой на Эриксе у Панорма судьба, как хороший распорядитель состязаний (ἀγαθός βραβευτής), перевела схватку в более трудное и опасное и вместе с тем в более решительное положение (I, 58, 1; cf. XXVII, 14, 5). Этолийские стратеги убедили народ предоставить судьбе самой увенчать победителя (II, 2, 10). Судьба свела в битве при Селассии Антигона Досона и Клеомена III как двух превосходных и равных соперников (II, 66, 4). Ганнибал, обращаясь к своим воинам, говорит, что судьба свела на бой карфагенян и римлян как галльских пленников, которых Ганнибал перед этим заставил сражаться в качестве гладиаторов (III, 63, 3). Рассказывая о битве при Заме, Полибий говорит, что никогда прежде судьба не выставляла более замечательных призов (ἆθλα) для победителей (XV, 9, 4; 10, 5).

Близки к только что рассмотренной функции судьбы те случаи, где судьба раздает царские венцы. Министр Антиоха III Гермий, чтобы скомпрометировать в глазах царя его брата Ахея, составляет на имя Ахея подложное письмо от Птолемея IV, где тот якобы уговаривает его не отвергать дарованный ему самой судьбой царский венец (V, 42, 8). Сципион Старший, по словам Полибия, неоднократно отклонял царский венец, который ему преподносила судьба (X, 40, 9).

Еще одна функция судьбы была заимствована Полибием из судебной практики, где τύχη выполняет роль судьи, карающего за преступления. Так, Гамилькар измором одолевает восставших наемников, «в то время, как судьба налагает на них причитающуюся им кару» (I, 84, 10). Сходную картину мы наблюдаем в пассаже IV, 81, 5, где Хилон, задумав захватить власть в Спарте, организовывает заговор и убивает противодействовавших ему эфоров.

Судьба может лишать преступников снисхождения (XV, 17, 6). Судьба либо может сама наказывать преступника (XX, 7, 2), либо насылает на него Эриний (несчастья Филиппа V – XXIV, 8, 2).

В ряде случаев судьба выступает в роли помощника в человеческих делах. Так, ахейцы строят расчеты на случай помощи со стороны судьбы и на случай ее противодействия (II, 48, 7—8). Полибий говорит, что ему, чтобы закончить труд, «необходима помощь судьбы» (προσδεῖ δὲ τὰ τῆς τύχης– III, 5, 7). Ибер Абиликс выдает Публию Сципиону находившихся у карфагенян иберийских заложников. Автор расценивает это как большую помощь римлянам со стороны судьбы (III, 99, 9). Этолийские послы говорят, что судьба явным образом помогает спартанцам (τὴν τύχην<...>συνεργοῦσαν IX, 29, 10). Сципион Африканский отличался большой сдержанностью, когда ему сопутствовала судьба (X, 40, 6). Судьба часто помогала Ганнибалу (XI, 19, 5). Судьба помогала Сципиону Младшему (XXXIV, 15, 2).

К «судьбе-помощнику» близка «судьба-дарительница». Судьба может наделять людей многими хорошими качествами. Критикуя историков, драматизирующих события, Полибий, передавая рассказ об участии сыновей сенаторов в заседании римского сената в период наибольшей опасности для Рима со стороны Ганнибала, говорит, что он готов был бы поверить в эту историю, если бы τύχη с детства наделяла римлян способностью хранить тайны (III, 20, 4). Гиерон получил власть над сиракузянами и их союзниками, не имея в готовом виде от судьбы (ἐκ τῆς τύχης) ни богатства, ни славы, ни чего-либо другого (VII, 8, 1), из чего можно понять, что человек может получить все это от судьба в подарок. Ганнибал, убеждая карфагенян принять предлагаемые условия мира, говорит о том, что его соотечественники, участвовавшие во враждебных Риму замыслах и потерпевшие поражение, должны были бы поклониться судьбе, получив такие снисходительные условия мира (XV, 19, 5).

Судьба выполняет у Полибия также и роль некоего пробного камня, на котором подвергаются испытанию характеры людей. Важнейшим качеством, которое человек может приобрести благодаря чтению «прагматической истории», является умение мужественно и благородно переносить превратности судьбы (VI, 1a, 6).

Судьба может выполнять роль наставницы. Так, она сделала очевидным для всех, что причина αἰτία успехов фиванского государства заключается не в его устройстве, а в доблестях (ἀρετή) его правителей (VI, 43, 5).

Два пассажа представляют нам судьбу в роли синхронизатора событий, т.е. силу, заставляющую отдельные многочисленные события происходить одновременно. Судьба заразила всех галлов страстью к войне (II, 20, 7). Птолемей Филопатр, унаследовав власть отца, убивает брата Магаса, надеясь уберечься от внутренних опасностей своими силами, а от внешних – с помощью судьбы (διὰ τὴν τύχην). Под этим подразумевается то, что к этому времени Антигон и Селевк уже ушли из жизни, а Антиох и Филипп еще являются детьми (V, 34, 2; ср. II, 41, 1).

Важной функцией судьбы является обновление мира. Судьба постоянно совершает что-либо новое (καινοποιοῦσα) и постоянно вступает в спор с жизнями людей (συνεχῶς ἐναγωνιζομένη τοῖς τῶν ἀνθρώπων βίος). Никогда ранее она не совершала столь великого дела и не участвовала в столь большом состязании, как во времена автора (I, 4, 4—5) ³⁴. Жители Медиона распорядились добычей, взятой у этолян, именно так, как те прежде рассчитывали распорядиться добычей, взятой у них, «в то время как судьба, словно специально, демонстрировала на их примере прочим людям свою силу» (II, 4, 2—3). Заняв Спарту, Антигон Досон был вынужден срочно вступить в Македонию при известии о вторжении иллирийцев.

«Таким образом, – замечает Полибий, – судьба привыкла решать значительнейшие из дел вопреки расчету (παρὰ λόγον)» (II, 70, 2). Автор, начиная синхронное изложение со 140—й олимпиады, приводит для объяснения этого ряд причин и среди них то, что «судьба в названное время словно обновила все в ойкумене» (IV, 2, 4). ³⁵Во времена жизни автора судьба совершила свое самое замечательное деяние (VIII, 4, 3).

Имеется несколько случаев, где τύχη означает у Полибия участь-жребий. Царь Персей отправляет посольство к Антиоху, чтобы убедить его принять участие в борьбе с римлянами: в противном-де случае Антиох испытает общую с Персеем судьбу (ταχέως πεῖραν λήψεται τῆς αὐτῆς ἑαυτῷ τύχης XXIX, 3, 10). Агафокл и Агафоклея, ничего не достигнув, оплакивают свою судьбу (XV, 32, 1). Инсумбры решили испытать свою судьбу и дать решительное сражение римлянам (II, 32, 5). Жители Литта, обнаружив свой город разрушенным, оплакивают свою судьбу (VI, 54, 4). Человеку, по мнению Полибия, не следует испытывать свою судьбу (XXI, 12, 4).

Рассмотренные пассажи позволяют сделать вывод о том, что для Полибия понятие τύχη было далеко не однозначным. Судьба в его представлении наделена множеством разнообразных функций. Общим для рассмотренных мест является то, что автор признает существование судьбы в той или иной ее функции. Однако в «Истории» есть ряд пассажей, где автор отрицает роль судьбы в исторических событиях. Все эти случаи выступают в резком противоречии с рассмотренными выше пассажами. Полибий отрицает роль судьбы в деле возвышения Ахейского союза и считает, что надо искать причину и там, где она очевидна, и там, где не очевидна (II, 38, 5). Вину за гибель римских кораблей около Камарины автор возлагает не на судьбу, а на командиров флота (I, 37, 4; ср. Sol. 8). Сципион Старший успешно вел военные действия в Испании, доверяясь не судьбе, а расчету (οὐ τῇ τύχῃ πιστεύων, ἀλλὰ τοῖς συλλογισμοῖς X, 7, 3); он никогда не уклонялся от опасностей, «что свойственно человеку, не доверяющему судьбе, но обладающему умом военачальника» (X, 3, 7). Римляне достигли успехов не благодаря судьбе и не случайно, а совершенно естественно (I, 69, 3). Царь Эвмен получал помощь не от судьбы, но от собственной проницательности и трудолюбия (XXXII, 23, 4). Читателям следует знать, почему римляне обычно одерживают верх в сражениях, дабы они не приписывали их успех судьбе (XVIII, 11, 5). Полибий подробно рассказывает о добродетелях Сципиона Эмилиана, чтобы читатели из-за незнания истинных причин не приписывали его успехи, достигнутые расчетом, судьбе (XXXII, 16, 3). Автор не одобряет тех, кто приписывает успехи Сципиона Старшего не его таланту и предусмотрительности, а богам и судьбе (εἰς δὲ τοὺς θεοὺς καὶ τὴν τύχην X, 9, 2). Многие люди не понимают причин событий и относят все к богам и судьбе (X, 5, 8).

Чтобы лучше разобраться в противоречивости и многообразии значений, вкладываемых Полибием в понятие судьбы, обратимся к двум «теоретическим» пассажам, где Полибий непосредственно высказывает общие суждения о судьбе (XXIX, 6c; XXXVII, 4).

Первый из них содержит в себе цитату из сочинения Деметрия Фалерского «О судьбе», суждения которого Полибий полностью разделяет. Из слов Полибия становится ясной цель сочинения Деметрия – показать читателям переменчивый характер судьбы μεταβολὴ τῆς τύχης. Содержание пассажа сводится к тому, что за пятьдесят лет до времени самого Деметрия персы не могли даже представить, что спустя указанный срок их держава будет уничтожена. Хотя Македония находится на вершине своего могущества, ее тем не менее ожидает судьба персидской державы. Далее идут несколько очень важных характеристик судьбы. Прежде всего с ней невозможно заключить договор (ἀσύνθετος τύχη). Судьба постоянно все обновляет вопреки расчету людей (καὶ πάντα παρὰ τὸν λογισμὸν τὸν ἡμέτερον καινοποιοῦσα). Судьба выказывает свою силу в необычайных вещах (καὶ τὴν αὑτῆς τῆς δύναμιν ἐν τοῖς παραδόζοις ἐνδεικνυμένη): «Сейчас она дала македонянам счастье персов и ссудила им эти блага до тех пор, пока не примет в отношении их другого решения». Обращаясь к событиям своего времени, Полибий восхищается предвидением Деметрия Фалерского. Принимая теорию Деметрия Фалерского, Полибий значительно расширяет круг функций судьбы.