Автор книги: Anless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 69 страниц)
Она храбрится, закидывая голову назад, чтобы удержать слезы на ресницах, не дать им вырваться наружу. Сильная, прекрасная Белль.
Румпель закрывает глаза, тяжело вздохнув. Ну что же, пора перестать отрицать это, потому что это была правда и все эти годы он знал ее.
- Боюсь, Белль, я сделаю тебе сейчас очень больно, прости. Но наша любовь никогда не была истинной.
Она замирает. Не дышит. Не моргая, несколько секунд смотрит на него, поверженная услышанным. Румпель снова ощутил желание исчезнуть из истории Вселенной, быть уничтоженным – только бы не видеть ее такой.
- Румпель, что… что ты такое говоришь?
Он запрокидывает голову назад, в тяжелом вздохе выпуская весь воздух из легких и, кусая губы до крови, тихо, но отчетливо, шепчет:
- Белль, я не знаю, почему поцелуй сработал. Он не должен был сработать, прости меня, пожалуйста. Но он не мог сработать тогда. Я убедил себя, что это возможно, все это время убеждал себя, но.. нет, он не должен был сработать, правда.
- Но почему? – почти кричит Белль, и в этом вопросе-крике столько отчаяния и боли, что у Румпеля почти остановилось сердце в груди. О, как же это адски тяжело – издеваться над ней, милой, любящей девушкой, что столько лет скрашивала его одиночество, была единственным другом, дарила столько тепла.
На секунду голова Румпеля, как неваляшка, падает к ней на колени и, еще немного, он будет биться об них, бить кулаками в стены. Нужно прекратить эти пытки.
- Потому что, целуя тебя тогда, я не был с тобой, Белль. Я представлял Круэллу Де Виль.
Все. Он сознался, но не только ей – себе. Впервые сказал то, от чего так долго открещивался.
Не нарушая леденящую душу тишину, Румпель поднимает на нее взгляд. Он отвергнут ее рукой, она толкает его, как злейшего врага, будто на нее напали с ножом, и вскакивает на ноги, открывая рот, как рыба, вытащенная на поверхность.
- Что? Что ты сказал?
- Белль, прости меня, я, - он подступает к ней, тоже вскочив, стараясь успокоить, угомонить, смягчить удар, хоть это и невозможно, разрываясь на части от боли и желания орать, - прости….
- О Боже. Боже – повторяет она, отступая и впервые за весь этот безумный разговор, он видит на ее щеках слезы, - Боже.
- Белль! – произносит он ее имя, зная, что оно уйдет в пустоту – вряд ли она может сейчас что-либо услышать.
Но вдруг слезы на ее прекрасном лице замирают, и она сама превращается в застывшую статую. Румпель тоже застывает, не зная, что поделать, что предпринять. Просто стоит и смотрит на нее.
Белль спокойно разворачивается и выходит с кухни. Снимает с вешалки пальто, обмотав шарф вокруг шеи, берет в руки шапку, натягивает перчатки. Второпях хватает первую попавшуюся сумочку.
- Белль, уже вечер, только что прошел дождь. Не ходи никуда, прошу.
- Мне нужно выйти. Погулять. Подумать.
- Если хочешь, если тебе будет легче, я уйду.
- Нет, мне нужно выйти – настаивает она, пытаясь юркнуть к двери.
- Подумай о нашем ребенке, Белль, - просит он, - уже темнеет, погода не лучшая. Не ходи никуда, пожалуйста. А я уйду.
Она поднимает на него глаза, в которых не читается ничего, кроме звериной решимости, и стремительно бросается к двери, открывая ее:
- Я думаю о ребенке, именно потому мне нужно выйти! – кричит она уже в вечерней серости.
- Будь осторожна, прошу, и, пожалуйста, не задерживайся надолго! – тоже кричит он, не рассчитывая быть услышанным, и долго-долго смотрит ей вслед.
О, Белль. Что же он наделал?!
Мост Троллей. Белль всегда любила это место, романтичной мечтательнице оно казалось сказкой, приветом из средневековых легенд.
Она стоит на мосту и смотрит вниз, завороженная глубокой синевой реки. Прекрасная картина, достойная кисти гениальных художников.
Холодный ветер дует в лицо, запах свежести бьет в ноздри. Белль закрывает глаза, слушая тишину вечера, погружаясь в нее, словно в любимую книгу. Ребенок толкнулся и она гладит живот под одеждой, с улыбкой шепча:
- Ну, ну, милый мой, все хорошо. Уже идем домой.
Едва обернувшись, видит стоящего рядом, почти в нескольких шагах, человека и вздрагивает, не сразу поняв, кто это, в вечерней мгле. Но потом успокаивается:
- А, это вы!
- Что же такая леди делает в столь поздний час здесь? – раздается ответный вопрос, и Белль улыбается.
- Ну, я просто гуляла. Но уже возвращаюсь домой. Проведете?
========== Глава 55. Под прицелом ==========
Если бы Круэлла не тонула два дня в парах алкоголя и сигаретного дыма, то непременно знала бы, что сегодня в Сторибруке случилось, пожалуй, самое большое горе из всех возможных – не стало его веры.
Если бы Круэлла хоть на миг захотела бы выплыть из алкогольных паров, выйти из номера отеля с неприлично жесткой кроватью и посмотреть, что происходит в городе, который люто ненавидит, она бы знала, что он погрузился в глубокую скорбь. И не потому, что жертвой стал не злодей и все надели траур. Просто не стало надежды.
Если бы Круэлла за эти два дня хоть на одну секунду перестала безбожно пить и проклинать Темного, то, наверняка, услышала бы его ответные проклятья ей, потому что только она могла сейчас их не слышать, купаясь в вине и джине. Румпель кричал так, как никогда раньше, теперь все точно знали, что он это умеет.
Если бы Круэлла за двое суток рискнула хоть на минуту выйти на улицу, разъяренные жители города разорвали бы ее на части. Потому что этот город не привык, что убивают его героев. Потому что он был слишком мал и слишком чувствовал горькую потерю каждого из своих детей. Потому что он был страшен и безжалостен в своей ярости.
Так много «если бы», бесконечных условий, которых не случилось. Потому что эти два дня Круэлла тяжело и запойно пила, не принимая душа, не выходя из дома, почти не закусывая. Когда закончился джин, пришла очередь чистого спирта. Она, конечно, рисковала умереть от алкогольного отравления, но, черт возьми, когда ее это останавливало?
Она пила, пила и пила, пока не превратилась в бесчувственную куклу, смотрящую на мир стеклянными глазами и потому ничего вокруг не замечающую. Она пила до тех пор, пока ее организм не возопил о помощи, выпуская наверх все пережитое за последнее время в виде мерзкой рвоты. Она пила ровно до той секунды, пока ее глаза не закрылись, затуманенные вином и болью, а голова не коснулась жесткой подушки. Она пила, пила и не могла остановиться, играя в русскую рулетку. На выживание.
Это было слишком даже для нее. В запои она уходила крайне редко, предпочитая пить часто, но мало, а если и уходила, сбегая от опостылевшей реальности, то всегда умела собрать себя в кучу, собраться, двигаться дальше. Но этот последний запой был особо жестким.
Круэлла просыпается только от того, что в горле пекло и сушило, как в аду. Попытка нащупать рядом хоть какое-то подобие емкости для воды провалилась полностью – рядом только шуба, в которой, вероятно, она уснула и один тапок. С трудом разлепив, а, если быть откровенной, попросту разодрав глаза, Де Виль садится на постели, осматриваясь. Через пять минут молчаливого наблюдения до нее доходит, что находится она в своем номере. Уже хорошо. Еще через пять минут – что она даже одета и, как это не удивительно, укрыта. Наверное, до номера все же добралась сама.
Пошатываясь, держась за стены и едва не грохнувшись пару раз, она все же дошагала кое-как до ванной и, открыв кран на полную мощность, подставила лицо под воду, одновременно и умываясь и утоляя жажду. В голове гудело, а перед глазами все плыло. В доказательство того, что она была особо беспощадна к нему, ее несчастный организм вырвал все свое содержимое в унитаз.
- Ох, черт возьми! – стонет она, обхватив гудящую голову руками. – Славно я повеселилась, вероятно.
Новый приступ рвоты подкосил ее еще сильнее и в душ Круэлле приходится буквально ползти. Хорошо хоть, она одна и никто не увидит ее отвратительного состояния.
Едва доползла до кровати, Круэлла бросается на постель, стеная от боли. Черт, она совершенно не учла, что спит не на мягкой кровати в доме Свон и не на уютных матрасах в охотничьем домике, а на жесткой постели в вонючем отеле, принадлежащем старой перечнице с арбалетом. Никто не ценит такую изысканную даму и ее аристократичные косточки здесь! От возмущения Круэлла готова была лопнуть.
Впрочем, вскоре похмелье берет свое и она успокаивается. Сегодня ни на какие сильные эмоции она была попросту не способна. Даже попробовала себя корить за то, что слишком переборщила с интенсивностью двухдневного загула, и что надо завязывать с алкоголем, но это в итоге вызвало у нее лишь усмешку: когда она себя ограничивала? Разве ее останавливали какие-то запреты? Зачем себе врать – она алкоголик – стильный, необычный, но алкоголик. И от нравоучений по отношению к самой себе она точно пить меньше не станет. Больше – сколько угодно, чтобы заглушить совесть.
Круэлла с трудом, с десятой попытки, заставляет себя подняться с постели и, доползя черепашьим темпом до душа, спешит окунуться в прохладу воды. Влажные струи несколько освежают одурманенную пойлом голову и заставляют проснуться сознание. Ух. Теперь-то она хоть немного может прийти в себя.
Из душа она выходит несколько более уверенным шагом и даже, ни разу не упав, держась за стену только одной рукой, доходит до кровати. Кое-как сложив вещи в шкаф и даже исхитрившись повесить шубу, Круэлла, найдя в бутылке джина остатки благодатного напитка, присасывается к горлышку, жадно отпивая из нее. Это дарит способность улыбаться, потому что она испытала столь невероятную радость от нескольких глотков, какая давно не посещала ее.
Макияж стерся, впрочем, никакая вода и непогода не смоет следы вмешательства чернил Автора, а Круэлла лишь красит губы сильнее, даже, кажется, ровно. Маленькая победа, означающая, что все далеко не так плохо, как показалось ей в первые минуты после возвращения в сознание.
В номере душно, и алкоголь, бурлящий в венах, только усиливает это. Круэлла сменяет теплый халат на легкий, шелковый, завязывая пояс и расправляя крохотные складки ткани. Подходит к окну, схватив со стола конфету, чтобы хоть немного преодолеть тошноту. Ни черта не помогает, максимум на что ей приходится надеяться – что конфета приглушит невыносимый запах со рта. Она усиливает этот эффект жвачкой с ароматом ментола, лежащей тут же, на столе (вероятно, зная, что запоя не избежать, позаботилась о себе заранее) и катает шарик меж зубов. Шум, который досаждал ей раньше, сейчас стал кричаще-явным. Круэлла нахмурилась: да что там такое? В коридоре причитает бабка-волк, страдает по какой-то «несчастной девочке». Наверное, свою юность вспомнила. Распахнув шторы, Круэлла видит добрую половину города, орущего и гудящего как улей, и брезгливо морщится: опять какая-то ерунда случилась. Очередной злодей заехал в город, что ли, или драконы на него напали, что все так гудят? Вой сирен заставляет Де Виль схватиться за голову, зажав уши руками. Ох, кажется, из ушей кровь пойдет сейчас, если эти нелюди не успокоятся! В коридоре вопли, на улице гул. Как они смеют, и именно тогда, когда она так страдает?
Она попыталась сделать вид, будто ничего не происходит, легла на кровать и даже открыла книгу, не смотря на прыгающие строчки перед глазами. Не помогло. Не спасли даже наушники и музыка на телефоне. Шум и гул нарастал, на улице, кажется, бушевал Армагедон, автомобили гудели, как сирены, а крики, что она слышала, сообщали о том, что в Сторибруке очередное чп.
- Да что там происходит? – Круэлла встала, снова открыла шкаф с гардеробом, пытаясь попасть в рукав шубки, и поспешила выйти из номера, но… цепкие пальцы Румпельштильцхена до удушения схватили ее горло, не давая даже пошевелиться. С внезапно взявшейся откуда-то, почти звериной силой, он приподнял ее от пола и перед глазами мелькнул его жестокий оскал:
- Если бы я знал, что однажды ты сделаешь это, я бы удавил тебя еще в первую встречу, падаль!
Цвет его лица сложно было описать словами, хотя бы потому, что в природе нет такого оттенка красного, какой отразился на коже Темного. Круэлла смотрела на него, широко распахнув глаза, лишенная возможности ответить, как-либо защититься и даже малейшего понимания того, что случилось.
Цепкие пальцы Голда давят кадык и она задыхается, жадно глотая последние остатки роскоши и чувствуя, как перед глазами все плывет. Потому, голос ворвавшегося шерифа Прекрасного она уже слышит будто из тумана:
- Перестаньте душить подозреваемую!
Кажется, Дэвид все же оторвал Румпельштильцхена от своей жертвы, а Снежка подносит ей стакан воды, которую Де Виль жадно выпивает почти залпом не была настолько благодарна этому семейству, как в эту секунду.
- Спасибо, дорогой, - отхаркиваясь и плюя слюну прямо на пол, все еще чувствуя нехватку воздуха, благодарит она, но едва лишь поднимает взгляд на шерифа, как он ловко сковывает ее запястья наручниками:
- Круэлла Де Виль, вы подозреваетесь в убийстве Белль Голд.
Что? Круэлла переводит непонимающий взгляд с Прекрасных, на стоящих тут же Эмму и Киллиана. Это шутка? Они сошли с ума? Это все ей снится?
- Что? – только и может выдавить вслух Де Виль и отшатывается при виде черного дула в руках Точенного подбородка, что направлено прямо ей в лицо.
Всякое сопротивление бесполезно. Она под прицелом.
========== Глава 56. Сложно верить лгунье ==========
Она смотрит на всех поочередно – на явно осуждающую ее Белоснежку, у которой в глазах столько ненависти, что вряд ли Круэлла сейчас смогла бы соперничать с нею, на Точенный подбородок, который, очевидно, решил проявить характер и показать, как он крут, на Эмму, что уставилась в стену и хмурит брови, уродуя лоб огромной складкой, на Киллиана, который явно не понимает, что делает здесь, но преданно держит свою подружку за руку, будто она отчаянно нуждается в поддержке.
На самом деле единственным человеком, которому сейчас действительно нужна поддержка, является она, Круэлла. Но, увы – она слишком хорошо знает, что ей никто не поверит. Как знает и то, что улики против нее кто-то очень хорошо подделал.
- Я буду говорить только с твоей дочерью, Точеный подбородок, - довольно дерзко как для себя, и точно слишком дерзко как для арестованной, бросает она и некоторое время они с Девидом просто борются одними глазами. Впрочем, она выигрывает и, кивнув, Прекрасный встает со своего места, а Круэлла вальяжно размешается в кресле так, будто сидит не в полицейском участке, а на троне.
- Со мной, ты тоже поговоришь, дорогуша, - впервые за все время, что ее здесь держат, заговорил Румпельштильцхен.
Он стоит, повернувшись к окну, и ссутулился так, что кажется, будто его плечи никогда больше не расправятся. Когда их взгляды встречаются, Круэлла одарена порцией ненависти, которую вряд ли получал кто-либо от нее самой.
Конечно, если бы в этом крохотной комнатенке не было столько людей, он давно бы удушил ее собственными руками. Понимание, что он имеет право сделать это, не уменьшило ненависти Круэллы к нему, скорее, усилило. В конце концов, она по-прежнему была влюбленной в него женщиной, которую он снова обманул. Все остальное для нее не имело никакого значения, ведь, разве ее когда-нибудь интересовали простые смертные? Потому, в ответ на его вопрос, она медленно качает головой из стороны в сторону:
- Нет, дорогой. Боюсь, нет. У меня нет такого желания.
Посмотрев на Прекрасных с откровенным вызовом, Круэлла перебрасывает ногу за ногу:
- Я жду, когда вы уйдете, дорогие.
- Я не уйду! – снова встревает в разговор Голд. – Хочу смотреть тебе в глаза, когда ты будешь лгать, дорогуша.
- О, я уверена, ты получишь много удовольствия, - она усмехается с откровенной издевкой, - дорогой.
- Не долго, хорошо? – бросив встревоженный взгляд на Эмму, просит Точеный подбородок. – Пойдем, - Снежка взята под руки и покорно идет следом за муженьком, пару раз оглянувшись для порядка.
Впрочем, даже когда чета доблестных героев покинула участок, Круэлла говорить не хочет. Испепеляющий взгляд Румпеля только добавляет ей дерзости: ее дела плохи, зато он страдает. Есть за что поблагодарить убийцу.
- Говори, я слушаю! Киллиан не уйдет – вырывает ее из плена мыслей Свон.
- Как пожелаешь, дорогая – пожала плечами Де Виль. Облокотившись на стол локтями, она абсолютно ледяным тоном начинает:
- Я не буду отрицать, что у меня был мотив. Но я отрицаю то, что могла убить по такой глупой причине, как беременность от неверного мужа, - она внимательно смотрит на Румпеля, - и лживого любовника. Я убиваю ради забавы. Убивать книжного червя мне веселым не показалось, иначе она давно была бы мертва. Вполне возможно, тогда, когда у нас снова началась интрижка с Голдом. Чтобы не мешалась на пути.
