Текст книги "Всеобщая история"

Автор книги: Полибий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 118 страниц)

16. Вот почему нельзя не воздать хвалу поэту*** за то, что он изображает нам Одиссея, прежде всего военачальника, человеком, который сообразуется с небесными светилами не только в своих странствованиях по морю, но и в похождениях на суше. Достаточно и того уже, что часто большие затруднения создаются случайностями неожиданными и потому не поддающимися точному предвидению, каковы проливные дожди, разливы рек, чрезмерные морозы и снежные заносы, а также пасмурная туманная погода и прочее тому подобное. Если же мы будем оставлять без внимания и такие явления, которые можно предусмотреть заранее, то, разумеется, по собственной вине будем терпеть неудачи в большинстве предприятий. Потому-то и не следует пренебрегать ни одною из упомянутых выше предосторожностей, дабы не повторять ошибок, в какие впадали в числе многих вождей и те, которых мы назовем ради примера.

17. Так, военачальник ахеян Арат вознамерился было овладеть городом кинефян с помощью измены и со своими сообщниками из города условился о том, в котором часу ночи ему надлежало явиться к реке, текущей от Кинефы, чтобы там с войском дожидаться на Препии ³³; находившиеся в городе заговорщики должны были, когда представится удобный случай, надеть на одного из своих плащ и, не нарушая тишины, отправить его около полудня через ворота за город с тем, чтобы он в некотором расстоянии от города остановился на условленной могильной насыпи; прочие соумышленники должны были напасть на должностных лиц, обязанных охранять городские ворота, когда они предадутся послеобеденному сну. После этого ахеяне должны были со всею поспешностью кинуться из засады к воротам. Все было условлено, и, когда настала пора действовать, явился Арат и, укрывшись подле реки, выжидал условного знака. В пятом часу показался некий владелец ягнят, из числа городских жителей, обыкновенно пасущих свои стада близ города. Ему приспело спросить о чем-то, относящемся к хозяйству, у своего пастуха, и он в плаще вышел из ворот за город и стал высматривать пастуха с той самой могильной насыпи. Воины Арата приняли это за сигнал, и все стремительно бросились к городу. Но находившиеся в городе соумышленники пока вовсе не были готовы, поэтому стража быстро заперла ворота, и отряд Арата не только потерпел неудачу в предприятии, но и на соучастников своих в городе навлек ужаснейшие бедствия: они были обнаружены, тотчас преданы суду и казнены. Что же можно считать причиною несчастия? А то, что начальник, человек очень юный еще и незнакомый с употреблением безошибочных сигналов, двойных или сложных, принял простой условный знак. Так, в военных предприятиях какая-нибудь мелочь решает исход дела в ту или другую сторону.

18. Потом, когда спартанец Клеомен решил овладеть городом мегалопольцев тоже с помощью измены, он заключил уговор со стражею ³⁴, оберегавшею городскую стену у так называемого Фолея, что придет с войском ночью к третьей смене, так как в это время охрана стены лежала на его соумышленниках. Но Клеомен не сообразил того, что во время восхождения плеяд ночи бывают уже довольно коротки, и потому двинулся в поход с войском лишь к заходу солнца, вследствие чего не мог поспеть вовремя. Тем не менее уже при дневном свете Клеомен отважился на безрассудную попытку взять город приступом, но был отбит с позором, потерял много убитыми и сам едва не погиб. Явись он своевременно согласно уговору, когда ворота были в руках его сообщников, он с войском вошел бы в город, и все предприятие кончилось бы благополучно.

Подобно этому царь Филипп, как рассказано у нас выше, сделал двойную ошибку, когда вошел в тайное соглашение с несколькими мелитеянами, именно: он и лестницы принес слишком короткие, и во времени ошибся. Так, условлено было, что он явится в полночь, когда в городе будут спать. Между тем Филипп поспешил выступить из Ларисы, и потому слишком рано явился в области мелитеян. Ждать здесь он боялся, так как в город могла проникнуть весть о его прибытии; не мог уже и вернуться назад, не будучи замечен. Вынужденный всем этим продолжать дело, он подошел к городу в такое время, когда все еще бодрствовали. Итак, взять город приступом он не мог, потому что коротки были лестницы, не мог и проникнуть в городские ворота, потому что явился несвоевременно и находившиеся в городе соумышленники не могли оказать ему поддержки. Наконец, жителей города он привел в ярость, потерял большое число своих солдат и, посрамленный, ни с чем возвратился, а вместе с тем все прочие народы, осведомленные об этом, потеряли к нему доверие и стали держаться настороже.

19. Далее, военачальник афинян Никий ³⁵мог бы еще спасти свое войско, находившееся под Сиракузами, когда ночью, улучив удобную пору, он тайком от врагов отступил на такое расстояние, что был вне опасности; но потом остановился по случаю лунного затмения в суеверном страхе, как бы затмение не было зловещим предзнаменованием. Вследствие этого, когда он снялся со стоянки в следующую ночь, неприятель проведал его план, и войско вместе с начальниками попало в руки сиракузян. Напротив, если бы он расспросил людей сведущих о лунном затмении, то не только бы не упустил благоприятного времени из-за затмения, но еще мог бы и невежество противника обратить в свою пользу: невежество противника – лучший залог успеха для человека сведущего.

Следовательно, в указанных выше пределах знакомство с астрономией необходимо. Что касается надлежащей меры лестниц, то определять ее должно так: если только кем-либо из соумышленников дана высота стены, надлежащую меру лестниц определить легко, именно: когда стена имеет в известном месте, положим, десять футов ³⁶вышины, лестницы должны иметь хороших двенадцать футов. Сообразно с количеством восходящих солдат расстояние лестницы от основания стены должно быть вполовину меньше длины ее; если лестница будет отстоять дальше, то при большом числе восходящих солдат может легко поломаться; если, наоборот, лестница будет поставлена слишком прямо, поднимающимся солдатам грозит опасность падения. В случае невозможности измерить стену или близко подойти к ней, нужно взять высоту любого предмета, стоящего отвесно к стене в некотором расстоянии от нее на прилегающей равнине. Получить высоту этим способом легко может всякий, кто не откажется обратиться за указаниями к математике.

20. Отсюда следует далее, что военачальники, если хотят достигнуть цели в начинаемых ими предприятиях, должны быть знакомы и с геометрией, не в совершенстве конечно, но настолько, чтобы иметь понятие об отношениях и подобии фигур. Впрочем, знание геометрии необходимо не для этого только; оно требуется при перемене фигуры лагеря, дабы с переменою общего вида стоянки сохранить соответствующие размеры частей для помещающегося в стоянке войска, равно как и для того, чтобы суметь при том же построении лагеря увеличить или сократить занимаемое им пространство, каждый раз в соответствии с числом вновь прибывающих в лагерь или выбывающих из него. Об этом мы говорим с большими подробностями в сочинении о тактике ³⁷. Я полагаю, никто не вправе будет упрекать нас за то, что мы слишком усложняем дело командования войском, когда советуем людям, ищущим его, изучать астрономию и геометрию. Если, с одной стороны, я гораздо больше осуждаю, чем одобряю, привнесение в какое бы то ни было занятие посторонних предметов ради хвастливого разглагольствования, если точно так же я осуждаю требования, превосходящие меру того, что нужно для достижения цели, то, с другой стороны, с величайшею настойчивостью я требую необходимого. И в самом деле, люди, посвящающие себя танцевальному искусству или игре на флейте, предварительно знакомятся же с учением о мерных движениях и с музыкою, даже с упражнениями в палестре, ибо считают эти знания необходимым пособием для усовершенствования в избранных занятиях. Поэтому нелепо было бы людям, ищущим командования войском, досадовать на то, что и от них требуется усвоение в некоторой мере побочных знаний. Иначе выходило бы, что простые ремесленники подготовляют себя заботливее и старательнее, нежели люди, жаждущие отличия в прекраснейшем и почетнейшем деле. Всякий согласится, что это было бы бессмысленно. Но довольно сказанного.

21. ...Большинство людей заключает о величине городов и стоянок ³⁸только по окружности их. Так, если им скажут, что город мегалополитов имеет пятьдесят стадий в окружности, а город лакедемонян сорок восемь, но что Лакедемон вдвое больше Мегалополя, то суждение это покажется им невероятным. Но если кто с целью усилить недоумение слушателя скажет, что город или стоянка в сорок стадий в окружности может быть вдвое больше города или стоянки во сто стадий, уверение это покажется слушателю нелепым. Недоверие в этом случае происходит от того, что мы забываем усвоенные в детстве сведения по геометрии. Я вынужден был сказать об этом, потому что не только простой народ, но даже иные государственные мужи и военачальники или недоумевают и удивляются тому, каким образом город лакедемонян может быть больше и даже много больше города мегалополитов, хотя первый имеет меньшую окружность, или же заключают о численности войска только по объему стоянки.

Другая подобная ошибка бывает по отношению к наружному виду городов, именно: большею частью люди воображают, что города, расположенные в местности неровной и холмистой, имеют больше домов, нежели города ровных местностей. Но это не так, ибо дома стоят отвесно не на покатостях, но на ровном прилегающем пространстве, на том самом, на котором возвышаются и холмы. Всякий, даже ребенок, может понять, что я хочу сказать. Нужно только вообразить себе стоящие на покатостях дома поднятыми настолько, чтобы все они были одинаковой высоты и крыши их образовали одну поверхность; тогда станет ясно, что эта поверхность равна и параллельна той, которая лежит под холмами и основаниями стен домов. Довольно говорить о людях, желающих стоять во главе войска или государства и по невежеству изумляющихся такого рода речам ( Сокращение).

...Нельзя ждать, чтобы тот, кто при вступлении в союз не обнаруживает ни благорасположения, ни охоты, оказался дельным союзником в дальнейшем поведении( Сокращение ватиканское).

...При таком положении дела, когда римляне и карфагеняне по соизволению судьбы получали попеременно то добрые, то дурные вести, каждый из противников, как выражается поэт ³⁹, испытывал горе и радость ⁴⁰в одно и то же время ( там же).

...Верно высказанное нами многократно суждение, что нельзя обнять или постигнуть духовным взором великолепнейшее зрелище прошлого, то есть устроение целого мира, из сочинений историков отдельных событий ( там же).

22....Единственным виновником, душою всего, что претерпевали и испытывали обе стороны, римляне и карфагеняне, я почитаю Ганнибала ⁴¹. И в самом деле, войну в Италии он держал неоспоримо в своих руках, направлял и войну в Иберии через старшего из братьев, Гасдрубала, а впоследствии Магона, тех самых ⁴², которые умертвили обоих военачальников римских в Иберии****. Он же направлял и Мидийскую войну вначале через Гиппократа, потом через ливийца Миттона ⁴³. Действовал он также в Элладе и Иллирии, и тут наводя страх на римлян и озабочивая их своим союзом с Филиппом. Столь велика и изумительна сила одного человека, одного ума, если он надлежаще подготовлен согласно природным свойствам к какой бы то ни было деятельности, посильной человеку.

По самому ходу событий мы вынуждены остановиться на Ганнибале, а потому, мне кажется, уместно будет выяснить здесь некоторые черты его характера наиболее спорные. Так, одни считают его чрезмерно жестоким, другие ⁴⁴– корыстолюбивым. Но относительно Ганнибала и государственных людей вообще нелегко произнести верное суждение; ибо некоторые утверждают, что природа человека проявляется в чрезвычайных обстоятельствах, причем одни люди выдают себя в счастии и власти, другие, наоборот, в несчастии, как бы те и другие ни сдерживали себя ранее того. Со своей стороны, суждение это я нахожу неверным 23. Нередко, скорее даже очень часто, мы видим, что люди вынуждены бывают говорить и действовать вопреки собственному характеру под влиянием ли друзей, или изменчивых событий. В подтверждение этого можно привести множество примеров из истории. Так, кто не знает, что сицилийский тиран Агафокл слыл за свирепейшего человека в то время, когда он еще только пытался утвердить свою власть, а потом, когда владычество над сицилийцами казалось ему уже прочно обеспеченным, он стяжал себе славу самого кроткого и сердобольного человека. Далее, спартанец Клеомен разве не был и прекраснейшим царем, и жесточайшим тираном, и, наконец, обходительнейшим и приветливейшим человеком в частной жизни? Хотя и невероятно, чтобы в одном и том же человеке соединялись столь противоположные свойства, но превратности судьбы иногда вынуждают властителей менять свои отношения к окружающим и обнаруживать не соответствующее их характеру настроение, так что чрезвычайные обстоятельства не вскрывают, а скорее заслоняют природу властителя. То же самое случается под влиянием наветов друзей не только с вождями, властителями и царями, но и с народами. Так, всякий скажет, что афиняне, пока во главе государства их были Аристид и Перикл, совершили мало деяний жестоких и множество прекрасных и благородных, а при Клеоне и Харете ⁴⁵наоборот. Потом, лакедемоняне во время своего главенства над Элладою во всем, что делалось по внушению Клеомброта ⁴⁶, поступали как союзники, и противоположно этому действовали по внушению Агесилая. Следовательно, и характер народов меняется в согласии с различными характерами правителей. Подобно этому царь Филипп был нечестивейшим правителем, когда советниками его были Таврион или Деметрий, и, наоборот, самым кротким, когда следовал указаниям Арата или Хрисогона.

24. Нечто подобное, как мне кажется, было и с Ганнибалом, именно: он испытывал чрезвычайные и многообразные превратности судьбы, а ближайшие друзья его весьма не походили друг на друга; поэтому очень трудно заключить о характере Ганнибала из поведения его в Италии. Как действовали на Ганнибала внешние обстоятельства, это легко понять и из предшествующего изложения, и из нижеследующего; нельзя оставлять без внимания и внушения друзей, тем более что мнение наше может быть достаточно подтверждено даже одним примером дружеского совета. Так, когда Ганнибал задумал совершить военный поход из Иберии в Италию, прокормление войска и заготовление необходимых припасов представляло величайшие трудности; самый поход казался почти невыполнимым, так как путь был длинен и лежавшее пред войском пространство занято было множеством диких варваров. Предстоявшие трудности много раз обсуждались тогда в совете, и вот один из друзей Ганнибала, по прозванию Единоборец, заявил, что, по его мнению, есть одно только средство пройти в Италию. Ганнибал предложил высказаться; друг его на это отвечал, что необходимо научить воинов питаться человеческим мясом ⁴⁷и позаботиться о том, чтобы они заранее освоились с этой пищей. Ганнибал не мог не признать всей пригодности такого смелого предложения, хотя ни сам не мог последовать совету, не мог склонить к тому и друзей. Говорят, по мысли этого человека совершены были и те жестокости в Италии, в коих обвиняют Ганнибала. Не меньшее значение должно придавать и обстоятельствам.

25. Говорят также, что Ганнибал был чрезмерно корыстолюбив и был в дружбе с корыстолюбивым Магоном, командовавшим в Бруттии ⁵*. Сведения эти я получил от самих карфагенян, а туземцы прекрасно знают не только направление своих ветров, как гласит поговорка, но и нравы соотчичей. С большими еще подробностями я слышал это от Масанассы ⁴⁸, который много рассказывал мне о карфагенянах вообще, наибольше о корыстолюбии Ганнибала и Магона, по прозванию Самнитского. Между прочим, Масанасса говорил о величайшей нежности, какою отличались их взаимные отношения с ранней юности, о том, сколько городов в Италии и Иберии завоевал каждый из них частью силою, частью вследствие покорности жителей, но при этом они ни разу не участвовали вместе в одном и том же деле и всегда старались перехитрить друг друга ⁴⁹больше даже, чем неприятеля, чтобы только не встречаться при взятии города во-избежание ссоры из-за дележа добычи, ибо каждый из них желал бы получить больше другого.

26. Впрочем, и прежнее наше изложение, и те известия, какие я сообщу ниже, показывают, что на поведение Ганнибала сильно действовали и часто направляли его не только внушения друзей, но еще больше обстоятельства. Так, лишь только Капуя перешла в руки римлян ⁵⁰, тотчас города заволновались, как и следовало ожидать, и только выискивали случая или предлога, чтобы перейти на сторону римлян. Раздосадованный этим Ганнибал недоумевал, что делать. И в самом деле, оставаясь на одном месте, когда неприятель противопоставлял ему более многочисленное войско, он не в силах был сохранить за собою все города, разделенные большими расстояниями; нельзя ему было и разбить войско на несколько частей, ибо в этом случае он мог бы быть легко побежден превосходящими силами неприятеля, да и не мог бы поспевать всюду на помощь отдельным войскам. Поэтому Ганнибал вынужден был решительно пожертвовать некоторыми городами, из других вывести свои гарнизоны, чтобы при возмущении жителей не погибли собственные его солдаты. С несколькими городами он поступил вопреки уговору, переселив жителей их в другие города и отдав имущество на разграбление. Обиженные жаловались на Ганнибала, причем одни обвиняли его в вероломстве, другие в жестокости. Да и, кроме того, при выходе из городов и при вступлении в них солдаты Ганнибала предавались грабежу, убийствам и насилию, ибо каждый из них воображал себе, что предоставленные самим себе жители тотчас перейдут на сторону врагов. Вот почему нелегко судить о характере Ганнибала, так как на него действовали и советы друзей, и положение дел; достаточно того, что у карфагенян он прослыл за корыстолюбца, а у римлян за жестокосердного ( О добродетелях и пороках. Сокращение ватиканское).

27. ...Полибий полагает, что река и город получили название Акрагес от прекрасной почвы ( Стеф. Визант.).

...Город акрагантян ⁵¹превосходит множество других городов не только теми достоинствами, о которых говорено раньше, но также сильным местоположением, больше всего красотою и благоустройством. Город расположен всего в восемнадцати стадиях от моря, благодаря чему пользуется всеми выгодами, какие может доставить городу море, и со всех сторон укреплен превосходно как самою природою, так и искусством, именно: городские стены покоятся на крутой скале с отвесными склонами, частью естественными, частью искусственными, и город омывается реками. Так, с южной стороны протекает река одноименная с городом, а с западной и юго-западной другая, именуемая Гипсою. На северо-востоке ⁵²возвышается кремль, который с наружной стороны огражден непереходимою пропастью, а с внутренней из города доступ к нему существует в одном только месте. На вершине кремля находится святилище Афины и Зевса Атабирия ⁵³, совершенно как у родосцев, так как Акрагант – колония Родоса, то, вероятно, поэтому божество и носит такое же прозвание, как у родосцев. Вообще город изобилует великолепными храмами и портиками, и хотя храм Зевса Олимпийского не закончен, но по замыслу и размерам он, кажется, не уступит любому храму в Элладе( Сокращение).

...Агафирна ⁵⁴, город в Сицилии, как говорит Полибий в девятой книге ( Стеф. Визант.).

...Марк поручился за их безопасность и тем убедил их отправиться в Италию с условием, что они будут получать жалованье от региян, опустошат Бруттий и возьмут себе всю добычу, какую соберут в неприятельской стране ( Свида).

28. ...«Никто, ⁵⁵– я убежден в том, лакедемоняне, – не решится отрицать, что господство македонян было для эллинов началом рабства, как можно видеть из нижеследующего. Был на фракийском побережье союз эллинских городов, основанных афинянами и халкидянами; из них наибольшее значение и силу имел город олинфян ⁶* ⁵⁶. Порабощением этого города Филипп дал эллинам почувствовать его могущество и не только утвердился в городе Фракийского побережья, но подчинил себе и устрашенных фессалийцев. Немного спустя он одержал победу над афинянами на поле сражения ⁵⁷, и если великодушно воспользовался победой, то вовсе не ради благополучия афинян, – далек он был от этого, – а для того, чтобы обходительностью с афинянами побудить прочие народы к добровольной покорности. Одно ваше государство оставалось пока силою, которая, казалось, при благоприятных обстоятельствах может стать во главе эллинов. И вот при первом удобном случае он явился сюда с войском, опустошал ваши поля, предавал пламени жилища ваши ⁵⁸, наконец отнял от вас землю и города, предоставив их частью аргивянам, частью тегиянам и мегалопольцам, частью мессенянам; всех он желал благодетельствовать вопреки справедливости, лишь бы ослабить вас. Власть его наследовал Александр, и, я полагаю, всякий из вас помнит, как он уничтожил город фиванцев, потому что видел в нем тлеющую искру ⁵⁹эллинской свободы».

29. «Что касается преемников Александра, то мне нет нужды подробно распространяться о том, как они обращались с эллинами. Нет такого невежды в истории, который не слыхал бы о том, с какою беспощадностью поступил Антипатр с несчастными афинянами и прочими народами после победы над эллинами в Ламийском сражении ⁶⁰. Наглость Антипатра и нечестие дошли до того, что он устроил охоту на изгнанников, с этой целью разослал по городам ищеек ⁶¹в погоню за людьми, которые говорили против македонян или вообще неприятны были царскому дому македонян. Одних из этих изгнанников насильно уводили из храмов, других отрывали от алтарей и предавали мучительной смерти; тех же, кому удалось спастись, гнали отовсюду из Эллады; нигде, за исключением народа этолян, они не находили себе пристанища. Потом, кто не знает подвигов Касандра и Деметрия, а равно Антигона Гоната? Все это было недавно, и потому действия их совершенно еще свежи в памяти. Одни из царей ставили по городам свои гарнизоны, другие сажали тиранов, так что не было ни одного города, не тронутого порабощением. Не останавливаясь на этом, я обращусь теперь к последнему Антигону, дабы никто из вас не судил о его поведении снисходительно и не считал бы себя обязанным благодарностью перед македонянами. Этот Антигон поднял войну против вас не ради спасения ахеян и не из вражды к тирании Клеомена, от которой будто бы желал избавить лакедемонян. Если кто думает так, он слишком наивен. Нет, Антигон видел, что его собственное владычество будет в опасности, если вы приобретете власть над пелопоннесцами, он видел также, что природа наделила Клеомена нужными для этого свойствами, и что судьба весьма благоприятствует вам; побуждаемый страхом и завистью, он явился сюда не с целью помочь пелопоннесцам, но для того, чтобы расстроить ваши замыслы и сокрушить ваше господство. Вот почему вы не обязаны питать нежные чувства к македонянам за то, что они не разграбили вашего города, когда овладели им; напротив, вы должны взирать на них как на врагов ваших и ненавидеть их; ведь они много раз мешали вам стать во главе Эллады, когда у вас бывала к тому возможность».

30. «Потом, неужели нужно распространяться о вероломстве Филиппа? Кощунство его достаточно засвидетельствовано осквернением святынь в Ферме, а его жестокость к людям проявилась в предательском, подлом обращении с мессенянами. Из всех эллинов одни этоляне ⁶²наперекор Антипатру встали на защиту беззаконно изгнанных, они одни выказали сопротивление наступающему Бренну и союзным с ним варварам, они одни откликнулись на ваш зов и сражались в ваших рядах, чтобы помочь вам возвратить себе исконное главенство над эллинами.

Довольно об этом. Что касается настоящего совещания, то предлагать и постановлять решения следует так, как бы речь шла о войне, хотя и не следует думать, что война будет в действительности. Ибо ахеяне после поражений не в силах будут опустошать ваши поля; я даже думаю, они должны горячо благодарить богов, если смогут только охранить свою землю, когда в силу союза с нами пойдут на них войною элейцы и мессеняне, а с ними вместе и мы. Филипп тоже, как я убежден в том, скоро охладеет к войне, когда на суше будут теснить его этоляне, а с моря римляне и царь Аттал. Легко угадать будущее на основании прошлого: если до сих пор, воюя с одними этолянами, Филипп ни разу не мог совладать с противником, то неужели он в состоянии будет выдержать теперешнюю войну против соединенных сил союзников?»

31. «Вот что я решил сказать, дабы дать понять всем вам, что союз с нами вы должны были бы предпочесть союзу с македонянами даже в том случае, если бы вы не были связаны прежними решениями и обсуждали дело впервые ⁶³. Но вы обязали себя принятым раньше постановлением; к чему же мне говорить еще? Если бы вы заключили существующий теперь с нами союз до того, как Антигон оказал вам услуги ⁶⁴, тогда можно было бы колебаться, не следует ли во внимание к прошлому пренебречь какими-либо из прежних обязательств. Но ведь Антигон раньше даровал вам пресловутую свободу и благополучие, которыми македоняне покоряют каждого из вас; уже после этого вы много раз совещались и говорили о том, с кем заключать союз, с этолянами ли, или с македонянами, и выбрали наконец союз с этолянами ⁶⁵, им выдали и от них в свою очередь получили залоги верности, вместе с ними сражались в недавней войне против македонян; неужели и после этого еще возможно в ком-либо колебание? Дружественные отношения ваши к Антигону и Филиппу были порваны уже в то время. Итак, вы обязаны доказать, что или этоляне причинили вам после того какую-нибудь обиду, или македоняне оказали какую-нибудь новую услугу. Если же нет ни того, ни другого, если вы раньше совершенно правильно и в полной независимости отвергли дружбу македонян, то почему теперь вы вернетесь к ним и им в угоду станете попирать договор и клятву, этот величайший залог верности у людей?»

32. Так приблизительно говорил и закончил свою речь Хленей, убежденный в несокрушимости своих доводов. После этого выступил посол от акарнанов Ликиск. Видя, что присутствующие спорят друг с другом о произнесенной речи, он сначала молчал; потом, когда собрание успокоилось, так приблизительно начал свою речь: «Лакедемонские граждане, мы явились к вам послами от союза акарнанов, а так как всегда почти мы действовали заодно с македонянами, то считаем настоящее посольство общим, нашим и македонян. На полях битвы спасение наше покоится на доблести македонян, которые превосходят нас могуществом и обширностью владений, а потому в делах посольства мы свои выгоды полагаем в удовлетворении справедливых требований македонян. Поэтому не удивляйтесь, если в речах наших мы будем говорить больше за Филиппа и македонян, чем за нас самих. Так, Хленей в конце речи в немногих словах собрал воедино все доводы для оправдания союза с вами. Если бы этоляне, говорил он, уже по заключении союза с ними, учинили вам какую-нибудь обиду или нанесли вред, если бы, с другой стороны, македоняне оказали вам какую-либо новую услугу, тогда еще можно было бы рассуждать о союзе сызнова; но не случилось ничего подобного, и потому, ссылайся мы только на ваши постановления времен Антигона, вздумай мы во имя их попирать клятву и договор, мы считали бы себя глупейшими существами. Если бы в самом деле не случилось ничего нового, как утверждает Хленей, и положение эллинов оставалось бы таким, каково оно было раньше, когда вы заключили союз с одними этолянами ⁷*, то я, признаюсь, был бы величайшим глупцом и говорил бы здесь понапрасну. Однако положение дел совершенно изменилось, как я убедительно докажу в дальнейшей речи, а потому вполне надеюсь показать вам, что наши предложения полезны для вас и что Хленей заблуждается. Мы и явились сюда в том убеждении, что должны высказать вам эту мысль, именно доказать, что для вас и почетно, и выгодно при известиях о надвигающейся на эллинов опасности принять, если возможно, прекрасное и достойное вас решение – разделить с нами опасности или, если этого нельзя, по крайней мере на это время оставаться в покое».

33. «Так как послы этолян отважились обвинять царственный дом македонян начиная с далекого прошлого, то и я почитаю необходимым прежде всего сказать об этом несколько слов, чтобы рассеять заблуждение доверившихся речам слушателей.

Итак, Хленей утверждает, что Филипп, сын Аминта, достиг власти над Фессалией путем несчастия олинфян. Я же полагаю, что не одни фессалийцы, но и прочие эллины спасены были Филиппом. В то время, как Ономарх и Филомел ⁶⁶захватили Дельфы нечестивыми и преступными средствами и завладели достоянием божества, они, как всякому из вас известно, представляли из себя такую силу, с которою не мог бороться ни один из эллинских народов. Можно было опасаться, что они не удовольствуются кощунством и сделаются господами целой Эллады. В это-то время Филипп явился к вам на помощь по собственному почину, сокрушил тиранов, обеспечил целость святилища, восстановил свободу эллинов, как знают о том из истории и позднейшие поколения. И в самом деле, все народы выбрали Филиппа вождем сухопутных и морских сил не за то, что он, как осмелился сказать Хленей, обидел фессалийцев, но за то, что он облагодетельствовал Элладу: такой чести не удостаивался раньше ни один смертный. Это так, скажете вы; но он явился с войском в Лаконику. Однако, как вам известно, он явился сюда не по собственному побуждению; он неохотно уступил настоятельному, неоднократному призыву пелопоннесцев и пришел как друг их и союзник. Вспомни, Хленей, как действовал Филипп по прибытии в Пелопоннес. Он имел возможность воспользоваться страстями соседних народов для того, чтобы разорить страну лакедемонян и погубить их город, за что стяжал бы себе величайшую благодарность от союзников. Но он не последовал этому внушению, навел страх на лакедемонян и союзников и тем принудил обе стороны разрешить спор полюбовно к общей выгоде, причем не себя поставил судьею спорящих, но установил общее судилище из всех эллинов. И неужели такое поведение заслуживает хулы и порицания?»

34. «Потом, Хленей, ты жестоко осуждаешь Александра за то, что он, почитая себя обиженным, наказал город фиванцев; но ты не упоминаешь о том, как тот же Александр отомстил персам за обиды, нанесенные всем эллинам, как он избавил всех нас от общей тяжкой беды, поработив варваров, отняв у них богатства, которые шли на подкупы эллинов, с помощью которых варвары сеяли распри между эллинами и возбуждали к войнам то афинян и предков нынешних лакедемонян, то фиванцев; наконец он покорил Азию власти эллинов. Что касается преемников Александра, то как вы осмеливаетесь даже упоминать о них? Правда, они, смотря по обстоятельствам, много раз чинили одним добро, другим зло, и если прочие народы, быть может, были бы вправе вспоминать об этом с горечью, то уж никак не вы, этоляне, ибо добра не видел от вас никто, а зло вы причиняли часто многим народам. Так, кто позвал Антигона, сына Деметрия, для расторжения союза ахеян? Кто заключил клятвенный договор с эпиротом Александром для порабощения и раздробления Акарнании? Какой народ ⁶⁷ставил во главе походов таких начальников, каких посылали вы, начальников, которые дерзали посягать даже на неприкосновенные святыни? Тимей ограбил святилище Посейдона на Тенаре и святилище Артемиды в Лусах, Фарик расхитил святыню Геры в Аргосе, Поликрат святыню Посейдона в Мантинее. А что сказать о Латтабе и Никострате? Разве они в мирное время не нарушили всенародного празднества беотян и не вели себя при этом как скифы и галаты? Преемники Александра ни в чем подобном неповинны».