Текст книги "Темные дни, черные ночи (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 69 страниц)

Амплуа «леди умирает от скуки» нравилось ей куда меньше, чем еще один излюбленный образ – «дама в беде». Это был не самый действенный способ отыскать жертву на вечер, к тому же, когда она изображала душевные страдания, ей верило куда больше людей. Так повелось еще со времен отчимов, со времен Айзека. Но в казино не было места тем, кто в беде. Только прожигателям жизни, ленивцам, глупцам и идиотам. Зато они готовы были спустить добрую часть своего личного состояния ради красивой игрушки. - Джин, дорогой! – коротко бросила она бармену, блеснув довольным взглядом. Ей определенно нужно было пойти учиться в театральном. Сняв перчатки и вальяжно бросив их на стойку, она скучающе выпятила губы. Ненавидела делать это, но зато на это ловились глупые, как пробки, мужчины. Примитивные существа. - Как всегда, мисс Де Виль – снисходительно улыбается он. Круэлле не нравится этот тип. Слишком наглый взгляд, слишком кривляющиеся в подобии улыбки губы, слишком много снисходительности по отношению к ней. Хотя, когда он подает ей заказ, она не может устоять перед соблазном снова потрогать его кожу. - О, какой гладенький! – восхищенно выдыхает она, пока он не отнял руку по привычке. – Восхитительно! Мне так хочется содрать с тебя кожу, дорогой! - Нет! - Ну, хотя бы с костяшек! - Нет! - Ну, взгляни на это как на отшелушивание! - Нет! - Фу, какой! – обиженно надувает губы Круэлла. - Ваш джин – бармен игриво придвигает к ней стакан. - Какой ты скучный, как там тебя зовут, дорогой? Я всего лишь хотела поиграть. - Я не игрушка. Как и следовало ожидать, его рьяная тирада не вызывает у Круэллы ничего, кроме разочарованного вздоха. И она еще считала Сторибрук скучным! Да в этом хваленом городе большого яблока, на этом маленьком острове, забитом людьми, было еще более скучно, чем в нудном, никому не известном, не обозначенном ни на одной карте мира Сторибруке! Потому, поразмыслив, она не нашла ничего лучшего, кроме как заниматься своим привычным делом – самозабвенно пить. Она давно уже тонет в порах алкогольного забвения, хотя все еще изображает из себя веселую, довольную жизнью, разбитную леди. Намерение найти, наконец, спонсора, или хотя бы подзаработать денег на выпивку, уже забыто. Наверное, такая она – свобода. От нее, оказывается, тоже можно завыть. Впрочем, она не была бы собой, если бы не научилась держать чувства при себе. Сигаретный дым взрывает одурманенный мозг, и, не будь ее умение сидеть на стуле, закинув ногу за ногу доведенным до автоматизма, она бы сползла под барную стойку. Она уже даже не задает себе вопрос, чего хотела от сегодняшней ночи, потому что не помнит. Алкоголь помогает залечить любые раны, кроме душевной боли. От этой заразы ни черта не помогает, кажется. Красавчик-бармен больше не раздражает. С двадцатой попытки она запомнила-таки, что его имя Мордред и поразилась тому, как оно зловеще звучит. На замечание, что у нее самой имечко не лучше, лишь пожала плечами: что же поделать. Он подливает ей джин и чистый виски, а ей все мало. Хочется запрыгнуть к нему на барную стойку и плясать. В конце концов, разве она не должна наслаждаться своей свободой, или одиночеством? Пьяный взгляд все же не настолько пьяный, чтобы не заметить, что посетителей резко поубавилось. Странно – не от того ли, что они охотно спустили все свои деньги в этом адовом местечке? А у Круэллы и денег нет. После этого кутежа последние финансы в буквальном смысле заткнуты в глотку. Черт возьми – такая она, свобода? Или таково одиночество? - Здесь так пусто, дорогой? Какого черта? - Уже утро – равнодушно пожимает плечами красавчик. Удивительно. Здесь и время иначе идет, что ли? Или она просто забыла, как оно на самом деле ощущается, пока торчала в Сторибруке? - О – пьяно кивает Де Виль. – Тогда выпьем за утро. - Мне кажется, тебе достаточно – Мордред деловито показывает несколько пустых бутылок перед собой. Наглец, с каких пор ему решать, что достаточно, а что нет для свободной женщины? Она с возмущением смотрит на него. Кажется, с дружественным отношением к нему она переборщила. - Я свободная дама, я сама решаю, когда мне хватит, дорогой – шипит она злобно, страшно возмущенная таким отношением. Почему всякая собака считает, что имеет право указывать ей, как жить? Мордред не прячет уставшего вздоха, но добавку ей наливает. Круэлла проглатывает залпом, поднимаясь, но тут же падает грудью на стойку. Черт возьми. Кажется, ей действительно хватит. - Ладно – кивает она, бросая скомканные бумажки на стойку, - ты, похоже прав. Может, отведешь меня домой, дорогой? В одурманенном мозгу мелькает мысль, что денег может не хватить. Судя по снисходительному, лукавому взгляду красавчика за барной стойкой, так и есть. Круэлла уже приготовилась кричать и кусаться, доказывая, что лучше сядет в тюрьму, чем будет отрабатывать долг посудомойкой на местной кухне. К счастью, Мордред оказался куда меньшим негодяем, чем она считала. - Последняя бутылка за счет заведения, мисс Де Виль. Круэлла расплывается в счастливой улыбке. О, это было так мило, а еще у этого бармена все же удивительно гладкая кожа. Как попка у младенца. Ах, жаль с младенцев нельзя снять кожу. Она бы точно постаралась. Сшила бы себе перчатки или муфту. - Спасибо, дорогой! – сияет Де Виль, тяня руку к его щеке, но красивый упрямец, вновь озарив зал своей хитрой ухмылкой, осторожно убирает ее ладонь, опять создавая между ними дистанции. Эх, а ведь такой жеребец был бы отличным украшением ее постели. Очень жаль, что он такой переборчивый. Впрочем, это же Нью-Йорк. Здесь никто не хочет задаром развеять тоску дамы, а платить за секс Круэлла не собиралась. Все-таки не на мусорке же себя нашла. - Так доведешь меня домой, м? – она соблазнительно тянется к нему губами, склоняется всем телом к нему. О, она соскучилась по мужской ласке сильнее, чем думала. Но упрямец непреклонен: подает ей перчатки, что так и лежат на стойке, разве что в разных местах и, коротко поцеловав запястье, качает головой. - Противный, дорогой! – фыркнув, она выражает свое недовольство, и, не будь она столь пьяна, у нее отлично бы получилось изображать презрение. - Я на работе, мисс Де Виль – холодно осаждает ее он, хотя они, вроде бы, перешли на ты. О, да ну его к черту! В конце концов, она свободная женщина и может насладиться вечером без каких-то там заурядных мужчин. Уже в следующую минуту она уходит, помахав волосатому бутербродику рукой. Пусть скучает, очевидно, она еще долго здесь не появится. Ей неплохо бы подумать, где взять денег, потому что финансовое положение равно катастрофе, а еще – что вообще делать дальше в городе, где все помешаны на деньгах так же, как Сторибрук на магии. И она обязательно подумает об этом и о многом другом, но только когда протрезвеет. Потому, войдя в отель, она быстро спешит очутиться в своей комнате. - Миссис Файнберг! – знакомый голос заставил ее оглянуться. Черт, ну что еще нужно швейцару? Выбить из нее чаевые за то, что предложит донести ее до номера на руках? Руки у него крепкие, вот только ее кошелек пуст. Так что, обойдется без этого удовольствия. - Да, дорогой? – она щурится, пытаясь сконцентрироваться на лице парнишки, хотя выходит это откровенно плохо. С таким количеством выпитого хорошо, что она вообще способна стоять на ногах. И даже почти не шататься из стороны в сторону, словно проснувшийся весной медведь. - К вам приехал супруг. Он ждет в вашем номере. - Супруг? Что за ерунда, дорогой, я же… Вот черт. Она прикусила язык, вовремя вспомнив: здесь не знают, что она разведена, по сути, она все еще замужем. С этими сторибрукскими приключениями, начавшимися после ареста муженька и всего его имущества, она просто не успела подать на развод. Не до того было. Потому, она лишь кивает, показывая свою благодарность за информацию. Чертов Файнберг. Его уже выпустили из тюрьмы? Нашел все же адвоката, которому удалось его отмазать? Молодец, ничего не скажешь. И только она – ужасная неудачница, одиноко коротающая дни в дурацком отеле. Хотя нет, кажется, это все же называется «свободная женщина». У нее заплетаются ноги, теперь уже проще идти, потому что свежий воздух несколько развеял похмелье. Но походку твердой все равно не назовешь. Черт. Этот проклятый говнюк тут же заметит, что она пьяна и начнет издеваться. Не простит давних издевок с ее стороны над ним. Файнберг – чертова мстительная скотина. К номеру она подходит, полная решимости во что бы то ни стало выставить его оттуда, да как можно быстрее. Распахнув дверь, буквально вваливается в комнату, навалившись вперед всем телом. На столе – букет цветов, ужин на двоих и бутылка шампанского. Джентльменский набор. Вот только гостя, стоящего у окна и с философской задумчивостью созерцающего в него мир, вряд ли можно назвать джентльменом. - Твою мать! – позабыв обо всех правилах приличия, смачно ругается Круэлла. – Какого черта ты здесь делаешь? Ее визитер медленно оборачивается, позволив довольной улыбке ползти по его губам: - И тебе доброе утро, Круэлла. Я тебя ждал. Она с шумом опускается на постель, растерянно смотря то на него, то на ужин на столике. Похоже, ее свобода, или одиночество, закончились. Только вот она не знает, стоит ли радоваться такому повороту. ========== Глава 61. (Почти) Безоблачное счастье ========== Она просыпается среди ночи, с трудом открыв глаза. Голова болит нещадно. Черт. Виной тому – не похмелье. Сегодня, очевидно, был приступ. Чертовы приступы. Круэлла до смерти их ненавидит. Палец ползет по слегка согнутой спине Румпельштильцхена. Он поворачивает голову, улыбаясь. Осторожно берет ее за руку, и она щурится от света лампы, что он только что включил. - Который час, дорогой? - Почти пять утра, Круэлла. Поспи еще немного. Спать? Ну нет уж! Круэлла садится на постели, потирая виски. Вот проклятье! Почему же этот кошмар настиг ее сейчас? Первый приступ при нем. Он никак не показывает этого, но она точно знает – приступ был. Он все видел. Круэлла обнимает его за плечи, целуя небритые щеки. - А если я не хочу спать, дорогой? Конечно, он все понимает. Ослабив пальцы, выпуская ее руку из своих ладоней, он опускается на постель рядом с ней, и осторожно ныряя одной ладонью под ее рубашку. - Ты совсем худенькая. Так нельзя. Приблизив лицо к его губам, Де Виль лукаво улыбается: - Будешь откармливать меня завтра в ресторане, дорогой. А пока я проголодалась. Утолишь мой голод? Он отвечает ей лукавой улыбкой, продолжая ласкать ее соски и живот более настойчиво. Круэлла уже стонет, потому что, черт возьми, этот мужчина действует на нее совершенно гипнотически. Стоит ему лишь взглянуть на нее – и она становится чертовой сентиментальной сукой, о том, что происходит всякий раз, когда он к ней прикасается сложно описать словами, существующими в любом человеческом языке. Его ладонь наглеет, бросается в атаку ее межножья, сладко терзая его, пока вторая рука бессовестно сжимает ягодицы. Круэлла мечется на кровати, сильнее разводя ноги, хотя вряд ли он нуждается в пояснениях того, как сильно сейчас она хочет его внутри. На миг оторвавшись от поцелуя, Румпель качает головой: о нет, он не будет исполнять ее маленькую (не) скромную просьбу, пока она не останется на его пальцах. Темп, заданный им, так быстр, пальцы столь настойчивы, что она взрывается с каким-то восторженным вскриком, переросшим во всхлипывание. Она кладет руку на потный лоб, бессознательно запуская пальцы в волосы. Нужно передохнуть, она готова умолять хотя бы несколько минут перерыва, но, конечно, он никогда никого не слушает. Тем более, своих женщин. Потому, когда Голд ныряет между ее ног, а его язык вторгается ей в пах, в мокрый центр женского удовольствия, она до крови кусает губы. Только для того, чтобы не завизжать от счастья и удовольствия. Впрочем, уже через несколько секунд она понимает, что, обладай даже железной силой воли, не смогла бы удержаться от этого. От ее счастливого, долгого крика способна, наверное, проснуться половина города, но когда это ее волновало? Его поцелуй, что он тут же ей дарит, носит ее вкус – горьковатый и немного ядовитый. Такой же, как и она сама. Впрочем, Круэлла не может оставить его без положенной ему порции удовольствия. Нет, она не поступит так с ним. Потому, едва только он снимает брюки вместе с трусами, Круэлла подтягивается ближе, закидывая ноги ему на плечи, наконец, предлагая осуществить то, чего желают они оба. Наверное, она никогда бы не смогла описать последние мгновения перед оргазмом. Она их вечно забывает. То, как они буквально катались на постели, знают лишь смятые простыни. Чем быстрее он движется у нее внутри, тем быстрее она двигает бедрами, срываясь со стона на крик, а затем на свое ставшее уже привычным, всхлипывание. Вонзившись зубами в ее шею, в тонкую жилку, покрытую родинками, он взрывается, стиснув зубы, и остается в ней. Откинувшись на подушки, Де Виль пытается вспомнить, когда она в последний раз принимала таблетки. Ведь они были ей не нужны с тех пор, как они с Голдом расстались. Впрочем, к черту. Она не хочет сейчас думать об этом. - Я скучал по тебе, дорогуша. - А я нет – капризно заявляет она, все еще пытаясь что-то сделать со своими всколочеными волосами. – Я все еще злюсь на тебя, дорогой. - Ты невыносима, Круэлла – впрочем, довольная улыбка на лице Голда означает, как минимум, что ему это нравится. Его пальцы находят ее руку и осторожно обвивают ее. Круэлла не проявляет особенной радости, но и не противится. Вероятно, их отношения никогда не будут обычными. Она бы хотела, чтобы они были такими же, как у всех. Странное и даже дикое желание, если учесть, что она не выносит обыденность в любом проявлении. Да и не созданы великий Темный маг и великая злодейка для обычной жизни. Но есть то, что слишком даже для нее. Было слишком, когда она била его букетом принесенных им же цветов, когда они продолжили баттл подушками, переросший в безумный, страстный секс, когда потом спустились в ресторан при отеле, где Круэлла, наконец, смогла нормально поесть, и бесконечные подколы друг друга, шпильки в адрес друг друга. У них никогда не было спокойной жизни. Кто-нибудь из них вечно все портил. Преимущественно, Румпель, потому она всегда считала его говнюком, даже во время слабых попыток исправиться. - Все еще считаешь меня дерьмом, дорогая? – усмехнулся Голд. Да, и даже не думай, что это однажды изменится – самодовольно улыбается она. Они просто признавались друг другу в любви таким образом. Как некоторые супруги называют друг друга дурацкими ласковыми прозвищами. Видимо, он не намерен спорить, за что она ему очень благодарна. Просто поворачивается боком, принявшись гладить ее лицо и щеки. Он притащил сюда серьги, которые подарил ей в тот вечер, когда Белль сообщила о своей беременности. Это вызвало ее гнев, проявившийся в хрустальной вазе, брошенной в его голову, но разбитой об стену, потому что он, как всегда, исхитрился увернуться. Кажется, потом она колотила по его груди, крича что-то о собственной боли, она не помнит. В конце концов, после череды долгих поцелуев, изысканных словесных извинений и уверений в том, что она нужна ему и он ее до чертиков любит, Румпелю удалось уговорить ее надеть серьги. И теперь он просто забавлялся ими, впрочем, покусывая иногда мочку уха. - Пойдем прогуляемся, Круэлла? – ласково предлагает он. – Погода чудесная, поедим мороженное, если хочешь. Ты ведь его любишь? Конечно, любит. Иногда она думает, что маленькая девочка, лишенная радостей жизни мерзкой матерью все еще живет в ней, хотя прошло уже столько долгих и безумных лет. Но некоторые вещи остаются неизменными. Она все еще любит музыку, обожает гламур и жить не может без чертового эскимо. Обделенная им в детстве, глупо пытается наверстать эту потерю сейчас. Она встает и направляется в душ, прихватив халат. Сегодня она не задерживается, не тратит время на банные процедуры. Он так же спешно моется, оставляя ванную комнату как раз тогда, когда она надевает чулки, а затем платье. Из душного номера они не просто выходят, это больше похоже на побег. Круэлла хорошо знает его, еще лучше – себя, прекрасно понимая, что до самого утра им не уснуть и они будут сидеть в каком-нибудь кафе до самого его закрытия, а потом облюбуют лавочку, чтобы снова бросаться колкостями друг в друга. Идеальное свидание. А ведь если разобраться, таких свиданий было всего два, включая это, и оба – совсем недавно, уже в Сторибруке. Эх, проклятая ненормальная жизнь! Видимо, никогда им не научиться обыденности хотя бы в отношениях друг с другом.