Автор книги: Anless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 69 страниц)
- Аид, вероятно, по какой-то причине пощадил Крюка, позволив ему уйти из своего царства. Раз уж теперь у нас время откровений, мисс Свон, я хочу узнать, что он потребовал у вас взамен? Не волнуйтесь, я вовсе не собираюсь использовать это против вас – у меня не будет на это времени. Чистый интерес, не более.
Эмма поджимает губу, явно раздумывая, говорить ли ему, или нет. Опускает глаза, несколько секунд изучая свои руки, однако, поняв, что многие из воскресших уже опомнились от ее удара и теперь точно готовы атаковать, все же признается, упершись взглядом в землю.
- Он сказал, что мы должны будем отдать ему нашу дочь с Киллианом, когда ей исполнится восемнадцать. И чтобы мы назвали ее Персефоной.
- Вы беременны, мисс Свон?
- Нет. Но теперь я этого и не хочу. Киллиан ничего не знает. Никто не знает. Я не смогла им об этом сказать.
Отбросив магией разъяренного принца Джеймса, подобравшегося слишком быстро, Румпель кусает губы, даря Эмме мимолетный взгляд.
- Что ж, может быть, я смогу это изменить. Не уверен, но попробую.
- Как? Ты правда поможешь? – Эмма не верит и справедливо, Голд должен это понимать. Но в его глазах ничего, кроме грусти нет теперь.
- Дети не должны быть в разлуке с родителями, мисс Свон. Это ни к чему хорошему никогда не приводит. Впрочем, я тоже не всесилен и мне не стоит дарить вам напрасную надежду. Но я попытаюсь.
Только сейчас, глядя на несостоявшегося свекра, Эмма понимает, ЧТО он задумал. Упрямо качает головой, испытывая, пожалуй, самую сложную гамму чувств, что только возможна.
- Нет, - ее взгляд рискует прожечь в пальто Голда дыру. – Нет, не смей. Я не позволю тебе этого сделать.
Голд смотрит на нее долгим взглядом, полным иронии:
- Я искупаю свои ошибки, мисс Свон. Это – мое искупление. Эти смертные здесь и злы не просто так. Они здесь по приказу хозяина. Это он послал их сюда и скоро прибудет сам оттуда, откуда не возвращаются. А многие - просто мираж, иллюзия. Как Нил. Вы сами говорили, что его нет в Подземном мире. Значит, повелитель мертвых просто использует его образ. Он может это делать. С легкостью.
Аид. В душе Эммы будто что-то взорвалось, а в висках молотками стучит боль. Нет. Нет. Не может быть. Невозможно. Увидеть его еще хоть раз в жизни она бы меньше всего хотела. Хватило ей путешествия в Ад с головой. Но во взгляде Темного Эмма читает – иного выбора нет.
Ох, как же она хотела одно время, чтобы его не было! Когда Киллиан умер, желала Голду смерти, ничего не могла поделать с этими мыслями, потому что знала – пока ее любимый умирал на ее руках, Румпель завладел всей Темной магией в мире и снова занял трон. Снова обманул.
Как же она жаждала, чтобы Голда не стало, когда Киллиан предложил ему последний, финальный поединок. Здравый разум заставил ее действовать, она знала, что должна вмешаться, избавить возлюбленного от новой крови, но сердце… сердце предательски жаждало смерти.
Как же она желала, чтобы Голда не стало, когда всем городом они хоронили Белль – милую, добрую Белль, думая, что ее убили его похождения. Понимала, что он вряд ли виноват в том, что его чувства к Белль остыли, но ненавидела его за то, что погубил невинную душу девушки, которая его любила.
И вот теперь, когда он собирается принести себя в жертву, когда его смерть так удивительно близка, - Эмма знает, понимает, что должна его спасти. Потому что он единственный, кто может справляться с Тьмой. Потому что он сделал то, что сделал из-за любви к безумной, ужасной женщине (разве она сама не нарушила все правила и законы, дабы ее Капитан был с ней?). Потому что она должна сделать это в память о Ниле. Он умер за отца, и вряд ли ему бы хотелось, чтобы та, которую он любил и что подарила им сына, позволила отцу теперь умереть.
Она понимает, что именно задумал Голд и все же спрашивает:
- Ты хочешь заключить с Дьяволом сделку, да?
- Да. Думаю, он согласится забрать мою жизнь в обмен на жизнь всех здесь – кивает Румпель, удивительно, потрясающе спокойный.
Эмма внимательно смотрит на него, не в силах не признать – в этом отчаянном поступке храбрости больше, чем у кого бы то ни было. Это – вовсе не искупление, нет. Это самопожертвование.
Голд прерывает ход ее мыслей, снимая цепочку с шеи и отдавая ей: - Передайте это Круэлле, мисс Свон, - он бросает на нее еще один мимолетный взгляд, - и скажите ей…- из груди вырывается тяжелый вздох, глаза он на миг закрывает, - ничего не нужно говорить. Она и так знает.
Приняв дар, Эмма сжимает цепочку в руке.
Нет. Нет, она должна что-то сделать, хотя бы попытаться что-то предпринять! Она же Спасительница, и часто даже самый великий грешник нуждается в спасении. Разве не Круэлла и Голд научили ее этому? Разве не они, отъявленные злодеи, единственные были рядом, пока она сходила с ума от своей Тьмы и одиночества?
Эмма понимает – просто стоять и ничего не делать нельзя, никак нельзя. Эмма не привыкла бездействовать. Руки дрожат, но она упрямо отбивается от ошалевших мертвецов, оставляющих синяки на ее теле и порвавших ее красную куртку. Это не зомби-апокалипсис, нет. Это – куда хуже.
Это странно, что она должна спасти того, кого ненавидит весь город, но она обязана. Не только потому, что таково ее призвание, нет. Скорее, потому, что пока она была Темной и всеми отвергнутой, этот кто-то, соблазняя, спасал ее от Тьмы. Ни на минуту не давал забыть о том, кто она, кем является. Скорее потому, что этот кто-то единственный открыл ей портал в Ад, чтобы она вернула возлюбленного, которого он люто ненавидит и от которого мог бы раз и навсегда избавится. Скорее потому, что этот кто-то присвоил всю черную магию себе лишь для того, чтобы она не поразила гангреной других жителей города. Скорее потому, что этот кто-то во имя своей сумасшедшей и одержимой любви нарушил все запреты, попрал все правила и законы.
Потому что Голд куда лучше, чем пытается казаться.
Направив мощный заряд магии на ходячих мертвецов, Эмма наблюдает за тем, как, один за другим, они врастают в землю, растворяются, рассыпаются по воздуху с адскими криками. У нее меньше сил, чем надо и она едва держится на ногах, безуспешно пытаясь удачно закончить начатое, она втягивает воздух в легкие, чтобы не забыть, как дышать, она мысленно умоляет Регину прийти ей на подмогу, но не сдается. Потому что Эмма Свон не сдается никогда.
- Что вы делаете? – из своей фиолетовой дымки отзывается Голд.
- Спасаю тебе жизнь! – кричит Свон, сжав зубы до хруста и падая на колени, на сухую землю, из последних сил стараясь совладать с мощнейшей магией. Это куда серьезнее, чем все то, через что она прошла.
На земле разверзлась довольно широкая яма, пропасть, в которую, один за другим, падают внезапно ожившие мертвецы, визжа так, что могут уничтожить барабанные перепонки. Эмма дышит часто, пальцы буквально воют от неистовой боли, но не сдаются. Еще, еще чуть-чуть – и со всем будет покончено.
Она справится. Она сможет. Она победит.
Но – поздно.
Синяя дымка, которой вмиг окуталось все вокруг, не предвещает ничего хорошего. Она слишком хорошо знает, кто сейчас появится из этих клубов и желала бы, скорее, умереть, чем еще раз увидеть их теперешнего гостя.
Голд стоит прямо, выпрямив спину и улыбается пришедшей Тьме, как старому доброму другу.
Это – его искупление.
========== Глава 67. Сделка с Дьяволом ==========
Еще вчера, когда примчавшись на всех порах ветра к городской черте по наводке Прекрасных, увидела Румпеля, ей хотелось орать и бить его по щекам, чтобы немедленно пришел в себя. Еще вчера она готова была завыть от боли, когда он умирал у нее на руках, и непременно бы завыла, если бы могла. Еще вчера она трясла его уже безжизненное тело в бесполезной попытке привести его в чувства, а потом сидела почти всю ночь, сгорбившись под проливным дождем, замерзнув и намочив одежду, не подпуская к нему никого. Еще вчера она готова была винить в его смерти кого угодно, ненавидеть Спасительницу заново, снова и снова, проклинать всех героев на свете, визжать им в лицо слова ненависти, пытаться достучаться до его уже умершего сознания, в попытке понять, почему он сделал это, почему оставил ее. Все это было еще вчера, когда ее, одуревшую от боли, но неизменно молчаливую, увели в участок и приставили к ней вооруженную до зубов охрану, чтобы не сбежала или не убила себя. Еще вчера ей было больно даже дышать и она проспала всю ночь, скрючившись на диване, обнимая его холодный труп. Еще вчера она порезала Точеному подбородку щеку, когда он пытался отобрать у нее кинжал и готова была идти дальше, убить драгоценную Спасительницу, всех вокруг, кто собрался посмотреть на ее потерю, резать и убивать без жалости и сострадания направо и налево.
Еще вчера она была Круэллой Де Виль, теперь же осталась лишь бледной копией себя, равнодушной и вялой, которой ни до чего больше нет дела.
Между вчерашним прошлым и сегодняшним настоящим – непреодолимая пропасть, разверзшаяся как пасть дракона и пожирающая все вокруг.
Сегодня Круэлла Де Виль сидит у постели мертвого возлюбленного, которого ночью целовала, как одержимая, с глупой надеждой, что все получится и случится этот самый проклятый поцелуй истинной любви, о которой все так трещат, но – нет. Видимо, злодеям этот самый поцелуй не положен. И где теперь дура Белоснежка со своими проповедями о надежде?
Сегодня Круэлла Де Виль пьяна без алкоголя, опьяненная болью, которая как черный паук плетет на сердце изысканную паутину, перекрывая возможность дышать. Сегодня Круэлле больно, пожалуй, впервые по-настоящему люто и зло больно, и, если бы она умела визжать, то это бы уже услышал весь Сторибрук.
Она смотрит на уже покрывшиеся коркой безжизненные губы возлюбленного, осторожно проводя пальцами по его рубашке, которую лично шила, да так и не успела подарить ему, и которую вчера надевала, целуя каждый миллиметр закрывающейся от нее кожи. Больное воображение, дурацкая фантазия рисовала такие картины, от которых любой другой бы сошел с ума. Румпель лежал перед нею, и она все думала: он живой, просто уснул. Надо же иногда и Темному давать себе передышку. Вот сейчас она его поцелует, сейчас застегнет пуговицы на новенькой рубашке и он очнется. Но этого так и не случилось. Этого просто не могло бы случиться. Потому что мертв, значит, мертв. Спасительница булькала что-то о том, что за воскрешение Крюка Аид запросил слишком высокую цену и что она, возможно, лишилась счастья в будущем, чтобы сохранить его в настоящем, вот только Круэлла ей совсем не верила. У героев что не проблема, то раздутая до катастрофических масштабов драма, на самом же деле, она не стоит и выеденного яйца.
Все просто как всегда – герои победили, злодеям же счастье не положено. Все как обычно.
Круэлла ласково проводит по похолодевшей щеке кончиками пальцев, не удержавшись, слегка царапает щеку. Жаль, Темный этого уже не почувствует. Ему нравилось, когда она царапалась.
- Дорогой, ты говорил, что никогда не оставишь меня. Ты как всегда врал, Румпель. Чертова свинья. Даже в этом меня обманул – горько усмехнувшись, качает головой она.
Она простила ему все: обманы, годы разлуки, последнюю выходку с матерью, психушку, интриги против нее, игнорирование, все до последней капли боли вытянула из нее его смерть, поселив туда боль еще более адскую, невыносимую. Ее дни стали темными, а ночи – еще черней. Ее словно бы поглотила черная дыра. Она простила ему все и готова была простить даже будущие ошибки, но он умер. Убил себя, чтобы, как мямлила Свон, спасти ее, а по сути – снова спас зад всем глупым жителям этого проклятого города.
Ощущение, что его больше нет, пришло сразу, еще в ту минуту, как она, прыгая по лужам, неслась к городской черте – туда, где, распластавшись на земле, лежал он, едва дыша. Понимание того, что он мертв пришло потом, когда она клала его голову, болтающуюся словно у куклы на шарнирах, на свои колени и сидела, сгорбившись, над его телом, показавшимся абсолютно маленьким и больным. Это ощущение было сильнее всех, что доводилось ей однажды испытывать. Как черная дыра, что засасывает в себя все на свете.
Круэлла осторожно достает из-под подушки кинжал, теперь приобрётший почти угольный цвет, бесконечно темный, на котором больше не высечено ни единого имени. Усмехнувшись ему, как старому другу, она крепче сжимает его в руках (кажется, вчера она воткнула этот кинжал в руку Мери-Маргарет, потчевавшей ее своими фирменными разговорами о надежде и глупым утешением), так, что пальцы хрустят и, надев шубу, выходит из лавки.
Идти больно. Каждый шаг отдается гулом и звоном в ушах. Она ориентируется в пространстве почти на ощупь, словно бы этот город был чужим для нее, как будто она его совершенно не знает. Бредет по улицам, шатаясь, как не ходила даже тогда, когда ее забирали из дурдома, наталкиваясь на проходящих зевак, которых щедро одаривает то гневным взглядом, то просто показывает им средний палец, впрочем, почти не испытывая от этого удовольствия.
Идти сложно. Каждый шаг больно отдается в желудке, скрутив ее в узел, и по сути, она просто ползет, опираясь руками об стены и отшатываясь от каждой машины, рискующей ее сбить.
Идти страшно. Она никогда не просила помощи ни у кого, тем более, у героев, тем более – никогда не хотела откупиться от самой страшной Тьмы, какая только существует в мире. Безумная идея пришла ей в голову лишь потому, что без Румпеля смысла жить нет, да и жизни ни у кого не будет. Но она идет, медленно, тяжело, делая каждый шаг с такими усилиями, с какими маленькие дети учатся ходить. Она идет вперед, сгибая колени, в которые словно бы острые иголки вонзают, она идет вперед, старательно игнорируя проходящих мимо людей и саднящую боль в сердце. Она идет, искусав до крови уже опухшие губы, долгим взглядом смотрит вперед, бесполезно пытаясь сфокусироваться. Она идет навстречу своей смерти.
Руки ужасно болят, будто бы она содрала с них кожу. Посмотрев на ладони, Круэлла обнаруживает, что они все истыканы лезвием кинжала. Вероятно, именно так она проводила вчера свой досуг у постели мертвого возлюбленного. Очаровательно.
Но, когда перед ней встают двери дешевой столовки «У бабушки» Круэлла выпрямляется и даже слегка поправляет потрепанную ветром прическу. Одно резкое движение руки – и кафе открыто.
Эмма сидит в компании бравого Капитана и своей глупой мамаши.
- Нам нужно поговорить – пытаясь удержаться на ногах, и даже делая определенные успехи, выдавливает из себя Де Виль.
- Тебе плохо? – Капитан решил включить джентльмена и встает, уступая ей место. Нет уж, она не за гамбургерами сюда пришла.
- Нам нужно поговорить – упрямо повторяет Де Виль, сверля Эмму глазами: ты Спасительница, давай теперь спасай меня!
Сомнения в глазах хорошей правильной девочки длится лишь секунду. Переглянувшись со своей матерью-квочкой и бравым капитаном, Эмма Свон выходит из-за стола. Не особо утруждаясь смотреть, идут ли за нею, Круэлла выходит на улицу. Свернув за угол кафе, она приваливается к стенке, тяжело дыша. Так трудно ей еще ни один шаг не давался.
- Что с тобой? И с твоими руками?
Эмма хочет посмотреть, даже на минуту завладевает правой рукой, но Круэлла ее тот час же отдергивает.
- Так, ничего. Испытывала порог боли, дорогая. Я хочу, чтобы ты открыла портал в Подземный мир и вызвала сюда его повелителя.
Эмма открывает рот и почти сразу же его закрывает, смотря на визави, как на умалишенную. Небось, думает, что от любви Круэлла совсем сбрендила.
- Ты окончательно потеряла рассудок – выносит свой вердикт она. – Нет, я не буду этого делать, даже не надейся. Я была в этом ужасном месте и мы там едва выжили. Робин погиб, Регина осталась одна. А ты предлагаешь мне заманить Дьявола сюда? Я очень сочувствую тебе и вижу как тебе больно, Круэлла, недавно я сама это пережила, но я не могу поставить под удар безопасность моей семьи. Когда я сделала это, мы потеряли одного из нас – Робина. Больше такого никогда не повторится. Нет. И не проси.
Она не понимает. Глупая героиня, как всегда, ни черта не видит дальше своего носа. Или не хочет видеть. Круэлла вздыхает, снисходительно смотря на Эмму – как взрослые собаки смотрят на заливающегося лаем щенка.
- Дорогая, ты, видимо, не думаешь о том, что на самом деле случилось. Пожертвовав собой, Румпель поставил всех вас, всех тех, кого ты так любишь и кем так сильно дорожишь, под ужасный удар. Нет, конечно, он позаботился о городе, оказывается, в нем слишком много благородства, и заточил Тьму в кинжал. По сути, тьма сейчас не принадлежит никому. Но она вырвется рано или поздно и будет искать новых жертв. Надо ли мне тебе объяснять, что никто не выдержит подобного испытания? Или сама догадаешься?
Облизав пересохшие губы, Круэлла вздыхает:
