Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

–Все приворожить хочешь, а, ведьма?

Сольвейг хмыкнула, не отрываясь от своего занятия.

–Вовсе нет, синеглазик. Зачем мне ворожба, если он и так – мой?

–Твой? Он что – собственность? – буркнул Лайе.

–Не корчи из себя благородного, – теперь настал черёд ведьмы поморщиться. – Ты точно так же считаешь Беса своим. И кстати, подсматривать нехорошо, синеглазик.

–Нехорошо, – кивнул иллириец и ухмыльнулся в ответ. – Приблизительно настолько же, насколько нехорошо подсовывать всякие обереги с приворотом.

–Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, синеглазик. Я всего лишь вложила всю свою любовь в этот браслет. – улыбнулась ведьма.

–Знаю я, что ты туда вкладывала, женщина. Небось всю ночь на перевале в полнолуние босой и голой бегала, да духов зазывала... – съязвил в ответ Лайе.

Грызться они могли бесконечно, данное действо уже давно стало у них привычкой. Так бы и кусали друг друга весь день напролет, как вдруг снаружи раздались крики и повозка резко остановилась.

–В чем дело? – только и успела пробормотать Сольвейг.

–Засада! – это был голос Долы. – К бою!

Послышалось ржание испуганных лошадей, окрик возницы, и дальше все звуки слились в смесь криков и лязга мечей. Отталкивая друг друга Сольвейг и Лайе выглянули наружу и увидели, что на обоз напали разбойники. Мельком Лайе успел разглядеть близнеца, виртуозно сражавшегося при помощи двух мечей. Неподалёку от него был Фалько и ещё трое торговцев. Спустя мгновение перед Лайе и Сольвейг возникла бородатая рожа разбойника. Ведьма успела только ойкнуть, а нелюдь уже воткнул разбойнику в глаз первое, что попалось под руку – валявшийся на полу повозки нож. Оттолкнув от себя труп бандита, Лайе попытался вылезти и поспешить на помощь брату, но ведьма резво толкнула его назад:

–Слаб ещё! Сиди здесь! – и сиганула на дорогу.

–Стой! – запоздало крикнул Лайе, но ведьма уже ворвалась в гущу драки, вовсю используя припрятанный в сапоге кинжал и свой Дар.

А Лайе так и застыл, вцепившись руками в переборку повозки и глядя на то, как его брат отбивается от бандитов. При попытке перекинуть ногу – в очередной раз болью прострелило спину. Лайе зарычал от бессильной злобы, понимая, что сейчас толку от него никакого.

Он ненавидел своё бессилие, ненавидел себя. Он видел, как сражается бок о бок с его близнецом Сольвейг, а ведь она не была воительницей. Подумать только, какая-то jalmaer способна помочь его брату, а он – нет. Лайе слышал крики и звон мечей, Лайе чувствовал холод, расползавшийся где-то под сердцем. Дола был силён и быстр. Дола был Гончим, одним из лучших воинов Вечной Земли. Но даже его силы и таланта не хватит на всех. Их было много, слишком много. На дороге тем временем творилась самая настоящая бойня. Быстрой молнией сверкали мечи в руках брата, добивала своим Даром раненых Сольвейг. Помогали и торговцы, сражались за свою жизнь. Лайе вытянул вперёд руку, скрючив пальцы, словно пытаясь достать хоть кого-то.

Духи, помогите же мне! Услышьте меня, уважьте мою волю! Первозданные, верните мне Дар, позвольте спасти их. Всем сердцем, всей душой...

В ответ – молчание Дара, да звон стали.

Перед глазами поплыло, щекам стало мокро – должно быть, слезы. Лайе сжал зубы, пытаясь почуять хоть что-нибудь, искал хоть крохотную искру внутри себя. Ему казалось – ещё немного и Дар вернётся, но будто что-то мешало этому. Отчаяние почти захлестнуло иллирийца удавкой, как вдруг... Руки обожгло холодом и это нельзя было ни с чем спутать – так разрушаются заговоренные руны. Понимание вспыхнуло в разуме Лайе, а затем он, наконец-то, услышал и увидел.

Мы здесь, шаман – слышался вороний грай над кронами деревьев. Мы слышим тебя – шепнула ему земля. Мы с тобой – прошелестел ветер в листве. Мы поможем – пропели духи живших когда-то здесь людей.

Дар возвращался к нему. Лайе любил и ненавидел это чувство одновременно – оно было подобно чуду, словно слепой становился зрячим. Дар бурлил в нем, наполняя каждую клеточку его тела огромной силой. И в то же время, исчезла «глухота», столь нервировавшая иллирийца – ему казалось, что мысли каждого живого существа поблизости, одновременно ворвались в его разум, причиняя ужасную боль. Но сейчас было не до того, это все потом, не сейчас. Лайе собрался с силами и вывалился из повозки, больно ударившись коленями о землю. Но он не обратил на это внимания – словно зачарованный поднялся на ноги и застыл, полностью растворившись в окружавшем его мире.

Что-то невообразимое стало твориться на дороге. Казалось, сама природа взбунтовалась против разбойников. Ветер сильными порывами сбивал их наземь. Буйно росла трава, прорастала сквозь одежду, сплетая их руки и ноги, поднимались с треском корни, чтобы оплести тела и утянуть их навек в сырую землю. Из леса пришли волки и в бешенстве своём бросались на все ещё живых людей. Стая ворон норовила выклевать глаза, выдрать волосы. И дорога наполнилась криками страха и боли.

Дола изумлённо замер посреди всего этого и оглянулся в сторону обоза. Лайе стоял, воздев руки к небесам, глаза его были широко раскрыты. И все же он был не здесь, не с ними. Лайе был самой Землёй Радости, был он в бесновавшихся волках и оживших деревьях. А у повозки стояла лишь оболочка – живая, но покинутая своим хозяином.

–На три часа! – крикнул кто-то.

Дола, спешно уклонившись, сумел отбить стрелу, предназначавшуюся его горлу. Быстрым взглядом скользнул по деревьям в поисках стрелка – но того уже терзали взбесившиеся волки.

–Какого черта? Он не должен был... – возле Долы появилась запыхавшаяся и изрядно напуганная ведьма. – Я ведь... – она осеклась, поймав недобрый взгляд желтых глаз.

–Ты «ведь»... что? – рыкнул на неё нелюдь.

Сольвейг отступила от него на шаг, не решаясь сказать правду.

–Я... ему нельзя было использовать Дар, он бы не выдюжил! – произнесла она, запинаясь.

И во внезапно наступившей тишине ее слова прозвучали громким звоном.

Ведьма и наёмник огляделись по сторонам. Живых почти не осталось. Волки, злобно щерясь, отступили обратно в лес, воронье взмыло в небеса. Корни деревьев уходили обратно в землю, утягивая за собой мертвецов.

Лайе упивался этим чувством: снова слышать, снова видеть, снова обладать Даром, словно ему вернули некую целостность. Он слышал мысли каждого человека из обоза, эти jalmaer были растеряны и напуганы.

Они все как мошки. Слабые, недолговечные, – мельком подумал иллириец. И тут его взгляд упал на ведьму, и снова накатила бездумная ярость.

–Ты! – прошипел иллириец, – Как ты посмела...

Кажется, кто-то позвал его по имени, но он отмахнулся от этого голоса. Все его внимание было приковано к Сольвейг, и гнев плескался в синеве его глаз.

«Думаешь, я не понимаю, почему ты это сделала? Нет уж, jalmaer. Нет, никогда тебе не заполучить его полностью! Не стать ближе, чем я», – пожалуй, лишь ведьма слышала голос Лайе в своей голове. Его слова просачивались в разум ведьмы, вызывая у нее бессильную ярость.

–А тебе, Лайе, никогда не стать таким, как он! – вслух зашипела ведьма, забыв, что они здесь не одни.

И улыбнулась. Нагло, паскудно, словно и не она приложила свои изящные ручки к «слепоте» иллирийца.

Не стать, как он. Сильным. Ярким. Живым.

Перед глазами заплясали чёрные пятна, мир вокруг размылся и все внимание сосредоточилось на одной маленькой, дерзкой jalmaer, стоявшей перед ним.

Удар оказался неожиданным. Боль полоснула по разуму острым лезвием, на несколько мгновений оглушив ведьму. Она растерянно охнула и чуть не потеряла равновесие. Когда в голове перестало давяще гудеть, первое, что увидела Сольвейг – синие, полные животной злобы глаза нелюдя.

Под второй волной Дара ведьма выстояла, прогнулась, точно гибкая ива, но выдержала, сумела закрыться. И одно это усилие вымотало ее, выжало досуха.

Лайе хлестал своим Даром по сознанию наотмашь, вколачивая свою ярость, точно гвозди. И это была только капля в море его Дара. Теперь Сольвейг видела. Понимала. Он смял все ее щиты, выдернул наружу все страхи, и она была перед ним с нагой душой, как на ладони. От чудовищного напряжения у ведьмы пошла кровь из носа, но из упрямства она не сдавалась, все еще пыталась противостоять иллирийскому шаману. С поразительной ясностью ведьма осознала: он убьет ее. Выжжет разум, испепелит дотла ее Дар, не оставит от неё ничего, кроме безумной оболочки.

–Хватит! Перестань... – жалобно прохрипела ведьма, глядя прямо в эти синие и безжалостные глаза.

И все же, Дар шамана удавкой сжимался на ее горле, не давая сделать ни малейшего вдоха.

Умри. Исчезни, перестань быть, ради него, ради нас обоих, – слышала ведьма.

–Лайе, хватит! – сквозь слепую ярость пробился голос близнеца.

Нет, не хватит. Не хватит до тех пор, пока он не сотрёт ведьму в пыль, не изничтожит саму память о том, что она когда-то была.

Ни торговцы, ни Дола, никто из них не успел ничего понять и вмешаться. Вот только что была бойня и сумасшествие природы, а вот остроухий нелюдь шипит «Как ты посмела?» зеленоглазой ведьме. И в следующие мгновения Сольвейг сначала пошатнулась, как от удара, потом упрямо выпрямилась, вытянула вперёд руки, согнулась, будто под несоизмеримой тяжестью. И вот она упала на колени, задыхаясь и хрипя:

–Хватит! Перестань...

Первым понял Дола. Он окрикнул брата, но Лайе не внял ему. И тогда иллириец закрыл собой ведьму, встал перед ней, раскинув руки в сторону, крикнул на чужом языке:

–Faett, Leigh!

И Лайе перестал. С трудом удержал Дар, почти хлестнув им близнеца по рассудку. Почти... и все же, успел остановиться раньше. Словно очнувшись, он отпустил ведьму так же резко, как ударил. Сольвейг со стоном схватилась руками за голову и тихонько завыла от нестерпимой боли.

–Ты что творишь? – зарычал Дола, – Портки Махасти, да что с тобой?!

Лайе не ответил ему. Он смотрел лишь на скорчившуюся позади брата ведьму. Хотелось ему подойти к ней, схватить за подбородок и взглянуть в зеленые, бесстыжие глаза. Но он остался стоять на месте, зная, что она слышит каждую его мысль, чувствует каждый вздох, так же, как и он слышал ее. И сейчас ей просто хотелось перестать быть.

«Я всегда гордилась своим даром. Силой. Какой ничтожно маленькой я оказалась рядом с иллирийским ублюдком. Сила. Первозданная, сокрушительная, словно самими богами данная. Которой мне никогда не обладать. Океан, без конца-краю. Как может хрупкое, смертное тело ее выдерживать?»

Кто-то опустился перед ней на колени, осторожно коснулся плеч, что-то встревоженно спросил. Сольвейг подняла взгляд, и...

–Не трогай меня! – она попыталась оттолкнуть от себя Долу, но он быстро сгрёб ее в охапку, прижал к себе, не давая вырваться.

Ведьма взвизгнула, из глаз брызнули слезы.

–Тише. Ну что ты, тише...

Дола беспомощно взглянул на своего брата поверх головы бьющейся в истерике женщины, и испугался. Близнец молчал, его лицо побледнело, тонкими пальцами он судорожно цеплялся за повозку и гневно раздувал ноздри.

«Не смей!» – мысленно взвыл Дола, – «Не делай этого! Это не для тебя!» – он отчаянно надеялся, что Лайе услышит его мысли.

–Чудовище... он чудовище! – выкрикнула Сольвейг сквозь слезы, метнув в Лайе полубезумный взгляд.

–Замолчи, женщина, – Дола запоздало опознал в этом глухом рычании собственный голос.

Другие торговцы, свидетели этой некрасивой сцены, замерли на своих местах и молчали, молчали! Даже Юриона не решалась подать голос, спрятавшись за одной из телег. И эта жуткая тишина была хуже всего – голос обезумевшей ведьмы казался еще пронзительнее. Люди смотрели на близнецов – кто-то с сочувствием, кто-то с отвращением. Некоторые спешно осеняли себя защитными знаками. Дола не мог этого не видеть. И Лайе тоже видел. Все еще бледный, он сделал некое движение рукой, которое Дола опознал как полузадушенный порыв свернуть кому-нибудь шею.

–Оба. Заткнулись. Быстро! – Дола основательно встряхнул истерившую, точно баба на рынке, ведьму.

Надо отдать должное Сольвейг – она икнула и замолчала, шумно втянув сопли.

–Закончила спектакль? – прорычал Дола, затем поставил ведьму на землю. – Ли, Тысячеглазый бы тебя подрал, что... да какого хрена это было?

–Твоя женщина, – оскалился Лайе, – своими изящными ручками пыталась лишить меня Дара. – он просмаковал каждое слово, с ненавистью взирая на ведьму.

–Сольвейг? – голос Долы был ровный, он лишь вопросительно выгнул одну бровь.

–Я начертила руны, чтобы Дар не вернулся к нему... слишком рано, – буркнула ведьма, шмыгнув носом.

–Или чтобы вообще не вернулся, скажи уж честно, – огрызнулся Лайе.

Дола взглянул на хозяев обоза, молча и с любопытством наблюдавшими за разговором и решил, что разбирательство придётся отложить на потом.

–Хватит. Полезай в телегу, – буркнул он ведьме, легонько подтолкнув ее в направлении обоза. – И ты, Лайе, тоже.

–Нет! – одновременно воскликнули Сольвейг и иллириец.

Переглянулись.

–Я поеду с тобой, – Лайе не удержался и потёр ноющее колено.

–Тебе надо сил набираться, – возразил Дола.

–Я поеду с тобой, – упрямо повторил его близнец. – Належался и насиделся уже.

–Послушай...

–Нет, это ты меня послушай, – голос Лайе снова сорвался на рычание. – Или я еду с тобой или я попросту размажу эту девку по телеге так, что три дня всем обозом соскребать будете.

И все ему сразу поверили – что было неудивительно после недавней сцены.

Дола смотрел на брата с неподдельным изумлением, словно впервые видел. Лайе шумно втянул носом воздух, прикрыл глаза, стараясь успокоиться, медленно выдохнул. Ярость клокотала в нем, норовя вновь вырваться наружу и иллириец огромными усилиями сдерживал себя. И, честно говоря, поубивать ему хотелось всех, включая торговцев, чьи мысли он слышал до сих пор.

–Что встали? – подал голос Фалько Харт-Фанг. – Спектакль окончен, а мы задерживаемся. Обоз цел, мы живы – и благодарить надо их, – он кивнул в сторону наемников.

Разогнав всех по своим местам, Фалько быстро взглянул на оставшуюся троицу и с присущей ему деликатностью предпочёл удалиться в начало обоза. Лайе облегченно выдохнул. Дола в последний раз окинул взглядом недавнее побоище и покачал головой.

–Все же хороший авангард противника – мертвый авангард противника. – буркнул он и наклонился к снова осевшей на землю Сольвейг.

Она почувствовала прикосновение его рук и неловко отдернулась.

Невзирая на слабые попытки ведьмы отстраниться, Дола поднял ее на руки и понес к повозке. За это она была ему даже благодарна, потому что сама бы не смогла дойти. Поравнявшись с Лайе, ведьма метнула в него злобный взгляд и получила в ответ лишь кривую ухмылку. Ведьма молча залезла в повозку. Уже сидя внутри и слушая тихий скрип колёс на дороге, женщина позволила себе всхлипнуть. Она сплела пальцы рук, стараясь унять бившую ее дрожь. По-правде говоря, можно было бы обойтись и без той некрасивой сцены, слез и истерики. Однако ведьма действительно была напугана. Связав Лайе рунами, отсекающими Дар, Сольвейг ну никак не ожидала подобного эффекта. И сила, с которой она столкнулась – испугала ее до умопомрачения. Ведьма судорожно вздохнула и зарылась пальцами в свои волосы.

Кто же ты, Лайе? И кто твой брат на самом деле? Кто вы?

Она то и дело проваливалась в небытие, но при этом остро воспринимала действительность.

Он мог ее убить. Но не сделал этого. Почему? Потому, что не убийца? Не в этом суть. Он обещал? Уже теплее. Бес бы не простил. Обжигающе горячо. И снова, все к одному.

Все ради него. Ради своего возлюбленного брата.

Огонь, разгоняющий тьму, способный зажечь звезды или испепелить их дотла.

Сольвейг плыла по океану чужих мыслей. Мыслей Лайе. Теперь она понимала, что он такое. Чистая сила древних, жертва на алтаре мертвых богов. Великий Дар, возрождённый в теле иллирийца. Почти Совершенный.

Ведьме было страшно. И в то же время Сольвейг страстно желала обладать подобной силой – чтобы жить вечно и не бояться смерти.

...Лайе и Дола молча ехали впереди обоза. Синеглазый близнец уже успел пожалеть о своём решении перебраться из повозки на лошадь – неприятно стреляло в спине и беспощадно ныло колено. То и дело он косился на Долу, хранившего свирепое молчание. Наконец, его брат заговорил:

–Никогда не видел тебя таким. Папенькино наследие прорезалось?

–Будь я таким всегда, – отозвался Лайе, – Мы бы с тобой не смогли ужиться.

–Ты меня пугаешь, Ли. – буркнул Дола, мрачно созерцая дорогу. – Она все-таки спасла тебя.

–Я пугаю сам себя, – признался Лайе. – Что до твоей девки... Не будь тебя, она оставила бы меня умирать, ты и сам знаешь.

Он поморщился – вернувшийся Дар пульсировал в нем, словно норовя вырваться наружу снова, и его было сложно удержать в себе. Лайе слышал мысли теперь гораздо чётче, гораздо ярче, чем раньше, и это тревожило. После стычки с ведьмой он чувствовал себя грязным и замаранным. Ее мысли – отравленные, душные, после которых нестерпимо хотелось отмыться. Он видел и слышал их, и это неизбежность среди носителей Дара. Гнев ведьмы, ее жадность до жизни обволакивали Лайе все это время, обвивались вокруг, подобно змеям. И это было отвратительно.

Как жаль, думал Лайе, что его брат не наделён Даром, подобен слепому котёнку. И не может он видеть душу ведьмы. Если бы увидел – сам отвернулся бы от неё.

Когда стало ясно, что добраться до постоялого двора к ночи обоз не успеет, было решено устроить ночлег в лесу. Отыскав проторенную другими караванами дорогу до небольшой, но приятной поляны, Дола и Лайе дали знак возницам, и те направили повозки сквозь лес. Не сговариваясь, близнецы решили сторожить обоз как обычно: первая стража была за Лайе, а Дола заступал во вторую, едва в предрассветный час Дар звал близнеца в туманный мир Абэ Ильтайна, обитель усопших душ.

Дрова весело потрескивали в пламени костра, торговцы неторопливо поглощали похлёбку, сваренную Сольвейг, а Юриона деловито сновала туда-сюда, перебрасываясь со спутниками короткими фразами. Ведьма ходила по поляне и, напевая себе под нос какой-то незамысловатый мотивчик, рисовала на земле незримые руны, которые должны были отпугивать диких зверей. Дола, чьё настроение оставляло желать лучшего, не стал рассиживаться, а сразу постелил на землю плащ, вытянул ноги в направлении костра, и положил голову на колени Лайе. Прошло совсем немного времени, когда его дыхание стало ровным и спокойным. Беседа между торговцами не клеилась, то и дело все косились на хмурого Лайе и не менее хмурую Сольвейг, которая, закончив возиться с готовкой, присела по другую сторону от Долы и теперь молча подкидывала тонкие ветки в костёр, наблюдая за тем, как они вспыхивают и сгорают – совсем, как краткоживущие jalmaer. Потихоньку люди расползлись спать, кто куда. А ведьма осталась рядом с близнецами. То и дело она с опаской косилась в сторону Лайе, упорно хранившего молчание. Всем своим видом он показывал, что совершенно не замечает ведьму. Сольвейг вздохнула.

–Знаешь, при других обстоятельствах, мы могли бы стать друзьями. – наконец, нарушила молчание женщина.

И увидела, как нервно дернулась щека нелюдя. Лайе упрямо поджал губы. Немного помолчал и неохотно ответил:

–Нет. Друзьями мы бы никогда не стали. Ни при других обстоятельствах, ни в других жизнях. Мы для этого слишком эгоистичны, ведьма. – всем своим видом он демонстрировал презрение.

–О, вот эти нотки в голосе я узнаю. Давно тебя не видела, прежний Лайе. – усмехнулась Сольвейг. – Должна сказать, что когда ты не ведёшь себя, как бешеное животное, с тобой не так уж и противно общаться.

–Нечего было на меня заговоры свои шептать, – буркнул иллириец. – Глядишь – и не получила бы сегодняшнюю взбучку.

–Я делала это исключительно во благо тебе!

–Ты зубы-то мне не заговаривай, женщина. Дола может и поверил в эту брехню, но неужели ты думала обмануть шамана? – прошипел Лайе.

–Ну... Довольно долгое время ты ничего не замечал. – Сольвейг усмехнулась. – Если бы не сегодняшняя стычка, может у меня и получилось бы тебя обмануть.

На языке у Лайе вертелась парочка непереводимых шеддарских идиом, но вместо этого он лишь зло посмотрел на ведьму.

–Вряд ли заговоры спасли бы тебя от перерезанного во сне горла.

–Ты не станешь марать об меня руки.

–Я и так уже замарался по самые уши твоими мыслями, ведьма. Руки хоть отмыть можно. – раздраженно огрызнулся Лайе.

В чем-то Сольвейг была права. За исключением сегодняшней вспышки гнева Лайе действительно не тронул бы её. Лишь потому что Дола ему бы этого не простил. Впрочем, по той же причине Сольвейг не могла избавиться от Лайе. И от этого на душе было совсем муторно.

Дола заворочался во сне, что-то неразборчиво буркнул и вдруг дернулся на коленях брата. По его телу пробежала судорога, а из горла вырвался сдавленный хрип. Сольвейг испуганно подобралась поближе. Лайе привычным жестом положил руку близнецу на лоб и начертил пальцами незримую руну. Дыхание младшего снова выровнялось.

–Что с ним? – прошептала ведьма.

–Зашел слишком далеко. Он ведь не чувствует разницу между сном и реальностью, мой братец. Его не учили быть сновидцем. – вздохнул Лайе, – И кошмары вполне способны изувечить ему разум. Айя на нашей родине говорят, что таков удел у близнецов. Одному что-то достается с лихвой, а другому – крохи. Однако я не уверен, что дело именно в этом. Однажды он уже перешагнул этот... порог. И больше не стал прежним.

–Почему ты не помог ему тогда? Вы ведь неразлучны. – поинтересовалась ведьма.

Лайе остро взглянул на неё, выискивая подвох. Но в мыслях женщины не было ничего, кроме беспокойства за... возлюбленного? Лайе почувствовал укол ревности и все же постарался ответить вполне миролюбивым тоном:

–Так было не всегда. Определенную часть его жизни не знаю даже я. И мой Дар здесь абсолютно бесполезен. Нельзя прочитать в мыслях то, чего нет.

В конце-концов, – подумал он, – с этой jalmaer их объединяет только одно: любовь к Доле.

–Я видела его разум. – тихо произнесла ведьма. – Его мысли. Все эти образы. Он как будто собран из осколков, мне казалось в тот миг... Неважно. То, как он думает, каким он иногда становится. Это так похоже на... – Сольвейг запнулась, пытаясь подобрать нужное определение.

–Хаос. – подсказал Лайе. – Все верно. Я знаю, о чем ты думаешь. Нет, мой брат не безумен и не одержим. Но он всего в шаге от этого.

–Потому ты так о нем печёшься?

–И поэтому тоже. – Лайе кивнул, провёл пальцами по белым, непослушным волосам близнеца.

Он молча смотрел на искры от костра, поднимавшиеся вверх. Торговцы разошлись спать – кто-то забрался в повозку, кто-то улёгся на плаще. Сбоку доносился раскатистый храп. Юриона легла по другую сторону костра, свернулась в клубок подле своего отца.

–Пока я лежал без сознания, что было с Долой? – наконец, спросил он. – Ведь эти проклятые сны...

Сольвейг повернула к нему голову, словно раздумывая – успокоить нелюдя или пусть помучается. Наконец, она вздохнула:

–Он стал совсем другим. Порой казалось, что он сходит с ума, почти одержим. А потом... – ведьма вспомнила злополучный сеновал и хмыкнула. – Потом оказалось, что я тоже могу сторожить его сон. Моего Дара хватает на это. Ты так печёшься о нем, синеглазик. Но не волнуйся, Лайе. Я тоже могу его защитить.

–Наверное, хотя бы за это я должен сказать тебе спасибо.

Ведьма изумлённо подняла брови.

–Погоди-погоди, я не ослышалась? Ты, высокомерный убл... м-м-м... синеглазик, выражаешь мне благодарность? А можешь повторить?

–Обойдёшься, – Лайе скрипнул зубами. – Большего ты от меня не дождёшься.

–Я запомню это событие. Будет о чем рассказать детям и внукам. – Сольвейг ухмыльнулась. – А для большего... у меня есть Бес.

–Я уже начинаю жалеть о своих словах, женщина. Прикуси-ка свой язычок. – проворчал иллириец и собственническим жестом погладил близнеца по волосам.

–Ты странно миролюбив для того, кто грозился размазать меня по всей повозке. – не унималась Сольвейг. – И часто у тебя такие помрачения рассудка?

–Исключительно при виде тебя, jalmaer. – Лайе бесновато оскалился, совсем, как его брат. – Угроза все ещё в силе, так что молю тебя – заткнись.

–Но, Лайе-Ласка, скажи честно, ты ведь упиваешься своей силой? Готова поспорить, когда Дар вернулся к тебе, ты почувствовал себя богом. – казалось, Сольвейг поставила себе задачу вывести иллирийца из себя. – Так же как и я. Скажи, разве не прекрасно это чувство – когда чужая жизнь в твоей руке? Когда ты можешь приказать своей... жертве сделать все, что тебе угодно? Неужели ты никогда так не делал, а, Лайе-Ласка?

–О, портки Махасти, ты когда-нибудь заткнешься, ведьма? – Лайе уже не говорил, а рычал.

–Ты ничего мне не сделаешь. – нагло заявила женщина и потянулась, чтобы погладить Долу по лицу.

И тут же отдернула пальцы, обиженно подула на них.

–Размахался тут своим Даром! – буркнула она с недовольным видом.

–Малого разбудишь, – почти ласково отозвался Лайе, и в его голосе не было ни капли сожаления.

Он подозрительно довольно зажмурился, напомнив ведьме кота, который объелся сметаны. Сольвейг хмуро на него посмотрела, растирая онемевшие пальцы и, исторгнув из себя тяжелый вздох, сдалась. Как бы ей ни хотелось дождаться второй стражи, желание спать было сильнее. Она улеглась на землю, поплотнее закуталась в свой плащ и прикрыла глаза, слушая древнюю песнь духов земли. Пели деревья, звенели цветы и даже река несла свои воды, повествуя о том, что было.

«Пой с нами, Дитя Хасидзиль, пой, расскажи о своей жизни, подари нам тепло своей души, пой с нами, будь с нами»

«Вы, духи земли, вы все видите, знаете, слышите... Поведайте мне о близнецах, спойте мне о снах Беса. Почему же брат так сторожит его сны? Что за напасть он отгоняет? Поведайте мне об этом, милые духи, а взамен я спою вам песнь о жизни и смерти, да о богах, что ступали по этой земле...»

Дола проснулся резко, словно вырванный из чёрной бездны, которая была его сном. Первое, что он увидел – клевавшего носом близнеца, склонившего над ним голову. А затем его внимание переключилось на светлеющее предрассветное небо, и Дола сообразил, что почти проспал свою стражу.

–Ли? – тихо позвал он.

–М-ммм? – Лайе сонно встрепенулся, открыл свои пронзительно синие глаза.

–Ты почему меня не растолкал, чтобы я тебя сменил? – зашипел Дола.

Лайе смотрел на него, словно пытаясь понять смысл произнесённых слов.

–Я не хотел спать. Мне кажется, я на всю жизнь выспался после Ресургема. – зевнул он.

–Ты засыпаешь. – заметил Дола.

–Вовсе нет, – речь близнеца была сонной и медленной, он ожесточённо потёр лицо руками. – Не хочу обратно в сны. Я сыт ими по горло.

–А как же порог? Ты сновидец, вы на рассвете...

–Знаешь, мне всегда было интересно, что случится, если я хотя бы раз в жизни пропущу свой порог.

Лайе, закряхтев, поднялся с земли и потянулся, разминая затёкшее тело. Скривив губы, потёр занывшее колено.

–Скверно срослось, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд брата. – Никак не могу к этому привыкнуть.

–Ты живой. – отозвался Дола. – Твоя нога по сравнению с тем, что могло быть – сущий пустяк.

Посмотрим, будет ли это пустяком, когда наш народ увидит хромоногого императора, – мрачно подумал Лайе. – Те, кто стремится к совершенству и миру без изъяна, не смогут промолчать. Будут пересуды, будут злые языки. Не любят иллирийцы калек – даже если это всего лишь хромота.

Дола, тем временем, расхаживал по их маленькому лагерю, цепко оглядывая окрестности. Попутно он делал небольшую разминку, чтобы вернуть гибкость затёкшим после сна конечностям, и взбодриться заодно. Лайе невольно хмыкнул, вспомнив, как с утра пораньше собирались в саду Термарилля расфуфыренные по последней моде фрейлины, чтобы поглядеть на щеголявшего голым торсом младшего принца.

Первозданные, как же давно это было! Сколько они не были на Вечной Земле? Десять лет? Или уже больше?

Сейчас Лайе особенно остро ощущал тоску по дому. Ему казалось, что за прошедшие недели он устал так, что целой вечности не хватит на отдых.

Он взглянул на близнеца.

–Малой, – позвал его Лайе. – Ты скучаешь по дому?

Совершавший променад по лагерю Дола замер возле брата.

–Мой дом там, где ты, Ли. Неважно, есть ли у нас крыша над головой, и на чьей земле мы находимся – дом там, где мы с тобой. – мягко отозвался Дола. – И лучшие годы своей жизни я провёл с тобой. Вот бы наша жизнь никогда не менялась. – он мечтательно вздохнул.

–Да, в этом весь ты. Хочешь жить в вечной дороге вдвоём, хочешь, чтобы наша жизнь никогда не менялась и никогда не меняла нас. – усмехнулся Лайе.

Не ответив, Дола повернул голову в сторону спящей ведьмы, взглянул на неё и улыбнулся каким-то своим мыслям. И все благодушное настроение Лайе тут же испарилось к демонаи. Вновь обретя свой Дар, он видел мысли близнеца, читал их, точно раскрытую книгу. Лайе понимал, что это нехорошо, неправильно, но остановиться не мог и не желал.

–Малой, послушай. Сольвейг – бабочка-однодневка, я тебе уже говорил. Сгорит, и исчезнет, будто ее не было никогда. Но перед этим она сожжет тебя, Дола. – осторожно произнес он.

–Может, ты и прав. – отмахнулся Дола, продолжая улыбаться. – Но лучше так, чем... Зачем мне пламя, которое горит вечно, но не сможет согреть?

«А тебе не стать таким, как он. Сильным. Ярким. Живым».

Голос ведьмы прозвучал в голове Лайе так, словно она стояла рядом с ним. Он бросил злой взгляд на спящую ведьму. И крамольная мысль закралась в его голову – а что дальше? Будут ли последующие годы такими же лучшими для них? Или Дола выберет Сольвейг, а ему, Лайе, не будет места в жизни брата?

«Будь ты проклята, jalmaer, – мрачно подумал Лайе. – Все наши мысли только о тебе, и все разговоры тоже лишь о тебе».

Он снова зевнул, чувствуя, что даже стоя на ногах словно проваливается в вязкую пучину сонного забвения. И все же, в этот раз Лайе хотел переждать момент порога в ясном рассудке – ибо ему было страшно. Окончательно уверившись в том, что стоя на одном месте он попросту заснёт, иллириец принялся бродить по поляне, осторожно и тихо ступая по траве, чтобы никого не разбудить. Когда ему и это опостылело, он бросил взгляд на Долу. Близнец с сосредоточенным видом чертил новые руны вокруг поляны – но скорее для собственного спокойствия. Убедившись, что его брат в данный момент увлечён борьбой с неподдающимися ему символами, Лайе неслышно переступил защитный круг и направился дальше в лес, ведомый душевным порывом. Его чувства обострились до предела, он слышал каждый шорох в этом лесу, каждый вздох спавших на поляне, слышал каждую сонную мысль потихоньку просыпавшегося обоза. Лайе слышал и саму природу, и чудилось ему – духи леса тянут к нему руки, зовут с собой, напоминают о том, кто он. Сновидец, отказавшийся перейти через порог. Лайе казалось – он видит Абэ Ильтайн наяву. Эфемерный мир снов был совсем рядом – только протяни руку и сможешь оказаться по ту сторону.