Текст книги "Всеобщая история"

Автор книги: Полибий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 118 страниц)

86. С помощью фаланги Птолемей решил участь битвы, а конница его на правом крыле и наемники в погоне за отступающими положили на месте большое число врагов. После этого он возвратился в свою стоянку и там провел ночь. На следующее утро царь велел подобрать и похоронить своих убитых, снять доспехи с неприятельских трупов и двинулся с войском к Рафии. С другой стороны, Антиох тотчас после бегства решил было расположиться станом вне города, стянув сюда войска, которые бежали в порядке; но так как большинство войска укрылось в городе, то и сам он вынужден был войти в город. К утру он вывел уцелевшие войска и направил к Газе ²⁵⁸; расположившись станом, он отправил к неприятелю послов за разрешением похоронить своих убитых и, получив соизволение Птолемея, предал их погребению. Число павших воинов Антиоха было немного меньше десяти тысяч пехоты и больше трехсот конницы; в плен попало более четырех тысяч человек. Из слонов три остались на поле битвы, а два других пали от ран. На стороне Птолемея было убитых около тысячи пятисот человек пехоты и до семисот конницы; слонов пало шестнадцать, а большая часть захвачена неприятелем.

Так кончилась битва царей при Рафии за овладение Койлесирией. После погребения павших воинов Антиох с войском отступил домой, а Птолемей без всякого сопротивления взял Рафию и прочие города, ибо все городские общины спешили одна перед другою покинуть врага и возвратиться под власть Птолемея. Конечно, в такие времена все люди стараются приспособиться как-нибудь к сложившимся обстоятельствам, а тамошние народы больше других обнаруживают природную склонность и охоту уступать требованиям времени. Тогда это происходило тем неизбежнее, что самое расположение влекло их к александрийским царям, ибо население Койлесирии издавна отличалось глубокою привязанностью к этому дому. Вот почему не было тогда недостатка в самом неумеренном выражении лести, и люди воздавали почет Птолемею венками, жертвами, алтарями и всякими иными способами.

87. По прибытии в город, носящий его имя, Антиох из опасения неприятельского нашествия немедленно отправил к Птолемею послов, племянника Антипатра и Теодота Гемиолия для окончания войны и заключения мира. После понесенного поражения он не доверял более населению и опасался, как бы Ахей не воспользовался обстоятельствами для нападения. Но ничего этого Птолемей не принимал в соображение; он радовался победе, которой не ожидал, и вообще нежданному завоеванию Койлесирии; от мира царь не уклонялся, напротив, жаждал его больше, чем подобало, в силу привычки к беспечной и порочной жизни. Поэтому, когда явился Антипатр с товарищем, Птолемей довольствовался легкими угрозами и укоризнами по случаю содеянного Антиохом и затем согласился заключить перемирие на один год. Вместе с послами Антиоха он отправил Сосибия для утверждения договора, а сам, пробыв в Сирии и Финикии три месяца и восстановив прежний порядок в городах, оставил Андромаха из Аспенда начальником всех этих стран и отправился с сестрою и друзьями в Александрию. Такой конец войны был неожиданностью для его подданных, знавших его всегдашний образ жизни. По утверждении договора с Сосибием Антиох, согласно первоначальному плану, стал готовиться к войне с Ахеем.

88. В таком положении были дела Азии. В описанное выше время родосцы воспользовались землетрясением ²⁵⁹, которое задолго перед тем посетило их, разрушило мощный колосс ²⁶⁰, большую часть стен их и верфей; они воспользовались этим бедствием столь благоразумно и умело, что оно послужило им скорее ко благу, чем во вред. Так велика у людей разница между безрассудством и беспечностью, с одной стороны, заботливостью и рассудительностью – с другой, как в частной жизни, так и в государственной, что одним вредят самые удачи, а для других и несчастия служат источником преуспеяния. Так и родосцы в то время устраивали свои дела: хотя постигшее их бедствие они изображали тяжким и ужасным, однако посольства их в общественных собраниях и в частных беседах держали себя с таким достоинством и внушительностью, что города и особенно цари не только предлагали им великолепные подарки, но даже сами еще благодарили их. 89. Так, например, Гиерон и Гелон ²⁶¹не только подарили им семьдесят... ²⁶²пять талантов серебра на масло, употребляемое в гимназии, часть этих денег тотчас, остальные вскоре, но и пожертвовали серебряные кувшины и подставки к ним и несколько сосудов для воды, кроме того, на жертвы десять талантов и на облегчение нужд граждан другие десять, так что стоимость всего дара доходила до ста талантов. Они же даровали свободу от пошлин для идущих к ним судов родосцев и пятьдесят трехлоктевых катапульт ²⁶³. Наконец, сделав такие подарки, они как бы в благодарность еще поставили статуи на дигмате ²⁶⁴родосцев: родосский народ, венчаемый народом сиракузян. Птолемей ¹³* также обещал им триста талантов серебра и миллион артаб ²⁶⁵хлеба, строительного леса на десять пятипалубных и на столько же трехпалубных судов, именно сорок тысяч обыкновенных локтей ²⁶⁶четырехгранных сосновых брусьев, тысячу талантов ²⁶⁷медной монеты, три тысячи талантов пакли, три тысячи парусов, на восстановление колосса три тысячи талантов меди, сто мастеров и триста пятьдесят рабочих и на содержание их отпускал ежегодно четырнадцать талантов; сверх того на состязания и жертвы двенадцать тысяч артаб хлеба, а равно двадцать тысяч артаб на содержание десяти трирем. Большую часть этих даров он выдал им немедленно, а денег – третью часть всей суммы. Подобно этому, Антигон ¹⁴* дал им десять тысяч кольев длиною от восьми до шестнадцати локтей на сваи ²⁶⁸, пять тысяч семилоктевых балок, три тысячи талантов железа, тысячу талантов смолы и тысячу метретов смолы в сыром виде, сверх того обещал сто талантов серебра. Супруга его Хирсеида подарила сто тысяч артаб хлеба, три тысячи талантов свинца. Отец Антиоха Селевк ¹⁵* даровал свободу от пошлин для приходящих в пределы его царства, потом десять оснащенных пятипалубников, двести тысяч метретов хлеба, далее десять тысяч локтей лесу и по тысяче талантов смолы и волоса. 90. Подобное же участие показали Прусий и Митридат, а также тогдашние владыки Азии, я разумею Лисания, Олимпиха и Лимнея ²⁶⁹. Что касается городов, помогавших им по мере возможности, то трудно было бы даже перечислить их. Таким образом, если принять во внимание только то время, с которого город родосцев начал застраиваться, то нельзя не подивиться быстроте, с какою умножалось достояние отдельных граждан и целого государства; но перестаешь удивляться, если вспомнишь удобства местоположения этого города и обилие благ, притекавших ему извне; напротив, начинаешь думать даже, что благосостояние его не достигло подобающей высоты.

91. Я рассказал это, во-первых, для того, чтобы показать ревность ²⁷⁰родосцев о своем государстве: в этом отношении они действительно заслуживают похвалы и достойны подражания; во-вторых, для того, чтобы обличить скупость нынешних царей и скудость получений от них со стороны народов и городов. Пускай цари, давая четыре-пять талантов, не воображают, что делают что-либо важное, и пускай не рассчитывают на ту признательность и почет от эллинов, какими пользовались цари прежнего времени. С другой стороны, пускай и города, зная и живо памятуя значительность прежних даров, не расточают величайших и великолепнейших почестей в награду за малоценные, скудные дары; напротив, пускай они стараются воздавать каждому по заслугам, не забывая того, насколько эллины превосходят все прочие народы.

Лето только что наступило, стратегом этолян был Агет, на должности стратега у ахеян был Арат, – в этом месте мы уклонились в сторону от Союзнической войны, – когда спартанец Ликург возвратился домой из Этолии. Дело в том, что эфоры убедились в лживости обвинения, по которому Ликург был изгнан, а потому послали за ним и пригласили вернуться. Ликург условился с этолийцем Пиррием, тогдашним военачальником элейцев, совершить вторжение в Мессению. Между тем Арат нашел, что наемные войска ахеян распущены, что города неисправно делают свои взносы, ибо предшествовавший ему стратег Эперат, как сказано мною выше, вел союзные дела неумело и нерадиво. Как бы то ни было, Арат созвал ахеян, провел свое предложение и усердно занялся приготовлениями к войне. Постановление ахеян было таково: содержать наемников в количестве восьми тысяч пехоты и пятисот конницы, а из ахеян набранных воинов три тысячи пеших и триста конных. В числе их должно быть мегалопольцев с медными щитами пятьсот пеших и пятьдесят конных и столько же аргивян. Решено было также отправить корабли в море: три к Акте ²⁷¹и Арголидскому заливу, три к Патрам и Диме, именно в тамошнее море.

92. Вот чем занят был Арат, и вот какие меры принимал он. Ликург и Пиррий обменялись посольствами, условились относительно выступления в поход в одни и те же дни и направились к Мессении. Стратег ахеян узнал об их замыслах и с целью помочь мессенянам прибыл в Мегалополь с наемниками и частью воинов ахейского призыва. По выступлении в поход Ликург с помощью измены взял Каламы ²⁷², поселение мессенян, а затем поспешил дальше на соединение с этолянами. Пиррий вышел из Элиды с весьма слабым отрядом, во время вторжения в Мессению был задержан кипарисянами ²⁷³и возвратился домой. Таким образом, Ликург не имел возможности соединиться с Пиррием, а сам по себе он был недостаточно силен, поэтому после нескольких нападений на Анданию ²⁷⁴возвратился ни с чем в Спарту. Когда замыслы неприятеля не удались. Арат, действуя правильно и предусмотрительно, условился с Таврионом о снаряжении пятидесяти конных воинов и пятисот пеших и с мессенянами об отправке ими такого же числа конных и пеших воинов. Арат рассчитывал с помощью этих отрядов защитить земли мессенян, мегалопольцев, тегеян, а также аргивян: земли эти находятся на границах с Лаконикой, и война лакедемонян угрожала им больше, чем кому бы то ни было иному из пелопоннесцев. С набранными из ахеян воинами и с наемниками он предполагал охранять обращенные к Элее и Этолии части Ахай.

93. Сделав эти распоряжения, Арат, согласно постановлению ахеян, занялся умиротворением мегалопольцев. Незадолго перед тем они потеряли отечество через Клеомена, сами они разорены были, как говорится, до основания, нуждались во многом, а скудость терпели во всем. Мужество мегалопольцев оставалось нерушимым, но они лишены были всяких средств к жизни, как отдельные граждане, так и государство. Вследствие этого все охвачено было недовольством, везде были распри и взаимное озлобление: так бывает всегда в домашних и государственных отношениях, когда не хватает средств на те или другие предприятия. Разлад возник прежде всего из-за обведения города стенами, ибо одни утверждали, что размеры стены необходимо сократить и дать городу такой объем, чтобы начатые стены можно было довести до конца и защитить город в случае опасности, что и теперь город пострадал благодаря своей обширности и малолюдству населения. Они же требовали, чтобы богатые граждане уступили третью часть своих земель для наделения новых поселенцев ²⁷⁵. Другие восставали как против уменьшения города, так и против уступки третьей части имущества. Больше всего спорили между собою граждане из-за писаных законов Пританида ²⁷⁶, которого дал им в законодатели Антигон и который был одним из знаменитейших представителей перипатетического учения ²⁷⁷. Невзирая на такой разлад, Арату удалось, насколько можно было, умиротворить мегалопольцев. Условия, на коих они прекратили междоусобные распри, мегалопольцы начертали на столбе и поставили его подле жертвенника Гестии в Гомарии ²⁷⁸.

94. По умиротворении мегалопольцев Арат сам отправился на собрание ахеян, а наемников передал Лику из Фар, так как сей последний был в это время местным стратегом ²⁷⁹в родном округе. Между тем элейцы, недовольные Пиррием, призвали назад от этолян Еврипида в стратеги. Он дождался собрания ахеян и, взяв с собою шестьдесят конных воинов и две тысячи пеших, выступил в поход, прошел Фарскую область, простер свои опустошительные набеги до Эгейской земли, после чего с богатой добычей отступил к Леонтию. По получении об этом сведений Лик поспешил на защиту города. Настигнув врагов и с набега напав на них, войско Лика положило на месте четыреста человек и забрало в плен человек двести. В числе их были и люди значительные: Фиссий, Антанор, Клеарх, Андролох, Эванорид, Аристогитон, Никаситис, Аспасий; все вооружение и обоз попали в его руки. В это самое время начальник ахейского флота вышел к Моликрее ²⁸⁰и увел оттуда немного меньше ста пленных. На обратном пути он направился морем к Халкии ²⁸¹и, когда жители города вышли против него, захватил два длинных судна с командою, а подле Рия Этолийского взял быстроходную лодку вместе с людьми. К этому времени добыча с суши и с моря собрана была в одно место; доставленная ею выручка и припасы успокоили воинов относительно получения жалованья и внушали надежду городам, что они не будут обременяемы налогами.

95. Скердилаид почитал себя в обиде от царя, так как ему недодано было кое-что из денег, следовавших по заключенному с Филиппом договору, а потому во время описанных выше событий он выслал пятнадцать судов, замышляя добыть себе эти деньги хитростью. Суда пристали к Левкаде, все жители которой принимали их как друзей в силу состоявшегося недавно союза. Сначала иллиряне не причиняли никакого зла населению, да и не могли причинить его; но потом предательски напали на коринфян, Агафина и Кассандра, когда они пришли на четырех кораблях Тавриона и бросили якорь подле судов Скердилаида, почитая их дружественными. Иллиряне захватили суда и отправили их Скердилаиду. После этого они отплыли от Левкады в открытое море по направлению к Малее ²⁸², грабили и забирали в плен торговых людей.

Так как время жатвы наступило, а Таврион не думал о защите поименованных выше городов, то Арат с набранным из ахеян войском взял на себя охрану уборки хлеба в Аргивской земле, а Еврипид с этолянами выступил в поход с целью разграбить область тритеян. Узнав о выступлении этолян из Элиды, Лик и Демодок, начальники ахейской конницы, присоединили к своим наемникам димеян, патрян и фарян и вторглись в Элею. По прибытии к так называемому Фиксию ²⁸³они отрядили легковооруженных и конницу для разорения страны, а тяжеловооруженное войско скрыли в названном выше месте. Все полчище элейцев кинулось на грабителей и гнало отступающих; тогда из засады поднялся отряд Лика и ударил на ушедших вперед элейцев. Элейцы не ожидали натиска врагов и при виде их тотчас обратились в бегство; из них пало на месте до двухсот человек, взято в плен восемьдесят, а ахеяне беспрепятственно собрали всю добычу, какую награбили в окрестностях, в одно место. В то же время начальник ахейского флота во время многократных высадок на побережья калидонское и навпактское опустошал тамошние поля и дважды разбил наголову выходившие против него войска. Он взял в плен гражданина Навпакта Клеоника, который был проксеном ахеян, поэтому его не продали тут же, а через несколько времени даже отпустили без выкупа.

96. В это самое время стратег этолян Агет, призвав к оружию весь этолийский народ, разграбил область акарнанов и прошел по всему Эпиру, беспрепятственно опустошая его. После этого он возвратился домой и распустил этолян по городам. Со своей стороны акарнаны вторглись в область Страта, но, охваченные паническим страхом, вернулись назад с позором, хотя и без урона, ибо жители Страта не дерзнули преследовать их, полагая, что враг отступает для устроения засады.

В городе фанотеян совершено было двойное предательство такого рода: Александр, поставленный Филиппом в начальники Фокиды, при помощи Язона, назначенного в начальники над городом фанотеян ²⁸⁴, устроил козни против этолян. Язон послал сказать стратегу этолян Агету, что он согласен предать ему фанотейский Акрополь, и об этом заключил с ним клятвенный договор. Когда наступил назначенный день, Агет с этолянами явился в ночную пору к фанотеянам, все войско скрыл на некотором расстоянии от города, отобрал только сто храбрейших воинов и послал их к Акрополю. Между тем Язон, державший в городе наготове Александра с воинами, взял с собою юных этолян и, согласно клятвенному уговору, ввел всех их в Акрополь, куда проник и Александр со своим отрядом. Отборные этоляне были захвачены. На рассвете Агет узнал о случившемся и увел войско назад: он сделался жертвою козней, подобных тем, какие сам устраивал часто против других.

97. Тем временем царь Филипп занял Билазоры, важнейший город Пеонии ²⁸⁵, весьма удобно расположенный на пути из Дарданики в Македонию, так что благодаря этому подвигу он почти окончательно оградил себя от опасностей со стороны дарданян. Когда проходы через вызванный выше город были в руках Филиппа, нелегко уже стало для дарданян проникать в Македонию. Обеспечив его за собою, Филипп поспешно отправил Хрисогона с поручением привести сюда также верхних македонян, а сам присоединил к себе воинов из Боттии и Амфакситиды и прибыл в Эдессу ²⁸⁶. 98. Там он подождал македонян с Хрисогоном и затем со всем войском двинулся в поход, а на шестой день прибыл к Ларисе. Скорым шагом, непрерывно продолжая путь и ночью, он к рассвету достиг Мелитеи и с помощью приставленных к стенам лестниц попытался было взять город. Внезапное и неожиданное его появление навело ужас на мелитеян, так что город мог быть взят легко; но лестницы оказались слишком малыми, и попытка не удалась. За неудачи такого рода следовало бы винить большею частью начальников. И в самом деле, если кто без всяких приготовлений, не измерив стен, обрывов и других подобных преград, через которые намеревается проникнуть в город, без всякого предварительного исследования собирается взять город, то как не порицать такого вождя? Или же если кто и произведет измерения самолично, а потом изготовление лестниц и вообще всех подобных орудий, требующих небольшого труда, но подвергающихся испытанию в решительный момент, поручает без разбора первому встречному, можно ли не винить такого начальника? В подобных предприятиях невозможно упустить что-либо нужное без того, чтобы не нанести тяжелого ущерба ²⁸⁷; напротив, бедствие следует за ошибкою в многообразных видах: оно постигает достойнейших людей или в момент самого исполнения предприятия, или еще больше во время отступления, раз неприятель почувствовал презрение к отступающим. Примеров этого множество, ибо в числе начальников, допустивших ошибку в такого рода предприятиях, можно больше указать таких, которые погибли или очутились перед лицом величайшей опасности, нежели таких, которые вышли невредимыми. Да и эти последние уготовляют для себя на будущее время всеобщее недоверие и злобу, каждому напоминая о необходимой осторожности, так как не только потерпевшим, но и проведавшим о том людям дается как бы урок, что обязательно озираться кругом и быть настороже. Вот почему начальникам никогда не следует действовать в подобных предприятиях опрометчиво. Измерение и изготовление подобных орудий легко и удобоисполнимо, если только при этом в точности соблюдаются правила ²⁸⁸.

Теперь возвратимся к прерванному рассказу; что же касается этих случаев, то в дальнейшем изложении в свое время и на своем месте мы постараемся показать, каким образом легче всего избежать неудачи в подобных делах.

99. Когда попытка не удалась, Филипп расположился станом подле реки Энипея и велел доставить сюда из Ларисы и прочих городов все осадные орудия, заготовленные в зимнюю пору. Главною целью похода было взять Фивы ²⁹⁰, именуемые Фтиотидскими. Город этот лежит недалеко от моря стадиях в трехстах от Ларисы. По занимаемому положению город господствует над Магнесией и Фессалией, в первой главным образом над областью Деметриады, во второй – фарсальцев ²⁹¹и ферейцев ²⁹². В то время, как городом этим владели этоляне и оттуда совершали набег за набегом, деметриадяне и фарсальцы, а также ларисяне терпели от того большие беды, ибо этоляне не раз доходили в своих набегах до так называемой Амирской равнины ²⁹³. Вот почему и Филипп считал немаловажным для себя делом взять этот город силою и приложил к тому большое старание. Собрав здесь сто пятьдесят катапульт и двадцать пять камнеметательниц, Филипп подошел к Фивам, разделил войско на три части и занял ими окрестности города. Одна часть войска расположилась подле Скопия ²⁹⁴, другая подле так называемого Гелиотропия, третья заняла господствующую над городом гору; промежутки между стоянками он оградил рвом и двойным окопом, защитил их деревянными башнями, поставленными на расстоянии плетра одна от другой и снабженными достаточным гарнизоном. Вслед засим собраны были в одно место все орудия осады, и царь приказал придвигать машины к Акрополю.

100. В течение первых трех дней благодаря мужеству и отваге защитников города Филипп не мог придвинуть к нему ни одного из своих сооружений. Потом вследствие непрерывных стычек и обилия метательных снарядов, выпущенных на город, передовые бойцы города были частью перебиты, частью ранены, и наступила небольшая передышка; тогда македоняне начали земляные работы. Невзирая на усиленный труд, они едва на девятый день дошли до стены, так как местность была неудобна для подкопов. После этого македоняне чередовались в работе, так что не прекращали ее ни днем, ни ночью, за три дня подкопали стену на два плетра и поставили подпорки. Но подпорки не выдержали тяжести и упали; тогда обрушилась и стена, прежде чем македоняне бросили туда огонь. Македоняне быстро расчистили место пролома, прокладывали себе путь в город и уже готовы были ворваться в него силою, как устрашенные фиванцы сдали им город. Этим подвигом Филипп оградил от опасностей Магнесию и Фессалию, отнял у этолян богатую добычу и доказал своим войскам, что по заслугам казнил Леонтия, который раньше при осаде города палеян обнаружил злонамеренную трусость. Овладев Фивами, Филипп продал в рабство прежних жителей, на месте их поселил македонян и переименовал город из Фив в Филиппополь.

Фивское дело уже кончилось, когда снова явились для переговоров о мире послы от хиосцев, родосцев, византийцев и от царя Птолемея. Филипп отвечал послам почти то же, что и прежде, сказал, что не прочь заключить мир, и послал их испытать настроение этолян. На самом деле царь вовсе не думал о замирении и жаждал новых подвигов.

101. По получении известия, что суда Скердилаида занимаются грабежом подле Малеи и поступают со всеми торговыми людьми как с неприятелями, что они предательски похитили несколько его собственных судов, стоявших вместе с ними на якоре у Левкады, Филипп оснастил двенадцать палубных кораблей, восемь открытых и тридцать полуторных ²⁹⁵, и направился через Эврип с целью настигнуть иллирян: он всецело занят был мыслью о войне с этолянами, потому что ничего не слыхал еще о событиях в Италии.

Между тем в то время, как Филипп осаждал Фивы, римляне потерпели поражение от Ганнибала в Тиррении, но слухи об этом не дошли еще до эллинов.

Филипп не нашел уже судов Скердилаида и стал на якоре подле Кенхрей; крытые корабли он отправил с приказанием обойти Малею и плыть к Эгию и Патрам, остальные суда велел перетащить через перешеек и поставить на якорь у Лехея. Сам Филипп с друзьями поспешно прибыл в Аргос на немейское празднество. Царь смотрел гимнастическое состязание, когда из Македонии явился вестник с письмом о том, что римляне разбиты в большом сражении и поле битвы во власти Ганнибала. Филипп не замедлил показать письмо одному лишь Деметрию из Фара и велел молчать. Воспользовавшись письмом, этот последний стал советовать ²⁹⁶Филиппу кончить возможно скорее войну с этолянами, заняться покорением Иллирии и переправиться в Италию. И теперь уже вся Эллада покорна ему, уверял Деметрий, будет покорна и впредь: ахеяне по доброй воле, из расположения к нему, а этоляне из страха, вследствие неудач, какие претерпели в настоящей войне. Между тем Италия, продолжал он, и переправа к ней будут первым шагом к завоеванию всего мира, каковое приличествует ему больше, чем кому бы то ни было иному. Теперь, когда римляне сокрушены, настал для этого благоприятный момент.

102. Подобными речами Деметрий, как я полагаю, быстро воспламенил Филиппа, царя юного, счастливого в предприятиях и, по общему мнению, отважного; к тому же он происходил из такого дома ²⁹⁷, который всегда мечтал о всемирном владычестве.

Как я сказал, Филипп в то время доверил полученное в письме известие одному только Деметрию, потом собрал друзей и совещался с ними о прекращении войны с этолянами. Арат и друзья его также не прочь были кончить войну, рассчитывая на то, что будут заключать мир в положении победителя. Поэтому царь не стал дожидаться послов для ведения мирных переговоров в общем собрании и тотчас отправил послом к этолянам уроженца Навпакта Клеоника, который по освобождении из плена дожидался только собрания ахеян. Сам Филипп с кораблями, что были в Коринфе, и с сухопутным войском направился в Эгий, оттуда прошел дальше, к Ласиону, взял укрепление в Периппиях ²⁹⁸и делал вид, будто желает вторгнуться в Элею, дабы не показалось, что он усиленно добивается прекращения войны. После дву– или троекратного хождения Клеоника к этолянам и обратно царь уступил их просьбе начать мирные переговоры. Приостановив военные действия, он отправил к союзным городам гонцов с письмами, в которых просил присылать своих людей для участия в общих совещаниях о заключении мира, сам с войском переправился на другой берег и расположился станом подле Панорма, гавани Пелопоннеса, что напротив города навпактян ²⁹⁹, и здесь ожидал представителей от союзников. Пока они собирались, Филипп отплыл к Закинфу, собственною властью устроил дела острова и возвратился в Панорм ³⁰⁰.

103. Так как участники совещания уже собрались, то Филипп отправил к этолянам Арата, Тавриона и вместе с ними несколько человек, прибывших на совет. Те явились в Навпакт, куда собрались этоляне всею массой, немного поговорили с ними и, убедившись в их мирном настроении, возвратились с этим известием к Филиппу. Этоляне торопились кончить войну и вместе с ахейскими послами отправили к Филиппу своих с просьбою явиться к ним с войском, дабы переговоры можно было вести на близком расстоянии и надлежащим образом привести дело к концу. Подстрекаемый ³⁰¹этим приглашением, Филипп с войском переплыл к так называемым Койлам Навпактии, отстоящим от города стадий на двадцать. Здесь царь расположился лагерем, оградил окопами корабли и стоянку и ждал наступления переговоров. Этоляне явились всею массой безоружные и на расстоянии стадий двух от Филипповой стоянки посылали к нему послов и вели переговоры о мире. Сначала царь выслал всех прибывших от союзников представителей и через них предложил этолянам мир на условии – оставаться каждой стороне при своих владениях. Этоляне охотно приняли это предложение; тогда последовали непрерывные переговоры через послов обеих сторон об отдельных пунктах. Большую часть речей мы опустим, как ничем не замечательных; передадим только воззвание уроженца Навпакта Агелая ³⁰², с каким он обратился в первом собеседовании к царю и присутствовавшим союзникам.

104. Он говорил, что для эллинов должно быть всего желаннее никогда не воевать друг с другом, что они должны вознести богам великую благодарность, если, пребывая в полном согласии, крепко взявшись за руки ³⁰³, как бывает при переправе через реку, они в состоянии будут отражать общими силами нашествие варваров ³⁰⁴и спасать свою жизнь и свои города. Если же вообще это невозможно, то он желал бы, чтобы, по крайней мере, на сей раз они соединились между собою и оберегали друг друга в такое время, когда на западе встали сильные полчища и возгорелась великая война. И теперь уже для всякого ясно, кто хоть немного разумеет в государственных делах, что, восторжествуют ли карфагеняне над римлянами, или римляне над карфагенянами, победитель ни в каком случае не удовольствуется властью над италийцами и сицилийцами, что он будет простирать свои замыслы и поведет свои войска далеко за пределы, в каких подобало бы ему держаться. Поэтому навпактиец Агелай убеждал всех, наипаче Филиппа, принять меры против грозящей опасности. Благоразумие внушает, чтобы он перестал обессиливать эллинов и тем готовить в них легкую добычу для злоумышляющего врага, чтобы он, напротив, берег их как самого себя и вообще заботился о них, как о своем собственном достоянии. Таким способом действий, говорил он, Филипп стяжает себе благоволение эллинов и найдет в них преданных пособников в своих предприятиях; тогда и иноземцы будут меньше посягать на его владычество, устрашаемые верным союзом с ним эллинов. Если царь стремится к приумножению своих владений, то он советует ему обращать взоры на запад и зорко следить за нынешними войнами в Италии, дабы в положении мудрого наблюдателя выждать удобный момент и попытаться добыть себе всемирное владычество. Настоящий момент благоприятствует таким стремлениям. Распри и войны с эллинами он убеждал царя отложить до времен более спокойных и позаботиться больше всего о том, чтобы сохранить за собою возможность заключать с ними мир или воевать по своему желанию. «Если царь допустит только, чтобы поднимающиеся теперь с запада тучи надвинулись на Элладу, то следует сильно опасаться, как бы у всех нас не была отнята свобода мириться и воевать и вообще устраивать для себя взаимные развлечения, – отнята до такой степени, что мы будем вымаливать у богов как милости, чтобы нам вольно было воевать и мириться друг с другом, когда хотим, и вообще решать по-своему наши домашние распри».

105. Такого рода речью Агелай побудил всех союзников к заключению мира, особенно Филиппа, ибо высказанные им доводы отвечали настроению царя, уже ранее подготовленного увещаниями Деметрия. Согласившись между собою по отдельным предметам и утвердив договор, стороны разошлись, причем каждый уходил к себе на родину с миром вместо войны.

Все это совершилось на третьем году сто сороковой олимпиады: сражение римлян в Тиррении и сражение Антиоха за Койлесирию, а равно примирение ахеян и Филиппа с этолянами.

В это время и на этом совещании впервые переплелись между собою судьбы Эллады, Италии и Ливии. Действительно, с этого времени Филипп и руководящие власти эллинов, начинали ли они войну друг с другом, или заключали мир, не только сообразовались с отношениями в Элладе, но с той поры все они обращали свои взоры к италийским соглядатаям ³⁰⁵. Вскоре подобное же положение дел наступило для жителей островов и Азии. Так, народы, недовольные Филиппом, или другие, ссорившиеся с Атталом, не обращались более ни к Антиоху, ни к Птолемею, ни на юг, ни на восток, но взирали на запад, причем одни отправляли посольства к карфагенянам, другие к римлянам. С другой стороны, и римляне обращались к эллинам из страха перед отвагою Филиппа и из опасения, как бы он своим участием не приумножил удручавших их бед ³⁰⁶.