Текст книги "Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ)"

Автор книги: jenova meteora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

«Матушка моя, ты говоришь, что все они – наши братья и сестры, но ни к кому из них я не был привязан, ни к одному не чувствовал родства, и не смог найти себе равных».

«Ты одинок?» – только и спросила Лирриан, и склонил он голову в знак согласия.

«Пусть будет так», – улыбнулась Лирриан, возрадовавшись пониманию творения своего.

И вновь взяла она часть сердца своего, да сотворила другого, явившего собою отражение Ассэне. И молвила:

«Имя тебе – Даэтран, «Познаватель», ибо даны тебе любопытство неуемное, да бесконечная жажда знаний».

И вновь пустился Ассэне в дорогу дальнюю, которой не было конца-краю, ибо звалась она жизнью; но теперь шел он по ней рука об руку с равным себе. И берегли они друг друга, помня наказ Лирриан. И кочевали они по Золотой Земле, и вершили судьбы иных айя, и утоляли жажду познаний. И видели что угасает их мир, что Совершенным не к чему более стремиться, что достигнув предела, пытаются они постичь запредельное. И видели братья, как заглянули иные айя-Совершенные за предел и узрели там бездну – страшную, вечную, пустую. И впустили они эту бездну в свой мир, и старались ее подчинить. И звали ее Хаосом Тысячеглазым. И Хаос проник в сердце каждого из них, даровав голод – неутолимый, всепоглощающий. И стало мало Совершенным того, что у них было. И придумали они смерть. И начались раздоры среди них, и была истерзана Золотая Земля болью, чудовищным насилием и страданием. И восстала она против Совершенных. Рухнули стеклянные дворцы, оплавились золотые купола. Поднялись из недр земли огонь и лава, а ветер накрыл пеплом горы и города. Иссохли реки и погибли звери. Погасло яркое солнце и взрывались звезды в небосводе.

И те айя, что были слабее – остались на руинах мертвого мира тенью, осколками своего народа. И обратились против своих братьев и сестер. И были они столь же могущественны... и были пустые, мертвые, одержимые. А потом их не стало.

И ушли другие айя-Совершенные, вместе с Лирриан и ее сыновьями Ассэне и Даэтраном, в абсолютное ничто, бесконечную реку между мирами. В последний раз надругались они над своей землей – разорвав над ее руинами ткань пространства и времени. И искали они себе новый дом – новые миры, новые города.

Иные миры были губительны, иные – слишком прекрасны. И спустя вечность скитаний во тьме и отчаянии, нашли Совершенные новый мир. Мир без имени, мир без конца. И ворвались они в него вихрем войны, неся Хаос в сердцах, и стремились уничтожить несовершенство. И видели другие – чужие, непохожие народы, и сражались с ними. Ибо желали они себе весь мир, а не одну лишь землю, что стала первой в их жатве. Земля та звалась Камайнен, и тех, кто жил на ней – извели, изничтожили Совершенные одной лишь своей волей. Но другие – сумели дать им отпор, хоть и не были равными богам. И шла война: страшная, долгая, изнуряющая, и назвали ее Периодом Исхода.

...И долго странствовали Даэтран Познаватель и Ассэне Первый, по землям этого мира, и носили они чужие личины, и были они глазами и ушами матери своей, карающей дланью ее. И сеяли смуту да страх среди тех, кого считали увечными, слабыми, несовершенными. Но вот однажды вернулись братья домой и были печальны и задумчивы.

«Какие думы одолевают вас, возлюбленные сыновья мои? Все ли хорошо, все ли у вас есть?» – спрашивала Лирриан.

«Матушка моя, я видел и слышал многое, я говорил и вершил от имени твоего, я вел других по предначертанному пути. Я превыше, чем они, но есть у них то, чего нет у меня», – отвечал Ассэне.

«Я видел искру в каждом из них, искра эта способна разжечь негасимое пламя – согревающее ли, обжигающее ли. Они кличут это душой и следуют его зову», – молвил Даэтран.

«Зачем вам эта искра, сыновья мои?» – спросила Лирриан.

«Чтобы понять суть врага, его слабости. Чтобы уничтожить», – ответил Ассэне Первый.

«Чтобы понять и узнать, как они живут. Чтобы найти мир, чтобы обрести спасение», – сказал Даэтран Познаватель.

«Пусть будет так», – отвечала им Лирриан, и взяла она немного от своего Дара, и достала до неба рукой.

И загорелись на ее ладонях две беспечно яркие звезды. И дала она это сыновьям своим:

«Теперь и вы наделены этой искрою. Возвращайтесь же на свой путь, возлюбленные сыны мои, пусть невзгоды и козни чужих богов обойдут вас стороной».

И вновь пустились близнецы в дорогу, которой не было конца-краю, ибо звалась она жизнью; но теперь были они иными. Искра, именуемая душой, горела в их сердцах неистовым, негасимым пламенем. И путь их был долог. И кочевали они по чужим землям, постигая суть и мудрость других народов, и теперь они любили и ненавидели, теряли и обретали, и были вечно молодыми – и верили, что никогда не умрут, ибо хранила Лирриан сыновей своих. И стали забывать, кто они, и для чего свершают свои деяния.

И увидела Лирриан, что «искра», кою так желали братья, сделала их несовершенными, дала им изъян. Но они были ее любимыми сыновьями, ее верными. И она смирилась с их несовершенством, но запретила делиться этим даром с другими айя. И однажды, призвала она обоих сыновей к себе, дабы напомнить им – кто они, и для чего были рождены.

Но домой вернулся лишь один из них – Ассэне Первый. И в горести поведал матери, что его брат не слышит более ее зова. Что та искра – разгорелась пламенем в его сердце, и что стал он ближе к чужим народам, нежели к своим собратьям. И разгневалась Лирриан, и нарекла второго сына своего предателем.

...А он странствовал по миру, он видел и слышал многое, он носил сотни личин и тысячи имен, и не мог никому явить свой истинный лик – ибо ненавидели его народ, и боялись. И понимал Даэтран, что нет никакой разницы между теми, среди кого он жил, кого сумел полюбить, и теми, кто был с ним одной крови. И однажды тайно вернулся Даэтран домой, и показал свою душу, ее негасимое пламя другим айя. Тем, кто все еще верил ему, кто ждал его – и не желал кровавой резни. Тем, кто желал избавиться от неутолимого голода внутри. И глядели они на пламя, что было душой, и жаждали ее, ибо видели в ней надежду.

И сказал Даэтран:

«Мы стремились к совершенству. Мы построили империю, которой был не один миллион лет. Мы жили в стеклянных городах. Мы летали на железных птицах и поднимались высоко в небо, мы видели бесчисленные звезды. Мы умели взрывать солнца. Мы могли менять пространство и время. Мы не ценили жизнь, ибо не ведали смерти. Мы были вечными, прекрасными и гордыми. Мы были богами. И это нас погубило. Мы достигли предела совершенства, и нам стало скучно. Мы стали искать смерть. А когда не нашли – сами ее создали. Мы начали войну, в которой не было победителей. Мы извратили Золотую Землю Айягарасэ, и она взбунтовалась против нас. Наши города рушились, наше солнце погасло.

Мы впустили Хаос на нашу землю, мы верили, что сможем Им управлять. Мы не задумывались о том, что Хаос был изначально. И что Он пребудет в конце.

Пребудет всегда.

Хаос заразил нас безумием. Хаос нас изменил, сделал уродливыми, сделал чудовищами. Он сожрал нашу Айягарасэ. И по ней бродили все те, кто когда-то были нашим народом. Мы научились создавать Разломы. Мы шли в пустоте и мраке, сквозь бесчисленные миры, и Хаос следовал за нами. Иные из миров мы уничтожали сами. Иные пожирал Тысячеглазый. А иные сами убивали нас. И затем мы нашли этот мир.

Мир без имени. Мир без конца.

Он был порочен, и оттого прекрасен. Мы стали изничтожать жизнь, что была здесь. Мы стремились выжечь пороки, глубоко укоренившиеся в обитателях этого мира. Мы желали очистить эти земли от скверны. Хотели сделать его совершенным, как мы сами. И мы не понимали, что самое очищенное и совершенное – и есть настоящее зло. И мы несли его в себе. Это было в наших телах, в наших венах. В наших умах и наших сердцах. Наше совершенство делало нас пустыми. И в пустоте этой был ненасытный голод, безумие, поразившее нас.

Имя ему – Хаос.

Слишком долго мы брели во тьме в поисках нового мира. Наша суть исказилась. Мы перестали быть теми, кто покинул Айягарасэ.

Мы не умерли – нас просто не стало.

Сами того не ведая, мы заразились Хаосом. Мы принесли его сюда в себе. Разломом мы нанесли глубокую рану этому миру. Мы – мор, чума и язва для всех ныне живущих. И никто, слышите, никто не заслуживает участи быть поглощенным Хаосом.

И потому я даю вам Дар, братья и сестры мои. Отныне вместо пустоты в ваших сердцах будет искра. И пусть она станет пламенем, неутолимым и неугасимым. Пусть заполнит пустоту и будет гореть в ваших сердцах, и сожжет безумие, порожденное Хаосом. Теперь, братья и сестры мои, вы более не будете Совершенными. Но будете живыми. Ибо пламя сие – есть душа».

И разбил Даэтран свою душу на тысячи осколков, и отдал их каждому айя, что желал стать живым. Ибо мог он сие сделать. Ибо был равным богу. Сам же он вновь стал пустым, но уже не был он более Совершенным. Пустота внутри обратилась в иссушающий голод, а после – в тоску. Даэтран умирал, сам того не сознавая, теряя разум по капле.

И увидел Ассэне, что содеял его брат, и страшно разгневался, ибо никто, кроме Лирриан не имел права свершить подобное. И все же простил Ассэне брата-близнеца, ибо любил его больше жизни. И пришел он к нему, и отдал половину своей души.

«Теперь у нас одна душа на двоих, возлюбленный брат мой. Отныне не сможет ни один из нас жить без другого».

Но было мало того Даэтрану. Желал он прекратить бессмысленную войну, но лишь расколол свой народ. И увидела Лирриан, кем стали ее дети, и ужаснулась негасимому пламени в их сердцах, ибо ослепляло оно ее, ибо стали они вольными, и не слышали более ее зов. Не звучала больше Песнь в их сердцах, не заполняла пустоту – ибо не осталось ей места.

Перестали они быть Совершенными, преуменьшился их великий Дар, и Лирриан отринула их от себя. Кем они стали? Не Совершенные более, не боги и не айя, но братья и сестры Даэтрана. Они несли в себе мрак и искру, именуемую душой. И поднял их Даэтран против Лирриан, но не тронул брата своего, Ассэне. И убили отреченные дети свою мать, не сожалея. И в миг ее погибели перестали быть вечными Совершенные, и лишились своего могущества. И познали они страх и боль, и стали потерянными. Но пожалели их отреченные, приняли к себе, дали каждому негасимое пламя, что горело в их сердцах...

Исчез навсегда народ айя-Совершенных, но явились иные: чья некогда золотая кожа стала цвета пепла, а глаза, что сверкали серебром, почернели, и выцвели прекрасные волосы... И освоили, эти иные, покоренную землю Камайнен. И назвали ее Вечной Землей Иллириан, а себя – иллирийцами. И правил ими Даэтран.

И не смог примириться с этим Ассэне, ибо оставался тот верным Лирриан, и не дала ему душа понимания этого мира. И не мог он смотреть на то, что осталось от Совершенных – и на брата своего тоже. Больно ему было видеть Даэтрана, ненавистно было слышать о том, как кличут его – Предателем, за то, что решил сам за всех судьбу народа. И пришёл Ассэне к брату своему однажды – воззвать к гласу разума, в надежде, что ещё возможно все исправить. Делал он сие не как враг, не в ненависти и гневе, но как брат, повязанный с другим одной душой. Ибо любил он близнеца своего. Но отказал ему в мольбах Даэтран. И понял тогда Ассэне, что не будет услышанным, что ничего не исправишь – не осталось более прежнего мира и прежних Совершенных. Не осталось у него и возлюбленного брата. Вызвал он Даэтрана на смертный бой. И бились братья-близнецы до последней капли крови. И сразил Ассэне Даэтрана – ибо оставался Первым даже после смерти Лирриан. И в тот же миг, едва остановилось сердце Познавателя, и исчезло пламя его половины души, познал Ассэне боль, доселе невиданную. И понял, что за деяние он сотворил. И рухнул замертво подле брата своего.

Ибо являлись они близнецами, и была у них одна душа на двоих, и ни один из них не мог жить без другого.

Лайе моргнул, будто очнувшись от забытья и с удивлением осознал, что вокруг него воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском головешек в костре. Шеддары притихли, почему-то не решаясь нарушить молчание. Молчал даже Малакай – и с его лица исчезло осточертевшее Лайе выражение презрения ко всем остроухим.

Наконец, Шаэдид шумно вздохнула и тем самым рассеяла чары, наведённые услышанной историей.

–Хорошую быль ты нам рассказал, Лэйхе, за то я тебя благодарю. – молвила она хрипло.

–Теперь твой черёд, Шаэдид. – хмыкнул нелюдь.

–Наши сказки по большей части страшные. – качнула головой женщина. В ее глазах отражались отблески костра, когда она понизила голос. – Я не сказительница, не умею красиво плести слова и зачаровывать ими, Лэйхе. Но могу рассказать лишь одну такую историю.

Давным-давно, жил на Огненной Земле мальчик без Имени. Не знал он, кем был рождён, не ведал он своей судьбы. Жизнь его была трудна и полна опасностей. Мальчик, непохожий на своих сородичей – белая ворона в стае – растил в себе мечту. Желал он стать сильным, желал быть воином, лучшим из нас. Однажды, покинув место, что звалось его домом, он решил отправиться на самый край мира – и обрести там свою силу. Однако не суждено было ему этого сделать. Спустя много дней и ночей своего пути, мальчик без Имени попал в западню – и был ранен, тяжело ранен. И некому было его спасти, не слышала его Огненная Земля, отвернула от него свой лик Махасти. Мальчик без Имени столь сильно хотел жить, так боролся за это право, так отчаянно взывал к Первозданным, что был услышан. Но не давно ушедшими богами, а самим Тысячеглазым. И раскроив пространство и время – Он пришёл к потерянному ребёнку. Пришёл и предложил ему жизнь, в обмен на самое сокровенное, что было у того мальчика – часть его души, малый ее осколок. Мальчик без Имени так хотел жить, что согласился немедля. Тысячеглазый принял его Дар – и спас ему жизнь. Тогда мальчик без Имени понял, что не нужно вовсе ему искать силу на краю мира – она была в нем самом, отныне и навсегда, ждала своего часа, дремала, чтобы годы спустя пробудиться. И шёл мальчик без Имени домой многие-многие дни, не чувствуя голода и усталости, стерев ноги до крови. Никому он не рассказал о том, что было, говорил, что не помнил ничего – лелеял и хранил свою маленькую тайну. Позже он вновь покинул свой дом – лишь для того, чтобы увидеть новые миры, новые города. Набраться ума-разума, да обрести честь и славу. Долгие годы он скитался по чужим городам и дорогам, и однажды решил вернуться домой. И когда его увидели те, кого он покинул столько лет назад, то поняли они, что мальчик без роду-имени вырос и стал сильным, как всегда мечтал. И увидели они, что прежнего его больше не осталось. Странствуя по иным мирам и городам, мальчик без Имени изменился, распродал свою душу по частям. И стал он Tedd Chaoin.

Рассказывая сказку монотонным и тихим голосом, Шаэдид внимательно смотрела на Долу, не отрывавшего взгляда от пламени костра. Когда она закончила рассказ, иллириец медленно моргнул и перевёл на неё совершенно остекленевший взгляд. Он облизнул пересохшие губы и медленно произнёс:

–Это действительно... очень страшная сказка. – хриплым голосом пробормотал Дола и тяжело сглотнул.

–Очень. И она слишком близка к реальности, Доэлха. – кивнула головой Шаэдид.

–Что значит «Tedd Chaoin»? – спросила Сольвейг, взглянув на воительницу.

Шаэдид ответила ей ясным взором.

–Сердце Хаоса. Вы, джалмарийцы, называете таких одержимыми.

–А иллирийцы – Kuroihn, Проводниками сонма Его голосов. – добавил Лайе.

–И все это – наследие ваших Совершенных. – подал голос Малакай. – То, что отравило нашу землю, вынудило нас сражаться за каждый её клочок и не жить, а выживать.

Лайе лишь молча кивнул в ответ, соглашаясь с шаманом.

====== Глава 4: Город страшных снов. Давай будем свободными ======

Комментарий к Глава 4: Город страшных снов. Давай будем свободными С наступающим Новым Годом всех! Часть писалась очень долго, и объем у нее соответствующий. Традиционно – не до конца вычитано, ошибки еще будут исправляться. Всем добра :З

И за песни в тексте огромная благодарность Таня Гусёна, дорогая моя сучендра, что б я без тебя делала! :-*

На стыке полюсов нам важен каждый знак,

А между двух миров – только один шаг.

Разрушен Вавилон, все в прошлом, и сейчас

Один и тот же сон: эта война в каждом из нас

Не думай ни о чем, когда мы будем там.

Дай руку, а потом ты все поймешь сам.

Отпустим тормоза, вдохни последний раз,

Ты видишь их глаза? Эта война в каждом из нас.

День за днем меняют наши лица те, кто дал нам роли,

День за днем пока нам только снится наш покой.

У нас нет прав покинуть поле боя,

Где ты сам – лишь воин на войне с самим собой.

© Louna – Война в каждом из нас

И больше нет

Ни веры, ни любви, ни мира, ни войны,

Лишь только мы. Лишь солнца свет

Хрусталиками глаз просыплется сквозь нас.

© Дельфин – Sunset

Шаэдид проводила близнецов и ведьму до шатра и, отвесив ироничный поклон, удалилась восвояси. Лайе первым забрался внутрь, чувствуя, что совершенно вымотался за этот день. Стянув через голову рубаху, он растянулся на шерстяной подстилке, чувствуя, что ещё немного – и его сморит сон. Земля была непривычно тёплой и нелюдю подумалось, что недаром Джагаршедд зовут Огненным. Казалось странным, что на чужих берегах иллириец чувствовал себя намного спокойнее, чем где-либо ещё. Он прикрыл глаза, вполуха слушая, как переговариваются Дола и Сольвейг, укладываясь на другой половине шатра. Лайе уже начал дремать, когда близнец подал голос:

–Вот почему ни одна сказка не заканчивается словами «и жили они долго и счастливо»? – Дола зевнул, заложив руки за голову. – Какую ни послушай, так везде все кончается плохо. А в ненависти – сила. – тут он усмехнулся.

Лайе приподнял голову, пристально созерцая брата.

–Ошибочное суждение, – откликнулся он. – Ненависть не даёт ничего, кроме потерь. Даже если она ведёт тебя к цели – ты все равно проиграешь, ослеплённый ею. Чтобы по-настоящему одолеть врага и, притом, остаться в выигрыше, надо его... полюбить.

–Тогда ты сам себе противоречишь, Лайе-Ласка. – хмыкнула Сольвейг. – Вот возьмём, к примеру, нас с тобой. Будем честными, синеглазик – и не делай такое лицо – так почему ты не полюбишь меня? Как своего злейшего врага?

По губам Лайе скользнула неприятная усмешка.

–Кто сказал, что я не могу, Сольвейг? – мягко произнёс он, сверкнув глазами. – Посмотри на меня, jalmaer, разве ты не видишь? Я уже почти люблю тебя.

Сольвейг невольно поёжилась, встретив его взгляд. На какой-то безумный миг ей показалось, что и впрямь в Лайе нет ненависти к ней, лишь любовь – безграничная и опасная.

Но это выражение быстро исчезло из глаз иллирийца.

–Я не хочу распыляться на какие-либо иные чувства к тебе. Ты не враг мне, ведьма, ты – помеха, пыль под ногами.

–Опять вы сцепились, точно две старые бабки на рынке, – проворчал Дола, широко зевнув. – Прямо как в старые добрые времена.

Лайе молча закатил глаза, а Сольвейг прикусила язык, вспомнив, что нелюдь способен раздавить ее, как мошку, своим Даром. И до сих пор Сольвейг была жива лишь потому что в Аль-Хисанте Лайе дал обещание Доле не трогать её.

–Зачем размениваться на любовь к врагу своему, если ненависть способна его уничтожить? – усмехнулся Дола. – В гневе, ярости и боли – сила, что способна сдвинуть горы.

–Способна. Но сможешь ли ты с помощью ненависти остановить лавину из камней, что сойдёт вниз, едва ты сдвинешь горы, малой? В ненависти сила, это правда. Но она не подарит тебе победу. В первую очередь ты проиграешь сам себе, братец. Однажды мать сказала мне, что если ты хочешь найти того, кто желает тебе зла – ищи того, кто любит тебя больше жизни. – полусонно отозвался Лайе.

Услышав последние слова, Дола нахмурился, а потом принялся пристально, с каким-то нездоровым интересом разглядывать брата.

–Тогда, случись что – мне не нужно будет искать врага. Ведь им станешь ты.

От неожиданности Лайе вытаращился на близнеца так, словно увидел самого Тысячеглазого. И криво усмехнулся.

–Согласно этому утверждению – да.

Дола неразборчиво что-то пробормотал себе под нос, обдумывая услышанное. А его брат тем временем сумел, наконец-то, уснуть.

В этот раз свой порог Лайе перешагнул легко, и не было ему тягучих снов, туманных видений о будущем, и тоскливых воспоминаний о прошлом. Не было ничего, кроме тепла и тишины. Иллириец проснулся почти сразу, как рассвело – и только диву дался тому, как свежо он себя чувствовал. Быстро одевшись, Лайе бесшумно выскользнул из шатра, стараясь не разбудить ни Долу, ни Сольвейг. В лицо ему ударил солнечный свет, а лёгкий ветерок ласково погладил лицо. Земля под ногами была тёплой, и казалось – никогда не остывала. Лайе чувствовал странное умиротворение. Благодушным взглядом он окинул дремавший лагерь и прислушался к Огненной Земле через призму своего Дара.

В лицо ему словно швырнули раскалённый песок, почва стала зыбучей, норовя поглотить его, яростный ветер хлестал по щекам, но Лайе весь сжался, упорно стоял на своём. Он представил, что стал деревом – акацией, что глубоко пустила свои корни в землю Джагаршедда, и нипочём ему были бури и огонь. А потом... Все исчезло. Словно Огненная Земля проверила чужака на крепость, попробовала на зуб – и осталась довольна.

Здравствуй, шаман – шепнул ветер.

Никогда прежде Совершенные не обращались ко мне – прошелестели листья многовековых деревьев. – Лишь ранили и убивали моих детей.

Ты пришёл к нам – зачем? – добавила земля.

Я хотел поблагодарить – за то, что ты не послала мне снов сегодня. – отозвался Лайе.

В небе закричали два схлестнувшихся в схватке ястреба.

Тебя признала одна из наших дочерей – услышал Лайе в птичьем клекоте, – Нам этого достаточно. Но ведь не только для этого ты обратился к своему Дару, Совершенный.

Я хотел увидеть твою душу, Огненная Земля.

Резкий порыв ветра, хлестнувший по лицу, пробравший нежданным морозом до самых костей, стал ему ответом. Хлад сменился жаром, в глаза плеснуло пеплом и пылью, в нос ударил запах гари и крови.

Раскрой глаза шире, Совершенный. И ты сам сможешь увидеть все. Узреть, что с нами сделали твои сородичи. И, быть может, ты раскаешься.

И сколь Лайе не пытался снова воззвать к духу Огненной Земли – Джагаршедд молчал, слепой и глухой к зову шамана.

Лайе потёр рукой шею – в затылке вдруг заныло, разум стал беспокойным, словно что-то царапалось и скреблось внутри – какая-то подспудная мысль, которую иллириец никак не мог уловить.

Он поднял взгляд – небо Джагаршедда было пронзительно синим, и ослепляло до слез, а солнце беспощадно опаляло кожу.

–Ты ранняя пташка, Лэйхе. – Шаэдид мягко и бесшумно ступала по земле, но ей все же не удалось застать иллирийца врасплох.

Обернувшись, он только усмехнулся в ответ.

–Всегда плохо сплю на новом месте.

–Неужто? Что-то ты лукавишь, остроухий. – Шаэдид улыбнулась. – Неужели духи нашей земли не послали тебе спокойный сон? Неужто ворочался до рассвета, не в силах смежить веки?

–Вижу, тебе многое известно, воительница. – пожал плечами Лайе.

–Я не обладаю Даром, как ты или Малакай. Но шеддары всегда слышат свою землю. Однако, оставим это пока что, у нас ещё будет время для подобных разговоров. Я искала тебя, Лэйхе. Хотела тебе показать кое-что. – Шаэдид увидела, как Лайе бросил взгляд в сторону шатра и покачала головой. – Нет, без него. Только ты, да я.

Лайе только удивлённо вскинул брови в ответ.

–Это как-то связано с тем, что он не имеет права голоса?

–Не только с этим, но суть ты уловил. Вчера мне было интересно, насколько ты – Лэйхе – сможешь понять наши законы. Мнилось мне, что в отличие от своего брата ты – иллириец до мозга костей. – Шаэдид повела Лайе через шеддарский лагерь, продолжая неторопливо говорить. – Доэлха прекрасно понимает, что даже если вы забрали его в племя остроухих – здесь, на Огненной Земле, он по-прежнему остаётся безымянным и бесправным. Не нужно так кривить свои губки, Лэйхе. К тому же, хоть вы и близнецы, наследным принцем являешься ты, а не твой брат.

–А если бы на его месте оказался я? – поинтересовался нелюдь.

–Ты бы не оказался. Видишь ли, Лэйхе, ты совсем из другого теста слеплен. Там, где Доэлха поднялся, отряхнулся – и вцепился зубами в право жить, ты бы сломался. – решительно отмела его предположение Шаэдид.

–Какая потрясающая убеждённость в собственных словах! – раздраженно буркнул Лайе, стараясь идти рядом с воительницей. – Вы же забрали Долу младенцем, откуда вам было знать? Точно так же на его месте мог оказаться я.

–Редо выбрал его. – пояснила Шаэдид и замедлила шаг, увидев удивленное лицо своего спутника. – В чем дело, Лэйхе?

–Я думал, его отдала наша мать, как... младшего.

–Это она тебе так сказала? – хмыкнула воительница.

–Я как-то не спрашивал, – сконфуженно пробормотал Лайе. – Просто был уверен в этом.

–Лиланг ничего не решала. Это был выбор Редо, видать, он разглядел в орущем кульке что-то эдакое, недоступное вашему глазу.

–Как можно определить будущее младенца, которого от титьки только-только отняли? – проворчал Лайе.

–Спроси у отца, когда увидишь его, – улыбнулась Шаэдид. – Разглядел же он в вашей матери своё будущее.

Лайе нахмурился. Брошенные женщиной слова некстати напомнили ему о письме и «послании» императрицы, которое должен был забрать запаздывавший посыльный.

–Шаэдид! – окликнул воительницу нелюдь. – Ты ведь хорошо знала моего брата?

Лайе запоздало сообразил, что у него есть шанс узнать о детстве Долы чуть больше, чем ему было известно.

–Он тебе не говорил? – удивилась женщина.

–Он вообще мало что рассказывал про Джагаршедд.

–Немудрено. К чему ворочать прошлое? Особенно, если оно было безрадостным.

–Та сказка, которую ты вчера рассказала. Это правда? Это действительно было с ним?

Шаэдид остановилась, подбоченилась и внимательно посмотрела на Лайе.

–Это то, что я слышала от Янис и Мореноса. Всего лишь догадки, не более того. У мальчишки был Дар – но никто его не учил им управлять. Он столько бед нам принёс в то время. Опасно иметь силу – и не уметь ею управлять. Среди шеддаров носителей Дара зовут шаманами. Но Доэлха им не был – и никак не мог стать, он ведь смесок. Откуда моим невежественным сородичам знать, что для остроухих иметь хоть каплю Дара – обычное дело? И...

–И его травили. – договорил за неё Лайе.

–Взгляни на своё отражение, Лэйхе – и ты поймёшь, за что. Дар был лишь одной из причин. Многие из нас до сих пор помнят Период Исхода. Смесок из вашего племени никому не принёс радости. А Редо слишком часто не было дома – одна война за другой, постоянные стычки между кланами и попытки установить всеобщий мир. Нет, не все изводили Доэлху, чтобы ты там ни думал. В основном это были старшие сыновья Редо. И в один день Доэлха исчез, его нигде не могли найти. Мы думали, что он спрятался – в крепости Лем это было легко, да и он сам имел дурную привычку пропадать на какое-то время. А в тот раз он не вернулся – ни вечером, ни на следующий день. И уже тогда все переполошились. Янис чуть душу не вынула из своих жриц, а Моренос знатно навалял старшим сыновьям полководца. Была у них такая забава – гонять мальчишку по подземельям тюрьмы Совершенных. Думаю, название тебе скажет о многом. И мнится мне – Доэлха попросту не выдержал и решил сбежать. Хочешь знать правду, Лэйхе? Я была там. Мой отряд нашёл Доэлху. Мы наткнулись на него в пустыне. Я видела ребёнка с пустыми глазами, он не узнавал никого. Кидался на нас, будто зверь какой. – Шаэдид поморщилась от неприятных воспоминаний. – Конечно, мы скрутили его, я лично дала ему по его бестолковой голове и отнесла в гарем. Янис выходила Доэлху, но когда Моренос пытался выведать у него, что произошло – мальчишка молчал. Когда он, наконец-то, заговорил, то сказал, что ничего не помнит – и мы ему поверили. А потом поняли, что Дара у него больше нет. С ним стало твориться что-то непонятное – и продолжалось все это до тех пор, пока вы, остроухие, не забрали его с собой. Уже потом некоторые жрицы шептаться стали, будто в одну из ночей после того, как Доэлха исчез, случилось нечто страшное. Мир вокруг словно стал пустым, что-то вырвало ещё один клочок жизни из нашего Джагаршедда. Совсем малую её часть – но это почуяли шаманы и жрицы. Поначалу с мальчонкой никто и не подумал это связать. Но задним умом мы все крепки, как говорится.

Лайе удрученно молчал, обдумывая услышанное.

–«Однажды он станет Нашим Голосом среди живых. Один раз он уже видел Нас, и дал нам обещание», – пробормотал иллириец.

–Что? – удивленно переспросила Шаэдид.

Лайе покачал головой.

–Лэйхе, – воительница окинула его сочувствующим взглядом. – Ни одна сила – даже Тысячеглазый Хаос – не сможет обратить Доэлху в Tedd Chaoin, если он сам того не пожелает. Хаос будет его искушать, предлагать все, о чем он может мечтать – но пока твой брат не скажет «да», он не станет одержимым. – она невесело усмехнулась. – А если это случится... Я могу лишь надеяться, что когда придёт время, то сгорая – он станет светом.

–Ненавижу неизбежность. – зло буркнул Лайе. – Куда ни глянь – везде она, словно мы не хозяева своей жизни, а чьи-то марионетки. Ненавижу её.

Остаток пути они продолжили в молчании. Шаэдид старательно делала вид, что не слышит, как Лайе скрежещет зубами от бессильной злости, и за это нелюдь был ей благодарен. Едва расступились перед ними последние акации, как женщина резко остановилась.

–Вот и пришли! – она жизнерадостно взмахнула рукой, показывая Лайе на... пастбище?

Иллириец уставился на большой загон впереди. Только паслись на нем отнюдь не лошади или коровы, как он поначалу решил. Больше всего эти создания были похожи на львов – но лишь косматой головой. Размером они оказались крупнее средней лошади. Тела у них были длинные и мускулистые, покрытые короткой, лоснящейся шерстью, сквозь которую местами проступала твёрдая чешуя. Лапы оканчивались длинными, внушающими уважение когтями, а гибкий чешуйчатый хвост венчало острое жало. Лбы этих тварей покрывали крепкие пластины, а когда ближайшее из дивных созданий громогласно зевнуло, Лайе увидел несколько рядов острых зубов.

–Это... что такое? – севшим голосом вопросил иллириец, ошарашено взглянув на Шаэдид.

Воительница широко ухмыльнулась, довольная произведённым эффектом.

–Бестии. Наши ездовые животные.

–Ездовые животные... – растерянно промямлил Лайе, – ездовые... О... Они всегда были такими?

–Какими – такими? – весело поинтересовалась Шаэдид, наблюдая за спутником.

–Страшными. – признался иллириец.

–Разумеется, нет. Когда-то это были самые обычные звери, но во время Периода Исхода их изменил ваш народ, Лэйхе. Поначалу мои сородичи убивали бестий, но потом кто-то додумался их приручить.

–И как, получалось? – Лайе не смог сдержать саркастические нотки в голосе.