355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Полибий » Всеобщая история » Текст книги (страница 14)
Всеобщая история
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:46

Текст книги "Всеобщая история"


Автор книги: Полибий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 118 страниц)

42. Ради чего возвратился я к этим временам? Во-первых, для того, чтобы выяснить, каким образом, в какое время и какие из древних ахеян первые задумали восстановить нынешний союз; во-вторых, для того, чтобы уверения свои о характере ахеян подтвердить самыми делами их, показать, что ахейский народ всегда держался одних и тех же начал, распространяя господствовавшие у них равенство и свободу и непрестанно воюя с людьми, которые поработили свое отечество – сами ли, или с помощью царей. Таким-то способом действия, соблюдая такие правила, они совершили упомянутое выше дело частью собственными силами, частью при содействии союзников. Однако и в том, что добыто ахейцами в этом направлении при помощи союзников, заслуга принадлежит поведению ахеян: ибо, участвуя в предприятиях многих народов, главным образом римлян 146, ахеяне никогда и ни в чем не стремились воспользоваться выгодами побед собственно для себя и награду за всю ревность на пользу союзников полагали в свободе отдельных государств и в объединении всех пелопоннесцев 147. Яснее мы покажем это в подробном изложении самых событий.

43. В течение первых двадцати пяти лет 148названные выше города для управления союзными делами выбирали по очереди общего секретаря 149и двух стратегов. Впоследствии они решили назначить одно лицо, облеченное верховною правительственною властью 150; Марг из Карнии первый занимал эту должность. На четвертом году после его стратегии сикионец Арат двадцати лет от роду собственною доблестью и отвагою освободил родной город от тирании 151, присоединил его к Ахейскому союзу, задачами которого он восхищен был тотчас с самого начала. На восьмом году, будучи вторично выбран в стратеги 152, он напал на Акрокоринф 153, занятый Антигоном, и овладел им, чем избавил жителей Пелопоннеса от угнетавшего их страха и, освободив коринфян, присоединил их к государству ахеян. Во время той же стратегии он добился того, что к ахеянам примкнул и город мегарян 154. Случилось это за год до поражения карфагенян, когда они очистили всю Сицилию и впервые вынуждены были заплатить дань римлянам. Так как в короткое время Арат достиг больших успехов в осуществлении плана, то он и в последующее время непрерывно 155оставался во главе ахейского народа, стараясь направить к единой цели все его помыслы и действия. Цель эта состояла в изгнании македонян из Пелопоннеса, в упразднении тираний и в обеспечении общей исконной свободы во всех городах. 44. Пока жил Антигон Гонат 156, Арат не переставал бороться против многообразных его посягательств и против алчности этолян; все он делал умело, хотя неправда и наглость Антигона и этолян простирались до того, что они заключили между собою договор с целью расторжения союза ахеян. После смерти Антигона, когда ахеяне примирились с этолянами и вступили с ними в союз, а в войне против Деметрия оказали им деятельную помощь, тогда прекратилось взаимное отчуждение и вражда, и место их заступили союзнические и дружественные отношения. Впрочем, Деметрий царствовал всего десять лет, а после его смерти, в пору первого перехода римлян в Иллирию, обстоятельства сложились весьма благоприятно для осуществления первоначальных планов ахеян, именно: пелопоннесские тираны впали в уныние как по причине смерти Деметрия, который был для них как бы поставщиком содержания и жалованья 157, так и потому, что Арат неотступно требовал отречения от власти. Покорным он обещал ценные дары и почет, а упрямых запугивал еще большими бедами и опасностями со стороны ахеян. Поэтому тираны решились добровольно сложить с себя власть, объявить свои города свободными и примкнуть к Ахейскому государству. Мегалополец Лидиад вполне правильно и умно предугадывал будущее и потому отрекся от тирании еще при жизни Деметрия и принял участие в народном союзе 158. Теперь сложили с себя единоличную власть и присоединились к народоправству ахеян тираны аргивян, гермионян 159и флиунтян 160: Аристомах, Ксенон и Клеоним.

45. По врожденной нечестности и алчности этоляне с завистью взирали на достигнутые такими средствами успехи и значительное усиление ахейского народа тем более, что рассчитывали отторгнуть от союза некоторые города: раньше они добились этого при содействии Александра 161относительно акарнанов, и то же самое замышляли с Антигоном Гонатом по отношению к ахеянам. Подстрекаемые такими надеждами, этоляне не устыдились соединиться с Антигоном 162, правителем Македонии, опекуном Филиппа, тогда еще ребенка, а также с царем лакедемонян Клеоменом 163и с ними обоими заключили союз. Так, они видели, что Антигон полновластно располагает делами Македонии и находится в явной, открытой вражде с ахеянами за Акрокоринф, и полагали, что, если удастся им приобщить к своим замыслам и лакедемонян и заранее вселить им ненависть к ахейскому народу, они легко одолеют ахеян: нужно будет только своевременно напасть на них и со всех сторон повести против них войну. Планы свои этоляне быстро осуществили бы, если бы не проглядели самого важного в этом предприятии, именно: они не сообразили, что противником замыслов их будет Арат, человек, умеющий найтись во всяком положении. Поэтому-то, ревностно приступив к делу и начав неправую войну, этоляне не только не достигли ни одной из своих целей, но, напротив, еще больше усилили Арата, который стоял тогда во главе управления, а ахейский народ, потому что он успешно расстроил его планы и восторжествовал над ними. Как происходило все это, станет ясно из нижеследующего рассказа.

46. Арат видел, что этоляне медлят объявить ахеянам открытую войну, потому что еще слишком недавни были услуги, оказанные им ахеянами в войну с Деметрием. Но он замечал также сношения их с лакедемонянами и их зависть к ахеянам. Он помнил, что, когда Клеомен напал на них и отнял города Тегею 164, Мантинею 165и Орхомен 166, не только союзные с этолянами, но в то время входившие в состав их государства, они не вознегодовали за это и даже признали за ним захваченные города. Таким образом, тот самый народ, который раньше под всякими предлогами из жажды приобретений ходил войною и на народы, от коих не терпел никакой обиды, теперь прощал нарушение договора и потерю важнейших городов, лишь бы создать из Клеомена могущественного противника ахеянам. Ввиду всего этого Арат и прочие чины Ахейского союза 167решили, не начиная войны против кого бы то ни было, противодействовать покушениям лакедемонян. Таково было первое решение их; но потом, когда они увидели, что Клеомен дерзко воздвигает так называемый Афеней 168на земле мегалополян, открыто выступает ожесточенным врагом их, тогда они собрали ахеян и вместе с советом 169постановили объявить открыто войну лакедемонянам. Так и в такое время началась война, именуемая Клеоменовой 170.


Рис.Клеоменова война 229-222г.г. до н.э.

47. Вначале ахеяне пытались противостоять лакедемонянам только собственными силами частью потому, что считали для себя наиболее почетным не быть кому-либо обязанными своим спасением и самим защищать свои города и страну, частью потому, что желали сохранить дружбу с Птолемеем 171за прежние услуги его и не иметь вида людей, обращающихся к другим за помощью. Однако, когда война уже затянулась, когда Клеомен упразднил исконное государственное устройство и закономерную царскую власть обратил в самовластие, вел войну настойчиво и смело, тогда Арат и в предвидении будущего, и в страхе перед слепой отвагой этолян решил расстроить их планы заблаговременно. Антигона он знал за человека опытного, умного и блюдущего верно свои обязательства; знал он также достоверно, что цари не имеют ни друзей, ни врагов по природной склонности, но вражду и дружбу соразмеряют с выгодами. Поэтому он вознамерился начать переговоры с этим царем и заключить с ним союз, объясняя ему возможные последствия совершающихся событий. Однако по многим причинам Арат находил невыгодным вести это дело открыто, ибо, с одной стороны, это значило бы побудить Клеомена и этолян к противодействию его планам, а с другой – привести ахейский народ в смущение исканием прибежища у врагов, полным отречением от надежды на собственные силы ахеян, а показать себя таким человеком ему вовсе не хотелось. По этим соображениям Арат предпочитал осуществлять свой план тайно, тем самым вынужден был многое говорить и делать перед людьми непосвященными вопреки своим намерениям с целью скрыть действительные свои планы под личиною противоположного настроения. Вот почему и в своих записках он рассказывает не все, относящееся к этому предмету.

48. Но Арат знал, что мегалопольцы сильно терпят от войны, ибо благодаря близости к Лакедемону они были передовыми бойцами, к тому же не получали от ахеян подобающей поддержки, ибо и эти последние находились в трудном положении. Ему также достоверно было известно дружественное расположение мегалопольцев к дому македонских царей за те услуги, какие были им оказаны сыном Аминты Филиппом 172. Это приводило его к мысли, что мегалопольцы, теснимые Клеоменом, легко могут обратиться за защитой к Антигону и македонянам. Поэтому Арат под условием тайны открыл весь свой план мегалопольцам Никофану и Керкиду, которые связаны были с отцом его узами гостеприимства и были весьма пригодны для выполнения его замысла. При их посредстве он без труда внушил мегалопольцам решение отправить посольство к ахеянам и побудить их просить через послов помощи у Антигона. Мегалопольцы назначили послами к ахеянам Никофана и Керкида с тем, чтобы оттуда они немедленно, буде ахейский народ согласится, отправились к Антигону. Ахеяне разрешили мегалопольцам послать послов. Поспешно явился Никофан с товарищами к царю и говорил с ним о своем городе лишь в кратких и общих выражениях, но пространно о положении дел всего союза согласно поручению и указаниям Арата.

49. Указания Арата сводились к следующему: выяснить значение и стремления союза этолян и Клеомена и доказать 173, что опасность от них угрожает прежде всего ахеянам, а вслед за сим в большей еще степени Антигону. «Что ахеяне не в силах вести войну с обоими противниками, видит ясно каждый; что этоляне и Клеомен, одолев ахеян, не удовольствуются этим и не остановятся на достигнутых успехах, это для человека здравомыслящего еще яснее». Ибо, продолжали послы, алчность этолян не могла бы насытиться даже границами всей Эллады, не говоря уже об одном Пелопоннесе. Честолюбие Клеомена и все помыслы его обращены в настоящее время, правда, только к господству над Пелопоннесом 174; но по достижении его он немедленно будет добиваться главенства над эллинами, для чего ему предварительно необходимо будет сокрушить владычество македонян. Поэтому послы предлагали Антигону ввиду такого будущего решить вопрос, что для него выгоднее: воевать ли в союзе с ахеянами и беотянами 175в Пелопоннесе против Клеомена за главенство над эллинами, или же, пренебрегши содействием столь значительного народа, бороться в Фессалии за власть над македонянами против этолян и беотян, а равно против ахеян и лакедемонян. Если этоляне во внимание к услугам, оказанным им ахеянами во время Деметрия 176, решат оставаться так же, как и теперь, в стороне, то ахейцы, говорили далее послы, будут одни воевать с Клеоменом и при помощи судьбы не будут нуждаться в поддержке. Если же судьба будет против них и этоляне примут участие в наступлении, то ахеяне просят его следить внимательно за событиями, дабы не пропустить благоприятного момента и явиться на помощь пелопоннесцам, пока еще возможно спасение. Что касается верности и благодарности за услуги, то Антигон может быть спокоен, ибо сам Арат, говорили они, в пору исполнения их просьбы найдет такие залоги верности, которые угодны будут обеим сторонам. Арат же, заключили они, укажет и время, когда потребуется вмешательство царя.

50. Антигон выслушал это и, убежденный в правдивости и рассудительности Арата, со вниманием следил за последующими событиями. Мегалопольцам он послал письмо с обещанием помощи, если на это согласны будут и ахейцы. Когда посольство Никофана и Керкида возвратилось домой, передало письма царя и заявило о благорасположении и готовности его вообще, мегалопольцы воспрянули духом и горели желанием идти в собрание 177ахеян и побуждать их призвать Антигона и поскорее вручить ему ведение войны. С своей стороны Арат, выслушав от Никофана и товарищей особое сообщение о настроении царя относительно ахеян и его самого, был очень рад, что план его не напрасно задуман и что Антигон не отвратился от него окончательно, на что и рассчитывали этоляне. Обстоятельством благоприятным казалось ему и то, что мегалопольцы торопятся доверить Антигону через ахейцев ведение дел, ибо, как я сказал выше, он больше всего озабочен был тем, как бы не пришлось самому просить о помощи; если же по необходимости нужно будет обратиться за нею, то предпочитал, чтобы призыв исходил не от него одного, но от всех ахеян. Его беспокоила мысль, что явившийся на помощь царь после победы над Клеоменом и лакедемонянами может изменить свое поведение относительно ахейского союза; тогда виновником случившегося все будут почитать его одного, ибо образ действий царя найдет для себя оправдание в обиде, которую учинил он, Арат, дому македонских царей отнятием Акрокоринфа. Поэтому, лишь только мегалопольцы явились в собрание ахеян, показали письмо и доложили о благорасположении царя вообще, а в заключение выразили желание призвать Антигона возможно скорее, и лишь только на это последовало согласие народа. Арат взошел на трибуну, принял с признательностью готовность Антигона помочь, одобрил намерения народа, но в длинной речи убеждал собравшихся всячески стараться защищать свои города и страну собственными силами, ибо это – самое почетное и выгодное поведение, говорил он. Если же судьба не увенчает этих усилий успехом, тогда следует обратиться за помощью к друзьям, наперед испытав все собственные средства.

51. Собрание одобрило предложение Арата и постановило не предпринимать пока ничего нового и кончать начатую войну своими силами. Между тем Птолемей порвал союз с ахейским народом и решил поддерживать Клеомена с целью поднять его против Антигона: он рассчитывал, что скорее с лакедемонянами, нежели с ахеянами, в состоянии будет смирить притязания македонских царей. Кроме того, ахеяне потерпели первое поражение при Ликее от Клеомена 178, с которым случайно повстречались на обратном пути; вторично они были разбиты в правильном сражении на так называемых Ладокиях 179в Мегалополитиде, в котором пал и Лидиад; в третий раз, когда в деле участвовали все войска их, ахеяне были разбиты наголову при так называемом Гекатомбее 180в Димской области. Теперь положение дел не позволяло больше медлить, и, вынуждаемые обстоятельствами, ахеяне единодушно 181обратились к Антигону. На сей раз Арат отправил послом к Антигону сына своего для окончания переговоров о вспомоществовании. Но величайшее затруднение встретилось для ахеян в том, что царь, наверное, не пожелает помогать вовсе, если не получит обратно Акрокоринфа и не приобретет в городе коринфян опорного пункта для военных действий в настоящей войне, а, с другой стороны, ахеяне не решались отдать коринфян насильно в руки македонян. Поэтому решение вопроса в самом же начале было отложено до выяснения дела о залоге со стороны ахеян 182.

52. Тем временем Клеомен вышеупомянутыми победами навел такой ужас на ахеян, что теперь беспрепятственно переходил от города к городу 183и привлекал на свою сторону одни города увещанием, другие страхом. Таким образом приобретены им были: Кафии 184, Пеллена, Феней, Аргос, Флиунт, Клеоны, Эпидавр, Гермиона, Трезена 185, наконец Коринф, и засим расположился лагерем у города сикионян. Взятием Коринфа он вывел ахеян из величайшего затруднения, именно: коринфяне обращались к стратегу Apaту и к ахеянам с требованием очистить город, а в то же время посылали послов к Клеомену и звали его к себе, что давало ахеянам благовидный предлог и повод к действию. Арат воспользовался этим и предложил Антигону Акрокоринф, который в то время был еще во власти ахеян, чем избавлял себя от тяготевшей на нем вины перед домом македонян, давал достаточное ручательство за прочность будущего союза и, что самое важное, доставлял Антигону опорный пункт для войны с лакедемонянами. Узнав о заключении договора между ахеянами и Антигоном, Клеомен снялся от Сикиона и разбил свой стан на Истме 186, укрепив промежуточное пространство между Акрокоринфом и так называемыми Онейскими горами 187, валом и рвом: обладание всем Пелопоннесом он считал уже достигнутым. Что касается Антигона, то он давно был наготове в ожидании событий и указаний от Арата. Теперь на основании получаемых известий он заключал, что Клеомен вскоре явится с войском в Фессалию, а потому, отправив послов к Арату и ахеянам с напоминанием о договоре, повел свои войска 188через Эвбею на Истм. Дело в том, что этоляне, как раньше, так равно и теперь желали воспрепятствовать Антигону подать помощь ахеянам и ради этого отказались пропустить его по сю сторону Пил 189; при этом объявили, что воспрепятствуют его проходу с оружием в руках, если он не покорится их решению.

Итак, Антигон и Клеомен расположились лагерем друг против друга, причем один, Антигон, стремился проникнуть в Пелопоннес, а другой, Клеомен, задержать вступление в него противника.

53. Хотя государство ахеян жестоко пострадало, тем не менее они не отказывались от своего плана и не теряли уверенности в себе. Лишь только аргивянин Аристотель восстал 190против сторонников Клеомена, они поспешили к нему на помощь, со стратегом Тимоксеном во главе вторглись тайком в город аргивян и завладели им. Это было главною причиною перемены в положении ахеян к лучшему. Ибо, как показали самые события, обстоятельство это задержало движение Клеомена и преждевременно удручающе подействовало на состояние его войск. Невзирая на то, что он успел занять более удобные местности, имел более обильные запасы, чем Антигон, одушевлен был большей отвагой и настойчивостью, однако лишь только получил известие о занятии ахеянами города аргивян, Клеомен тотчас снялся со стоянки и, отказавшись от упомянутых выше преимуществ над противником, отступил подобно убегающему воину, ибо опасался, как бы неприятель не окружил его со всех сторон. Подойдя к Аргосу, он некоторое время оспаривал у противника обладание этим городом; но потом и эта попытка его разбилась о мужество ахеян и упорство раскаявшихся аргивян; через Мантинею он возвратился в Спарту.

54. Антигон беспрепятственно вошел в Пелопоннес и занял Акрокоринф; но, не теряя времени, продолжал задуманное дело и явился в Аргос. Поблагодарив аргивян и устроив дела в городе, он немедленно снялся со стоянки и направился к Аркадии. Он выгнал гарнизоны из тех укреплений, которые были недавно заложены Клеоменом в областях эгитской и белминской 191, передал эти укрепления мегалопольцам и явился в Эгий на собрание ахеян. Здесь он дал отчет в собственных действиях, высказался о мерах относительно будущего и вслед за сим был выбран в вожди всех союзников. Некоторое время после этого он оставался на зимовке в окрестностях Сикиона и Коринфа, а с наступлением весенней поры повел войска дальше. На третий день пути он прибыл к городу тегеян, куда навстречу ему вышли также ахеяне; кругом города Антигон расположил свои войска и начал осаду. Во всех отношениях македоняне ревностно вели дело осады, особенно подкопы, так что тегеяне быстро потеряли надежду на спасение и сдались сами. Обеспечив за собою этот город, Антигон немедленно приступил к дальнейшим предприятиям и поспешно прошел в Лаконику. Когда он приблизился к Клеомену, стоявшему на границе своей земли, то старался тревожить его и дал несколько легких схваток. Но по получении известия от своих соглядатаев, что на помощь Клеомену идет войско из Орхомена, Антигон тотчас снялся со стоянки и поспешно отступил. Орхомен взял он приступом с первого натиска, а затем начал осаду города мантинеян, расположившись кругом лагерем. Так как македоняне навели ужас и на мантинеян, то Антигон скоро покорил этот город, а затем продолжал путь по направлению к Герее 192и Телфусее 193. Приобретя и эти города, жители коих примкнули к нему добровольно, он отправился в Эгий на собрание ахеян, так как зима уже наступала. Всех македонян Антигон отпустил домой на зимовку, а сам вел переговоры с ахеянами и участвовал в обсуждении тогдашних дел.

55. Клеомен видел, что неприятельское войско распущено, что Антигон с наемниками в Эгии на расстоянии трех дней пути от Мегалополя; он знал также, что защищать этот город трудно по причине его обширности и малонаселенности, и что теперь благодаря близости Антигона он охраняется небрежно; но самое важное, по его мнению, было то, что большинство граждан, способных носить оружие, погибло в битве при Ликее и потом на Ладокии. По всем этим соображениям Клеомен около того же времени взял с собою несколько пособников из мессенских изгнанников, которые случайно проживали тогда в Мегалополе, и ночью тайком при их содействии проник внутрь города. Однако на следующий день благодаря мужеству мегалопольцев он был едва не выбит из города, и даже жизнь его была в опасности. То же самое, впрочем, постигло Клеомена и раньше, за три месяца до того 194, когда он ворвался в ту часть города, которая называется Колеем 195. Однако во второй раз попытка удалась Клеомену, потому что он имел многочисленное войско и успел занять выгодные пункты; вытеснив мегалопольцев, царь занял наконец город и предал его разорению, столь жестокому и беспощадному, что никто и не думал о возможности восстановления города. Мне кажется, Клеомен поступил так потому, что у одних только мегалопольцев и стимфалян 196ему никогда ни при каких обстоятельствах не удавалось найти себе ни сторонников, ни соучастников, ни даже изменников. Напротив, у клиторян 197любовь к свободе и благородство посрамлены были подлостью единственного человека, Теаркеса, хотя клиторяне справедливо отрицают рождение его на их земле и уверяют, что он был подкинутый сын какого-то пришлого солдата из Орхомена.

56. Так как из историков, писавших в одно время с Аратом, Филарх 198пользуется у некоторых читателей большим доверием, и так как во многом расходится с Аратом или противоречит ему, то, быть может, полезно будет или даже обязательно для нас остановиться на нем, ибо в изложении деяний Клеомена мы придерживаемся главным образом Арата: не должно допускать, чтобы в истории ложь занимала равное место с истиной. Вообще историк этот во всем своем сочинении многое сообщает и легкомысленно, и без разбора. По отношению к предметам посторонним, быть может, нет необходимости в настоящем случае упрекать Филарха и исправлять его ошибки; напротив, мы должны внимательно исследовать его показания, относящиеся к тому самому времени, которое описывается нами, то есть ко времени Клеоменовой войны. Этого будет совершенно достаточно для оценки характера и значения всего его сочинения. Так, желая показать жестокость Антигона и македонян, а также Арата и ахеян, он говорит: «Мантинеяне, подпав под власть неприятелей, испытали тяжкие бедствия, а старейший и величайший город Аркадии подвергся таким несчастиям, что все эллины цепенели и плакали». При этом с целью разжалобить читателей и тронуть их своим рассказом, он изображает объятия женщин с распущенными волосами, с обнаженною грудью и в дополнение к этому плач и рыдания мужчин и женщин, которых уводят толпами вместе с детьми и старыми родителями. Поступает он таким образом во всей истории, постоянно стараясь рисовать ужасы перед читателями. Но оставим в стороне эту недостойную, женскую черту характера и выясним то, что составляет сущность истории и делает ее полезною.

Задача историка состоит не в том, чтобы рассказом о чудесных предметах наводить ужас на читателей, не в том, чтобы изобретать правдоподобные рассказы и в изображаемых событиях отмечать все побочные обстоятельства, как поступают писатели трагедий 199, но в том, чтобы точно сообщить только то, что было сделано или сказано в действительности, как бы обыкновенно оно ни было. Цели истории и трагедии не одинаковы, скорее противоположны. В одном случае требуется вызвать в слушателях с помощью правдоподобнейших речей удивление и восхищение на данный момент; от истории требуется дать людям любознательным непреходящие уроки и наставления правдивою записью деяний и речей. Тогда как для писателей трагедий главное – ввести зрителей в заблуждение посредством правдоподобного, хотя бы и вымышленного изображения, для историков главное – принести пользу любознательным читателям правдою повествования.

Кроме того, Филарх изображает нам весьма многие превратности судьбы, не объясняя причин и происхождения их; поэтому становится невозможным ни разумное сострадание, ни заслуженное негодование по поводу того или другого происшествия. Так, например, кто из людей не вознегодует за нанесение побоев свободнорожденным? Тем не менее, если потерпевший учинил обиду первый, мы находим, что он понес заслуженное наказание. Мало того: если это делается ради исправления и обучения, то наказывающие свободных заслуживают сверх того похвалы и благодарности. Точно так же умерщвление граждан почитается величайшим преступлением, достойным суровейшего возмездия. Однако убийца вора или прелюбодея несомненно не наказуем, а убийца предателя или тирана стяжает себе всеобщее уважение и почет. Так и во всем окончательное суждение определяется не самым деянием, но причинами его, намерениями людей действующих и их особенностями.

57. Вначале мантинеяне добровольно вышли из союза ахеян и передали себя и родину этолянам, потом Клеомену. В силу такого решения, вступив в союз с лакедемонянами, они за три года до прибытия Антигона покорены были оружием ахеян после того, как город их был взят Аратом с помощью хитрости 200. За прежнюю вину они не только не претерпели ничего дурного, но в настроении обоих народов внезапно наступила столь резкая перемена, что о ней заговорили тогда повсюду. И в самом деле, лишь только Арат занял город, как отдал приказание своим солдатам не касаться чужой собственности; вслед за сим собрал мантинеян и советовал им спокойно оставаться у своего имущества , ибо участие в Ахейском союзе дает им безопасность существования. Когда нежданно-негаданно перед ними блеснула надежда, настроение всех мантинеян внезапно и решительно изменилось. И вот тех самых людей, с которыми они только что сражались, в борьбе с которыми, как они видели, многие присные их были убиты и немалое число тяжело ранены, тех самых людей мантинеяне вводили теперь в собственные дома, допускали их к очагам своим и своих родственников и вообще всеми возможными способами выражали свое благоволение, обнаруженное, впрочем, и противной стороной. Такое отношение мантинеян было заслужено ахейцами, ибо я не знаю другого случая, когда какой-либо народ встретил бы подобную снисходительность со стороны победоносного неприятеля, когда из величайших, по-видимому, несчастий народ вышел бы более невредимым, нежели мантинеяне, благодаря добросердечию Арата и ахеян.

58. После этого, предвидя междоусобные распри в своей среде, а равно козни этолян и лакедемонян, мантинеяне отправили посольство к ахеянам с просьбою дать им гарнизон. Те вняли их просьбе и выбрали по жребию из собственных граждан триста человек; выбранные покинули родину и имущество, снялись с места и проживали в Мантинее для охраны жизни и свободы мантинеян. Вместе с ними ахеяне отправили и двести человек наемников, которые вместе с ахеянами охраняли существующий порядок. Вскоре после этого среди мантинеян начались междоусобицы, и, призвав лакедемонян, мантинеяне выдали им город и перебили находившихся у них ахеян 201. Более тяжкое и преступное вероломство трудно и назвать. Ибо, раз мантинеяне решили порвать окончательно узы признательности и дружбы с ахейским народом, им следовало, по крайней мере, пощадить упомянутых выше людей и по уговору отпустить их на родину. Соблюдение общечеловеческих законов почитается обязательным даже по отношению к врагам. Между тем с целью доставить Клеомену и лакедемонянам достаточное свидетельство совершившейся перемены мантинеяне нарушили общечеловеческие права и по собственному почину совершили нечестивейшее злодеяние. Величайшее негодование возбуждают люди, собственноручно убивающие и мучающие тех, которые раньше взяли их силою и отпустили невредимыми, а теперь охраняли свободу их и жизнь. И какое наказание могло бы почитаться соответствующим их вине? Быть может, кто-либо скажет, что достаточно было бы после победы над ними продать их с женами и детьми. Но по законам войны такой участи подлежат и не повинные ни в каком преступлении. Поэтому мантинеяне заслуживали более суровой и более тяжкой кары, и если бы даже они претерпели то, что рассказывает Филарх, то, наверное, не возбудили бы к себе сострадания в эллинах; скорее, напротив, каратели преступления и мстители только стяжали бы себе одобрение и сочувствие 202. Однако несмотря на то, что после победы ахеяне только расхитили имущество мантинеян и продали свободных граждан, не учинив ничего больше, Филарх из любви к необычайному вносит лживые всецело и к тому же невероятные известия. По своему крайнему неразумению, он не мог даже сопоставить ближайшие обстоятельства и спросить себя: почему те же самые ахеяне по завоевании Тегеи не учинили ничего подобного тегеянам? Между тем, если бы источником мести со стороны ахеян была только жестокость их, то, наверное, и тегеяне испытали бы ту же участь, что и другой народ, покоренный в то же самое время; а если в поведении ахеян замечается разница относительно мантинеян, то ясно, что здесь существовали и особенные причины озлобления.

59. Филарх утверждает также, что аргивянин Аристомах 203, человек знатного происхождения, тиран аргивян, происходивший от тиранов, попал в руки Антигона и ахеян, отведен был в Кенхреи 204и предан мучительной смерти, испытав незаслуженно жесточайшую участь, какая когда-либо выпадала на долю человека. Оставаясь верным своей привычке и в этом случае, историк выдумывает какие-то звуки, доносившиеся будто бы целую ночь до ближайших жителей в то время, как мучили Аристомаха; люди, слышавшие эти звуки, говорит он, побежали к дому, одни в ужасе от злодеяния, другие по недоверию к происходящему, третьих увлекало чувство негодования. Но оставим эту страсть Филарха к необычайному: сказано о ней достаточно. По моему мнению, Аристомах, хотя бы даже не повинен был перед ахеянами ни в каком ином преступлении, заслужил жесточайшую кару своим поведением и беззакониями относительно родины. Правда, историк с целью возвеличить его и усилить негодование читателей по поводу его печальной участи, говорит, что он не только сам был тираном, но и происходил от тиранов. На самом деле нельзя выставить против человека более тяжкого обвинения, чем это. Ибо с самым именем тирана соединяется ненавистнейшее представление; оно обнимает собою все неправды и беззакония, известные людям. Если бы, как утверждает Филарх, Аристомах понес ужаснейшее наказание, то и тогда он недостаточно заплатил бы за тот единственный день, в который Арат во главе ахеян вступил в Аргос, выдержал жестокие и опасные битвы за освобождение аргивян и все-таки вынужден был уйти оттуда, так как в страхе перед тираном ни один из городских соумышленников его не принял участия в деле. Между тем Аристомах, воспользовавшись этим случаем и предлогом, велел пытать и удавить на глазах родственников восемьдесят ни в чем неповинных знатнейших граждан, будто бы соучастников ахеян в нападении на город. Я обхожу молчанием прочие злодеяния, совершенные за всю жизнь им и предками его; длинно было бы исчислять их.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю