Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Спи, сновидец, приходи к нам, мы ждём тебя, как всегда ждали, – шептали листья в кронах деревьев. Не пытайся избежать порога, не уходи от своей природы, – пел легкий, тёплый ветер.

У Лайе закружилась голова, он поднял взгляд на быстро светлевшее небо. Ещё немного – и он увидит утреннее солнце, чьи лучи раскинутся над лесом, и не будет для него никакого порога, не уйдёт он в зыбкую память Земли Радости. Не будет ни снов, ни Абэ Ильтайна...

Лайе так и не понял, что произошло. На него вдруг разом навалились чужие мысли, чужие голоса, самые затаенные желания, тщательно скрываемые чувства – грусть, радость, гнев. Исчезли все тщательно воздвигнутые им барьеры, и в разуме воцарился самый настоящий хаос. Лайе казалось – он здесь, в лесу, и одновременно – везде. Он был в мыслях торговцев обоза, он был в диких волках, что бродили в глубине леса. Он видел мир глазами реющих под небесами птиц, он был рекою, что текла через всю Землю Радости, он был и жив, и мертв одновременно. Казалось, что Дар его раскинулся на лиги вокруг, и он слышал мысли плачущего ребёнка где-то далеко-далеко, чувствовал охотников из близлежащей деревни, отправившихся за уловом на рассвете. Всего этого было много, слишком много и Лайе попытался закрыться от мира, снова стать собой, но Дар не слушался его.

«Хватит... Хватит!» – казалось, отчаянный крик иллирийца яркой вспышкой боли отозвался в разумах всех живых существ, до которых он смог дотянуться.

Громким граем взмыли в небо обезумевшие вороны, вдалеке завыли взбесившиеся волки, громко заплакал чей-то ребёнок в колыбели, которой не могло быть рядом. Отчаянно закричал кто-то в лесу, пытаясь унять дикую головную боль.

А для Лайе наступил мрак – он рухнул на колени, и полностью ослепший и оглохший, шарил руками по влажной земле. Услышал топот ног, приближавшийся к нему, почувствовал чьи-то руки на своих плечах, рванулся назад.

–Ли! Очнись, Ли! Задница Махасти, что с тобой? – знакомый голос пробивался сквозь невероятный шум и грохот в голове. – Ли! – крепкие руки с силой встряхнули его. – Shienadan, женщина, не стой столбом, помоги мне!

–Я не могу, его Дар мне мешает!

–Ты выстояла в прошлый раз, сможешь и сейчас, только сделай что-нибудь!

Прикосновение чужого Дара к разуму отозвалось лишь новой вспышкой боли, Лайе услышал женский вскрик.

–Не могу! Он не пускает!

–Shienadan! Чтоб тебя... – под отборные ругательства на шеддарском языке Лайе вздернули на ноги, вцепились в него намертво, не разрешая упасть обратно на задницу.

–Я-а-а в п-порядке, – проблеял Лайе, сумев наконец, разжать стиснутые зубы. – П-пусти м-меня... – язык не слушался его, впрочем, все тело тоже ему не подчинялось.

Зрение постепенно возвращалось – и Лайе увидел перепуганное лицо Долы. Брат что-то говорил ему, но смысл слов доходил до иллирийца с трудом.

–У тебя кровь на лице, Ли! Что случилось, мать твою?!

Непослушной рукой Лайе коснулся подбородка, поднес пальцы к глазам, в которых все ещё плыло. И правда, кровь. Как же так вышло-то?

–Какого демона, Ли?! – Дола снова встряхнул близнеца.

Лайе тяжело дышал, и дрожащими руками пытался утереть кровь из носа.

–Н-н-не... – невнятно пробулькал он, не в снова силах разжать зубы.

–Его Дар нестабилен, – донесся до него голос Сольвейг, – Он больше не может его контролировать.

–З-зткнсь! – Лайе, наконец, удалось заставить себя распрямиться и запрокинуть назад голову. – Э-эт-то в... вс-се т-ты...

Рвущийся наружу Дар причинял почти физическую боль, и иллириец зажмурился, пытаясь взять непослушное тело под контроль.

Получалось из рук вон плохо.

Ты мне нужен, – отчаянно подумал Лайе, – Прости, малой.

И слепо сделал нетвердый шаг вперёд, вцепился крепко-накрепко непослушными пальцами в близнеца, уткнулся носом в плечо, нырнул своим Даром в его рассудок. Услышал злое шипение близнеца, но лишь крепче обнял его.

В мыслях у Долы был полный хаос – беспорядочные, обо всем и сразу, и одновременно не сосредоточенные ни на чем, они успокаивали Лайе, разгоняли туман в его голове. Точно так же, как и много лет назад на Вечной Земле, когда братья только-только делали первые шаги навстречу друг другу.

Постепенно в голове прояснялось, а бесконтрольная вспышка Дара сошла на нет. Лайе смог выровнять дыхание и с трудом заставил себя ослабить тиски, по недоразумению называвшиеся братскими объятиями. Но отстраняться от близнеца он не спешил. Честно говоря, Лайе боялся в этот момент увидеть лицо брата.

–Успокоился? Больше не будешь выжигать мне мозги? – буркнул ему в ухо Дола, – Что это было?

–Не з-знаю, – тихо отозвался иллириец и мысленно обрадовался тому, что почти перестал заикаться. – Это н-началось неожиданно, – он вспомнил свои ощущения и, побледнев, отстранился от близнеца. – Там... с ними все в п-порядке?

–Ну, не считая того, что весь обоз одновременно проснулся от жёсткого приступа мигрени – все живы, здоровы и в своём уме. – проворчал Дола, внимательно разглядывая брата.

Только сейчас Лайе заметил, что его близнец выглядит, мягко говоря, не очень. Он перевёл взгляд на Сольвейг – ведьма казалась осунувшейся и бледной, у неё нервно дёргался глаз, который она то и дело потирала ладонью.

–Т-твоих рук дело? – взрыкнул Лайе.

В нем вновь стала подниматься уже знакомая волна ярости, которая, казалось, выжигала его изнутри. Оттолкнувшись от Долы он сделал нетвёрдый шаг в сторону попятившейся назад Сольвейг.

–Ли, – Дола снова схватил его за руку. – Ли, не надо.

Твердо и уверенно он сжал запястье брата, и это прикосновение, возможно, спасло обоих. Гнев испарился, как будто его и не было. Лайе в растерянности посмотрел на близнеца, словно не вполне осознавая, где он находится и что происходит.

–Это совсем на тебя не похоже, Ли, – тихо произнёс Дола, продолжая держаться за близнеца. – Что с тобой происходит?

–Не знаю. Я... не понимаю! После этих р-рун, твоих заговоров, С-сольвейг, со мной творится... это! – нелюдь обвиняюще наставил указующий перст на бледную ведьму.

–Неправда! – возмутилась она. – То, что я сделала... Это не должно было так повлиять на тебя! Ты должен был лишь лишиться Дара!

–А вот и п-признание, – Лайе удовлетворенно растянул губы в улыбке, но глаза его оставались злыми. – Слышал, м-малой?

Дола внимательно смотрел на женщину, словно взвешивая услышанное.

–Зачем тебе это нужно, Сольвейг?

–Затем, что т-твоя jalmaer…

–Я не с тобой разговариваю, Ли. Сольвейг, я жду ответа, – огрызнулся Дола.

Ведьма упрямо сжала губы и покачала головой.

–Я хочу, чтобы ты был только моим, – наконец, выдавила она.

–И п-по незнанию своему чуть не у-угробила нас обоих, – ехидно вставил Лайе.

–Но я смогу! Моего Дара хватит на то, чтобы тебя защитить! – ведьма бессильно взмахнула руками.

–Защитить? От чего защитить? – Дола рассмеялся. – Ты даже не понимаешь, о чем говоришь.

–Так помоги мне понять! Выбери меня!

–Я не стану никого выбирать, женщина, – Дола, наконец, выдохнул и отступил назад. – Ваша грызня – вот где у меня сидит! – он сложил пальцы в непристойный жест, как бы показывая, как его все достало.

Затем устало потёр лицо руками.

–Мне все равно, что вы там думаете и чего хотите. Я не вещь, которую можно забрать себе. Вы оба... – он не договорил и нахмурился. – Ли, это ещё повторится?

–Откуда мне з-знать, – огрызнулся Лайе, не сводя злого взгляда с ведьмы.

–Сольвейг?

–Я... – ведьма вдруг замолчала и уставилась на близнецов. – Лайе, ты сегодня спал?

Нелюдь отрицательно качнул головой.

–Ты идиот, – зашипела ведьма. – Ты же сновидец!

–И что? – Лайе насупился ещё сильнее.

–Ты никогда не задумывался, почему все сновидцы спят на рассвете мертвым сном?

–Они у-уходят в мир духов, – ровно ответил иллириец, стараясь не заикаться. – И делают это н-не по своей воле. Так было в-всегда.

–Верно. А ты – отказался.

–И как это связано с п-произошедшим?

–А ты ещё не понял? Похоже, удар спиной паскудно сказался на твоей умственной деятельности, – Сольвейг нервно усмехнулась и потёрла ноющий висок. – Сновидцы блуждают в мире духов, потому что на рассвете их Дар многократно усиливается, из созидания он превращается в разрушительную силу. Эта вспышка... Она и была твоим порогом, Лайе.

====== Глава 4: Город страшных снов. Помни о жизни ======

Комментарий к Глава 4: Город страшных снов. Помни о жизни Отбечено

Живёшь в душе прохожих, идёшь – меня встречаешь.

Тебя я встречу тоже, ты это точно знаешь.

Они все любят бога, все изменяют рьяно.

Из чаш испив порока, идут, качаясь пьяно.

Идёшь, я знаю – рядом. В душе живёшь ты каждой.

Я встречусь с ними взглядом, придёшь в мой взгляд однажды.

Ты спросишь, не отвечу. Все ждут от страха чуда.

Идёт толпа навстречу, из глаз глядит Иуда.

© ju step

...То был праздник осени, когда простой народ несет свои дары и прошения правящему Дому. Императрица принимает их дары, выслушивает просьбы – и выносит свой суд. Лайе сидит рядом с ней и иногда склоняется к матери, высказывая своё мнение по поводу той или иной просьбы. Иногда императрица прислушивается к нему, а иногда – показательно разбирает прошение, заставляя сына понять, почему она выносит то или иное решение. Бесконечная вереница просящих идет весь этот долгий-долгий день и Лайе успевает порядком заскучать, несмотря на всю важность праздника осени. Почти всего его мысли вертятся вокруг вести, полученной утром: Дола возвращается домой. Его брат наконец-то вернётся! Лайе готов плясать от радости – так сильно он скучает по близнецу. Огромным усилием воли наследный принц заставляет себя вернуться с небес на землю – на подходе очередной просящий. Лайе недовольно вздыхает – как просто было бы, будь у него возможность читать мысли всех, кто обращается за помощью к Ее Величеству. Но мать строго-настрого запретила ему в этот день обращаться к своему Дару, обосновав это тем, что император должен выносить суждения, исходя из полученных фактов, беспристрастно – и думая самостоятельно.

И вот к ступеням, что ведут в сторону трона, подходит очередной просящий. Лайе с сомнением смотрит на то, как он опускается на одно колено, низко склонив голову. Лицо его скрыто глубоким капюшоном, дорожный плащ покрыт грязью и пылью. Несмотря на то, что незнакомец преклонил колени, в нем не чувствуется почтительности и раболепия, весь его вид кажется вызывающим – Лайе видит это и без Дара.

–С нами пребудь вовеки, во все дни, Императрица. Тысячу лет правления Тебе и процветания. – произносит слова приветствия просящий, и едва Лайе слышит его ироничный голос, он с трудом заставляет себя остаться сидеть на троне. – Я, Бес из Джагаршедда, проделал долгий путь домой, дабы вновь служить Вашему Императорскому Величеству. – незнакомец поднимает голову и снимает капюшон.

Лайе не выдерживает и вскакивает со своего места. В последний момент он вспоминает, что на них устремлены десятки взглядов и заставляет себя произнести нужные слова:

–Дом Даэтран приветствует вас... – наследный принц запинается и на его губах расцветает счастливая улыбка. Он сбегает к путнику и братья со смехом обнимаются.

–Гонец сказал, что ты прибудешь только через два дня! – тихо шепчет он в ухо брату, когда тот, сжимая его в объятьях, приподнимает над полом и тут же опускает обратно.

–Я едва не загнал лошадь, торопясь сюда! – смеётся Дола, младший принц Дома Даэтран.

–А как же твой эскорт? – вспоминает Лайе.

–Доберётся сюда через пару дней. – ехидно сообщает Дола. – Возможно быстрее – они, должно быть, очень спешат меня догнать.

Лайе открывает рот, но, подумав, закрывает его, воздерживаясь от комментариев.

–Сын. – Императрица величественно поднимается со своего трона. Неторопливо подобрав подол платья, она подходит к младшему принцу и церемонно протягивает ему руку.

Дола косится на брата, но Лайе делает страшные глаза и всем видом показывает, что обнять мать подобно простолюдину, и тем самым снова нарушить этикет – плохая идея. Дола продолжает ехидно ухмыляться и, отвесив Императрице глубокий поклон, вежливо касается губами кончиков ее пальцев.

–Рада видеть, что ты не все воспитание порастерял в армии, сын мой. – негромко замечает Ее Величество, оценивающе разглядывая младшего принца.

Незаметный тычок в бок от Лайе заставляет Долу проглотить вертевшийся на языке колкий ответ. Вместо этого он старается принять серьезный вид, и братья встают по обе стороны от своей матери. На них устремлены взгляды всех присутствующих в этом зале, и Лайе знает: Императрица лишь демонстрирует народу единство малочисленного Дома Даэтран. И пусть все видят – их всего лишь трое, но сыновья способны защитить свою мать. А вот настоящие разговоры на правильные темы будут не раньше полуночи.

...Это уже не первый светский прием, где близнецы появляются вместе с тех пор, как Дола вернулся из Ханнамара. Представители высшей аристократии внимательно следят за братьями. За каждым словом, каждым жестом: одни пытаются найти хоть что-то предосудительное в их поведении, другие же восхищаются той необыкновенно сильной связью, что протянулась между близнецами. С кем бы ни беседовал наследный принц Лилайе, неподалеку всегда ошивается его брат. И наоборот – куда бы ни направился принц Дола, Лилайе тенью следует за ним. Между собой они почти не говорят, но невооруженным глазом видно, что для понимания им не нужны слова.

Вассалы Дома Даэтран прекрасно помнят невоспитанного, дикого ребенка, каким был Дола, когда его только привезли из Джагаршедда. Помнят они и те долгие годы, которые Лилайе провел в попытках сблизиться с братом. Сейчас Дола совсем не похож на маленького дикаря, доставлявшего столько проблем окружающим. Он одет с иголочки, соблюдает этикет, его манеры безупречны. Вот только ему не свойственна иллирийская сдержанность, его улыбки всегда искренние, а гнев неподдельный. Он совсем не похож на своего брата, ведь в отличие от него, Лилайе Даэтран в совершенстве владеет своими эмоциями. Его лицо всегда бесстрастно, голос мягок и певуч, и никогда не угадаешь, о чем же думает наследный принц. Но, стоит ему взглянуть на Долу, и его взгляд теплеет, а на губах мелькает мимолетная улыбка.

Дола вернулся в Колыбель Лета воином – тем, кто заслужил право быть в рядах Гончих Вечной Земли. А вместе с вестями о его возвращении во дворец вползли и слухи о репутации и похождениях младшего принца в армии. Из уст в уста, прикрывая губы руками, знать пересказывает друг другу историю о том, как Долу прозвали Бесом из Джагаршедда. Шепчутся иллирийцы и об инциденте в Ханнамаре, что случился незадолго до возвращения младшего принца домой. Поговаривали, будто отряду Долы случилось столкнуться с разведчиками шеддаров на границе Ханнамара с Белым Безмолвием. Говорили – отряд Беса из Джагаршедда вырезал всех до одного, не согласившись на переговоры. Слухи обрастали новыми подробностями, превращаясь в снежный ком, набирали обороты. И когда Дола Даэтран вернулся домой, его уже боялись.

...Когда выдается свободная минута, братья отходят в сторону и пьют лучшее иллирийское вино. Они стоят так близко, что соприкасаются руками. Они о чем-то оживленно говорят, и Дола, отставив в сторону бокал, небрежно забрасывает руку брату на плечо.

–Смотри внимательно, мой венценосный брат! Нет, ты только погляди – какая у нее фигура! Может, тебе стоит с ней познакомиться, э?

–Это новая фрейлина нашей маменьки, малой. И она не слишком знатного происхождения. – кривит губы Лайе, изучая взглядом объект разговора.

Миловидная девица с волосами, уложенными в причудливую прическу, замечает взгляд близнецов, и смущенно краснеет, прикрывая губы тонкими пальчиками.

–Ты зануда! – фыркает Дола в ответ. – На что тебе эта Симеон, если вокруг столько прелестных девиц!

И он обводит широким жестом зал с гостями. Лайе лишь качает головой.

–Принцесса Симеон – прекрасная партия, братец. К тому же, если мы заключим союз, это может завершить нашу вражду с Домом Ассэне. Они получат свой кусок пирога!

–Твоя Симеон тощая, как селедка. – отмахивается Дола, смеясь. – И Ассэне никогда не успокоятся, ты же знаешь.

– Глава их Дома Вальен куда умнее, чем его покойный сын Лильхарран. Он не упустит такой шанс...

–...вырезать наше немногочисленное семейство под корень, – перебивает брата Дола с недовольным лицом. – Если ты забыл, осмелюсь напомнить тебе: ведь это наш отец обезглавил Императора Лильхаррана. Такое, братец, не прощают.

Лилайе спешит сменить тему разговора.

–Скажи мне, это правда, что о тебе говорят? – интересуется он небрежно.

–Обо мне говорят много, – пожимает плечами Дола. – И половина слухов – враки несусветные.

–Бес из Джагаршедда вырезал отряд шеддарских разведчиков. – понизив голос, произносит Лайе и внимательно глядит на брата.

Губы Долы едва заметно кривятся, и он залпом осушает бокал вина.

–Всех, кроме командира. Его я... отпустил.

–Целого или он не досчитался одной из конечностей?

–Я не живодер, – фыркает Дола. – Интересно, почему в этих слухах не упоминается о том, как я вздернул того, кто нарушил мой приказ и начал резню?

В горле у Лайе пересыхает, и он придвигается поближе к брату.

–Ты... что сделал? – шипит он.

Дола смотрит на него долго и пристально. Лайе видит в его взгляде что-то, от чего ему становится некомфортно.

–Был приказ – не стрелять. Убрать оружие. Но один из моих... подчинённых ослушался. Выпустил стрелу в глаз одному из разведчиков именно тогда, когда мы с их командиром почти пришли к... взаимному согласию. Ты и сам должен понимать, что хуже одного разъярённого шеддара могут быть только несколько разъярённых шеддаров. Командир не сумел их остановить. И жить он остался лишь потому что не вмешался в бойню. Я его отпустил. А своего подчинённого повесил на ближайшем дереве. Сам. К слову, в моем отряде он был единственным чистокровным иллирийцем. Видимо, посчитал, что раз я – полукровка, то мои решения можно оспаривать, – голос Долы срывается на тихий рык, но он быстро берет себя в руки.

–И часто тебе доставалось за наше наследие? – мрачно интересуется Лайе, попутно делая в уме заметку поговорить об этом инциденте с Императрицей.

–Пока я был рядовым – регулярно. Стал капитаном – почти все стелиться стали. Почти, – ворчит Дола. – Нам далеко до мира, Лайе. Я специально отбирал полукровок. Они способны на многое. Но верховное командование решило приставить ко мне одного из «своих». Нет у них больше «своего» в моем отряде и хрена с два я позволю подобному повториться.

–Нам об этом не было известно.

–Полагаю, до вас ещё дойдёт эта весть. Командование любит приберегать скверные новости напоследок.

–Малой... Из какой Семьи был этот иллириец? – шепчет Лайе севшим голосом.

–Сержант Леннарт Малик. Сын одного из мелких баронов. Вассал Дома Глеанн, – без запинки рапортует Дола.

Лайе облегченно выдыхает.

–Он не принадлежит к нашим Домам, какое облегчение.

–Ты думаешь, будь он не вассалом, а из семьи Глеанн или Ассэне – я бы пощадил его? – неожиданно смеётся Дола. – Хрен тебе.

–Дола... Ты понимаешь, что сейчас лучше не обострять наши отношения с другими Домами? – пытается Лайе убедить близнеца.

Дола недовольно кривит губы и тянется за новым бокалом вина.

–Если ты мне сейчас скажешь, что я перегнул палку... – Дола выдерживает паузу и криво усмехается. – ...Я врежу тебе по роже.

Лайе оторопело смотрит на близнеца и с горечью понимает: Дола слишком долго был вне дома.

–Портки Махасти, может сменим тему на более приятную? – ворчит его брат, отхлебывая пряный напиток.

Лайе растягивает губы в дипломатической улыбке и ястребиным взором окидывает зал. Вдруг его лицо светлеет.

–Гляди, там джалмарийский посол. Думаю, тебе следует с ним пообщаться. – говорит он.

–С чего бы это? – Дола хлопает глазами, чувствуя, что его обвели вокруг пальца.

–Ты ему нравишься. Уверен, он с удовольствием послушает твой рассказ об иерархии Джагаршедда.

–Чтоб я сам понимал эту иерархию. – ворчит младший принц, понимая, что Лайе, как обычно, уже все за него решил.

Впрочем, он не слишком-то возмущен. Разговоры с представителями других народов даются ему лучше, нежели остальным иллирийцам. Ведь даже Лайе – и тот не может взирать на высокопоставленных гостей без высокомерия. И потому, устав от нужды поддерживать натянутый разговор, он стал подсылать к иностранным послам своего взбалмошного брата, который умел держаться просто и без высокомерия. Возможно, потому, что жизнь в Джагаршедде научила его не поддаваться предрассудкам. Дола не считает иллирийцев высшей расой, и ему все равно – были ли они когда-то Совершенными или нет. История пишется победителями, а Совершенные – проиграли. Много воды и крови утекло с тех пор, и Дола не видит смысла в том, чтобы презирать другие народы.

–Мы уже достаточно долго стоим вместе, братец. Иногда это бывает чревато утратой репутации. – тихо шепчет Лайе ему на ухо.

–О, неужели? И чем ей вредит то, что два принца ведут вежливую светскую беседу? – хмыкает Дола.

–Сам знаешь, какие слухи про нас ходят. – кисло улыбается Лайе.

–А ты, значит, трепетно им внемлешь, а, братец? – Дола прижимает уши к голове. – Этим чистоплюям только дай языками почесать, да косточки нам перемыть. Не стоит лишать их столь низменного удовольствия.

–Мы – принцы Дома Даэтран, Дола. – строго отвечает Лайе. – И не пристало нам...

–Меньше всего меня беспокоит наша репутация, Ли. – довольно громко отвечает младший принц, и гости вокруг них недоуменно оборачиваются. – Сдаётся мне, что она была безнадёжно замарана самим фактом нашего с тобой рождения. – Дола, иронично улыбаясь, салютует своим невольным слушателям бокалом, едва не расплескав вино. – А сплетни и слухи будут ходить всегда, Ли. Смирись с этим, иначе надорвёшься, доказывая всем, что ты не... хм... неважно, кто.

–Брысь отсюда, охламон! – разъяренно шипит Лайе, сопровождая свои слова чувствительным тычком в бок брата.

И практически мгновенно близнецы почти физически ощущают недовольный взгляд своего наставника, учтиво беседующего с гостями на другом конце зала. Они наблюдают за тем, как Иса подзывает к себе слугу в ливрее Дома и что-то тихо говорит ему на ухо. Иллириец кланяется и, лавируя между гостями, приближается к принцам. Церемонно поклонившись, он произносит:

–Мой господин просит передать, что после окончания приема ожидает вас в своём кабинете. – Слуга столь безупречно передаёт интонации Исы, что братьям сразу становится ясным содержание грядущей беседы.

–Охламон, значит? – Дола весело подмигивает Лайе желтым глазом.

И громко смеется, ерошит волосы брату, и, решительно направляется к джалмарийскому послу, допивая на ходу вино. Лайе провожает его взглядом, сохраняя невозмутимый вид, и только пылающие уши выдают его тщательно скрытое бешенство.

Его брат всего несколько дней во дворце – а жизнь здесь уже стала гораздо веселее.

...Лайе медленно открыл глаза, чувствуя, как к горлу подкатил комок тошноты. Качка усилилась, и иллириец с огромным неудовольствием проснулся. Воздух в каюте был спертым, а все вокруг провоняло рыбой. Лайе спустил ноги с койки и застонал, проклиная тот миг, когда его нога ступила на палубу шхуны «Удачливая».

Лучше бы по земле добирались, – уныло подумал нелюдь, зачёсывая назад всклокоченные волосы и борясь с тошнотой. – Пусть дольше, но меня хотя бы не тошнило бы.

Небольшим облегчением служило то, что «Удачливая», как и все в этом мире, обладала душой. Когда было совсем невмоготу, дух шхуны приходил к Лайе и убаюкивал его рассказами о своей судьбе.

Дверь в трюм скрипнула, и на пороге появился Дола. Вот уж кому все было нипочём! В отличие от Лайе, близнец выглядел абсолютно здоровым, и жизнелюбие так и било из него ключом. Прислонившись к косяку, он сложил руки на груди, сочувственно разглядывая Лайе.

–Чего тебе? – буркнул тот, поднимая глаза. – Ты решил наконец-то избавить меня от мучений?

–Никогда бы не подумал, что тебя, бесстрашного и сильного сновидца, почти Совершенного, одолеет всего лишь морская качка. – ехидно прокомментировал Дола и поправил платок на изрядно отросших волосах.

–Просто... Молчи. – глухо буркнул Лайе и, снова позеленев, попытался деликатно срыгнуть. – Ненавижу море. Ненавижу рыбу. Все ненавижу.

–Ты бы хоть вышел воздухом подышать, Ли. Всяко лучше, чем здесь. Поверь, я тоже не в восторге от трюма – смердит так, словно здесь что-то сдохло.

–Рыба тут сдохла! Дважды! Трижды! – огрызнулся Лайе, но последовать совету брата все же решил.

На нетвёрдых ногах Лайе поднялся вслед за Долой на палубу и с некоторым облегчением вдохнул полной грудью морской воздух. Впрочем, облегчение оказалось недолгим – уже через несколько минут Лайе почувствовал очередной приступ тошноты. Кривя красивые губы, он поспешил на самый верх палубы, где забрался на канаты и выдохнул: на носу шхуны ему всегда становилось немного легче. Мельком взглянув на Долу, о чем-то беседовавшего с капитаном «Удачливой», Лайе нащупал за пазухой письмо, которое послужило началом его страданиям. Осторожно вытащив письмо на свет божий, иллириец вновь принялся его перечитывать, надеясь отвлечься от неприятного чувства в желудке. Буквы, написанные безупречным ровным почерком, плясали перед глазами чёрными пятнами, и все же Лайе сумел заставить себя сконцентрировать на них внимание.

«Пишу тебе, мой сын, как ты и просил. На Вечной Земле почти везде спокойно, а наш Дом, по-прежнему, процветает. До меня доходили слухи, будто Ассэне устраивают народные волнения, смущают разумы наших подданных. Но ты не волнуйся, сокровище мое, на то и есть Иса и дружественные нам Дома – дабы разрешить благополучно сии проблемы. Вас здесь не хватает, мои сыновья. Для нас время течёт совсем иначе, и мнится мне, будто покинули вы родной дом лишь вчера. И все же – без малого одиннадцать лет – уже великий срок ваших странствий. Когда вы вернётесь – я желаю послушать ваши истории о стране людей, да о том, как вам все те годы жилось.

Спешу приложить небольшое дополнение к письму. Внимательно ознакомься с ним, сокровище мое. И сожги немедля.

Вместе с сим письмом в Аль-Хисант гонец привезёт некое послание, кое вам должно передать в руки доверенного лица. С посланием прибудет и дар, коий вам так же должно будет передать все тому же лицу. Ждать сей господин вас будет на берегах Джагаршедда, в бухте Шергияр.

Никому не могу доверить это, кроме вас. Спешу прощаться, мой сын – и с нетерпением ожидаю вашего возвращения».

Лайе скомкал письмо и с трудом поборол желание выкинуть его в море. Оно было достаточно лаконичным и написанным аккуратным почерком – от руки самой императрицы. Как правило, в Аль-Хисант письма доставлялись от имени Исы, передававшего волю ее Величества, но этот раз был исключением. Что только подтверждало важность текущего задания – Лиланг крайне редко писала письма сыновьям сама. А это значило – братьям пора возвращаться домой. «Послание», что было припрятано у иллирийца за пазухой, казалось, обжигало кожу и раздражало Лайе самим фактом своего существования. Он, конечно же, не стал вскрывать плотный и маленький мешочек для золота, но успел уже и ощупать его и обнюхать со всех сторон. И судя по всему, Лиланг послала в Шергияр браслет. Лайе не нужно было даже смотреть на него, чтобы догадаться, кому он предназначен и что за этим последует. Нелюдь тяжко вздохнул – возвращение домой откладывать не стоило. Мысли иллирийца были прерваны очередным приступом тошноты. Позеленев, он в очередной раз перегнулся через борт палубы, чувствуя, как желудок скручивает новым позывом к рвоте. Лайе глубоко вдохнул и после небольшой паузы выдохнул, стараясь не обращать внимание на отвратительный привкус во рту.

Лайе ненавидел море. Ненавидел запах соли и рыбы. Запах немытых тел и морскую качку. От одной мысли о том, что на завтрак, обед и ужин он вновь будет есть ненавистную ему рыбу, иллирийца снова замутило.

Вот уже несколько дней Лайе почти все время проводил или на палубе, или в трюме в обнимку с ведром. Блевал он самозабвенно, проклиная свою слабость и все вокруг. Дола же наоборот, похоже, был в восторге от путешествия. Вечерами он играл в карты с экипажем корабля, вовсю хлестал ром и распевал моряцкие песни. Лайе был уверен, что почти весь путь до берегов Шергияра его брат пребывал в состоянии постоянного опьянения, впрочем, как и половина экипажа.

Радовало лишь одно – Сольвейг с ними не было. За несколько дней до отправления близнецов на Огненную Землю в Аль-Хисант пришли шеддары, которым позарез была нужна целительница на границе Джалмаринена с Джагаршеддом. Ничего сложного, уверяли они, но перестраховаться стоит. Разумеется, перед внушительной суммой гонорара не устояли ни Сольвейг, ни глава гильдии, и ведьма, жизнерадостно махнув близнецам изящной ручкой, отправилась вместе с шеддарами на границу.

В глубине души Лайе отчаянно надеялся, что ведьму где-нибудь убьют и закопают, но чутьё подсказывало ему – не сбыться этим надеждам. Слишком уж живучей была эта несносная jalmaer.

В своё время Дола сдержал обещание и провёл караван торговцев по Золотому Пути без потерь. А затем близнецы и ведьма вернулись в Аль-Хисант. Как и ожидалось – никто из них долгое время не хотел браться за новые задания, ибо слишком сильно на них отразилось приключение в Ресургеме. Многие недели наемники жили в крепости Аль-Хисант на деньги, которые сумели выручить за последнее задание. Лайе тогда понял, что совершенно отвык жить в мире, когда не нужно было никуда ехать, когда не надо было никого защищать или наоборот – убивать. Очень быстро он затосковал по дому, чего нельзя было сказать о его брате. Дола, полный энергии и жизнелюбия, принялся пить и блудить – преимущественно на пару с Сольвейг, разумеется. И именно тогда все начало катиться к демонам, по мнению Лайе. Джалмарийская ведьма внесла свою лепту в отношения близнецов, и теперь они трещали по швам. К тому же, непонятные вспышки Дара так и не исчезли, и волей-неволей Лайе пришлось держаться на расстоянии от ведьмы, а значит и от Долы тоже. Почуяв в нелюде слабину, ведьма изводила его, как могла, нарываясь на неприятности. Под конец Лайе было достаточно одного косого взгляда с её стороны, чтобы он мгновенно начал закипать.

Дар не слушался его, как иллириец ни старался сдерживаться. Он ломал все щиты и преграды, возведённые Лайе в своём разуме, и рвался наружу, реагируя на малейшую вспышку гнева.

Конечно, Дола вовсе не был слепым и быстро понял, что оставаться в стороне больше не сможет. Одно время он пытался примирить брата и ведьму, но безуспешно. Лайе порой с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как его близнец ругается с ведьмой. Очень быстро их ссоры стали местной достопримечательностью, ибо в такие моменты в Долу летели все горшки и предметы интерьера, а он в свою очередь обогащал познания жителей Хисанта неподражаемой руганью на трёх языках попеременно. И все же... Похоже было, что ведьму он любил сильнее – словно приворожила она его. После грандиозных скандалов всегда воцарялся мир. До следующего камня преткновения, конечно же. И имя ему было – Лайе.