Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)

Тысяча глаз, тысяча голосов в черной пустоте, и они воют, хохочут и плачут, в этом абсолютном ничто, где возможно все – кроме жизни.

Тогда, много лет назад. Сейчас.

Всегда.

– А знаешь ли ты, что увидел Лайе в твоих глазах, Дола-Огонёк? Хочешь знать, да-да-да? – прекрасное лицо Мадригаль исказилось, сквозь него проступили пустота и тысяча глаз в ней. В голосе её резонировало эхо тысяч других голосов. – Твой брат – он увидел свою погибель. Там, в твоих золотых глазах, Дола-Огонёк! Ты станешь его смертью, сын Предателя. И ты будешь его спасением – от совершенства, от бремени власти, от боли!

– Заткнись!

– Не хочешь слышать, да-да-да? Нет-нет-нет, тебе придётся, Огонёк! Ты убьешь, заберёшь к себе, к Нам – навсегда-навсегда-навсегда. Его не будет, а ты останешься. Последний из рода, – в голосе принцессы отчетливо зазвучали интонации старой гадалки из Стоунблейда.

Те, что Дола услышал целую вечность назад – так ему сейчас казалось.

Последний из рода.

– Неправда, – зарычал он, – все твои слова – ложь! Мы с ним неделимы, он умрет – и меня тоже не станет. Ты просто желаешь свести меня с ума, верно? За этим ты преследуешь меня – во сне и наяву, верно?

– О, вовсе нет, – засмеялась Мадригаль, – я лишь жду, когда ты сломаешься сам, Дола-Огонёк! Все ведь к этому идёт, так чего же ты отпираешься? Прими Нас, как неизбежность, и все закончится, да-да-да!

– Хватит! – рявкнул Дола. – Оставь меня в покое!

В ярости он схватился рукой за сложенные на читальном столике книги и опрокинул их на пол. Раздался грохот и шелест разлетевшихся в стороны страниц.

Услышав это, Лайе выскочил из-за стеллажа, он рванулся к брату, схватил его за плечо в попытке развернуть к себе, и почувствовал, как пальцы Долы крепко перехватывают его руку. Лайе почудилось, что он слышит хруст, а потом мир перевернулся вверх тормашками и наследный принц с грохотом рухнул на пол, безжалостно брошенный своим братом через плечо.

– Ли?! – близнец опешил. – Да какого ж... Shienadan! С тобой все в порядке?! Кажется, я слышал, как что-то хрустнуло.

– Кажется, – медленно повторил Лайе, созерцая потолок библиотеки, – только что хрустнула вся моя жизнь.

– Что ты здесь вообще забыл? – Дола смотрел, как брат поднимается с пола, потирая ушибленную задницу.

– Это ты мне скажи – что я только что слышал? С кем ты разговаривал?

– Ты... – Дола сглотнул и Лайе увидел, как на его лице проступает страх. – Ты слышал только мой голос?

– Судя по всему, у тебя была оживленная беседа с самим собой, – ядовито проворчал наследный принц.

И тут же прикусил язык, поймав взгляд близнеца. Такой паники в его глазах он ещё никогда не видел. А потом Дола схватился руками за голову, покачнулся и тихо выругался сквозь зубы. Лайе метнулся к нему, хотел было взять за плечи, но брат тут же выпрямился, с силой оттолкнул его.

– Держись от меня подальше! – рявкнул Дола.

Одновременно с этими словами до самого потолка вспыхнуло яркое пламя, волной разошлось по полу в разные стороны, пожирая разбросанные вокруг бумаги и свитки. Лайе отпрыгнул назад и быстро притушил полу своего одеяния. Затем перевёл изумленный взгляд на брата.

– У тебя есть Дар?! – ошалело воскликнул он.

– У меня есть Дар?! – вторил ему Дола.

Он смотрел на свои руки, и Лайе был готов поклясться, что кожа близнеца сейчас горяча, раскалена так, словно пламенем был он сам. Но замешательство длилось недолго – огонь пополз по полу, к ногам обоих принцев, он уже лизал нижние полки стеллажей. Лайе взмахнул руками, подчинил пламя своей воле и заставил его погаснуть. В воздухе пахло дымом. Лайе перевёл взгляд на близнеца и увидел, что его бьет крупная дрожь.

– Малой, – осторожно позвал он, – ты в порядке?

– В полном, – Дола ошарашено разглядывал деяние рук своих.

Несмотря на то, что огонь быстро погас, всюду были следы копоти. Нелюдь нервно сглотнул.

– Столько лет, – пробормотал он. – Почему сейчас?

– Посмотри на меня, малой! – потребовал Лайе.

Он схватил близнеца за уши, заставил поднять голову, с молчаливой тоской уставился на близнеца, поймал его вопрошающий взгляд.

– Я в порядке, Ли, – буркнул Дола, – отпусти мои уши, будь добр.

О, Первозданные – как же он его любил! – внутри наследного принца все сжалось в ком. – Любил больше жизни, больше всего на свете.

– Лайе, – снова позвал его Дола, – отпусти. Мне мои уши дороги, знаешь ли.

Наследный принц послушно опустил руки, пребывая в полнейшем душевном раздрае.

– Малой, – тихо произнёс он. – Ты никогда не думал, что с нами что-то не так?

Дола выгнул бровь, со скепсисом глядя на брата.

– По-моему, на это указывает сам факт нашего рождения, – он весело хмыкнул.

А Лилайе только удивился тому, насколько быстро близнец успокоился – словно не он только что сходил с ума, и не он устроил поджог в библиотеке. Наследный принц открыл рот, чтобы высказаться по этому поводу, но с губ сорвались совсем другие слова.

– Скажи, брат мой, сколько миров и дорог мы с тобой прошли? – вырвалось у Лилайе, и он тут же удивлённо моргнул.

– Больше, чем мы можем вспомнить, – не задумываясь, отозвался Дола.

Словно знал ответ заранее. Близнецы озадаченно переглянулись, искренне не понимая, что за странный диалог между ними случился. Лайе думал, что совсем не это хотел сказать брату напоследок, но слова слетели с языка совершенно бездумно, оставили после себя осадок – почудилось наследному принцу, что он уже произносил их когда-то.

Боль подступила неожиданно. Нахлынула удушьем, уколола в сердце, осела тяжестью в ногах. А следом за ней пришёл страх, чувство безысходности и запоздалого осознания опасности. Лайе побледнел, оступился и плюхнулся бы на задницу, не подхвати его брат. Чувство было мерзким, противным и до ужаса знакомым.

Как в Каморане. Как и в Ресургеме.

– Ли? – голос Долы был слышен будто сквозь вату.

– Мама, – выдохнул Лайе. – Что-то случилось с мамой! Я не понимаю...

Этого слова оказалось достаточно, чтобы Дола вздернул близнеца на ноги, схватил его за руку и потащил за собой по бесконечному лабиринту между стеллажами, а потом братья нырнули в знакомые переплетения дворцовых коридоров. В тронный зал близнецы ворвались одновременно, и первым, что они увидели, было столпотворение возле балкона. Расталкивая всех локтями, братья Даэтран проложили себе путь к середине толпы и увидели Лиланг, над которой склонились Редо и Махавель. Дола успел увидеть, как хозяйка Колыбели Осени убирает ладони с груди Императрицы и печально смотрит на Полководца. Среди шокированных гостей стояла принцесса Симеон, прикрывая руками рот, по её щекам катились слезы, а Ириан сжимал её плечо. Почему-то этот жест привлёк внимание Долы, но потом он перевёл взгляд на Лиланг, и не смог больше отвести его в сторону. Лайе тоже увидел бледное, искаженное предсмертной гримасой лицо матери, и этот образ отпечатался в его памяти навсегда. Он поймал полный отчаяния взгляд Полководца, на нетвердых ногах подошёл к телу и опустился на колени. Наследный принц осторожно коснулся пальцами руки Императрицы, сдавленно зарычал.

– Кто это сделал, – он вздрогнул, услышав голос отца.

Редо сощурился, окинул зевак злым взглядом.

– Кто это сделал? – повторил он.

Иллирийцы попятились назад.

Дола увидел, как переглянулись Махавель с Мореносом. Кто-то толкнул его в плечо, и он успел заметить сверкнувшее украшение вместо уха – Ириан пробирался сквозь толпу иллирийцев в сторону выхода из залы.

– Я, – иллирийка кашлянула и понизила голос, – видела, как принц Ириан передал принцессе Симеон кубок с вином. Кажется, принцесса кого-то искала, но Лиланг её поймала и повела беседовать. Вы же её знаете – она просто выхватила бокал из рук Симеон...

– Глупая, – глухим голосом пробормотал Редо, – и беспечная. Мы танцевали, а потом ей стало дурно.

– Он ещё здесь. Найдите его, – срывающимся голосом произнёс Лайе.

Он ещё не договорил, а Дола уже пробирался обратно к выходу, проклиная все на свете. Ириан вышел раньше, у него была фора. Как назло, аристократы столпились так плотно, что Доле показалось, будто они делают это намеренно, чтобы задержать его. Он уже собрался рявкнуть на ближайшего иллирийца, как знать вдруг разом подалась назад, а затем и вовсе расступилась. На плечо младшему принцу легла тяжелая ладонь Полководца.

– Веди, – рубанул он короткой фразой.

В жёлтых глазах плескалась ярость. Доле не нужно было повторять дважды – развернувшись, он бегом направился прочь из тронного зала. Все его внимание сосредоточилось на «следе», оставленном Ирианом, Дола даже не осознавал, как на ходу раздавал Гончим приказы оцепить дворец, перекрыть все входы и выходы. В голове вертелась лишь одна мысль: «Он должен сдохнуть». Дола не чувствовал ни горя, ни боли – одну лишь переполнявшую все его существо злобу. Редо не отставал от него, лишь на развилке коридоров он крикнул:

– Ты знаешь дворец лучше. Обойди его! – и нырнул в ближайший поворот.

Не оборачиваясь, Дола махнул рукой, показывая, что услышал отца. Повинуясь чутью, он побежал дальше по коридору, догадываясь, как именно Ириан хотел покинуть дворец.

Полководец услышал шаги Ириана довольно скоро: казалось, он совсем не стремился скрыть своё присутствие, либо не догадывался, что по его следам идёт очень, очень злой шеддар. Редо почти настиг иллирийца, когда тот резко развернулся и швырнул в него горсть серебристой пыли, которая на несколько мгновений ослепила шеддара. Этого вполне хватило, чтобы беглец сумел оторваться на приличное расстояние. Но Полководец с упорством тарана следовал за ним, проклиная слишком узкие стены потайных ходов, которые лишали его возможности развернуть крылья и в два прыжка достать Ириана Ассэне. Он лишь надеялся на смекалку своего сына. И когда впереди забрезжил свет выхода, Редо зарычал от злости. Иллириец выскочил из проема, и в этот миг из-за стены появился силуэт Долы, который нанёс ему сокрушительный удар кулаком в зубы, опрокинув его на спину в зловонную лужу отходов жизнедеятельности. Увернувшись от пинка в живот, Ириан вскочил на ноги, выхватил из ножен кинжал, но подоспевший Полководец беспощадно заломил ему руку, заставив взвыть от боли. Иллириец выронил оружие, лягнул шеддара в колено и вырвался из захвата. Но сразу же когтистая рука схватила его за волосы и приложила лицом о стену.

Дола невольно поморщился, наблюдая за тем, как озверевший от ярости шеддар безжалостно мордует Ириана. Честно говоря, ему и самому хотелось отделать Ассэне как следует, но в какой-то момент полукровка понял, что пора вмешаться – иначе от Ириана останется бесполезный кусок мяса. Дола окрикнул отца, но Полководец его не услышал, и тогда младший принц повис на его руке, не дав нанести новый удар.

– Хватит! – крикнул он едва ли не в ухо Полководцу. – Иначе мы не узнаем, зачем...

– Мне достаточно и того, что я знаю, кто это сделал, – прорычал Полководец.

Однако, все же отпустил Ириана. Иллириец зашёлся в кашле и рухнул в грязь. Дола присел рядом, заставил его поднять голову.

– Я бы с твоей поганой рожи кожу полосками снял, – сообщил ему он, скалясь. – А потом перешёл бы к пальцам. Интересно, на каком ты бы сломался, shienadan. Только мой отец и так хорошо постарался, – Дола цокнул языком, разглядывая разбитое лицо Гончего.

– Мясник! Ты и твой брат – шеддарские выродки, – выплюнул Ириан, а Дола только удивился – как в нем ещё нашлись силы для ненависти.

– А ты – чистокровный ублюдок, способный только гадить исподтишка, и что с этого? – спокойно отозвался полукровка. – Зачем ты её убил? Что она тебе сделала? Твой отец заключил с ней договор. Если вы, Ассэне, такие жадные до власти, чем вас не устраивало предложение нашей матери?

– Отец? Что ты о нем знаешь, смешок?! – Ириан истерически расхохотался, – да какая теперь разница! – он продолжал заходиться в безумном смехе вперемешку с кровавым кашлем.

Дола поднял голову и встретил обжигающий взгляд отца. Гнев его отступил, теперь он только раздувал ноздри и зло скалился.

– Кончай его, и порешим на этом.

– Нет, – Дола с сожалением качнул головой. – Мы отведём его к Лайе.

Так они и сделали. Каким-то чудом Ириан был способен идти, пусть шагал он нетвердо. В тронном зале по-прежнему было полно иллирийцев, но теперь их разогнали по разным углам Гончие. Шум не стихал, взгляды всех присутствующих приковались к вернувшимся. Даже Моренос и Махавель стояли поодаль с таким видом, словно их только что прогнали прочь. Один только Лайе сидел там же – рядом с телом матери. Кто-то уже накрыл её шелковой тканью, но наследный принц упорно не отпускал руку Императрицы. Дола толкнул Ириана в спину, и он бухнулся на колени. Но не сгорбился, продолжал смотреть прямо, уверенный в собственной правоте. На негнущихся ногах Лайе подошел к коленопреклонному, но дерзко глядящему на него иллирийцу.

– Встать. – Холодно приказал наследный принц.

От его голоса всем казалось, что у них начинают замерзать мысли. Присутствующие застыли, следя за каждым его движением, а Гончие предусмотрительно оттеснили толпу назад.

– Я сказал: встать! – зарычал Лилайе.

Незримая сила резко вздернула Ириана на ноги. Лайе приблизил к нему свое лицо.

– Зачем? Зачем ты убил ее?

–Что, больно, да?! – Ириан истерически расхохотался и с вызовом вздернул подбородок. – En gellah! Я ничего тебе не скажу!

– Ты убил невиновную женщину, —ответил Лайе. – И ты расскажешь мне все, как миленький.

– Твой брат и этот рогатый уже пытались, – снова рассмеялся Ириан, – ты думаешь, я боюсь пыток?! Я ни слова не скажу!

– Кто сказал, что мне нужны твои слова? – холодно улыбнулся Лайе.

Ириан отшатнулся назад, но почти сразу все его тело сковала ужасная слабость, а разум вспыхнул болью – словно кто-то кромсал его изнутри, выворачивал наизнанку самое сокровенное, вырывал из памяти мечты и желания.

Ты не знаешь о боли ничего. У неё нет ни капли милосердия.

Ириан закричал, схватившись руками за голову. Упал на пол, скорчился в агонии, из глаз его брызнули слезы. Дола, глядя на то, как Гончий плачет навзрыд, будто ребёнок, не выдержал и отвернулся. Он слышал протяжный вой, сменившийся тихим скулежем. И когда нашёл в себе силы вновь взглянуть на Ириана, то увидел, что иллириец, жалобно поскуливая, раскачивался из стороны в сторону.

Лилайе молча смотрел на это, и наконец, выдохнул. Выплеснувшаяся наружу злоба не принесла ему облегчения, но и сожаления он тоже не почувствовал.

Симеон страшным голосом закричала, вырвалась из рук Гончего и бросилась на колени. Обхватив ладонями лицо Ириана, она безуспешно пыталась поймать его взгляд, найти в нем хоть каплю узнавания.

– Ир! Ири, это же я, Симеон! Посмотри на меня, Ир!

Иллириец смотрел на сестру абсолютно пустыми глазами. Симеон замерла рядом с ним, перестала бесконечно повторять его имя. Вдруг она выхватила острую шпильку из прически и бросилась на Лайе. Закрыв собой брата, на пути принцессы возник Дола, и удар вскользь пришёлся ему в ключицу. Полукровка инстинктивно взмахнул рукой с кинжалом и с легкостью взрезал Симеон горло. Кровь брызнула на близнецов, а иллирийка, не издав ни звука, упала замертво. Кто-то завизжал и лишился чувств от переизбытка впечатлений. Лайе оцепенело смотрел то на Симеон, то на брата. Дола, кривясь, потирал место удара, но, судя по всему, дело обошлось простой царапиной.

– Уберите их... Кто-нибудь, – деревянным голосом приказал Лайе, махнув рукой.

Подошедшие Гончие взяли под руки Ириана, подняли Симеон, и ещё двое собрались унести Лиланг, но их отогнал Полководец.

– Отец, – позвал его Дола.

– Нет. Я сам. Она не заслужила подобной смерти, – резко ответил шеддар.

Он бережно, будто тело Императрицы было сделано из хрупкого стекла, взял ее на руки, осторожно прижимая иллирийку к себе, медленно удалился из зала, провожаемый десятками взглядов.

– Зачем он её убил? – наконец, тихо произнёс Дола. – Для чего это было нужно?

– Его целью была не мама, – сдавленным голосом ответил Лайе. – Я видел мысли Ириана. Яд был для меня.

Тем временем, Дама Махавель наблюдала за развернувшейся сценой с выражением сильнейшего потрясения на лице. Взглянув на неё, Моренос схватил два бокала с ближайшего стола, и залпом опорожнив один из них, протянул второй своей спутнице.

– Все равно случилось непоправимое, – сказал он опешившей Даме, – а такого хорошего вина, как у вас, в Джагаршедде не сыскать. Когда теперь представится возможность насладиться его вкусом? Выпейте со мной, дорогая, от нашего вмешательства мало что изменится.

И Махавель с обреченным видом созерцая происходящее, томно пригубила вино.

Похороны состоялись через несколько дней. Императрица упокоилась в семейной усыпальнице – рядом со своими родителями и братьями. Церемония была скромной – Лайе не желал никого видеть. Наследный принц, Иса, Редо и Дола – вчетвером они несли Лиланг к месту погребения. Айя-Хранительница провела последний обряд, чтобы душа Императрицы могла спокойно уйти в Абэ Ильтайн. Слушая её тихий наговор, похожий на тоскливую песнь, Лайе смотрел в одну точку. Вместо Хранительницы он видел совсем другую женщину – златокожую и среброглазую – и она улыбалась, обнимая себя за плечи руками, похожими на птичьи когти. Когда Хранительница зажгла на алтаре синий огонь, женщина исчезла, словно её не было никогда.

А после похорон не осталось времени на скорбь – государственные дела не терпели отлагательств. Первым встал вопрос о целесообразности экспедиции Искателей Древностей за телом Совершенного Глеанна. Лайе упорствовал, не желая, чтобы Дола уезжал в Джагаршедд. Однако, после смерти Императрицы Иса все ещё оставался её правой рукой. И регентом – до коронации наследного принца, а потому последнее слово оставалось за ним. Таким образом, было решено продолжать сборы. И когда они завершились, Дола покинул Вечную Землю Иллириан вместе с шеддарами.

Во время короткого, сухого прощания близнецы не обмолвились ни словом – им нечего было больше друг другу сказать. И пока Дола поднимался на «Иокасту», Первый Полководец задержался и склонился к полукровке.

– Если еще кто-то причастен к этому... Сделай все, чтобы те, кто ее убил – умерли. Сгинули в муках, – тихо произнёс Редо на шеддарском языке, глядя на Лайе.

Наследный принц молча и скупо кивнул головой, но глаза его опасно вспыхнули.

«Ты хочешь крови, отец? Будут тебе и кровь, и месть. Обещаю», – думал будущий император, глядя в спины удалявшимся брату и отцу.

Никому он не сказал, что увидел в мыслях Ириана. Оказалось, там было много боли, и – любовь. Ириан любил свою сестру, принцессу Симеон, и когда отец решил отдать её Дому Даэтран, для Ириана мир утратил краски. Всю жизнь он не был нужен Вальену Ассэне, всегда его сравнивали с Лильхарраном – старшим братом, которого Ириан никогда не знал – он родился уже после его смерти. Каждое упоминание о нем вызывало в иллирийце черную ненависть. Лайе видел воспоминания о разговорах сына с Вальеном, и мозаика постепенно складывалась в его голове. Казалось, что глава Дома бил словами наотмашь, ранил им, делал все для того, чтобы Ириан попытался избавиться от принцев Даэтран – и не понял при этом, что он всего лишь марионетка своего отца. Такой же была и принцесса Симеон, а бокал с добавленной в вино цикутой предназначался не Лиланг. Яд был для него, для наследного принца. Мать же оказалась случайной жертвой. Вот и все – не оказалось никакого заговора, были лишь чувства и глупость, приведшие оба Дома к печальному итогу.

Глядя на поднимавшийся в небе крейсер «Иокаста», будущий Император чувствовал переполнявшую его ненависть. И он пообещал себе, что совсем скоро Колыбель Зимы будет гореть в огне.

И вновь Дола стоял на палубе «Иокасты», оперевшись рукой на борт корабля, он задумчиво смотрел вдаль, нервно кусая губы. Когда рядом с ним встал Первый Полководец, он никак не отреагировал на его появление. Некоторое время Редо угрюмо созерцал утреннее небо, прежде чем нарушить молчание.

– Лиланг была необыкновенной женщиной. За всю свою жизнь я встретил всего несколько настолько исключительных личностей. И, как ни странно, все они были иллирийцами.

Дола молчал. Наконец, он тяжело вздохнул.

– Ты ее любил? Хоть немного?

– Любил. И до конца своих дней буду. Смерть ничего не меняет, сын, – голос Полководца звучал донельзя выхолощено, словно вместе с гневом из него постепенно утекала сама жажда к жизни.

– Ты так легко об этом говоришь, – с тоской в голосе ответил иллириец. – Словно знал о том, что будет.

– Знал, – согласился Редо. – Мы оба знали, что рано или поздно это произойдёт, и не имело значения, кто из нас уйдёт первым. Я давно ее отпустил. Когда я забирал тебя младенцем в Джагаршедд, я понимал, что могу ее больше никогда не увидеть. Мне лишь жаль, что Лиланг прожила так мало.

– По твоим словам все так просто. Ты знал. Ты смирился. Ты отпустил.

– Не забывай, сын, я живу уже столько веков, видел столько смертей. Гибель Лиланг – одна из них. Это неизбежность. Это закон. Тебе, Огонёк, стоит запомнить одно – любовь выше смерти. Не нужно думать, что смерть – это конец. Мы всегда возвращаемся, и в новом рождении мы будем помнить только тех, кого любили, но не будем помнить их имён. Потому последнее слово всегда остаётся за жизнью и любовью, – Редо ненадолго замолчал, вглядываясь вдаль. – В конце-концов все мы окажемся на пороге Вечности. И там нас будут ждать.

– Вот бы кто-нибудь изобрёл лекарство от смерти. Мы бы испытывали куда меньше боли, – отозвался Дола. – Я ненавижу смерть. Я боюсь ее. Она забирает всех любимых, – говоря это, нелюдь вспомнил о Сольвейг, а потом его мысли вернулись к матери. – Говорят, что у близнецов одна душа на двоих. Если Лайе не станет, я тоже погибну. Я уверен в одном: я буду бороться до последнего, за свою и за его жизнь.

Редо покосился на сына и хмыкнул:

– У нас с тобой, оказывается, больше, чем ты думаешь. В тебе говорит кровь шеддаров.

– Они не мой народ.

– Но станет твоим, рано или поздно. Ты не создан для Вечной Земли, ты был рождён для великих дел. Не для того, чтобы стать тенью своего брата. Поэтому мы здесь, летим в Джагаршедд.

На сей раз молчание затянулось. Дола решил никак не комментировать последние слова отца. Наконец, Редо вздохнул:

– Тебе там придётся нелегко. Мои старшие сыновья, по-прежнему, неисправимые задиры.

– Будь уверен, когда я им пощекочу нервы, они пересмотрят свои взгляды на жизнь, – ядовито заметил Дола.

И, собравшись, с духом, он наконец выпалил вопрос, не дававший ему покоя много лет.

– Ты знал? Про то, что Митра... сделал... со мной? – последние слова дались ему с трудом.

Редо нахмурился, прижал уши к голове.

– С недавних пор знаю. Шаэдид проговорилась, когда просила меня оставить Митру в Джагаршедде.

– И ты его не убил?

– Я решил, что это можно сделать по возвращению с Вечной Земли. Но вот в чем дело, Огонёк – Митра может быть последним ублюдком, но вместе с этим он остаётся хорошим командиром. Он легат, и легионеры служат ему верой и правдой уже много сотен лет. Убить его – тоже самое, что обезглавить целый легион. Бесстрашные полягут за него. В Джагаршедде слишком много распрей, а смерть Митры будет означать раскол и новую войну.

– Незаменимых нет, отец, – скривился Дола. – На всех найдётся своя беда. Если Бесстрашные отвернутся от Митры, он ничего не сможет с этим поделать, верно?

Некоторое время Первый Полководец пристально и внимательно разглядывал своего сына, а затем криво улыбнулся.

– Будь осторожен, Огонёк. Я закрою на твои выходки глаза, у меня и так слишком много дел. Но Митра будет за тобой следить, и лучше бы тебе не попасться на своих кознях. И знай, что другие твои братья не питают к тебе ненависти.

– О, да, – закатил глаза Дола, – портить мне жизнь было просто их развлечением.

– Все меняется, Огонёк. Ты не ребёнок больше, и ты возвращаешься домой. Покажи им, чего стоишь – и возможно они примут тебя.

–Какое-то сомнительное предложение, отец. – Дола фыркнул. – Ты предлагаешь мне довериться им?

– Именно, – кивнул Редо, – но сначала сам получи их доверие. Верность наших соплеменников многого стоит. Не все такие, как Митра. Карас имеет на него зуб, а Измир крепко его недолюбливает. По одиночке вы, братья, ничего не сможете сделать, а вместе – станете нерушимой силой.

– Он же твой сын, – удивился иллириец, – и ты так легко мне все это говоришь?

Редо довольно долго молчал, прежде чем ответить. Наконец, он вздохнул и задумчиво почесал рог.

– Митра никогда не вызовет меня на поединок – кишка тонка. Он знает, что ему меня не одолеть. И потому делает все, чтобы как можно больше власти оказалось в его руках. Он старший мой сын, и он помнит Исход. Митра – превосходный легат, настоящее дарование среди наших. Однако, если он станет Полководцем, то утопит Джагаршедд в крови и войнах. Совсем не это нужно моему народу, совсем не это. Ты, Огонёк – свежая кровь, молодой и сильный. И может когда-нибудь заменишь меня.

Дола так и не нашёлся, что ответить на этот монолог.

На рассвете следующего дня «Иокаста» пошла на снижение возле Шергияра. Дола видел высыпавших на скалы и подвесные мосты жителей города, видел, как они показывают пальцами на летучий корабль, а ветер доносил до его слуха обрывки изумлённых возгласов. Конечно, ведь обитатели Шергияра никогда не видели летучих кораблей, а «Иокаста» поражала воображение своими мощью и красотой.

После высадки Доле лишь оставалось провести Искателей Древностей к руинам корабля, где их встретил Малакай. Шеддарский шаман ожидаемо был сварлив и недоволен, а завидев серокожих нелюдей он и вовсе перекосился. Однако присутствие самого Первого Полководца здесь заставило Малакая примириться с нежеланными гостями. Вместе с Долой шаман показал ученым корабль изнутри, и после этого им оставалось только наблюдать за тем, как иллирийцы разворачивают бурную деятельность. К полудню вокруг руин был разбит лагерь, а Искатели Древностей полностью погрузились в изучение внутренностей разрушенного корабля. То тут, то там пробегали посыльные, которые носили туда-сюда всевозможное оборудование, предназначение которого оставалось загадкой даже для Долы, что уж говорить о шеддарах. Малакай с подозрением наблюдал за их передвижениями, но возмущаться при Полководце не смел. Он лишь стрелял недовольными взглядами в Долу, но сын Редо с завидным упорством игнорировал его. Когда минул полдень, все трое решили спуститься внутрь, чтобы посмотреть, как продвигаются попытки извлечь тело Совершенного.

Дола наблюдал за тем, как Искатели Древностей осматривают саркофаг Глеанна. Вполголоса переговариваясь, они искали способ вытащить капсулу из подземелья, но, по мнению Долы, это не представлялось возможным. Иллирийца снедало чувство тревоги, но он никак не мог определить его источник. И потому, сложив на груди руки, он стоял рядом с Редо и Малакаем, наблюдая за безуспешными попытками Искателей Древностей. Тут один из учёных издал торжествующий возглас и позвал остальных. Собравшись вокруг странного рычага, они шумно совещались, а затем с одобрения остальных один из них потянул за него. Раздался тихий щелчок и все замерли. Но больше ничего не произошло, и ученые исторгли разочарованный вздох. Один только Дола ощутил, как встают дыбом волосы у него на загривке. Он невольно сделал шаг назад, качнув головой.

– Малакай, – севшим голосом произнёс полукровка. – Скажи им, чтобы убирались прочь отсюда.

– Огонёк? – скептически вскинул брови шаман.

– Пусть уходят, сейчас же! – Дола не сдержался и потёр ладонью грудину – с левой стороны снова немилосердно вспыхнула щемящая боль. – Здесь опасно!

– Всего несколько минут назад ты был абсолютно спокоен, – похоже, шаман не слишком доверял полукровке и не спешил исполнять его просьбу.

Однако, Редо внимательно посмотрел на своего сына, сощурился и вдруг хлопнул в ладони. Его зычный голос эхом разнесся по помещению.

– Все на выход! Это приказ!

– Но мы же ещё не разобрались... – возразил кто-то из ученых.

В этот миг Дола резко согнулся, прижимая руки к груди.

– Вон! – задыхаясь, просипел он. – Все вон!!!

– Огонёк... – только и успел произнести Редо.

А затем помещение наполнилось гулом, ярко вспыхнули камни-светлячки, и послышались быстрые, громкие щелчки. Пол под ногами ученых завибрировал, и саркофаг, где был упокоен Совершенный Глеанн, бесшумно раскрылся.

– Смотрите, получилось! – обрадовался один из Искателей.

Он едва договорил, когда раздался оглушительный треск, словно кто-то резко разорвал ткань, и остальные ученые бросились врассыпную. Сам же замешкавшийся бедолага только успел поднять голову – и из раскрывшегося над ним Разлома хлынули потоком тени, они оплели несчастного ученого, скрыли его в чёрном коконе, а когда отпустили – на пол корабля упала пустая, иссушенная оболочка. Тени свились в некое подобие спирали, стали похожи на множество переплетенных между собой рук. Они замерли на несколько мгновений, и стремительно ринулись в сторону застывшего в ужасе Малакая. И поразили бы его – но шамана толкнул в сторону Дола.

Холодные, призрачные руки прошли сквозь него, неся с собой чувство иссушающей пустоты. Дола запоздало отшатнулся назад, чувствуя, как холод растекается по его жилам. Тени же вновь замерли, а потом исчезли, словно их не было вовсе. А вот Разлом начал стремительно шириться и разрастаться, превращая все вокруг себя в тлен и прах, и теперь уже все видели глядевшие из него на мир тысячи безумных глаз. Дола вышел из оцепенения, почувствовав, как подхватывают его под руки отец и Малакай. Вдвоём шеддары выволокли иллирийца из корабля. Оказавшись снаружи, Дола повалился на горячий песок, сотрясаясь в ознобе. Ему казалось, что сейчас его разорвёт этой пустотой внутри, и звенел в ушах смех принцессы Мадригаль.

– Огонёк! Огонёк! – Редо тряс его за плечо, пытаясь привести в чувство.

Дола пытался разодрать ногтями нестерпимо болевшую грудь, словно желал выпустить наружу что-то, что было внутри него уже давно – и ждало своего часа. Малакай перехватил его руки, сжал своими узловатыми пальцами, внимательно взглянул иллирийцу в лицо.

– Сражайся с Ним! Выжги Его из себя!

– Я... не могу! – прохрипел Дола, выгибаясь дугой от нестерпимой боли.

Малакай решительно отвесил ему пощёчину, и от неожиданности у иллирийца прояснилось в голове. Он судорожно вцепился в руки шамана, пытаясь подняться на ноги. Когда ему это удалось, сзади раздался грохот, и песок рядом с ним и Малакаем вздыбился. Незримая сила вырвалась из образовавшейся воронки и страшной чернотой растеклась по небу. Все, кто был поблизости, бросились в разные стороны, стремясь скрыться от теней. Дола слышал, как ревели бестии в загоне. Кричали в ужасе шеддары и иллирийцы, их голоса слились в один протяжный гул. Все ещё пребывая в некотором оцепенении, Дола смотрел на почерневшее небо, а по его жилам расползался липкий страх. Он услышал треск – кажется, бестии вырвались на свободу. Но ему было все равно – он лишь видел перед собой Тысячеглазого, слышал бесконечный сонм Его голосов.