Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 42 страниц)

====== Глава 1: Охота на ведьму. Дороги ведут на север ======

Знаешь, мой друг, а мы с тобой не умрем

Ведь если идти, дороге не будет конца

Бедам и войнам назло, мы будем вечно вдвоем

Вечно рука в руке и песней сплетать сердца

Мы будем помнить созвездия, но не будем помнить имен

Мы будем смеяться, и грезить, вдали от битв и знамен

Без мертвых богов и героев, без битвы добра со злом

Чтобы однажды построить свой долгожданный дом...

© Тэм Гринхилл «Знаешь, мой друг»

– Наша жизнь прекрасна, брат.

– Великолепна! Вот бы она никогда не менялась...

– И никогда не меняла нас.

© Assassin’s Creed II

Зимы в Джалмаринене суровы и безжалостны. Солнце исчезает за тяжелыми, сизыми тучами, деревья сверкают серебром, а земля покрывается белейшим, искрящимся снегом. Мир погружается в спячку на долгие недели, и, кажется, замирает само время. На севере Джалмаринена в эту пору начинает кипеть и бурлить жизнь. Ведь когда опускается снежное покрывало, начинается зимний карнавал: северяне провожают землю, что вскормила их, в долгий сон. Они оставляют ей прощальные дары и желают спать спокойно. И земля благодарна им, а духи оберегают их. В северных городах на улицах развешаны гирлянды и бумажные фонарики, из домов слышатся музыка и громкий смех; дети, не ведая грусти и обид, бегают по белоснежному покрывалу, оставляя узор из глубоких следов, и играют в снежки. А вечерами люди высыпают на улицы города и празднуют начало нового витка жизни и благодарят духов и богов за то, что те столь щедры и милостивы к ним.

Но нынешняя зима сильно отличалась от предыдущих: крепкие морозы да снежные бури не давали народу даже нос из дому высунуть, что уж тут говорить о зимнем карнавале. И не было слышно ни музыки, ни детского смеха, лишь в окнах отражался свет от лампад и каминов, возле которых грелись люди. За окнами завывала метель, и северяне шептались меж собою – мол, сие есть гнев духов и богов. Мол, слишком много крови пролилось в последний год, слишком много смертей повидала северная земля. Украдкой, замирая от каждой неверной тени в темном углу, они осеняли себя защитными рунами и замолкали. Все как один твердили, что это проделки ведьмы, что живет в лесу за Реванхеймом, что она виновна в нынешней напасти, требовали расправы над нею. Но простые северяне – люди суеверные и лишний раз навлекать на себя гнев ведьмы убоялись. Только вот гнева духов земли они боялись больше, и посему молились – и ждали своих избавителей.

Ночь окутала Реванхейм покрывалом вязкой тьмы, принося с собой ночные страхи, кошмары да забытые воспоминания. Дети, способные видеть то, что недоступно взрослым, начинали плакать и боялись спать в одиночестве. Матери, утешая их, пели колыбельные, а мужчины лишний раз проверяли замки на дверях и на всякий случай чертили углем под притолокой оберегающие знаки. Никому не хотелось выглядывать в окно – все равно же тьма тьмущая, хоть глаз выколи! И никто не видел путников, что бесшумно вошли в город вместе с ночью. Проваливаясь в сугробы, они упрямо шагали навстречу порывам ледяного ветра и холодному, колючему снегу.

Их было двое, и они кутались в меховые одежды нездешнего покроя. Если бы их увидел случайный свидетель, он мгновенно опознал бы в них серокожих нелюдей, обитателей Вечной Земли Иллириан. Просто не смог бы не узнать: иллирийцы в Джалмаринене были редкими гостями, а уж на край мира – на самый север, могли прийти только двое. Каждый год их видели здесь, ибо был этот город перевалочным пунктом для странников.

Наемники. Охотники за головами. Те, кого так ждали все это время жители Реванхейма.

Их лица были закрыты плотной тканью, защищающей от холода, глаза поблескивали во мраке, тонкие пальцы быстро двигались на языке жестов. Они бесшумными, серыми молниями скользили по улицам, не обремененные нуждой в свете – их глаза видели сквозь тьму куда лучше любого зверья. Путники замерли возле большой двери одного из домов. Вывеска над ней гласила, что они стоят на пороге лучшего заведения этого города. Зовется это место «Подковой» и принадлежит Кривоносому Альбу, милости просим, господа добрые! Иллирийцы только насмешливо переглянулись и бесшумно скользнули внутрь, впустив вместе с собой в помещение холодный ветер и снег.

По правде говоря, «Подкова» знавала и лучшие времена. Всего несколько недель назад здесь было полным-полно всякого сброда, вроде путников, которых нелегкая забросила в последний город Севера, странствующих рыцарей из Айнцкранга, что искали рекрутов для своего ордена, да наемников, ищущих наживы. Как и полагалось любой приличной таверне, здесь могли затесаться несколько местных буйных пьяниц и, как минимум, один бесталанный менестрель, что пьяным голосом завывал в углу очередную балладу. А еще – драки! Куда же без них-то? Всегда находился какой-нибудь благородный сэр рыцарь, что не выдерживал соседства с наемными убийцами и начинал вершить справедливость...

Но те дни ушли, и Альб был вынужден признать, что отсутствие посетителей пагубно сказывается на его деле. Он сварливо прикрикивал на своих девиц, придираясь к каждой мелочи. Настроение у хозяина «Подковы» было самое отвратительное. Ну, еще бы – что за напасть такая! Мор, прошедший по земле Реванхейма о прошлом лете, распугал всех заезжих странников, да еще эта ведьма, на которую северяне валят все беды!

Глухо ворча, Альб в очередной раз подсчитывал убытки и всерьез думал о том, что пора бы ему собрать вещички и перебраться в другой город. Вон, говорят, на юге Джалмаринена плещется бесконечное Море Жажды, а он, Кривоносый Альб, за всю свою жизнь ни разу не видел настоящего моря...

– Эй, Кривоносый! Эля нам! – веселый голос с ощутимым акцентом прервал его размышления.

Хозяин таверны нахмурил косматые брови, недовольный столь фамильярным обращением. Нос, у него, конечно, кривой, но это не повод для насмешек! Именно эти слова почти сорвались с его языка, когда он поднял взгляд и увидел своих гостей. Недовольная гримаса тут же сменилась неподдельной радостью.

– Задница Махасти, кого я вижу! – и Альб заспешил обогнуть стойку, чтобы обнять прибывших посетителей. Данное действо, кстати, тоже со стороны смотрелось весьма забавно: коренастый и приземистый мужик сжал в стальных тисках двоих высоких и тонких нелюдей, и радостно похлопал их по спинам, едва не проломив хребты.

Его помощницы, забыв про уборку, сбились в стайку и с любопытством поглядывали на, пожалуй, первых посетителей за последние несколько дней. Гости эти казались необычными по всем параметрам. Начать можно было с того, что, несмотря на простые одежды наемников, в глаза бросалась их принадлежность к высшей иллирийской касте. Выражалось это в аристократичности черт лица и цвете кожи – серой, словно пепел, и слишком светлой для иллирийской черни. Они были близнецами. На первый взгляд, единственным различием между ними были глаза – у одного льдисто-синие, у второго по-волчьи желтые. Однако если понаблюдать за ними, то можно увидеть, что их сходство ограничивалось лишь внешностью. Близнецы были разными, как лед и пламя, и это сквозило в каждом их слове, каждом жесте.

Вот и сейчас, обладатель волчьего взгляда душевно стиснул Альба в железных тисках и даже приподнял над полом. Второй же ограничился сдержанным хлопком по плечу и теплой улыбкой. Взгляд его при этом оставался все таким же льдистым и колючим. Но Альба это уже давно не смущало: за долгие годы знакомства с близнецами он привык к разнузданности одного и скованности другого.

Поэтому хозяин «Подковы» весело хохотнул и хлопнул в ладони:

– Присаживайтесь, друзья мои! Только сегодня – все места ваши, а эль будет литься рекой!

Близнецы придирчивыми и красноречивыми взглядами обвели таверну и выбрали себе место у камина. Оказавшись подле живительного, дарящего тепло огня, они, наконец, начали выпутываться из своих косматых одежд.

– Ласка, – укоризненно заметил желтоглазый близнец, – напомни мне, чтобы мы больше никогда не появлялись здесь по зиме. У меня уши отмерзли! Гляди, какие красные!

– Они у тебя уже синие, – флегматично ответил тот, кого звали Лаской, и с наслаждением протянул ноги к камину. – Как же хорош-ш-шо оказаться в тепле, а, малой?

Малой, тем временем, сосредоточенно вытряхивал снег из-за шиворота и недовольно прядал посиневшими от холода ушами. Весь его вид выражал крайнее неодобрение погоды. Словно в ответ на его мысли, вьюга за окном взвыла еще громче, и близнецы одновременно поежились. Они выросли в тех местах, где почти круглый год лето, а зимы нет – лишь долгая осень. И даже многие годы скитаний по Джалмаринену не смогли заставить их привыкнуть к холодам.

К тому времени, когда близнецы отогрелись и уютно устроились в креслах, подоспели и девочки Альба, принесли горячего эля для пущего сугреву. Ласка благодарно кивнул, приняв кружку, и немедля отхлебнул живительного напитка. Братец же его, для начала, чуть не свернул себе шею, провожая девиц заинтересованным взглядом, за что был награжден пинком в колено.

– Мы здесь по делу, Бес. Не забывай об этом! – Ласка строго сдвинул брови.

– Между прочим, эти девицы – единственное хорошее, что есть в здешних местах!

– Ты меня оскорбляешь, – Альб подкрался тихо и насмешливо наблюдал за смущенными братьями.

– Я гляжу, твое заведение пребывает в некотором... запустении, – усмехнулся Ласка, окинув таверну долгим взглядом. – Честно говоря, за десять лет нашего знакомства, такое впервые на моей памяти. Где музыка, где громилы, крушащие о головы друг друга стулья? Да тут пьяниц – и тех нет. Только девочки и остались.

– И хорошо, что остались. Совершенно прелестные девочки, – добавил Бес, игриво подмигнув одной из них желтым глазом.

Альб с ухмылкой наблюдал за тем, как Ласка быстро протянул руку и ласково, осторожно, вцепился когтистыми пальцами в оттопыренное ухо близнеца, заставив его взглянуть на себя. Его синие глаза были холоднее снега на улице.

Бес в ответ виновато улыбнулся и развел руками. Мол, «что поделать, раз уж таким я уродился?», но поглядывать в сторону «девочек» Альба перестал.

Ласка отпустил его многострадальное ухо и вернулся к прерванному разговору.

Альб нахмурился. Все же, хорошо, что братья-наемники пришли сюда. Глядишь, и подсобят чем-нибудь, а по старой дружбе – вообще задаром. Были они, знаете ли, в долгу неоплатном у Кривоносого Альба.

– Да все из-за чертовки одной. Пришла к нам пару лет назад ведьма. Поселилась в хижине, в лесу. С тех пор и творится здесь чертовщина всякая. Сами знаете – мы, реванхеймцы, люди мирные, живем себе, охотой да целительством помышляем. Да, и торговлей чутка. А та ведьма окаянная как порчу навела. Говорит – дом у нее здесь был, соскучилась по родному краю. И видят люди по ночам нечисть всякую. Мертвяки им чудятся, голоса по ночам. И песня, ее даже я слышал. А потом пропадать стали заезжие путники. Вышел человек и исчез без следа. Слухи поползли всякие. Сами понимаете – процветанию не способствует. Вот уж год перебиваемся своими силами. Минувшим летом урожай худый был, а зима нынче... Сами видели.

Близнецы внимательно слушали старого друга, переглядывались, и становились все мрачнее и мрачнее. Тут уж насторожился Альб.

– Вас-то что сюда привело, а?

– Заказ один, – мрачно буркнул Бес. Прянул ушами и отхлебнул животворящего эля.

Ласка продолжил:

– Ведьму мы ищем. Сольвейг из семьи Эспозито. Ее след вел сюда, в Реванхейм. Сдается мне, что мы ее нашли.

– Ну, не скажите, – фыркнул Альб, – пока сама не пожелает, хрен вы ее отыщете в тамошних лесных дебрях.

– Какая она? – спросил Бес. – Расскажи, Альб!

За окном пуще прежнего завыла метель, «девочки» хозяина таверны осенили себя защитными знаками, и упорхнули по лестнице к жилым комнатам, оставив гостей с Альбом наедине.

Он задумчиво почесал кривой нос и начал говорить.

– Кто ж не знает Солвейгу-то? Дикой ведьмой ее еще кличут. Только она больше не состоит в клане Эспозито. Бросила она их еще лет тридцать назад. Да она была известна еще тогда, когда я только родился! – Альб уткнулся взглядом в камин, предавшись воспоминаниям. – Она пользуется дурной славой, хоть и является целительницей. Я видел ее, когда был маленьким, тогда она еще жила в Реванхейме. Я вам вот что скажу – девка эта была юной и тридцать, и сорок лет назад, и бьюсь об заклад, она и сейчас выглядит, как молоденькая девица. Уж не знаю, что за магию она использует, чтобы оставаться вечно юной, но наши бабы обзавидовались ее красоте! Столько лет ее не видел, а как сейчас помню – волосы чернее воронова крыла, глазищи зеленые, а взгляд такой – уххх! Дух захватывает! Будто насквозь видит...

Одни говорят, она была рождена здесь, реванхеймка по крови. А другие утверждают, что она вообще не принадлежит к клану Эспозито и жила где-то в западных землях. Третьи вообще зовут ее вырожденкой из Хелленбергов. Ну а я вам вот чего скажу: плевал я, откуда она родом, я уверен только в одном – нехорошая она, очень. Иногда как зыркнет – сердце замирает. Дар у нее проклятый. Дитя Хасидзиль, вот кто она…

Тут Альб понизил голос до шепота:

– Наши бабы к ней в лес ходят, когда совсем прихватывает, и дитяток своих водят, чтоб хворь вывела. И выводит ведь, подчистую! Но возвращаются все от нее, будто не в себе немного. Мужики наши к ней как-то ходили, позабавиться хотели, мол, одна ведь баба живет, в глуши, кто об этом узнает... Дык она их так отходила, что одного кондрашка прям там хватила, а остальные только через пару деньков вернулись, зенки шальные, чураются каждого шороха! И бормочут что-то, про мертвяков всяких, про жуткую песню... Одного седым принесли на руках, а ему давеча только тридцатник стукнул. А мы увидели дряхлого старика. Долго мы их выходить пытались – все как один проклинали Солвейгу, говорили, что мужество она у них отняла, а того, что в лесу остался, высушила одним поцелуем, не оставила ни костей, ни крови. С тех пор и боятся ее. Байки всякие травят. А теперь вот винят в том, что наша земля умирает и духи молчат. Якобы отомстила она так нам – взяла и освободила духов, да отправила бродить по тропам Абэ Ильтайна. Она же Дитя Хасидзиль, они многое могут. Приключилось это две зимы тому назад. С тех пор и пошла всякая напасть. Вот и весь сказ, остроухие друзья мои.

Когда Альб закончил повествование, Бес уже опорожнил свою кружку до дна, и фыркнул:

– Думается мне, что мужики ваши по заслугам получили.

– Дурни они были, вот кто, – проворчал Кривоносый Альб. – Но я вам говорю – если собираетесь искать Дикую, будьте осторожней с ней. Кто знает, на что способна девка эта проклятущая? Пфуй!

– Спасибо, было весьма познавательно. – Всем своим видом Бес выражал полнейшее пренебрежение к совету старого друга. – И где же обитает эта ваша Солвейга?

– А восточней Реванхейма лес. Вот там и надо искать-то. Но она с тех самых пор охраняет свои границы. Если Солвейга не захочет вас видеть, вы ее никогда не найдете, заплутаете в трех соснах, и если вас не растерзает зверье, не замерзнете в снегах, так духи с ума сведут! Даже если вам и повезет, и выберетесь вы оттуда, то только после того, как Дикая наиграется с вами. Забава у нее такая – гонять случайных путников. – Альб всем своим видом показывал, что всецело не одобряет намерения братьев.

Прежде чем покинуть близнецов, он склонился над столом и искренне посоветовал:

– Вы, ребята, совсем молодые, хоть и из долгоживущих. Мой вам совет – откажитесь от этого заказа. Нутром чую – не приведет он ни к чему хорошему! Опасна эта девка, ох, как опасна. Незачем лихо будить, ежели оно спит. Пущай кого другого, вместо вас, пришлют. Жаль будет, если вы поляжете из-за этой окаянной.

И, словно в подтверждение его слов, с треском распахнулось окно, заставив всех троих вздрогнуть. Ледяной ветер ворвался вместе со снегом, резким порывом погасил огонь в камине и обдал близнецов диким холодом. Чертыхнувшись, Альб заторопился поскорее закрыть окно. Ласка бросился ему помогать. А Бес, словно зачарованный, уставился в черный зев пустоты, где завывала вьюга. Его губы беззвучно шевелились, словно он повторял чьи-то слова...

Ни Ласка, ни Альб не видели этого: они сражались с деревянной рамой, упорно не желавшей закрываться, словно некая сила мешала это сделать. Когда им, наконец, удалось запереть окно и защелкнуть засовы, Ласке почудилось, будто с другой стороны мелькнуло женское лицо. Зеленые глаза горели ведьминым огнем, да черные, как мгла, волосы развевались на морозном ветру. И тихий женский смех рассыпался звонкими осколками в воцарившейся тишине.

– Она исчезла! – пробормотал Бес.

– Что ты сказал? – Ласка обернулся, и только тогда увидел, что его брат продолжает смотреть в сторону окна.

Иллириец метнулся к близнецу и схватил его за руку. Взгляд Беса тотчас же стал осмысленным. Он недоуменно взглянул на брата, хлопая пушистыми ресницами.

– Песня. Ты ее не слышал? Она... прекрасна.

– Альб? – Ласка требовательно обернулся к Кривоносому.

Тот скривился, точно от зубной боли.

– Так и пропадали путники. Шли на эту «песню». Ты ее разве не слышал?

Ласка отрицательно покачал головой.

– Я только почувствовал что-то странное. Инородную силу?

– Добро пожаловать в Реванхейм, мой остроухий друг. Вот вы и столкнулись с силой Солвейги, – мрачно ответил хозяин «Подковы».

– Она голодна, – вдруг сказал Бес. – Ей холодно, одиноко, она на пределе... – Он замолчал и удрученно потер лоб.

– Болит? – руки Ласки скользнули по лицу брата и замерли на висках.

– И вовсе незачем так со мной нянчиться! Не стеклянный, не разобьюсь, – недовольно проворчал Бес, стряхнув с себя руки близнеца.

Ласка вздохнул и молча взъерошил ему волосы.

И столько тепла было в этом скупом жесте, и столько нежности скрывалось во взгляде из-под полуопущенных пушистых ресниц, что Бес замолчал и упрямо уставился в свою пустую кружку.

Альб, ставший невольным свидетелем этой семейной сценки, только диву давался; за свою жизнь он повидал немало семей, братьев и сестер, но никто из них не мог похвастаться чем-то, даже отдаленно похожим на любовь этих близнецов. Связь, существовавшая между ними, была крепче любых уз – и не поддавалась никаким объяснениям. Она была десять лет назад, когда Альб впервые повстречал братьев, и оставалась таковой поныне.

Наконец Ласка вздохнул и устало пробормотал:

– Ладно, у нас ведь есть только один способ выяснить, что здесь творится, верно? Покинем город завтра на рассвете. Уверен, что старина Альб уже приготовил для нас комнату.

Иллириец в задумчивости окинул взглядом пустое помещение, и невесело усмехнулся:

– Приятно чувствовать себя дома.

...Бес спал, уткнувшись физиономией в подушку, и его ничто не могло разбудить. Рядом сидел его брат и задумчиво чертил пальцами на его спине только ему одному видные, причудливые вензеля. Так уж повелось у близнецов: пока один спал, второй стерег его покой. Разделенный дух всегда уязвим, а где еще, как не в мире снов, может подстерегать зло? Ведь есть так много потерянных душ, попавших в сети Лукавого бога, заплутавших на Тропе Боли, и так и не достигших Абэ Ильтайна. А неупокоенные и мстительные призраки, жаждущие вновь вкусить плоды жизни? А существа без плоти и разума, порожденные Периодом Исхода? И, пожалуй, самое главное – Хаос, бесконечный и ненасытный Хаос, что так любит яркие души, пожирающий их свет и пламя.

Ласка, как и многие иллирийцы, был айя, сновидцем. В других народах его бы называли шаманом. О Хаосе, духах и Периоде Исхода он знал все, что мог знать смертный. Ведь его учили этому. Знания о Спящем мире Абэ Ильтайн он впитал с молоком матери, и сны не могли причинить ему вреда. Чего нельзя было сказать о Бесе. Еще в те времена, когда братья не встретились лицом к лицу, Ласка искал его в потоках снов, и каждый раз находил в паутине кошмаров. В них были все страхи напуганного мальчишки, так и не прижившегося на чужой земле. И как Ласка ни пытался дозваться, докричаться до близнеца, сказать ему «ты не один», тот его не слышал. Он не отличал сны от реальности, не видел ловушек, расставленных Хаосом. И, пожалуй, только чудо спасало его от гибели. А потом появился Ласка... И стал его хранителем.

С тех пор изменилось многое. Из маленького, недокормленного и озлобленного мальчишки Бес превратился в статного, веселого юношу, а в искусстве войны ему не было равных среди иллирийцев. И, кроме того, теперь он стал спать спокойнее.

И все же, Ласка, по многолетней привычке, сидел в изголовье кровати и гладил братовы белые волосы, спугивая жаждущих поживиться чужим огнем духов. Конечно, он знал, что не просидит вот так вот всю ночь. В предрассветный час Абэ Ильтайн позовет, поманит его, и он бросится навстречу забвению, где есть только память и чужие прожитые жизни. Таков уж удел всех сновидцев. А когда проснется – обнаружит себя заботливо укутанным в теплое одеяло, а рядом обязательно будет клевать носом сонный Бес. Ласка сгребет его за шиворот и притянет к себе, тихо шепнет «спи», и они вновь уснут. Вместе и без сновидений.

====== Глава 1: Охота на ведьму. Дитя Хасидзиль ======

Бес с громким хрустом провалился в сугроб по самый пояс. Злобно зарычав, он буркнул:

– Братец, напомни мне, чтобы мы больше никогда не отправлялись на север зимой! Хотя, должен заметить, погодка нынче чудесная.

Близнецы уже несколько часов прочесывали реванхеймский лес в поисках ведьмы. Погода в это утро стояла на удивление солнечная, словно и не было никакой снежной бури ночью. Холодное, зимнее солнце пробивалось сквозь ветви вековых деревьев, заставляя снег причудливо искриться, переливаться, точно россыпь драгоценных камней.

Как Бесу удавалось радоваться жизни, проведя несколько часов на морозе, то и дело проваливаясь в снег, оставалось для Ласки загадкой.

Старший из близнецов только сумрачно шмыгнул лиловым носом, пошевелил синими от холода ушами, и застыл на месте, прислушиваясь к чему-то.

Бес невольно им залюбовался; со стороны брат был похож на статую из мрамора: тонкий, слишком стройный для человека, слишком высокий для загадочных хельги, похожий скорее на духа, нежели на живое существо. Казалось, что он смотрит прямо на солнце, но взгляд широко распахнутых, льдисто-синих глаз, был обращен вовнутрь.

– Малой, ты что-нибудь слышишь? – наконец, вышел из оцепенения Ласка.

Бес пожал плечами.

– Да нет, ничего.

– Вот именно. – Ласка со свистом выдохнул облачко пара. – Вообще ничего. Ни птиц. Ни зверья. Даже духи – и те молчат. Они... где-то есть, но не здесь. Они должны были откликнуться на Зов, но молчат. Что-то не так с нашей Сольвейг. Что-то здесь очень не так.

Бес зябко поежился. После слов брата звенящая тишина вокруг теперь казалась зловещей. А еще братья не могли отделаться от чувства, что тишина их услышала. Что тишина теперь за ними наблюдает. И от этого им было ой как не по себе. Первым нарушил молчание Бес. Он заговорил, когда близнецы забрели в какой-то бурелом, где даже солнечного света почти не осталось.

– Может, стоит внять словам Альба? Помнишь, что он говорил про ведьму?

– Обычные деревенские байки, малой. Северяне вообще крайне суеверны, а эта женщина явно сыграла на их предубеждениях и сделала себе репутацию, – сухо отрезал Ласка, прорубая себе путь. – Умно.

– Да в тебе, братец, никак, проснулся дворцовый интриган! Неужто соскучился по дому, э? – ухмыльнулся Бес, помогая ему расчищать путь. – Мы не во дворце, и даже не на Вечной Земле. А как ты объяснишь тот факт, что ведьма вечно молодая? Я, конечно, слышал о Детях Хасидзиль, но чтобы такое... Твою ж мать!

Одна из веток, словно, по чьей-то злой воле, выскользнула у Беса из руки и залепила ему качественную оплеуху. Иллириец злобно поймал ее и резким движением сломал. Тут же ему послышалось, что дерево жалобно застонало. Бес поспешил дальше за своим братом, который успешно прорубался вперед.

– Морок, малой. – Ласка усмехнулся. – Кому как не тебе знать, что это такое. Вспомни Джагаршедд. Или Каморанский поход.

Бес болезненно поморщился.

– Опустим сей момент, братишка. Меньше всего я бы хотел вспоминать о Каморанском походе. И еще меньше – о Джагаршедде. Но должен тебе сказать – пожил бы ты там хотя бы несколько лет, то с радостью уверовал бы в рассказ Альба!

– Все в этом мире подчиняется определенным законам. Дети Хасидзиль обладают чудесным даром исцеления, но они не способны повернуть время вспять. Что-то здесь, определенно, не сходится. Она, должно быть, весьма могущественная чародейка. Или одержимая. Но, будь она одержимой, нас послали бы ее убить, а не доставить живой. Нет, тут точно есть подвох...

Братья, пробравшись сквозь бурелом, очутились на поляне, залитой словно нездешним светом. Он отражался от деревьев, от снега на земле, слепил, резал глаза. Близнецы одновременно зажмурились, не в силах вынести нестерпимое сияние.

И услышали голос.

– Кто тут ходит? Кто тут бродит? Так-так-так... – мягкий, грудной, он принадлежал женщине. – Вы не северяне, совсем не люди... Коль безобидны ваши намерения, может, и найдете меня! Поиграем, а, незваные гости?

Братья застыли, почуяв опасность. Ласка снова ощущал инородную силу, схожую с той, что ворвалась минувшей ночью в таверну Кривоносого Альба. Только сейчас она была несоизмеримо сильнее, громче, и давила, душила со всех сторон. Ласка не мог заставить себя пошевелиться: понимание снизошло на него тяжелым грузом. И все же, он сумел заставить себя взглянуть на брата. Бес смотрел на него с совершенно непередаваемым выражением лица.

Он, казалось, весь ощетинился, волосы торчат из-под мехового капюшона, зубы оскалены, глаза горят по-зверьи, и уши, хоть их и не видно, наверняка прижаты плотно к голове. Словно гончая, взявшая след.

– Она голодна, слышишь? – произнес Бес глухим голосом. – Зовет, манит. Ты чувствуешь?

– Малой...

– Держись меня, братец. Песня зовет. Песня – след. Мы найдем ее.

Ласка ненавидел, когда его брат начинал говорить так: короткими фразами, словно действительно, видел что-то, недоступное обычному взгляду.

– Доверься мне, братишка! – Бес улыбнулся, развернулся, и легко, забыв про снег и свет, про бурелом и холод, сорвался с места.

Он шел на слышный лишь ему одному зов. И его силуэт, казалось, норовили оплести тысячи черных нитей, оплести и загасить навек пламя, что горело в его сердце. Ласка это видел, видел уже не в первый раз. И сердце его тревожно заколотилось.

Ласка следовал за ним, не видя и не слыша ничего, кроме брата, и нити, что связывала их сердца. Он бежал за ним и молил Первозданных лишь об одном.

Пусть Бес не сорвется. Пусть найдет ведьму, но сумеет удержаться на грани. Пусть не услышит ничего, кроме этой зловещей Песни.

Пусть.

И Песнь, действительно, привела их к ведьме. Ни Бес, ни Ласка так и не смогли запомнить путь – все смешалось в яркий, ослепляющий калейдоскоп из сверкающего снега, чистого неба и холодного, зимнего солнца. Близнецы словно впали в некий транс; вернее, влиянию Песни поддался только Бес, но его связь с Лаской была столь крепка, что и он оказался опутан ведьмиными чарами. И очнулись близнецы, стоя на пороге небольшого, явно старого, но добротно построенного домика. Почти сразу же, едва спало наваждение, дверь домика распахнулась, и на пороге появилась виновница всех бед в Реванхейме.

Дикая ведьма Сольвейг оказалась невысокой, крепко сбитой женщиной, в самом расцвете сил и красоты. Ее черные, как смоль, волосы свободно ниспадали на плечи тяжелыми кудрями, кожа была гладкой и смуглой, губы пухлые, яркие, сочные, лицо несколько скуластое, нос аккуратный и прямой, черные и густые брови шли вразлет, а глаза... О, глаза были насыщенного зеленого оттенка, и плясал в них плутоватый ведьмин огонек.

– Ну, что ж, гости дорогие, заходите, коли явились, – ведьма улыбнулась и посторонилась, приглашая братьев зайти.

Близнецы переглянулись, незаметно обменявшись жестами, и по очереди перешагнули порог ведьминой обители. Обоим пришлось пригнуться, чтобы избежать удара об притолоку. Дом явно не предназначался для представителей иллирийской диаспоры: потолки здесь были низкими, и братьям приходилось сутулиться, чтобы ненароком ни во что не врезаться.

Краем глаза Бес отметил, что стены здесь увешаны пучками всевозможных трав, под потолком болталось бессчетное количество оберегов, среди которых встречались даже шеддарские, хельские и иллирийские символы. Ведьма, кокетливо покачивая пышными бедрами, провела братьев через небольшую комнату с камином. Пол здесь был устлан медвежьими шкурами, а у стен виделись полки, заполненные старинными фолиантами, написанными на разных языках.

Бес бросил красноречивый взгляд на Ласку. В ответ тот молча изогнул бровь. Уже одно это движение, при всей скупой мимике Ласки, говорило о том, что дражайший братец весьма впечатлен.

Тем временем ведьма привела их в маленькую комнатку, служившую, судя по всему, кухней, и указала на небольшую скамью. Два долговязых иллирийца уместились на ней с огромным трудом, толкаясь локтями и не зная, куда деть ноги. Сольвейг наблюдала за ними с лукавой усмешкой, склонив голову на плечо. Казалось, ее искренне забавляли неловкость и недоумение наемников, что прибыли за ее головой. Наконец, она оперлась обеими руками на стол и устремила на них пристальный взор. Бес машинально отметил про себя, что она диво, как хороша. И вовсе не похожа на старуху! Да и бюст этой женщины достоин, чтобы его воспевали виршеплеты...

Незаметный тычок в бок дал ему понять, что Ласка всецело не одобряет ход его мыслей.

– Сколько? – беззаботным тоном прощебетала ведьма.

Едва разместившиеся на скамье, близнецы оторопело на нее уставились. Сольвейг перестала улыбаться и сощурила зеленые глаза.

– Сколько вам заплатили за мою голову?

– Мне нравится эта женщина, братец! – искренне восхитился Бес. – Сразу к делу, э? Всем бы так.

Ласка молча и остро смотрел на ведьму немигающим взглядом, пытаясь прочитать мысли. Но, вместо этого, иллириец словно наткнулся на глухую стену. Сольвейг одарила его очаровательной улыбкой профессиональной соблазнительницы, кокетливо откинула с плеч черные локоны и, как ни в чем не бывало, продолжила говорить.

– Эти суеверные северяне спят и видят, как бы им меня выжить. Я у них повинна и в суровых морозах, и в том, что почва плодоносить перестала, и в том, что духи гневаются, – усмехнулась она, переводя взгляд с одного близнеца на другого и обратно. – Так мне и интересно, сколько же они вам предложили за то, чтобы вы меня под ближайшей сосенкой прикопали.

– Ну, допустим, под сосенкой тебя никто прикапывать пока не собирается... – облизнулся желтоглазый близнец, буквально поедая ее взглядом. Сольвейг про себя довольно ухмыльнулась – с вот этим остроухим наверняка можно договориться.