Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

– Здравствуй, сын, – он протянул руку, и Дола с удивлением пожал массивную, шершавую ладонь.

– Вы шли пешком? – к стыду своему он обнаружил, что у него сел голос и поспешил прочистить горло.

– Не думаю, что твои солдаты оценили бы бестий, – заметил Редо. – Мы оставили их в Джиленхаде с частью моих воинов.

– Это... неожиданно, – Дола повёл шеддаров в гарнизон. – А как же переправа через Море Жажды?

– Мы ехали по земле. Начался сезон бурь и море неспокойно нынче. Да и Сагара стала все больше жертв забирать, – отозвался Редо.

Цепким взглядом он осматривал гарнизон, иногда одобрительно улыбаясь. Заметил, как полукругом сзади идут иллирийские воины и усмехнулся.

– Скажи своим подчиненным, чтобы расслабились. Они так нервничают, что выдают себя с головой, – с иронией заметил Карас, от которого не укрылось воцарившееся в гарнизоне напряжение.

– Их тоже можно понять, – пожал плечами Дола, – особенно если вспомнить причину вашего прибытия в прошлый раз. Так что там с Морем Жажды?

Моренос кашлянул в бороду.

– Шаманы говорят – там открылся новый Разлом. И, возможно, Сагара теперь тоже принадлежит Тысячеглазому.

– Разве такое может быть? – Дола нахмурился. – Она же... чудовище.

– А много ли мы знаем о Хаосе? – пожал плечами Моренос. – Сагара безумна, и быть может безумие даёт ей силы выдержать Его голоса.

Дола привёл их к гостевым шатрам, сообщил, что в Термарилль они выдвинутся на рассвете, проследил за тем, чтобы гости были накормлены и напоены, но уходить не торопился. Почему-то ему приятно сейчас было разговаривать на шеддарском языке, общаться с отцом и шаманом на равных. Даже с Карасом он перекинулся парой вполне миролюбивых фраз. В конце концов они все расположились в одном из шатров, и Полководец, скрестив ноги, неспешно рассказывал о пути из Джагаршедда в Иллириан. Дола слушал его, вспоминая их с Лайе годы странствий по Земле Радости, иногда сам рассказывал истории из того времени. Казалось, что здесь и сейчас воцарилась идиллия, Долу никто не называл «rak’jash», смеском. Никто не вспоминал о том, что в Джагаршедде он все ещё безымянный и бесправный. Шеддары принимали законы земли, на которую ступили, и от этого становилось немного легче. Дола Даэтран слушал своего отца, вспоминал язык, на котором говорил с рождения, и не мог привыкнуть к странному чувству умиротворения. Ему казалось – уже давно он не был так спокоен, и даже голоса в голове вновь стихли. Иногда Дола ловил на себе внимательный взгляд Полководца и от неловкости прижимал уши к голове.

Прошло несколько часов, прежде чем полукровка покинул шатёр с гостями. В гарнизоне воцарилась ночь, одни лишь патрульные несли свою стражу возле ущелья. Дола вдохнул холодный воздух и улыбнулся краешком рта. Так много историй было рассказано за это время, так много слов было произнесено. Доле казалось, что за всю жизнь он не проводил с Редо столько времени, сколько сегодня. Даже притихла ноющая боль, поселившаяся в сердце после смерти Сольвейг.

Он собрался было отправиться в казарму, где его ждали остальные Гончие, но полог шатра отодвинулся и наружу вылез Йохавед. Он встал рядом с Долой, и некоторое время они просто молчали, созерцая безоблачное, звездное небо.

– Знаешь, он горд за тебя, – тихо произнёс рыжий шаман. – Полководец не говорил об этом напрямую, но боялся, что увидит тебя сломленным.

– Неужели, – бросил Дола. – Он никогда особо мною не занимался. Скажи на милость, где он был, когда... – Дола поймал укоризненный взгляд Йохаведа и резко замолчал.

– Скажи, много ли времени императрица уделяла вам с Лайе? – спросил шаман.

– Не особо. Бóльшую часть времени нами занимался Иса. Иногда – Махавель, когда приезжала в Термарилль.

– Это удел всех правителей. У них почти никогда не бывает времени на близких, а интересы государства стоят на первом месте. Как для твоей матери все жители Иллириана – её дети, так и для нашего Полководца все мы и наша земля на первом месте. По отдельности мы лишь песчинки в бесконечном водовороте времён и событий. С тех пор, как Лиланг появилась в Джагаршедде, там стало неспокойно. Не всем нравится союз с остроухими. Некоторые племена пуще прежнего норовят выйти из-под знамени Полководца, а ему не нужен раскол.

– Так зачем было меня забирать отсюда? – буркнул Дола. – Никогда не мог этого понять.

– А вот об этом спроси у своего отца, – улыбнулся Йохавед. – Вам есть о чем поговорить.

Вместо ответа Дола качнул головой и вознамерился обойти гарнизон, но Йохавед увязался за полукровкой, пристал к нему, как банный лист, прося как можно больше рассказать о Вечной Земле. У шамана восторженно горели глаза, и Дола не смог ему отказать. Ночной променад закончился тем, что любопытный шаман сунул нос даже в казарму, чем знатно всполошил иллирийцев, никак не ожидавших появления на пороге рогатого шеддара. Дола веселился, наблюдая за их вытянувшимися лицами, а затем все же отправил Йохаведа восвояси, пообещав, что во время путешествия он непременно поможет ему найти общий язык с Гончими. И, как ему показалось, в восторг от этой идеи пришёл только Руа.

Уже заваливаясь спать Дола подумал о том, что это и не удивительно: шаман шамана видит издалека.

И в эту ночь, впервые за долгое время, его не терзали кошмары.

Ещё будучи ребёнком Дола грезил об «Иокасте», лучшем боевом крейсере Империи. Наверное, это было похоже на любовь с первого взгляда – когда ещё в Америдене Дола увидел плывущий по небу крейсер. И в глазах маленького нелюдя его красота не могла сравниться ни с одним из ранее виденных им линейных кораблей. «Иокаста» была создана по уцелевшим со времён Периода Исхода чертежам. Разумеется, нынешний крейсер сильно отличался от кораблей Совершенных, и управляли им Искатели Истины – ученые и изобретатели из Дома Махавель. Дола понятия не имел, как им удаётся поднять такую махину в воздух, но неоднократно видел на борту айя-шаманов из Ниэннарата. Он догадывался, что Дом Махавель нашёл Дару иллирийских Хранителей куда более достойное применение, нежели забвение в городе мертвых. Лайе же неоднократно говорил, что «Иокаста» вся пропитана Даром иллирийцев, тем, что осталось от силы Совершенных. Но и этой капли могущества было достаточно, чтобы крейсер превосходил все ожидания.

Разумеется, на службу брали только лучших, и не могло быть иначе. Когда-то Дола из кожи вон лез, чтобы стать лучшим из лучших. Он одинаково любил землю, море и небо, но вечная синь привлекала его куда сильнее всего остального. Как Лилайе знал, что ему уготовано быть Императором Вечной Земли, так и принц Дола Даэтран ведал, что его ждёт путь ищейки, Гончего. Когда-то он верил, что однажды его нога ступит на борт «Иокасты». И сейчас он стоял на верхней палубе, пребывая в некоторой растерянности – внутри «Иокаста» оказалась такой, какой он её представлял. Только вот Дола здесь был в качестве почетного эскорта для гостей из Джагаршедда. И нелюдь с иронией подумал, что если его отправят в Дуэн Гвальчу, то не видать ему службы на «Иокасте», как своих ушей. Дола с завистью наблюдал за капитаном, что стоял возле штурвала и раздавал подчиненным приказы.

– Должен признать, иллирийцы умеют впечатлить, – Редо подошёл тихо, но полукровка и ухом не пошевелил, только отвёл взгляд в сторону.

– Можешь сказать об этом Даме Махавель, она будет польщена.

– Махавель... – Полководец нахмурился, вспоминая. – Ах да, та решительная женщина из Анклава. Помню-помню, – он усмехнулся в бороду. – В прошлый раз она знатно меня уязвила.

– Тебя? – Дола развеселился, – ты же перд... я хотел сказать, с твоим долголетием это довольно сложно сделать.

Полководец ухмыльнулся.

– «Пердо старое», э? Я смотрю, ты от наших народов самое лучшее берёшь. Это Лиланг тебя научила?

– Мама вообще любительница нестандартных выражений, – смутился Дола. – Но всегда ругалась, когда думала, что её никто не слышит.

– Ты похож на неё характером. Когда мы встретились, Лиланг была дурной на голову девицей.

Дола попытался представить себе «дурную» Императрицу и не смог.

– Поверю на слово, – наконец, пробормотал он.

Редо задумался, глядя на расстилавшуюся внизу землю. Отсюда Иллириан казался сплошной зеленью, а выстроенные серокожими нелюдями города почти растворялись в общей гамме. Одна лишь Халлэ серебристой нитью вилась между полями и горами. Дола украдкой посматривал на отца, постукивая пальцами по борту. Он видел выражение лица Редо: спокойное, невозмутимое. И взгляд, в котором время стёрло всякое выражение, заменив его безразличием.

О чем могут сказать глаза? Тем более, глаза существа, чья жизнь исчисляется тысячелетиями?

«Пройдёт всего пара веков, – думал Дола, – и у меня появится такое же выражение».

Если, конечно, он доживет.

– Спрашивай, – вдруг произнёс Редо. – Ты так поедаешь меня взглядом, что нетрудно догадаться – у тебя много вопросов.

– Почему я, а не Лайе? – тут же выпалил Дола. – Зачем ты забрал меня? У тебя никогда не было на меня времени, – в голосе нелюдя проскользнула обида.

Редо не торопился с ответом. Наконец, он вздохнул.

– Было в тебе что-то эдакое с самого рождения. Огонь, который мог бы спасти нашу землю. Ты напомнил мне одного моего старого друга.

– Я? Старого друга? – Дола расхохотался, – ему видимо очень не повезло с лицом, раз едва увидевший свет младенец тебе его напомнил.

– Можешь зубоскалить, сколько тебе угодно, – шеддар оставался серьёзным, и Дола оборвал смех. – У него были золотые глаза – как и у тебя. Вы с братом – обоюдоострое оружие, сталь, которую дóлжно было закалить по-разному. Моя ошибка состояла в том, что меня почти никогда не было рядом. И некому было тебя защитить.

– Я и сам научился неплохо справляться, – растерянно буркнул Дола.

– Я надеюсь, что когда-нибудь ты поймёшь нас с Лиланг. И сможешь простить, – тихо добавил отец.

Чувствовалось, что Полководец хочет сказать ещё что-то. Нечто очень важное, нужное Доле. Но шеддар вдруг нахмурился и замолчал. А Дола понял, что больше никаких ответов не добьётся.

– Ты собираешься вернуться на службу? – Редо наконец повернул голову в сторону сына.

– Что мне ещё остаётся? Я обещал Лайе защищать его, – криво улыбнулся Дола. – Когда-то это было моей мечтой.

– Когда-то? – переспросил шеддар. – А сейчас?

– А сейчас мне кажется, что лучшей защитой для него станет мое отсутствие. – Дола тряхнул головой, безжалостно подавил зашумевшие было в рассудке голоса. – Лучше мне держаться от Лайе подальше.

– Моренос рассказал мне о докладе Малакая, – вздохнул Редо. – О том, что случилось на корабле Совершенных.

– О, – полукровка не нашёлся, что ответить и только виновато прянул ушами. – Представляю, что Малакай там наговорил.

– Он был предельно лаконичен, но общая картина вырисовывалась довольно неприятной, – зазвучал новый голос.

На палубе раздались шаги. Редо и Дола обернулись и увидели неторопливо приближавшегося шамана. Моренос встал между ними и тоже оперся на борт. Впрочем, он сразу бросил в сторону Долы пронзительный взгляд.

– А теперь послушай меня внимательно, Огонёк и запомни каждое слово, – спокойно заговорил шаман, не отводя глаз от Долы. – Если Хаос – твоя суть, если ты Его воплощение, то будь очень, очень осторожен. Сосуд с неизбежным злом должен быть надежно закупорен, чтобы ни одна капля этой силы не пролилась наружу. Неся Его в себе, ты сражаешься ни с кем иным, как с самим собой. Хаос может дать тебе все, что ты пожелаешь – кроме жизни. Он изначален, вечен и всеобъемлющ, но если ты достаточно силен, если пламя твоей души ярко – возможно, ты сможешь разогнать тьму.

Лицо полукровки помрачнело.

– И ты туда же, – проворчал он. – Я не одержим, со мной все в порядке!

– Не одержим, – согласился Моренос, – и не станешь им, если будешь помнить, что я сказал.

– Говоришь – лучше держаться от брата подальше? – добавил Редо. – Ты можешь вернуться в Джагаршедд с нами. Вернуться домой.

Домой.

Дола переваривал услышанное, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рявкнуть что-нибудь неприличное. На языке вертелась пара непереводимых шеддарских идиом, но нелюдь огромным усилием воли взял себя в руки. Только вцепился в борт с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Джагаршедд полон огня и той силы, что поможет тебе остаться на грани, – продолжил Полководец, внимательно разглядывая сына.

«Так вот зачем они здесь, – понял Дола. – Чтобы забрать меня обратно».

– Вы только поэтому хотите, чтобы я уехал с вами? – наконец, процедил он сквозь зубы. – Сильно сомневаюсь, что это все ради меня затевалось.

– При других обстоятельствах мы бы не предлагали тебе вернуться, – ответил Полководец.

– При других обстоятельствах, – передразнил его Дола, – я бы послал вас к Тысячеглазому в зад. Но похоже у меня нет выбора, да?

– Никто тебя не заставляет, – пожал плечами Моренос. – Последнее слово останется за тобой, Огонек.

...Путь до Термарилля занял всего несколько дней. Крейсер «Иокаста» держал свой путь над землями Лунной Колыбели, через Дуэн Волдрин, Кассиан и Мирамир. Вопреки опасениям Долы шеддары вели себя тихо. Бóльшую часть времени они проводили на палубе корабля, вели меж собою тихие беседы, и видел полукровка в их глазах неизбывную тоску. Покрытые молочным туманом леса и поля Иллириана напоминали им – пережившим Исход – родную землю до войны. Дола не мог себе представить Джагаршедд цветущим, в его память навсегда врезались палящее солнце, пыль и песок, и смертоносные твари, порождённые Периодом Исхода. Один лишь Карас казался недовольным. Он щерился, прядал ушами, точь-в-точь зверь, ищущий добычу. И воин нашёл её в лице Долы, каждое его слово было резким и хлестким, словно шеддар норовил довести младшего сына Полководца до белого каления. Надо сказать, Дола тоже за словом в карман не лез, и Карас довольно быстро сообразил, что от запуганного мальчишки из Джагаршедда ничего не осталось. Однако это не мешало ему язвить Доле всякий раз, как они сталкивались на «Иокасте». Сам полукровка часть времени вертелся рядом с капитаном крейсера. С сухощавым иллирийцем, который хоть и выглядел молодо, но разменял уже седьмой век жизни, Дола довольно легко нашёл общий язык. По вечерам он возвращался к своему отряду и нередко заставал в каюте Йохаведа. Жизнелюбивый, не в меру любопытный шеддар решил взять Гончих измором. Почти все время Дола слышал, как Йохавед беседует с Руа – сошлись два шамана и теперь они обучали друг друга словечкам родных языков. То и дело слышалось что-то вроде:

– Sagarath, – вопрошал Йохавед.

– Жажда, – послушно отвечал Руа, и тут же добавлял: – Aodh hasuin.

– Звезды... Звездный след? – получив утвердительный ответ, Йохавед задавал новый вопрос.

Зрелище это было презабавным – худенький, тонкий Руа сидел напротив громадного шамана и прямо лучился восторгом, ибо не каждый день ему доводилось познать что-то новое. Иногда, не в силах объяснить значение той или иной фразы, кто-то из них вскакивал и начинал отчаянно жестикулировать, пытаясь изобразить предмет обсуждения. В конце концов остальные полукровки смирились с почти постоянным присутствием клыкомордого в своей каюте, а Ханин даже начал прислушиваться к объяснениям Йохаведа. Наблюдая за Гончими и шаманом, Дола посмеивался, уверенный, что в один прекрасный вечер он застанет Ханина и Йохаведа за игрой в карты. А вот ночи больше не приносили Доле отдохновения. Мнилось ему, что в темноте он вот-вот увидит широко распахнутые, безумные глаза. Сонм Его голосов звучал в рассудке то громче, то почти затихал, становясь похожим на далекие раскаты грозы. Одно лишь оставалось неизменным – принцесса Мадригаль. Она всегда была рядом с Долой, говорила с ним, смеялась, и тянулась к пламени, что горело в сердце сына Полководца.

Вечером пятого дня «Иокаста» начала снижение. Гостям из Джагаршедда Дола объяснил, что единственный воздушный порт Колыбели Лета находится на краю Певчей долины, возле одного из притоков Халлэ. Прямо на побережье Серебряного ручья, по словам полукровки, находился постоялый двор, где и надлежало остановиться высокочтимым гостям. А на рассвете им должно было прибыть в Термарилль, аккурат к приему, устроенному императрицей. Дола посмеивался, наблюдая за тем, как робеющие слуги размещают шеддаров в комнатах, а хозяин постоялого двора стоял рядом с ним, натянув на побледневшее лицо вежливую улыбку. Взгляд при этом у него было совершенно стеклянный, словно он ожидал, что клыкомордые гости взбесятся и устроят здесь резню. Когда Дола хлопнул его по плечу, иллириец от неожиданности подпрыгнул и затравленно взглянул на Гончего.

– Расслабься, – мягко посоветовал ему Дола, – они – наши гости. И будут вести себя мирно.

– К-как скажете, Ваше В-высочество, – пробормотал иллириец и поспешил ретироваться.

Дола поморщился, как делал всякий раз, слыша свой титул. Он никогда не считал себя принцем Даэтран, не любил, когда к нему обращались «Ваше Высочество», но здесь, на Вечной Земле, это было неизбежно. Вздохнув, Гончий отправился в комнату отца. Полководца он обнаружил на балконе. Не обращая внимание на холод и туман, шеддар смотрел на башни Термарилля, чьи остроконечные шпили устремились ввысь. Отсюда было прекрасно видно весь дворец, и легко можно было отличить жилую часть от заброшенной. На одной половине горели почти все окна в то время, как на второй можно было различить лишь один огонёк – он слабо мерцал почти на самом верху башни.

– Насколько я помню, мама всегда уходила в старое крыло Термарилля, когда ей было неспокойно, – Дола встал рядом с отцом и заложил руки за спину.

– Она и в Джагаршедде была такой, – улыбнулся Редо. – Я никогда не понимал, как она умудрялась сочетать в себе любовь к скандалам и провокациям, и одновременно ценить уединение и покой.

– Уверен, мама сейчас в той башне, – усмехнулся Дола. – В противном случае она руководит приготовлениями к приему и слуги от неё в ужасе.

– Разве не другие должны этим заниматься? – хмыкнул Редо.

– Она дотошная, – Дола улыбнулся своим воспоминаниям.

– Ты говоришь – Лиланг может быть в той башне? – губы Полководца растянулись в лукавой улыбке.

Дола взглянул на отца и неожиданно ему подмигнул.

– Сомневаюсь, что завтра у вас будет время для задушевных бесед, – заметил он. – Иллирийцы – редкостные снобы. Одно только твоё присутствие здесь будоражит их нездоровое воображение. На приеме надо будет вежливо улыбаться, куртуазно кланяться, вести светские беседы. Тоска зелёная.

– Эк ты невежливо о них. Почему бы не подкинуть остроухим ещё один повод для сплетен? – Полководец не отрывал взгляда от тусклого, мерцающего огонька наверху старой башни.

Дола кашлянул, вспомнив, как однажды вернулся в Термарилль, покинув этот же постоялый двор глубокой ночью. Он заставил здорово понервничать своих сопровождающих, когда поутру они не обнаружили младшего принца в его постели.

– Я сделаю вид, что ничего не заметил, – Дола зевнул. – Я был пьян и не в себе – каждый это подтвердит.

В ответ Редо вдруг протянул руку и встрепал сыну волосы. Дола же зачарованно наблюдал, как за спиной Полководца разворачиваются мощные крылья. Когда шеддар с озорной улыбкой перемахнул через перила балкона и взмыл в небо, полукровка долго смотрел ему вслед с кривой улыбкой на губах.

Раз-два-три, в голове – щелчок.

Один, совсем один бредёшь во тьме.

Кто тебя услышит? Кому ты нужен?

Так противишься Нашей воле, да-да-да, слишком упрямый, слишком гордый. Но что тогда от тебя останется?

Раз. Два. Три. Кто тебя спасет, Дола-Огонёк?

Бойся бездны, что смотрит на тебя.

Сонм тысячи голосов взорвался в голове громким, злым смехом.

Дола зажмурился, потёр пальцами простреливший болью висок. Затем снова усмехнулся, не в силах признаться самому себе, как отчаянно сейчас завидует отцу.

====== Глава 5: Мы неделимы. Любовь выше смерти ======

Все дороги ведут наверх.

В бокале виски – осколок сердца,

Но меня не хватит на всех,

Увы, не каждый сможет согреться.

Небо бьется в твоих руках,

Не замерзнем – значит сопьемся.

Прости меня, мой маленький Кай,

Но мы домой никогда не вернемся.

Самое страшное зло, самую долгую боль

Мы всегда в себе поселяем совершенно нечаянно.

И однажды апрельским утром в 8:00

Маленький Кай превращается в бессердечного Каина.

© Dagara Project – Кай

The face inside is right beneath your skin

The sun goes down, I feel the light betray me

(Лицо внутри, под нашей кожей,

И голос не замолкнет никогда.

Темно и страшно. Солнце заходит.

Ты чувствуешь? Свет предал меня)

© Linkin Park – Papercut

Сегодняшний обед проходил на застеклённой террасе, с которой открывался совершенно потрясающий вид на Термарилль. Лайе неторопливо отпивал из кубка вино и разглядывал всех присутствующих. Здесь были Дама Махавель, Иса, сама Императрица и, конечно же, их рогоносные гости – Редо и Моренос. Лайе покосился на пустующее место рядом с собой и вздохнул. Дола, сославшись на неотложные дела, умчался из императорского крыла с утра пораньше. Впрочем, Лайе не сомневался: его брат по-прежнему на дух не переносил светские приемы и беседы с высокими гостями. Так что «неотложными делами» Долы вполне могла оказаться какая-нибудь юная фрейлина, лишь недавно появившаяся в свите императрицы и ещё не успевшая наслушаться красочных историй о повадках младшего принца.

«Вот же кобелина», – лениво подумал Лайе, вполуха слушая вежливую беседу Мореноса и Махавель.

Впрочем, Лайе мог и ошибаться. С тех пор, как братья вернулись на Вечную Землю, Дола сторонился своего близнеца. Отпустив разум брата, Лайе ожидал грандиозной драки. Он думал, что снова получит по роже, но Дола лишь схватил его за грудки, прижав к стене. И долго, пытливо вглядывался в пронзительно-синие глаза. А затем, не сказав ни слова, развернулся и ушёл, оставив Лайе стоять в темноте коридора. С тех пор братья почти не разговаривали, а буквально через пару дней Дола покинул Термарилль. По словам Исы, он отправился в резервацию к своим Гончим, встречать почетных гостей в лице Редо и его свиты. А когда вернулся... Лайе по-прежнему не видел его. И он все ещё отчаянно надеялся, что эта «любовь» его брата к мертвой ведьме окажется лишь наваждением, временной одержимостью, которая развеется при виде хорошеньких иллирийских девушек. Быть может, отвлекшись на них, Дола вскоре забудет зеленоглазую ведьму. При мыслях о Сольвейг Лайе скрипнул зубами, злясь на самого себя. С тех пор, как она появилась в жизни братьев, все пошло наперекосяк. Лайе казалось, что он что-то теряет. И даже любовь Долы, которой наследный принц так дорожил, истаяла, словно песок, просыпанный сквозь пальцы. Брат отдалялся от него, но Лайе понимал, почему. И он страстно желал поймать Долу прежде, чем тот снова куда-нибудь исчезнет. Зеленоглазая ведьма осталась далеко-далеко, она стала пеплом на земле Реванхейма, и все же по-прежнему была рядом. Память о ней, о днях и ночах, проведённых вместе – жила в Доле. И Лайе от этого тошнило. Он злился на себя, на брата, на свою глупую ненависть к бабочке-однодневке, которая умерла и унесла с собой в могилу десятки человеческих жизней. А братья будут жить ещё долгие столетия – целую вечность, по сравнению с жизнью jalmaer.

Возвращение домой оказалось совсем не таким, как представлял себе Лайе. В Термарилле царило напряжение, а Лиланг, несмотря на то, что радушно встретила сыновей, выглядела изможденной, словно устала от постоянной борьбы. Заглянув в её мысли, Лайе понял, что положение Дома Даэтран пошатнулось в последние годы. Ассэне набирали влияние, Дом Янос сумел добиться власти среди командования иллирийской армии, и только принцы Шанур Сионар и Рейно Йонах не давали союзникам Ассэне совершить что-то пакостное. А Лиланг крепко держалась за старый договор с главой семьи Ассэне. Согласно ему Лилайе надлежало жениться на младшей принцессе Симеон Ассэне. Не то, чтобы Лайе это не устраивало – с детства он привык к тому, что его судьба предопределена, и принимал это как должное. И все же, в Термарилле нынче творилось что-то неладное.

Сила внутри наследного принца бунтовала, требовала выхода. Волей-неволей Лайе видел мысли окружавших его иллирийцев, и никак не мог от них закрыться, как не мог контролировать свой Дар. Вот и сейчас, сидя в окружении гостей, он вынужден был улавливать мысли матери и отголоски эмоций отца. Это невероятно раздражало.

Наследный принц до хруста в пальцах сжал кубок и почувствовал на себе внимательный взгляд Первого Полководца. Он заставил себя улыбнуться краешком губ и поспешно взглянул на мать. Лиланг, как всегда, выглядела безупречно. Порой Лайе казалось, что его мать похожа на статую – такая же непоколебимо уверенная в себе, спокойная и холодная. Но когда она заговаривала с Редо, что-то в ней менялось – на щеках появлялся румянец, глаза сияли, на тёмных губах чаще мелькала сдержанная улыбка. Лайе перевёл взгляд на Первого Полководца. Он честно пытался найти в нем хоть что-то напоминающее их семейное сходство, но раз за разом приходил к выводу, что куда больше от отца досталось Доле. По-звериному диковатый взгляд, беспокойная душа и, конечно же шеддарский норов, доставлявший всем столько проблем.

Махавель продолжала вести беседу с Мореносом и в основном они предавались воспоминаниям о былых временах, когда и трава была зеленее, и солнце светило ярче, и нравы другие. Изредка в разговор вклинивался Иса, комментируя то или иное высказывание в духе:

– История шеддаров полна ключевых моментов. Преимущественно, кровавых, – проворчал иллириец, уминая ножку куропатки.

– Иллирийцам стоило бы вспомнить королеву Имрах, – невозмутимо парировал Моренос, с хрустом отправив в рот мясо вместе с костью.

– Имрах была королевой Камайнена, а не Совершенной, – немедленно отозвалась Махавель.

– Не только наш народ содеял много зла, – подал голос Редо. – Или вы забыли, ради чего Имрах пожертвовала Камайненом? Землёй, которую вы, иллирийцы, заняли и назвали Вечной. Вы уничтожили то, что осталось от камайя, лишили их народ на право возродиться. А ваши Совершенные? Глеанн, ставший Tedd Chaoin? Близнецы Ассэне и Даэтран? А Хальгейза, которая теперь скована вечным льдом? Хельги, обреченные жить в ульях, управляемые единым разумом? Многие уже забыли, что Совершенные сделали с Хальгейзой и ее народом. Но мы, шеддары, все ещё помним. На войне все средства хороши. Все ради победы – а последствия пусть разгребают потомки.

Повисла тяжелая тишина. Лайе подумал, что до устоявшегося мира между Иллирианом и Джагаршеддом им ещё далеко. Сейчас это были лишь попытки нащупать верный путь, хрупкую дорогу к сосуществованию без ненависти. И даже то, что Первый Полководец Джагаршедда сейчас был здесь, на Вечной Земле, можно было счесть за какое-то чудо, счастливое стечение обстоятельств. Ведь история могла пойти по-другому, когда Лиланг отправилась к шеддарам. Её могли убить там, и не было бы сейчас ни союза, ни этого обеда, ни Долы с Лайе.

– Я сражался с Даэтраном Познавателем, – вдруг снова заговорил Редо. – Лучшее сражение в моей жизни. Равный против равного. А потом Совершенный Глеанн призвал Тысячеглазого. Его демоны убивали всех – своих и чужих. Если и есть что-то страшнее смерти – то это Он. Хаос. Сгинуть окончательно и больше никогда не вернуться к жизни, потому что Хаос сожрал твою душу... Это стократ страшнее смерти. Когда в небе появился Разлом, мы с Познавателем выжили только благодаря чуду. И мы были рады тому, что живы. В такие моменты не имеет значения, кто рядом – друг или враг. А потом я узнал, что королева Имрах пожертвовала своим народом, сожгла себя, свое нерожденное дитя, и все лишь для того, чтобы Камайнен не достался Совершенным. И больше нет ни камайя, ни Земли Свободы. Теперь на ее месте Иллириан. А проклятие Имрах и магия Совершенных – Разлом, через который они пришли – продолжают пожирать Джагаршедд, делая нашу землю бесплодной, мертвой навсегда.

– Точно так же погибла наша Айягарасэ, – отозвалась Махавель. – Мы были гордым, сильным, совершенным народом. И мы сами себя уничтожили. Легенды говорят, что Золотая Земля Айягарасэ была прекрасна, а ее народ – бессмертен. Но Совершенные стремились к чему-то большему, нежели вечная жизнь. И впустили в свой мир Тысячеглазого, который подарил им смерть... и одержимость.

– Вы сами себя приговорили, – пожал плечами Редо. – И все же отрадно видеть, что не все иллирийцы живут прошлым. – его взгляд, устремлённый на Лиланг, потеплел.

Лайе с трудом поборол желание закатить глаза и подавил страдальческий вздох. Его кислая мина не укрылась от Редо. Переключив своё внимание на наследного принца, шеддар сложил могучие руки на груди.

– Где же твой брат? Неужели он совсем не горит желанием увидеть своего отца? – в голосе Первого Полководца отчетливо прозвучала насмешка.

Его здесь нет, потому что ты ему не нужен, – хотелось ответить Лайе, – потому что не хочет он вспоминать дни, в которых было столько боли.

– Он никогда не любил светские беседы, – с чопорным видом сказал наследный принц, твёрдо встретив взгляд отца.

– Ему не место здесь, – кивнул Редо и склонил голову набок. – Вечная Земля не стала ему домом.

– А Джагаршедд, значит, стал? – окрысился Лайе. – Там его все любили, да?

– Лайе... – предостерегающе сказала Лиланг.

Но наследный принц смотрел только на Редо, не замечая ничего вокруг.

– Ты и сам видел, каким он стал. Его место здесь, со мной. А не на Огненной Земле, где царствуют лишь ненависть и смерть.

– Дерзишь, – Редо сощурился. – Я уж думал, что в тебе совсем ничего от меня нет, сын, – он выделил последнее слово и с явным удовольствием наблюдал за тем, как Лайе старается сохранить невозмутимое лицо. – Джагаршедд сам выбирает, кому жить, а кому умирать. Право сильного, Лайе. Оно было всегда и везде, но ты слишком юн, чтобы это осознать. Ты не прошёл и малой толики своего пути. Возможно, через пару веков ты поймёшь. Твой брат жил среди нас, выживал. Для мелкого полукровки не сдохнуть на чужой земле уже достижение. Огонёк сильнее, чем ты думаешь, и не тебе решать, где его дом.

Знай своё место, щенок, – сквозило в словах Первого Полководца, и Лайе стало неуютно.

Он вдруг в полной мере осознал, что шеддар, сидевший перед ним – куда более стар, нежели большинство иллирийцев. Редо жил задолго до пришествия Совершенных. Он помнил Джагаршедд другим – плодородной и зеленой землёй, а не пустошью, которая была отравлена чужой магией. Он видел Предрассветную войну, он пережил свой легион. Он прошёл через весь Период Исхода и прожил много тысячелетий после. И Редо не гневался на дерзкие речи сына, он просто их не воспринимал, точно так же, как не воспринимал гнев Лайе. Был уверен в своих словах, как в неизбежности.