Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)

– И тебя, Дитя Хасидзиль, мы так же будем рады видеть. Если захочешь вернуться – Стоунблейд будет тебя ждать.

– Parsha’dan, Hasamie. Quisha j’ax, – склонила голову ведьма.

Братья изумленно уставились на нее, явно пораженные тем, что джалмарийка знает язык Огненной Земли. Увидев их реакцию, Хасами громко расхохотался.

– Джалмарийка полна сюрпризов, сыновья Редо! Осторожнее!

С этими словами он поочередно похлопал братьев по спинам и удалился восвояси.

– Ну, что ж... – кисло протянул Ласка. – Ты все еще хочешь пойти с нами, джалмарийка?

– Еще бы! – бодро отозвалась ведьма.

– Наш путь весьма опасен, – добавил Бес, внимательно ее разглядывая. – Мы не сможем тебя защищать все время.

– Как-то же я прожила все эти годы. – Несмотря на легкомысленный тон, глаза ведьмы оставались серьезными.

Ласка скользнул по ней своим Даром и с удивлением понял, что ее мысли теперь открыты. Она искренне желала присоединиться к братьям, но причину своего желания тщательно скрыла за другими мыслями. Ласка покосился на Беса, воодушевленно прядавшего ушами, и вздохнул. Его братец, несомненно, в дичайшем восторге от этой идеи. Ласка понимал, что решение в любом случае принимать ему, и Бес слова поперек не скажет, но...

...все ради него, не так ли?

Поэтому иллириец молчаливо склонил голову в знак согласия. Сольвейг радостно взвизгнула и хлопнула в ладони.

– Отлично, друзья мои! Не хотите подкрепиться? Здесь был совершенно чудесный постоялый двор! Может, до сих пор стоит... Нет? Ну, что ж. Пойдёмте, покажу вам конюшню, она точно на месте. При всех своих недостатках, Шемза держал отличных лошадей!

Когда близнецы и ведьма осмотрели конюшню, Ласка, наконец, изъявил желание отправиться на постоялый двор. Бес всецело его поддержал:

– Как я соскучился по старому доброму элю! Интересно, а у них здесь есть бани?

Не спеша, они шли через базар. Гвалт здесь стоял невообразимый – торговцы наперебой расхваливали свой товар, стараясь одолеть конкурента голосиной, там и сям виделись небольшие шатры с многообещающими надписями о самых точных предсказаниях, а в толпе то и дело мелькали знойные южные женщины, скорее раздетые, нежели наоборот. При одном взгляде на них становилось ясно, что это представительницы самой древней профессии. Впрочем, почти никто их не пытался облапать, ибо в таком случае к нахалу подходили вежливые люди и вежливо требовали деньги за товар.

Близнецы искусно лавировали в толпе, и ведьма старалась им соответствовать. Сольвейг заметила, что желтоглазый иллириец пересыпал немного серебряков из кошеля в небольшой мешочек и повесил его на пояс – если не на самое видное место, то достаточно заметное для опытного воровского взора. И действительно: не прошло и пяти минут, как их окружила стайка детей, которая весело пританцовывала, пела и жонглировала деревянными шариками, а двое-трое вились вокруг Ласки, клянча деньги. Ведьма от души смеялась и хлопала в ладони, поощряя этот спектакль ровно до тех пор, пока Ласка не кинул в протянутую шапку пару серебряков, и не сделал страшное лицо:

– А ну брысь отсюда!

Дети, радостно хохоча, моментально растворились в толпе.

– У тебя, кажется, кошелек срезали, – заметила Сольвейг Бесу.

– Знаю, – хмыкнул он, убрав руки за спину.

– Это у него традиция. Каждый раз, где бы мы ни были, он всегда перекладывает немного монет в отдельный кошель и вешает его на пояс, – пояснил Ласка, веселясь над недоуменным лицом ведьмы.

– Не все из них состоят в воровской гильдии, – добавил Бес. – Некоторым просто тоже хочется кушать. Между прочим, в этот раз кошелек срезали почти идеально. Далеко пойдут детки.

В ответ ведьма лишь покачала головой. Вдруг Бес замер, с неподдельным интересом уставившись на почти незаметный шатер, ютившийся меж двумя прилавками с яркими тканями.

– Я вас догоню! – сообщил он Ласке и Сольвейг и быстро нырнул в шатер.

– Что это с ним?

– Еще одна традиция. Не знаю уж, чем он руководствуется, но после каждого задания обязательно идет к какому-нибудь шарлатану, – фыркнул Ласка.

Шатер внутри оказался куда более просторным, чем казалось снаружи. К тому же, в нем почти ничего не было, кроме круглого, старого столика, стоявшего посередине, и двух табуретов. На одном из них восседала смуглая старуха с длинными, ослепительно белыми волосами. На ней было простое серое платье без рукавов; костлявые руки, украшенные множеством разноцветных браслетов, сжимали мутный, хрустальный шар. В ушах у женщины позвякивали большие золотые серьги. Лицо было обтянуто кожей так сильно, что резко выступали широкие скулы. Над тонкими губами нависал крючковатый нос, а глубоко посаженные глаза оказались цвета ртути.

Увидев посетителя, старуха улыбнулась, обнажив ровный ряд золотых зубов, и жестом пригласила его присесть напротив.

– Чего желаешь, остроухий? Чего нагадать тебе, мальчик? – скрипучим голосом спросила она.

Бес широко улыбнулся и, с трудом примостившись на низеньком табурете, кокетливо склонил голову набок.

– Нагадай мне то, что вы всегда гадаете, добрая женщина. Честь и славу, долгую и счастливую жизнь, э?

Гадалка весело сверкнула глазами.

– Э, нет, касатик, мы пудрим мозги исключительно глупейшим из глупейших. Но тебе... тебе я могу рассказать настоящую судьбу! Дай-ка сюда руку, касатик.

Бес протянул ладонь, и женщина придирчиво ее оглядела. Ее шершавые, узловатые пальцы быстро коснулись шрамов на тыльной стороне, мозолей на внутренней стороне, очертили линию жизни. И она заговорила, не отрывая взгляда от его ладони.

– Сын двух народов, двух кровей. Делишь душу напополам с братом, что обладает великим Даром. В твоем сердце горит яркое, негасимое пламя, что помогает тебе жить. Однажды ты станешь великим воином. Гордым, сильным, непобедимым. Ты проживешь яркую и долгую жизнь... – тут гадалка вдруг замолчала и завороженно уставилась на ладонь иллирийца.

Когда она снова заговорила, голос ее стал хриплым, напряженным.

– И ты будешь один, совсем один, в пустоте, абсолютном Ничто, окруженный лишь тысячей Его глаз, Его Голосов! Совсем один, и только мертвые увидят тебя, услышат тебя! И будет гореть пламя, неистовое, негасимое, в твоем отчаянном сердце, и ты научишься бояться, и будешь бежать! Но, куда бы ты ни ушел, где бы ты ни спрятался – ты не сможешь уйти от неизбежности. И будут новые миры, новые города. Исчезнут все, кого ты знал, кого так любил! А ты останешься. Последний из рода. И станешь проводником сонма Его Голосов. Ты – Его Сердце, и будешь им всегда, ибо лишь Он может быть вечным. – Ровный голос гадалки замолк.

Она тряхнула седой головой, словно выходя из оцепенения. Золотые серьги в ее ушах мелодично звякнули. Бес нервно высвободил ладонь из ее цепких пальцев и презрительно бросил:

– Ничто не может быть вечным, нет конца, кроме смерти. А умирать я не собираюсь еще долго.

– Неужто ты видишь только такой исход? – усмехнулась провидица и взглянула на иллирийца удивительно ясным взглядом. – Мы никогда не шутим с нашим Даром, касатик!

Вдруг она, неожиданно резво, перегнулась через столик, снеся при этом хрустальный шар, и с необыкновенной для старухи силой вновь вцепилась пальцами в руку Беса, вонзив ногти в кожу.

– Прими эту неизбежность! Однажды ты уже принял Нас, испил Нашей силы, и ты выжил! Прими Нас снова, и ты будешь вечным, станешь как твой брат – почти Совершенным... Ты станешь Нашими глазами, Нашим мечом, проводником Наших Голосов! Прими Нас, впусти Нас...

...ночное небо украшено россыпью мириадов звезд, и с него на маленького, потерявшегося ребенка, смотрит кровавая огромная луна.

Отец, где ты? Отец, почему я тебе не нужен, почему я не нужен никому из вас? Почему я другой, почему вы все меня ненавидите? Отец, отец, где же ты? Помоги мне...

Сломанная нога болит, горит огнем, он лежит на дне расщелины и видит лишь взгляд безразличной луны. Ему страшно, Первозданные, как ему страшно! Он совсем один, зачем он сюда полез? Он не хочет умирать, он хочет жить, жить, жить!!!

Детский крик, больше похожий на вой раненого зверья, разносится по расщелине, отдается бесконечным эхом в ушах. И никто его не услышит, никто не ответит – ни отец, которого здесь нет, ни Первозданные, к которым он так отчаянно взывает.

Молчит даже Огненная Земля, будто Джагаршедд признал его слабым и оставил умирать. Дотянуть бы до рассвета, дожить бы...

Маленькое детское сердечко бешено бьется, губы искусаны до крови.

Я стану сильным, я обязательно стану сильным! Только дай мне выжить, умоляю!

Тьма расступается, впуская в мир нечто страшное, пустое, вечное. Тысяча глаз безумно вращается, глядит по сторонам, тысяча голосов резонирует с отвесными стенами, от нее содрогается и каменный пол, на котором жалко скрючился испуганный мальчишка.

Так-так-так – рокочут голоса, и он сжимает уши руками, уверенный, что сошел с ума. Он слышит Его внутри своей головы, чувствует Его всем своим существом...

До чего восхитительное, яркое пламя в тебе, до чего сильное, чистое сердце! Так-так-так, совсем ребенок, дитя двух кровей, мальчик, не имеющий Имени! О-о-о, Мы думаем – да, мы уверены в этом! А как думаем Мы? О, мы тоже согласны? И Мы, и Мы тоже! Ты страшишься Нас, и правильно страшишься... Так-так-так, ты звал Нас, мальчишка, и Мы пришли к тебе.

«Кто вы?! Что вы...»

У Нас тысяча имен, тысяча воплощений. Мы были Глеанном, Мы были Мадригалью, были Мы и Лильхарраном, но не их имена тебе нужны, мальчик без Имени. Ты молил о помощи, ты звал в отчаянии. Мы шли на свет, да-да-да, на восхитительное пламя твоей души, Мы не могли не прийти...

И страх отступает, ибо он не может бояться еще сильнее, чем сейчас. Абсолютное Ничто обволакивает его тысячей своих бесплотных рук, затуманивает разум, притупляет боль – и это лучшая награда для него. Он больше не боится, не мерзнет, не истекает кровью.

«...если говоришь правду, если пришел на мой зов... Спаси меня! Спаси! Я не хочу умирать!»

Нет-нет-нет, никто не хочет умирать, и ты не хочешь. Да-да-да, ты не умрешь, никогда не умрешь, будешь жить, да-да-да, ты нужен Нам живой...

И срастаются сломанные кости, исчезает жуткая рана, будто и не было ее вовсе. Куда-то пропадают усталость, жажда, голод. Сила – пульсирующая, безмерная – наполняет худое, изможденное тело.

«Что ты сделал со мной?!»

Мы всего лишь дали тебе крупицу Нашей силы, всего лишь не дали тебе умереть, да-да-да!

«Сила... Я хочу стать сильнее! Еще! Пожалуйста, еще!»

Да-да-да, какая восхитительная жадность! Нет-нет-нет, еще рано, слишком рано, ты ребенок, совсем ребенок, Мы дадим тебе больше, много больше, но не сейчас... Мы хотим от тебя одного, всего малую каплю...

«Я отдам все, что смогу!»

Да-да-да, все, что сможешь, досуха, дочиста, не сейчас, потом, в другое время, когда будешь гордым и сильным, когда обретешь свое Имя! Сейчас... Нам нужно совсем немного. Позволь Нам коснуться твоего сердца, позволь согреться восхитительным пламенем внутри тебя, позволь Нам...

И он соглашается, ведь это малость того, что он способен дать Им в благодарность.

Так-так-так, иди же, дитя без Имени, иди и не оборачивайся, ты будешь жить, ты хочешь жить, ты должен жить! Иди-иди-иди и не бойся. Мы поможем тебе забыть, да-да-да, это наш с тобой маленький секрет. Мы вернемся к тебе однажды, когда ты вспомнишь Нас в час нужды, а пока иди, живи, живи, живи!

Тысяча голосов стихает, и унимается болезненная дрожь земли, и исчезает абсолютное Ничто, снова впуская сюда жизнь.

...В лучах восходящего солнца идет, бредет по пустыне Джагаршедда мальчик без Имени, ребенок с пустыми глазами. Он не чувствует ни голода, ни жажды, ни боли в стертых ногах. Таким его и нашли шеддары из поискового отряда, и отвезли к отцу. Сколько его ни спрашивали, как ни пытались узнать правду – он ничего не говорил, потому что не помнил. Не помнил ничего, кроме страшной, вечной пустоты.

Бес с неподдельным ужасом оттолкнул от себя гадалку. Она упала на пол, застеленный коврами, точно тряпичная кукла, ее глаза закатились так, что были видны лишь покрасневшие белки, и она продолжала говорить. Ее голос изменился – ни один человек не способен на такое, но она говорила тысячей голосов одновременно.

– Ты помнишь! Помнишь Нас! Вспомни Нас снова в час нужды, не бойся, как не боялся тогда. Мы придем, да-да-да, Мы даруем тебе больше силы, да-да-да...

Бес кубарем выкатился из шатра, и едва ли не бегом помчался через весь базар искать Сольвейг и Ласку. Он нашел их на пути к постоялому двору и с видимым облегчением вздохнул.

– Ну, что тебе нагадала старая карга? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Ласка, всецело не одобрявший подобные штучки.

– То же, что и всегда, дорогой братец. Долгую и счастливую жизнь! – хохотнул близнец.

Но от Ласки не укрылась его нервозность. Близнец был взъерошен, нервно прядал ушами, и то и дело оглядывался. Едва Ласка открыл рот, как Бес на корню пресек попытку брата выведать истину – широко ухмыляясь, он внезапно подхватил Сольвейг на руки и заявил:

– Итак, мы привезли Дикую Шемзе, получили золото, избавили город от полоумного фанатика и приобрели ценную соратницу! За это надобно выпить!

С этими словами, не обращая внимания на протесты ведьмы, Бес с ноги открыл дверь в таверну и решительно шагнул через порог.

И только вечером, когда братья уже набрались как следует, Сольвейг задала им давно интересовавший ее вопрос:

– Вы мне так и не сказали ваши имена... Как вас зовут на самом деле, мальчики?

– Что, Беса и Ласки тебе уже недостаточно? – весело икнул желтоглазый близнец. – Не слишком ли быстро развиваются наши отношения, дорогая?

Он картинно положил руку на сердце и, снова икнув, закинул ноги на стол таверны.

– Ох, уймись, остроухая бестия. Я имею полное право знать! В конце-концов, мы... напарники? – хмель придал ведьме храбрости, и она уверенно встретила горящий взгляд иллирийца.

– Напа-а-арники... – Бес сощурился, на его губах появилась на редкость недвусмысленная ухмылка.

Наблюдая за ними, Ласка только пренебрежительно фыркнул, закатив глаза. Но сделав очередной глоток эля, он неожиданно добродушно добавил:

– Меня зовут Лайе. А его – Дола.

====== Глава 2: Я видел спасителя. Из жизни наследного принца ======

Комментарий к Глава 2: Я видел спасителя. Из жизни наследного принца Небольшие иллюстрации для лучшей визуализации:

https://orig00.deviantart.net/f8a8/f/2015/017/0/a/i_saw_a_savior_by_jenova_meteora-d8eazd7.jpg

https://img00.deviantart.net/6e1c/i/2015/107/d/1/never_change_us_by_jenova_meteora-d8q0qgg.jpg

Писалось на коленке, и периодически приходилось попинывать вдохновение, поэтому возможны небольшие логические провалы.

Я видел спасителя, спаситель пришёл ко мне

Я думал,что видел его в холодном свете дня

Но теперь я понимаю, я видел отражение себя

© Portishead – Machine Gun

Feel your noise, feel your noise

This pain is alive proof

Falling down, falling down

And I’d spend the end with you

© Kimura Seiji – Feel your Noise

– Почему я должен учиться в то время, как остальные играют?! – Капризно кричит мальчик и в подтверждение своего возмущения топает ногой.

Улыбка императрицы леденеет.

– Потому что ты наследник, Лилайе. Старший принц Дома Даэтран. У нас слишком много соперников, мой маленький принц. Дом Ассэне спит и видит, как нас уничтожить, понимаешь?

– Да... – наследник понуро опускает голову.

Императрица материнским жестом гладит его по волосам, но сторонний наблюдатель мог бы заметить, что в ее прикосновении нет любви.

– А теперь скажи, что ты должен сделать, сын.

– Я должен учиться, мама. Чтобы стать лучше, сильнее, умнее остальных.

– И почему же ты должен?

– Потому что я наследный принц. Мне предначертано стать императором, – голос мальчика становится все тише.

– И если ты проявишь непослушание, мой мальчик, то... – императрица не договаривает, выжидающе взглянув на сына.

Тот шепотом отвечает:

– ...то я никогда не увижу своего брата. Все непослушные дети остаются одни, мама. Но... как же он будет? Я вижу сны, мама! Ему плохо среди них, он совсем один! Там, в бездне!

– Иди на занятия, сын, – резко обрывает своего ребенка императрица.

Взгляд ее становится обеспокоенным.

Лилайе понуро кивает и, бросив деревянный меч на пол, идёт к слугам, что должны его сопровождать на занятия. Дождавшись, когда он исчезнет в замке, Лиланг подбирает юбки и спешит по коридору в сторону лестницы. Легкой походкой императрица взлетает по ступенькам и без стука входит в покои. Сидящий за столом иллириец вздрагивает и отрывается от изучения неких трудов.

– О, Ваше Вели...

– Оставь эти нелепые церемонии! – Лиланг беспокойно ходит из угла в угол, нервно теребит массивный перстень-печатку на пальце. – Он опять за свое. Говорит, что видит сны и своего близнеца. Правильно ли мы сделали, что рассказали ему о существовании Лирико? Правильно ли я сделала, позволив Редо забрать его в Джагаршедд?

– Мальчик рано или поздно стал бы задавать вопросы, Ваше Величество. Даже если бы ему не было известно о семейных хрониках, где записаны все рождения и смерти наследников Семьи, он бы все равно узнал. Они же близнецы.

– Да-да, «у близнецов одна душа на двоих, крещендо, неподвластное пространству и времени», знаю я все эти сказки! – раздраженно бросает Лиланг. – Я не знаю, что делать. Он ждет встречи, понимаешь? Слишком рано, они еще дети. А все, что делает Лилайе – ради Лирико. Откуда такая преданность? Он никогда его не видел. И я даже не знаю, известно ли Лирико о нашем существовании. Иса, с каждым годом мне все больше кажется, что я совершила ошибку. – Императрица устало опускается в пустое кресло.

Иллириец по имени Иса проницательно глядит на сидящую перед ним женщину. С тех пор, как она взяла его на службу, он не переставал ею восхищаться. До сих пор Иса помнит ее эффектное появление в зале Анклава – в запачканной походной одежде, высокая, и... беременная. Ей хватило наглости ворваться к советникам, в то время, как армия приведенных ею шеддаров и иллирийских полукровок сражалась с воинами Лильхаррана.

Иса думает, что до конца своих дней будет помнить бойню, которую устроили шеддары, и отрубленную голову Императора Лильхаррана, которую Первый Полководец вручил опальной принцессе.

Лиланг никогда не шла на компромиссы, и потому сейчас Иса не может понять ее сомнения.

– Насколько мне известно, вы не колебались, идя на сделку с Неназванной. Вы знали о неизбежных последствиях, и не страшились их, Ваше Величество. Вы знали, какую жертву она попросит – и Вас это не остановило.

Лиланг долго и пристально смотрит на него, не моргая. Когда она начинает говорить, в ее голосе звучит сталь.

– Иса, я была совсем ребенком, когда Лильхарран Ассэне вырезал мою семью. Сколько я скиталась по миру, набираясь знаний и опыта? Иллириан, Джалмаринен, Джагаршедд... Сколько лет мне понадобилось, чтобы доказать, что я – Лиланг из Дома Даэтран, единственная выжившая в кровавом безумии, учиненном Лильхарраном? Сколько лет я потратила на то, чтобы упрочить свою власть? И вот она в моих руках. Но что я могу поделать? Лильхарран истребил почти всех айя, способных заглядывать в чужие сны. А у Лилайе есть этот дар. Он такой маленький. И слишком сильный, слишком многое понимает. – Лиланг невесело вздыхает.

Иса поднимается со своего места, и, опустившись перед Ее Величеством на колени, берет ее за руку.

– В былые времена были императоры-сновидцы, Ваше Величество. Почему бы не возродить обычай сейчас?

– То были времена смуты и отчаяния, друг мой. То было начало Периода Исхода и время братоубийц, варварское время. Нет, Анклав Домов не примет такое, Иса. Они слишком для этого архаичны. – Лиланг хмурится и перестает крутить перстень.

Иса тихо смеётся в ответ:

– С каких пор для Вас имеет значение мнение Анклава? Вы плевать хотели на них, когда спутались с Первым Полководцем, Вы не считались с ними, когда заключили с шеддарами союз, Вы пригрозили выжечь их Дома все до единого, когда Анклав настаивал на изничтожении Ваших детей еще во чреве, и Вы заставили Анклав признать Ваших сыновей законными, императорской крови. Вы пошли наперекор всему, отказавшись расторгнуть союз со злейшим врагом нашего народа. И теперь, Ваше Величество, Вы говорите, что они не примут наследника-сновидца?

– Иса... Что бы я без тебя делала? – на губах императрицы появляется подобие улыбки.

– Вы помните, как он впервые спросил про брата? – Иса садится в кресло напротив Ее Величества и неторопливо закуривает трубку.

– О, да. – вздыхает Лиланг. – Он едва-едва научился читать, когда в один из вечеров я нашла его в семейной библиотеке. Ох и бардак же он там устроил! Я туда пришла, а он сидит на полу, весь в пыли, и перед ним лежат наши Хроники. Он поднял на меня взгляд, и спросил: «Мама, а почему я никогда не видел Лирико?»

Что я могла ответить мелкому дитенку? Я думала, он забудет – это свойственно многим детям. А потом оказалось, что он унаследовал айянский Дар. И теперь каждую ночь он спит... И видит сны Лирико. И он им одержим.

...Голос учителя становится громче, призывая детей к вниманию. Слышится предупреждающий стук указкой по столу.

Лилайе открывает глаза и хмурится. Нынешний преподаватель кажется ему совершенно никчемным иллирийцем и никудышным учителем. Принцу думается, что тот больше хорохорится, нежели выдает что-то полезное. Лилайе делает сосредоточенное лицо, прикинувшись, будто изучает лежащий перед ним манускрипт, когда взгляд учителя задерживается на нем. Убедившись, что внимание ослабло, наследный принц снова предается размышлениям. Ему непросто сосредоточиться – мысли окружающих подобны гулу пчелиного улья. Лилайе пока не знает, как с этим бороться – и никому об этом не говорит. Его нервирует эта сторона Дара, и в то же время, она позволяет ему узнать многое, например услышать и увидеть разговор матери и первого советника, что сидят сейчас в совершенно другом крыле дворца.

Из подслушанного разговора Лилайе мало что понимает, кроме того, что мать твердила ему всю его жизнь. Мальчик смотрит на свои руки – хилые и тонкие. Он давно уже осознал, что его сила – не в умении обращаться с оружием, но в словах и мыслях. Лилайе мечтает достичь совершенства, и при помощи этих самых тонких и слабых рук – вытащить близнеца из того кошмара, в котором он живет.

«Я обязательно найду тебя, Лирико»

С тех пор, как он обнаружил имя Лирико в Хрониках – книге, где записаны имена всех венценосных особ, его жизнь превратилась в сплошное ожидание встречи с близнецом. Ему говорили, что у него есть брат, что им предначертано встретиться, когда придет время. Но шли годы, а Лилайе все убеждали, что еще слишком рано, не надо торопить события... А потом у него проявился Дар, редкий и необычный – он стал сновидцем. Мальчик мог говорить с мертвыми в мире снов, мог читать мысли, желания тех, кто его окружал.

И однажды, в вихре чужих сновидений, он увидел тонкую, едва различимую нить. Повинуясь любопытству, юный принц следовал по ней из сна в сон, из кошмара в кошмар, от мечты до мечты... Пока не оказался в кромешной тьме, которую разгоняли всполохи алого пламени. И он увидел свое собственное отражение, ребенка, как две капли воды похожего на юного принца. Обозленного и напуганного.

C тех самых пор наследный принц стремится к совершенству, овладевая знаниями, и из ночи в ночь пытается достучаться до близнеца.

Но тот, другой, не видит и не слышит его.

Лилайе знает, что вечером, когда дворец заснёт, он снова будет лежать в постели, пялясь в потолок. Ему будет достаточно лишь прикрыть глаза, чтобы снова очутиться в чужом кошмаре. Он знает, что, как и прежде, почувствует знакомый холод и обнаружит, что парит в кромешной тьме. Но вот мрак расступится, как всегда расступался, и он увидит ребенка, как две капли воды похожего на него. Близнец сворачивается в клубок, будто защищаясь от нависших над ним жутких теней. Их лица незнакомы Лилайе, но другой мальчишка их боится до смерти. Лилайе обдаст сковывающей волной чужого страха, а его близнец вскинет руки, стремясь заслониться от занесенной над ним плети. И его пронзительный крик проберет наследного принца до самых костей. Он дёрнется вперед, но вспомнит, что это чужой сон, и он ничего не может сделать. Он хочет разогнать эти тени и вязкий мрак, хочет позвать близнеца, но не знает его имени, кроме того, что было занесено в Хронику Дома.

И каждый раз один мальчик склоняется над другим, проводит тонкими пальцами по белым волосам. Он протянет ладонь, и коснётся груди близнеца, со стороны тлеющего сердца.

«Однажды, мы встретимся. И будем вместе – теперь и навсегда».

И чужое сердце вспыхнет пламенем, способным разогнать тьму. Близнец откроет глаза, и посмотрит прямо на Лилайе.

А затем наследный принц проснётся и почувствует знакомую горечь в душе. Но, ему ничего не останется, кроме как проживать один день за другим, от сна до сна, до тех пор, пока ему не скажут, что он сможет, наконец-то, увидеть Лирико.

Несмотря на то, что на Вечную землю пришла весна, в Колыбели Лета постоянно шли дожди. Хваленые иллирийские дороги превратились в месиво из грязи, по которой еле передвигались усталые лошади. Лилайе, наследный принц Дома Даэтран и сын императрицы Лиланг, уже сто раз проклял тот миг, когда согласился на конную прогулку. От мелкой мороси дождя не спасали ни плащ, ни капюшон, надвинутый на самый нос.

Юный иллириец ехал, вцепившись окоченевшими пальцами в поводья, и почти ничего не видел перед собой. Где-то впереди были его наставник Иса Йонах и Дама Махавель. Во всяком случае, Лилайе слышал их голоса, и только поэтому был уверен, что не сбился с пути.

Утром он и его свита выехали на прогулку из белокаменного Термарилля, их целью был забытый город Ниэннарат, лежавший к западу от императорского дворца. Надо сказать, что Лилайе изначально не одобрял эту затею, и лучше было бы, по его мнению, отправиться в сие место на воздушном корабле. Но Иса всецело не одобрил идею юного принца, заявив, что ветра нынче переменчивые, а конная прогулка будет весьма полезна для легких венценосного отпрыска. И теперь они продирались сквозь туман, грязь и лужи, чтобы успеть во дворец до заката солнца.

Лилайе с тоской подумал о том, что будь здесь Дола, прогулка стала бы гораздо интересней. Не то, чтобы его младший близнец был душой компании, скорее наоборот, но он всегда умел находить разнообразные приключения на пятую точку. Впрочем, с дисциплиной у Долы тоже были проблемы. Его забрали из Джагаршедда несколько лет назад, но до сих пор никто – ни императрица Лиланг, ни Иса, ни Дама Махавель, ни даже сам Лилайе – не смогли добиться от запуганного мальчишки повиновения.

Иса, конечно же, ни на минуту не забывал о нраве младшего принца, и, вероятно, поэтому Лилайе Даэтран ехал сейчас в гордом одиночестве.

Наследный принц раздраженно шмыгнул покрасневшим носом и поправил капюшон. Разумеется, когда они вернутся домой, его тут же окружат угодливые слуги, а в покоях будет ожидать бадья с горячей водой... И у него совсем не останется времени на Долу. А ведь Лилайе старался провести каждое свободное мгновение рядом с братом, надеясь, что однажды что-то изменится, исчезнут настороженность в его взгляде и замкнутость в поведении.

Лошадь, почувствовав, что ею больше не управляют, неожиданно скакнула вперед, перепрыгнув лужу, и замечтавшийся наследный принц едва не вылетел из седла. Он успел прильнуть к лошадиной шее и вцепиться когтями в гриву и благодаря этому смог удержать равновесие. Но холеная задница наследника все же пострадала. Настроение у Лилайе окончательно испортилось. Чтобы хоть как-то выпустить пар, он воровато огляделся по сторонам, прощупывая своим Даром, не следит ли за ним Иса. Но нет, наставник, казалось, был всецело поглощен увлекательной беседой с дамой Махавель.

Тогда Лилайе, ухмыльнувшись, обратился к своему Дару. Где-то в лесу, что рос по обе стороны дороги, за иллирийской знатью следовали Гончие. Лучшие следопыты Иллириана, они славились тем, что никто не мог от них ускользнуть, ни враг, ни друг. И, к их великому несчастью, именно в сей чудесный день у наследного принца было донельзя сварливое настроение.

Очень скоро до него донеслись отголоски эмоций Гончих – уж они-то прекрасно знали, благодаря кому один из них поскользнулся в луже, второму залепила оплеуху ветка, третий зацепился штанами за сук... Лилайе собрался было продолжить в том же духе, когда неожиданно получил мысленную оплеуху от наставника. Почти сразу незримый кулак сжал его волю, лишив возможности воспользоваться айянским Даром. Наследный принц зашипел сквозь зубы, подобрал поводья и пустил лошадь вскачь, чтобы догнать Ису. Его учитель порой мог быть весьма убедительным. Вот и сейчас Лилайе почудилось, будто его хлестнули линейкой по шаловливым пальцам. Он с легкостью представил, как Иса недовольно поджимает губы и, убрав руки за спину, осуждающе качает головой.

Наследный принц тяжело вздохнул. Больше всего на свете ему хотелось добраться до дома и найти Долу. Быть может, в этот раз ему повезет, и Дола не отвернется, не сбежит, как делал это каждый раз, едва Лилайе пытался сблизиться с ним.

– Ваше Высочество, Вы ведёте себя неподобающим образом, – Иса укоризненно покачал головой. – Не для того вам дан айянский Дар, чтобы Вы растрачивали его на мелкие пакости.

– Мне скучно, – Лилайе демонстративно зевнул.

– Когда же Вы поймёте, что Ваш Дар – все, что осталось в нас от Совершенных? От Айягарасэ? Вы могли бы познать единение с миром, как сделали это в Ниэннарате. Вы могли бы обратиться к памяти прошлого, помочь найти путь неупокоенным душам, дабы они смогли достичь Абэ Ильтайна. Но Вы предпочитаете разбазаривать его впустую.

Лилайе покосился на наставника, слушая его вполуха. Он давно привык к бесконечным монологам Исы и научился почти не обращать на них внимание. В конце-концов, не мог он ему признаться, что ощутил присутствие духов в Ниэннарате лишь потому, что там было место силы.

С тех пор, как императрица взяла его с собой в Джагаршедд, где Лилайе наконец-то встретился со своим близнецом, все его силы уходили на то, чтобы сдержать обещание, данное Доле. Лилайе нёс его в одиночку, не решаясь никому об этом рассказать.

Погрузившись в мысли, наследный принц не сразу заметил, что лес закончился, дождь перестал идти, а на горизонте замаячили белые стены Термарилля. Это зрелище несказанно воодушевило Лилайе, ведь это значило, что уже совсем скоро он сможет снова прийти к своему брату и в очередной раз будет пытаться разбить стену отчуждения, которую тот возвёл вокруг себя.

Когда принц и его свита вернулись во дворец, Лилайе, даже не переодевшись, растворился в сумерках. Пробравшись в королевские покои, Лилайе не нашёл там никого, кроме служанки. Она так трепетала перед Его юным Высочеством, что не смогла толком ничего сказать. Вздохнув, принц перестал терзать вопросами девушку и небрежным жестом велел ей убираться с глаз долой.