Текст книги "Всеобщая история"

Автор книги: Полибий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 118 страниц)

11. Одним из примеров такого поведения были и поступки его в Ферме. Увлекаясь раздражением и врачуя одно зло другим, Филипп соревновался с этолянами в кощунстве и был уверен, что не совершает никакого нечестия. Потом, при всяком удобном случае, он укорял Скопаса и Доримаха за наглость и необузданность, разумея кощунство их в Додоне и Дии. Между тем сам поступал подобным же образом, не воображая, что тем самым приобретает себе у слушателей такую же славу, как и те этоляне. Отнимать у неприятеля и уничтожать крепости, гавани, людей, корабли, плоды, вообще все то, потеря чего обессиливает противника, выгодно для борющегося и облегчает ему достижение цели, – к этому обязывают нас законы и правила войны. Но без всякой нужды ³⁸сокрушать храмы, вместе с ними кумиры и все подобные сооружения, уничтожение коих не сулит ни малейшей выгоды одному и нисколько не ослабляет сил другого, по крайности, для той войны, которая ведется в данное время, – не есть ли это поведение неистовствующего безумца? Для людей доблестных задача войны состоит не в гибели и уничтожении провинившихся, но в исправлении их и возмещении ошибок, не в том, чтобы истреблять вместе с виновными ни в чем неповинных, но скорее в том, чтобы спасать и сохранять от гибели вместе с невинными и тех, которые почитаются виновниками неправды. Дело тирана – творить зло, владычествовать с помощью страха над непокорными, быть предметом ненависти для своих подданных и самому ненавидеть их ³⁹. Напротив, царю свойственно творить всем добро, стяжать себе любовь добрыми делами и милосердием, руководить и управлять людьми, повинующимися ему по доброй воле.

Для наилучшего уразумения того, в какую ошибку впал тогда Филипп, достаточно представить себе те чувства, какие, по всей вероятности, испытывали бы этоляне, если бы царь поступил противоположно тогдашнему поведению, не уничтожал бы портиков и кумиров, не кощунствовал бы над прочими святынями. Я полагаю, что этоляне испытывали бы прекраснейшее чувство благожелательности. Памятуя собственный образ действий в Дии и Додоне, они ясно видели бы, что Филипп имеет силу поступить с ними по своему усмотрению, не опасаясь прослыть несправедливым даже в случае жесточайшей расправы с ними; однако по своей мягкости и великодушию предпочел не подражать им.

12. Отсюда до очевидности ясно, что этоляне осуждали бы сами себя, а Филиппа восхваляли бы и удивлялись царственному великодушию, какое он проявил в благочестии по отношению к божеству и с каким он умерил свой гнев против них. И в самом деле, превзойти врага благородством и справедливостью не только не менее, скорее более выгодно, чем победить оружием. В одном случае побежденные покоряются из нужды, в другом уступают добровольно; победа оружием ведет к исправлению лишь ценою больших потерь, великодушие умудряет заблуждающихся без жертв. Наконец, и это самое важное, в одном случае наибольшая доля успеха принадлежит подчиненным ⁴⁰, в другом – победа достается всецело начальникам.

Впрочем, быть может, вина за содеянное в то время должна падать не столько на Филиппа, человека молодого, сколько на друзей и пособников, находившихся при нем, в числе коих были Арат и Деметрий из Фара. Даже не присутствуя при этих событиях, можно догадываться, кто из этих двух подал царю такой совет. Не говоря уже о том, что во всей жизни Арата нельзя было бы указать ни одного поступка поспешного или необдуманного, тогда как жизнь Деметрия изобиловала противоположными деяниями, у нас имеется бесспорное свидетельство о поведении обоих людей в подобных обстоятельствах; но мы скажем об этом, что следует, в другом, более удобном месте.

13. Филипп взял с собою из Ферма, – на этом месте мы уклонились в сторону, – все, что можно было унести и увезти, и выступил в обратный путь той самой дорогой, какою пришел. Добыча и тяжелая пехота были посланы вперед; позади всего войска он поместил акарнанов и наемников. Филипп старался как можно скорее оставить за собою теснины в ожидании того, что этоляне, рассчитывая на природную укрепленность местности, нападут на задние ряды его. Так вскоре и случилось. Этоляне собрались в числе тысяч трех человек для отражения врага; но, пока Филипп находился на высотах, они не приближались, оставаясь в скрытых местах под начальством Александра трихонийца; но лишь только арьергард двинулся, они тотчас кинулись к Ферму и стали теснить задние ряды. Когда в арьергарде произошло смятение, этоляне ударили на врагов и рубили их еще с большею яростью, пользуясь выгодами местоположения. Но Филипп предусмотрел будущее, и при спуске с высот поместил иллирян и храбрейших пелтастов за одним из холмов. Эти воины ударили на напиравших и выдвинувшихся вперед этолян, причем сто тридцать человек убили, немного меньше взяли в плен, а остальные этоляне бежали стремглав куда попало. После этой победы задние ряды войск предали пламени Памфий, беспрепятственно прошли теснины и быстро соединились с македонянами; ибо Филипп расположился станом подле Метапы и там поджидал задних воинов. На следующий день он разрушил до основания Метапу, двинулся дальше и разбил свой лагерь у города, именуемого Акрами ⁴¹. На следующий день, продолжая путь, Филипп опустошил поля, расположился лагерем подле Конопа, где оставался и следующий день. Через день он снова снялся со стоянки и продолжал путь вдоль Ахелоя до Страта. После переправы через реку он поставил войско на возвышенности вне выстрела с целью вызвать на бой находившихся внутри города этолян.

14. Филипп слышал, что в Страте собралось этолийской пехоты около трех тысяч, человек четыреста конницы и до пятисот критян. Так как никто не отваживался выходить из города, то Филипп опять приказал передним рядам выступать в поход по направлению к кораблям, что были у Лимнеи. Как скоро замыкавший войско отряд миновал город, сначала небольшая часть этолийской конницы сделала вылазку и стала тревожить крайних воинов; но потом полчище критян и часть этолийской пехоты вышли из города и соединились со своей конницей; тогда завязался решительный бой, и арьергард вынужден был сделать поворот и выстроиться к битве. Первое время обе стороны сражались с равным успехом; но когда подоспели на помощь наемникам Филиппа иллиряне, этолийская конница и наемники подались назад и бежали врассыпную; большую часть их царские войска преследовали до ворот и стен, а около ста человек положили на месте. После этого дела находившиеся в городе войска держались уже тихо, а арьергард благополучно достиг стоянки и кораблей.

Филипп заблаговременно разбил палатки, принес богам благодарственные жертвы за счастливый исход предприятия и созвал всех начальников на пир. И в самом деле, говорили, что Филипп проник в необычайно опасные места, такие, куда раньше его никто не дерзал приходить с войском; он же не только совершил вторжение во главе войска, но исполнил задуманный план целиком и благополучно возвратился назад. Вот почему на радостях Филипп и готовил пиршество для начальников. Что касается Мегалея и Леонтия, то они были весьма недовольны удачею царя, так как обязались перед Апеллою мешать всем предприятиям Филиппа, и не преуспели в этом: дела приняли оборот противоположный их желаниям... ⁴²однако на обед они явились.

15. У царя и прочих участников пира не замедлило возникнуть подозрение, что Мегалей и Леонтий не разделяют радости остальных по случаю недавних событий. Так как пиршество затянулось, и они вынуждены были участвовать в обильной, неумеренной попойке, то тут же и выдали себя. По окончании пира Мегалей и Леонтий, пьяные и уже не владевшие собою, кидались по сторонам в поисках Арата, и когда повстречались с ним на пути домой, то сначала ругали его, а потом начали швырять в него камнями. Многие спешили на помощь одной или другой стороне, и в лагере поднялись шум и смятение. Царь услышал крики и послал людей разузнать, в чем дело, и прекратить беспорядок. Явившимся людям Арат рассказал случившееся, призвал в свидетели присутствовавших и направился... ⁴³к своей палатке. В суматохе Леонтий ускользнул каким-то непонятным способом, а Мегалея и Кринона царь, узнав, что случилось, призвал к себе и жестоко бранил. Те, однако, не смирились ⁴⁴и дерзко говорили, что не покинут своих замыслов, пока не выдадут Арату и сторонникам его должной мзды ⁴⁵. Раздраженный этими речами, царь тут же потребовал дать ему ручательство ⁴⁶в сумме двадцати талантов и велел заключить их под стражу.

16. На следующее утро царь позвал к себе Арата, просил не беспокоиться и обещал произвести строжайшее расследование. Между тем Леонтий, узнав о судьбе Мегалея, явился с несколькими пелтастами к царской палатке в надежде, что запугает юного царя и легко заставит его переменить решение. При встрече с царем Леонтий спросил, кто осмелился оскорбить действием Мегалея и заключить его под стражу. Но когда царь решительно ответил: «Это я приказал», Леонтий смутился и, что-то пробормотав, вышел разгневанный. Царь со всем флотом отошел от берега, переплавился через залив** и быстро пристал к Левкаде; людям, занятым распродажей добычи, он приказал торопиться, а сам собрал друзей ⁴⁷и вел следствие над Мегалеем и его сообщниками. Арат в своем обвинении перечислил вины Леонтия и друзей его с давнишнего времени, напомнил о совершенном ими кровопролитии ⁴⁸в Аргосе по удалении Антигона, об его уговоре с Апеллою, а также о его противодействии в деле палеян. Все это он подтверждал явными уликами и показаниями свидетелей, так что Мегалей и его сообщники не в состоянии были возразить что-либо в свое оправдание, а потому были единогласно осуждены друзьями царя. Кринон остался под стражей, а за Мегалея Леонтий дал ручательство.

Таков был конец козней Апеллы с Леонтием и друзьями его, противоположный первоначальным их расчетам. Они надеялись было застращать Арата и потом, когда Филипп останется один, делать все, что найдут для себя выгодным, – а вышло наоборот.

17. К этому времени Ликург, не совершив ничего замечательного, возвратился из Мессении, потом выступил из Лакедемона снова в поход и овладел городом тегеян. Так как население удалилось в Акрополь, то он повел осаду против Акрополя, но безуспешно и опять возвратился в Спарту. Между тем элейцы сделали набег на Димейскую область, вышедшую против них конницу завлекли в засаду и без труда обратили в бегство, при этом положили на месте немало галатов, из воинов граждан взяли в плен Полимеда из Эгия, димеян Агесиполида и Диокла. Что касается Доримаха, то, как я сказал выше, первый поход с этолянами он совершил в той уверенности, что безнаказанно разграбит Фессалию, а Филиппа принудит снять осаду с города палеян. Но в Фессалии он нашел Хрисогона ⁴⁹и Петрея готовыми к бою, поэтому не отважился спуститься в равнину и долгое время держался на горных склонах. По получении известия о вторжении македонян в Этолию Доримах покинул Фессалию и поспешил на защиту родины. Но Доримах прибыл на место, когда македоняне вышли уже из Этолии, и вообще слишком опоздал. Между тем царь вышел от Левкады в открытое море, на пути опустошил поля оянфян и со всем флотом пристал к Коринфу, поставил корабли свои на якоре при Лехее, высадил войска и разослал по союзным городам Пелопоннеса вестников с письмами, причем назначал день, в который все они с оружием в руках должны были явиться в город тегеян на ночь ⁵⁰.

18. Покончив с этим, царь не оставался больше в Коринфе, отдал приказ македонянам выступать в поход по направлению к Аргосу и на другой день прибыл в Тегею. Здесь он взял с собою собравшихся раньше ахеян и направился через горы, желая вторгнуться в страну лакедемонян неожиданно для них. На четвертый день пути по окольным пустынным дорогам царь достиг возвышающихся против города холмов и, миновав их, причем с правой стороны оставался Менелайон ⁵¹, дошел до самых Амикл ⁵². Лакедемоняне видели из города, как проходило неприятельское войско и, изумленные зрелищем, пребывали в большом смущении и страхе. Дело в том, что они не успели еще успокоиться от волнения по поводу известий о разрушении Ферма Филиппом и вообще о делах его в Этолии; в среде их шли речи о том, чтобы послать Ликурга на помощь этолянам. Но никто из лакедемонян и не воображал, что опасность может обрушиться на них самих с такою быстротою из страны столь далекой, тем более что и возраст царя не мог внушать им какого-либо страха. Отсюда понятно, что лакедемоняне были вне себя от ужаса, ибо события застигли их врасплох. И в самом деле, отвага и ловкость Филиппа в предприятиях были не по возрасту, и он повергал всех врагов своих в недоумение и ставил их в беспомощное положение. Так, поднявшись из глубины Этолии ⁵³, он, как сказано выше, за одну ночь переправился через Амбракийский залив и пристал к Левкаде; прождал там два дня, на третий к утру снялся с якоря и через день бросил якорь у Лехея, по дороге опустошив побережье этолян. После этого, нигде не останавливаясь, на седьмой день пути он достиг господствующих над городом холмов, что подле Менелайона, так что очень многие не верили своим глазам.

19. Итак, лакедемоняне, перепуганные неожиданностью нападения, не знали, что делать, за что взяться, а Филипп в первый же день расположился станом подле Амикл. Поселение, называемое Амиклами, славится во всей Лаконике обилием деревьев, плодородием, и от Лакедемона отстоит оно стадий на двадцать. В нем есть едва ли не знаменитейшее из всех лаконских храмов – святилище Аполлона ⁵⁴. Поселение расположено со стороны города, обращенной к морю. Еще через день Филипп, опустошая поля, спустился к так называемой стоянке Пирра ⁵⁵. В течение двух следующих дней он совершал опустошительные набеги на соседние местности и разбил свой лагерь подле Карния ⁵⁶; отсюда двинулся к Асине ⁵⁷, сделал несколько безуспешных приступов против этого города и снова пошел дальше. Так исходил он, сопровождаемый опустошением, всю страну, обращенную к Критскому морю, до Тенара ⁵⁸; оттуда опять свернул и направился мимо корабельной верфи лакедемонян, именуемой Гифием ⁵⁹, обладающей надежной гаванью, которая отстоит от города ⁶⁰стадий на тридцать. Оставив Гифий вправо от дороги, Филипп расположился станом подле Гелии ⁶¹; это самая большая и прекраснейшая часть Лаконской области. Отсюда он высылал фуражиров, опустошал огнем все окрестности, уничтожал произведения почвы, и с фуражирами дошел до Акрий и Левк и даже до полей Боев ⁶².

20. По получении от Филиппа письма касательно похода мессеняне не отставали в усердии от прочих союзников; напротив, со всею поспешностью собрались они в поход и выслали отборнейшее войско в две тысячи человек пехоты и двести конницы. Но путь был длинный, и они опоздали в Тегею, так что не нашли уже там Филиппа. Первое время мессеняне не знали, что делать; но из опасения, как бы вследствие прежних подозрений не было усмотрено в этом злого умысла, мессеняне прошли через Аргивскую землю в Лаконику, чтобы там соединиться с войсками Филиппа. Достигнув поселения Глимп, лежащего на границах Арголиды и Лаконики, они перед ним расположились лагерем неумело и легкомысленно. Так, стоянки своей они не оградили ни рвом, ни окопами, не выбрали для нее удобного места и, рассчитывая на дружественное расположение жителей поселения, беззаботно разбили свои палатки перед самыми стенами. Между тем Ликург, уведомленный о прибытии мессенян, взял с собою наемников и отряд лакедемонян и тотчас выступил в поход. К утру он достиг этой местности и смело ударил на неприятельскую стоянку; с другой стороны, мессеняне, вообще поступившие неблагоразумно и, что было хуже всего, удалившиеся от Тегеи без достаточного количества войска и без опытных вождей, однако в минуту опасности, при самом нападении сделали для своего спасения все, что было только в их власти при тогдашних обстоятельствах, именно: завидев наступление врага, мессеняне немедленно бросили все в лагере и поспешно бежали к поселению. После этого воины Ликурга захватили большую часть лошадей и обоз, но в плен не взяли никого, из всадников убили только восемь человек. Итак, мессеняне после этой неудачи возвратились снова через Аргос на родину, а Ликург, гордый успехом, явился в Лакедемон, занялся военными приготовлениями и держал совет с друзьями, намереваясь не выпустить Филиппа из Лаконики без битвы. Между тем царь вышел из Гелей и, опустошая поля, на четвертый день к полудню прибыл снова в Амиклы со всем войском.

21. Ликург отдал распоряжения начальникам и друзьям относительно предстоящей битвы, а сам по выходе из города занял окрестности Менелайона, имея при себе не меньше двух тысяч всего войска. Остававшимся в городе лакедемонянам он велел зорко следить за тем, чтобы по данному сигналу поспешно выводить войско во многих пунктах одновременно и строить его в боевой порядок перед городом в направлении к Эвроту ⁶³, там, где река наиближе подходит к городу. В таком-то положении были дела Ликурга и лакедемонян.

Дабы рассказ наш при незнакомстве читателей с местностью не был сбивчив и темен, необходимо присоединить к нему описание природы и расположения местности ⁶⁴. Впрочем, мы стараемся делать то же самое во всем нашем повествовании, каждый раз соединяя и сближая местности неведомые с общеизвестными и описанными раньше нас. Большинство поражений в сухопутных и морских войнах происходит от незнания особенностей местоположения ⁶⁵; кроме того, всем нам желательнее знать не то, что случилось, но как случилось. Поэтому в изложении каких бы то ни было событий, наипаче военных, нельзя пренебрегать описанием местностей, а для обозначения их следует пользоваться то гаванями, морями и островами, то святилищами, горами, областями со знаменательными наименованиями, наконец различными странами света ⁶⁶, ибо с этими последними все люди хорошо знакомы. Таким только способом и возможно познакомить слушателей с неведомыми предметами, как мы говорили и раньше.

Что касается упоминаемой здесь местности, то природа ее такова: 22.Спарта по общему виду кругообразна и расположена в равнине ⁶⁷, хотя в некоторых частях занимает разнообразные неровности и высоты. Подле города, на восточной стороне его протекает река, именуемая Эвротом и обыкновенно непереходимая вброд благодаря своей величине. Те высоты, на которых находится Менелайон, лежат по ту сторону реки к зимнему востоку*** от города. Суровые, труднодоступные и очень высокие, они господствуют вплотную ⁶⁸над пространством между городом и рекою. На этом-то промежуточном пространстве, имеющем не более полутора стадий, и течет названная выше река у самой подошвы холма. На обратном пути Филиппу необходимо было переправиться через эту реку, причем влево от него были город и готовые к бою лакедемоняне, а вправо река и выстроившееся на холмах войско Ликурга. Помимо этого, лакедемоняне придумали такого рода хитрость: запрудив реку в верхнем течении, они направили воду ее на упомянутое выше промежуточное пространство между городом и высотами; оно покрылось водою и стало непроходимым как для пехоты, так еще больше для конницы. Таким образом, Филиппу оставалось одно: проводить свое войско по горному склону под самыми высотами, вытянуть его в длинную беззащитную линию, которая на всем пути была открыта для неприятельского нападения.

При виде этого Филипп посоветовался с друзьями и решил, что при таких обстоятельствах настоятельно необходимо выбить прежде всего Ликурга и его войска из окрестностей Менелайона. Взяв с собою наемников и пелтастов, сверх того иллирян, он перешел реку и двинулся на высоты. Ликург понял план Филиппа, выстроил своих воинов в боевой порядок и ободрял их к битве, а остававшимся в городе лакедемонянам подал сигнал. Вслед засим лица, коим это было поручено, вывели согласно приказанию городские войска из города, поставили их перед стеною ⁶⁹, поместив конницу на правом фланге.

23. Между тем Филипп приблизился к войску Ликурга и вначале приказал наступать одним только наемникам. Первое время перевес был на стороне лакедемонян, чему немало благоприятствовало самое вооружение их и место битвы. Но когда Филипп отрядил пелтастов для подкрепления сражающихся, а сам с иллирийцами фланговым движением ⁷⁰ударил на неприятеля, тогда наемники Филиппа, ободренные подкреплением иллирийцев и пелтастов, повели дело с удвоенным рвением; войско Ликурга, устрашенное нападением тяжеловооруженных, подалось назад и бежало. При этом из лакедемонян убито было около ста человек, немного больше взято в плен; остальные бежали в Спарту; сам Ликург в сопровождении немногих воинов прошел ночью в город непроходимыми тропинками. Теперь Филипп занял холмы иллирийцами, а с легкими войсками и пелтастами возвратился к войску. В это же время Арат вел фалангу из Амикл и уже подходил к городу. Тогда царь для прикрытия его переправился на другой берег реки во главе легковооруженных пелтастов, а также конницы, и наблюдал за неприятелем, пока тяжелая пехота не прошла благополучно через теснины у самых высот. Когда войска из города начали нападение на ту часть конницы, которая служила прикрытием, произошла довольно решительная схватка, причем пелтасты сражались с большим воодушевлением. И на сей раз Филипп одержал решительную победу и прогнал лакедемонскую конницу до городских ворот. После этого он беспрепятственно перешел реку и стал в тылу своих фалангитов.

24. Поздний час заставил собрать войска в одно место, и Филипп, вынужденный тут же расположиться станом, разбил палатки у выхода из ущелья. Место, занятое начальниками под лагерь, случайно оказалось самым удобным на тот раз, если бы македоняне пожелали вторгнуться в Лаконскую область подле самого города, именно: в начале упомянутой теснины, если подходить к Лакедемону от Тегеи и вообще изнутри материка, есть местность стадиях в двух от города, плотно прилегающая к реке. Всю ту сторону его, которая обращена к городу и к реке, обнимает значительный и совершенно недоступный горный откос; подле этих стремнин простирается ровная плоскость с глубоким слоем земли и обильно орошенная, к тому же весьма удобная для введения и выведения войск. Таким образом, если кому-либо удается занять станом эту плоскость и господствующий над нею холм, то положение его при всей близости к городу оказывается безопасным ⁷¹и превосходным, ибо местность эта господствует над входом в теснину и выходом из нее. Находясь с лагерем вне опасности. Филипп на следующий же день послал вперед обоз, а войска свои выстроил в боевой порядок в равнине на виду у лакедемонян, находившихся в городе. Немного он подождал еще, затем повернул в сторону и двинулся к Тегее. По достижении тех мест, где происходила битва между Антигоном и Клеоменом, он разбил свой лагерь. На другой день царь осмотрел местность и на обоих холмах, из коих один называется Олимпом, другой Эвою, принес богам жертвы, затем усилил тыл войска и пошел дальше. По прибытии в Тегею он распродал всю добычу, после чего направился через Аргос и прибыл с войском в Коринф. Здесь находились послы от родосцев и хиосцев с предложением посредничества для окончания войны ⁷². Он выслушал их и, скрывая свои намерения, объявил, что теперь, как и прежде, он готов заключить мир с этолянами, затем отпустил послов, поручив им переговорить о замирении и с этолянами. Сам он спустился к Лехею и занялся приготовлениями к отплытию в Фокиду, где рассчитывал сделать некоторые довольно важные приобретения ⁷³.

25. Около того же времени Леонтий, Мегалей и Птолемей, не перестававшие питать надежду запугать Филиппа и таким образом загладить свои прежние вины, распространяли молву среди пелтастов и в отряде македонян, именуемом агематом ⁷⁴, будто они подвергались опасности за всех, тогда как терпят всякие обиды и даже не получают установленной обычаем доли добычи. Такими речами воины раздражены были до того, что стали собираться толпами и грабили жилища знатнейших царских друзей, выломали двери в царском дворце и сломали черепичную крышу. Происшествие это повергло весь город в тревогу и смятение. Услыхав об этом, Филипп со всею поспешностью прибыл в город**** из Лехея, собрал македонян в театре и обратился ко всем то с увещаниями, то с угрозами по поводу случившегося. В ответ на это последовали шум и сильные препирательства, ибо одни требовали предания виновных суду и наказания ⁷⁵, другие настаивали на примирении и всепрощении. Тогда царь сделал вид, что уступает настояниям и после милостивого обращения ко всем удалился. Виновники смуты были известны ему хорошо, но обстоятельства вынуждали его притворяться ничего не ведающим ⁷⁶.

26. После этих волнений предприятия в Фокиде, на которые царь вполне рассчитывал, были чем-то замедлены. Между тем Леонтий и его соумышленники потерпели полную неудачу в своих замыслах, теряли всякую надежду на собственные силы и искали убежища у Апеллы. Они посылали к нему вестника за вестником и звали его из Халкиды, указывая на трудное и безвыходное положение, в какое они попали вследствие разлада с царем. Что касается Апеллы, то во время пребывания в Халкиде он проявлял чрезмерный произвол. Царя он выставлял слишком юным, в большинстве случаев следующим его же внушениям и ни в чем не имеющим своей воли, а ведение дел и высшее управление страною присваивал себе. Вот почему правители и высшие должностные лица ⁷⁷Македонии и Фессалии обращались с донесениями к нему; эллинские города в своих постановлениях почестей и даров лишь кратко упоминали о царе, тогда как Апелла был для них все. Филипп знал это, давно уже питал в себе недовольство и с трудом переносил происходившее тем более, что Арат находился при нем и искусно преследовал свою задачу. Однако царь владел собою, и никто не знал ни намерений его, ни настроения. Не знал их и Апелла, но он был уверен, что стоит только явиться к Филиппу, и все пойдет согласно его желанию, а потому отправился из Халкиды на помощь Леонтию и его товарищам. С появлением его в Коринфе Леонтий, Птолемей и Мегалей, как начальники пелтастов и прочих важнейших родов оружия ⁷⁸, с большим усердием возбуждали молодежь идти навстречу Апелле. Благодаря множеству встречавших его начальников и солдат, въезд Апеллы был торжественный ⁷⁹, и он прямо с дороги явился в царский дворец. Но когда по старой привычке Апелла пожелал войти, один из рабдухов ⁸⁰, согласно приказанию, остановил его и объявил, что царь занят. Удивленный столь неожиданным приемом, Апелла долго не знал, что делать, наконец в смущении удалился; все прочие македоняне тут же на виду у всех разбежались от него, и Апелла вступил в свое жилище один, лишь с собственными слугами. Так, достаточно бывает самого короткого времени для того, чтобы высоко поднять и снова унизить кого бы то ни было из смертных, наипаче в среде царских приближенных. И в самом деле, люди эти походят на камешки счетной доски ⁸¹: как сии последние по воле счетчика получают значение то медной монеты, то вслед засим таланта, так и придворные по мановению царя становятся то счастливцами, то минуту спустя жалкими созданиями.

Мегалей видел, что надежды их на содействие Апеллы не сбылись, и потому в страхе подумывал о бегстве. Что касается Апеллы, то он был приглашаем ко двору ⁸², сохранял за собою и другие подобные отличия, но не принимал более участия ни в совещаниях, ни в ежедневных царских беседах. Когда в следующие засим дни царь снова отправлялся морем из Лехея в Фокиду ради задуманных приобретений, то взял с собою и Апеллу. Но план Филиппа не удался, и он от Элатеи ⁸³повернул назад.

27. Около того времени Мегалей бежал в Афины, покинув Леонтия поручителем на двадцать талантов, потом, когда афинские стратеги ⁸⁴не приняли его, он пошел дальше в Фивы. Между тем царь выступил в море из области Кирры ⁸⁵и с гипаспистами ⁸⁶прибыл в Сикионскую гавань, оттуда поднялся в город, там отказался от гостеприимства архонтов ⁸⁷и жил у Арата; с ним Филипп проводил время постоянно, а Апелле велел отплыть в Коринф. По получении известия о Мегалее царь отправил под начальством Тавриона тех пелтастов, коими командовал Леонтий, в Трифилию под предлогом какого-то неотложного дела; а когда они ушли, Филипп приказал отвести Леонтия к властям ⁸⁸для взыскания с него залога. Через вестника, отправленного к ним Леонтием, пелтасты узнали о случившемся и отправили к царю посольство с такой просьбой: если он велел отвести Леонтия к подлежащему начальству по какому-нибудь другому делу, то не производить следствия по предмету обвинения в их отсутствии; «в противном случае», говорили послы, «все пелтасты сочтут себя тяжко обиженными и оскорбленными»: такою свободою речи пользовались македоняне со своими царями ⁹⁰. «Если же», продолжали послы, «он отведен по делу о поручительстве за Мегалея, то они сами соберут деньги в складчину и уплатят их». Подстрекаемый горячим заступничеством пелтастов, Филипп лишил жизни Леонтия скорее, чем предполагал до того.

28. Послы родосцев и хиосцев возвратились из Этолии. Они заключили тридцатидневное перемирие и заявили, что этоляне готовы кончить войну миром. При этом они назначили определенный день, в который просили Филиппа явиться к Рию, и уверяли, что этоляне пойдут на все уступки, лишь бы добиться мира. Филипп согласился на перемирие и письменно приглашал союзников прислать в Патры представителей для участия в совещаниях и для обсуждения условий мира с этолянами, сам вышел из Лехея и на другой день прибыл морем в Патры. Но в это время ему доставлены были из Фокиды письма Мегалея к этолянам, содержавшие в себе увещание мужаться и упорствовать в войне, ибо недостаток в средствах делает положение Филиппа отчаянным. К этому Мегалей добавлял многие обвинения против царя и злостные клеветы. По прочтении писем Филипп не сомневался, что виновник всех зол есть Апелла, а потому немедленно отправил его под стражей в Коринф, вместе с ним сына его, а также любовника. К Мегалею в Фивы он послал Александра с поручением доставить его властям по делу о поручительстве. Александр исполнил приказание, но Мегалей не стал дожидаться исхода дела и сам наложил на себя руки. Случилось так, что в те же дни кончили жизнь Апелла, сын его и любовник. Таков был конец этих людей, заслуженный больше всего бесчестным поведением их относительно Арата.

29. Между тем этоляне, удручаемые войною, спешили заключить мир, так как расчеты их не оправдывались ходом событий: они надеялись было увидеть в Филиппе незрелого мальчика, слишком юного и неопытного, а на самом деле нашли в нем совершеннолетнего мужа как в замыслах, так и в исполнении их, сами же оказались в отдельных поступках и в общем ведении дел ничтожными детьми. Однако, когда к ним приходили вести о волнении пелтастов, а равно о гибели Апеллы и Леонтия, этоляне ждали серьезной и опасной придворной смуты, поэтому затягивали и откладывали условленный день для переговоров в Рии. С другой стороны, Филипп с радостью воспользовался этим предлогом, ибо твердо был уверен в успехе войны, да и раньше уже он принял решение не доводить дела до заключения мира. Поэтому Филипп обращался теперь с увещанием к явившимся союзникам готовиться не к миру, а к войне, после чего снялся с якоря и снова отплыл к Коринфу. Всех македонян он отослал через Фессалию в Македонию на зимовку, сам снялся от Кенхрей, прошел вдоль Аттики через Эврип ⁹¹и пристал к Деметриаде; там в присутствии македонян произвел следствие над Птолемеем, уцелевшим еще из числа сообщников Леонтия, и казнил его.