Текст книги "Темные дни, черные ночи (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 69 страниц)

Осторожно, правитель взял ее руку в свою и стал мягко посасывать мизинец, сладострастно улыбаясь, и внимательно глядя ей в глаза, стараясь уловить ее реакцию. - Вы верно говорите, мисс Де Виль, в этом городе может быть только один правитель, и это я, а вовсе не Румпель. Мне льстит, что наши цели с такой импозантной и прекрасной дамой, как вы, совпадают. Одного я пока не могу понять – ваши мотивы. Не поделитесь ли со мной частицей своих мыслей на этот счет, миледи? Она улыбается так, что ямочки проступают на щеках, и как можно более беззаботно, отрицает: - У меня свои причины, личные, дорогой, и я бы не хотела их раскрывать. Главное вам знать то, что наши мысли относительно Румпельштильцхена и его положения в городе абсолютно совпадают. - Хорошо, я пока не буду вас торопить с ответами – рассудил мужчина. – Однако, нам надо бы выработать четкий план по смещению мистера Голда с позиции не коронованного короля города, потому как, видите ли, Круэлла, милая, я не привык рисковать, не зная, что стоит за риском. Круэлла едва подавила в себе недовольный вздох. Она скучает по мужской ласке, по комплиментам и вниманию, и куда приятнее было бы, если бы он говорил ей о ней, а не о планах по сокрушению Румпеля. Однако, власть имущему вовсе не обязательно знать об этом, это так же будет ее тайной, поэтому она сказала очень спокойно, уверяя его не беспокоиться ни о плане, ни о чем либо еще, и убеждая, что она уже все продумала, и обязательно ответит ему в самом скором времени. О, ну почему мужчины так предсказуемы, черт возьми, ей так хочется пригвоздить Артура к этому сиденью, ласкать его, тереться щекой об колючую бороду, ей хочется секса, как каждой нормальной взрослой женщине, ей нужны мужские объятья и прикосновения, но вместо этого она обязана выслушивать дикую радость по поводу предстоящего захвата власти. Боже, как скучно и серо она живет, а ведь во всем виноват чертов Айзек, забрал единственное, что давало ей столько страстного удовольствия, негодяй… Она поспешила поскорее выпроводить камелотца из своей машины, в конце концов, у нее есть множество других дел, кроме как слушать его болтовню, предаваясь безумным фантазиям. Стоило ей только остаться одной, под ложечкой что-то опять заныло, снова! Круэлла сжала зубы, чтобы не взвыть, тяжелым жаром голову охватили мысли о Крокодиле, пальцы скрестились столь крепко, будто под ними был не руль, а тонкая шея Румпеля, зубы стучали друг о друга, как в лихорадке. Кое- как она все же добралась домой, мысленно заклиная небеса, чтобы Свон там не оказалось. Вероятно, они услышали ее молитвы, потому что жилище пустовало, всюду были только ловцы снов, парочку из которых Круэлла зацепила при ходьбе, и тут же грязно выругалась, почти как мужчина. Шатаясь, на нетвердых ногах, чуть не сломав каблук, женщина все же добралась до своей спальни, еще и сумела не грохнуться на лестнице, хоть это и было сложно, потому что ноги путались друг с другом, как будто их было не две, а десять. Все давно было готово, она принесла свои маленькие жертвы вчера, под покровом ночи. Эти книги лежали перед нею, как беззащитные создания, в них были все их истории, и Де Виль зловеще улыбнулась. Теперь у кого-то будет совсем другая жизнь, уж она постарается. Она открывала по очереди все книги сказок, что только достала в этом городишке, открыла главную, где были их, не выдуманные, не испорченные чертовым шарлатаном Диснеем, истории, и, хмыкнув, вырвала те же страницы, что вырывала отовсюду. Вскоре перед нею накопилась уже целая гора бумаги, которую необходимо было сжечь. Де Виль поднялась, оперлась на туалетный столик, не без удовольствия наблюдая, с каким энтузиазмом вдруг заплясала в ее глазах настоящая злость, о, она была столь неподдельна и столь чиста, что Круэлла начинала сама себя бояться. Смятая бумага напомнила ей несчастных крошек, маминых далматинцев, в чьей крови она купалась, убивая их, и слушая жалобное скуление. На губах выступила кровь, она только сейчас поняла, что исступленно их кусает все это время. Крохотные капли свидетельства ее жизни, были стерты языком, отправившись в глотку, как несколько минут назад - джин, уста болели, саднили крошечные раны, ну да ничего. Все пройдет, все померкнет после получения триумфа, как она того страстно хотела, как того желала ее мрачная, заблудшая душа. Она подожгла несколько спичек, бросила их в стопку бумаг, приготовленных для сожжения, и отошла, любуясь своим творением. Жаркие языки пламени плясали по ее лицу, отражаясь в ее глазах, а она только стояла и смотрела на то, как рушится жизнь того, кого она столь любовно ненавидела, как разрушается жизнь Румпельштильцхена. Запах гари становился все ощутимее, но Круэлла и не думала открывать окно, она только лишь рывками втягивала его в себя все глубже и глубже, потому что сейчас это был самый лучший в мире аромат для нее – аромат чужого поражения. От ее жертв, как когда-то от далматинцев мамочки, остался лишь крохотный пепел, половина страницы, случайно упавшая со стола, а может, просто не поместившаяся в пепельнице, была разорвана на куски и сразу же тоже сожжена, а Круэлла так и стояла, нагнувшись перед зеркалом, и любуясь своим отражением, что сейчас напоминало какой-то весьма нездоровый, бесноватый лик. Почувствовав дикую усталость, Круэлла села на место, выбрав самый край стула, снова налила себе полный бокал джина и стала смаковать, растягивая каждый глоток, давая ему пройти по горлу, и чувствуя, как жар ударяет в голову, как сладкое тепло расползается по всему телу. Наконец-то это были прекрасные эмоции, а не та странная какофония, что она испытала. Что ж, дело сделано, и ей остается только ждать, когда же он почтит ее своим присутствием. Приползет ли, словно побитый пес, а может, что скорее всего, прискачет, как загнанная лошадь, и, если магия возымеет силу, возможно, будет проклинать ее. На всякий случай, Круэлла спрятала в чулок маленький, но крайне острый ножик, его лезвие холодило ей кожу, впиваясь в нежное бедро остряком, напоминая о той опасной игре, что она затеяла, отвергнутая и оскорбленная. Сегодня, когда он придет, они сыграют в русскую рулетку, и, возможно, для кого-то этот вечер станет последним в жизни. Круэлла прождала час, другой, третий, балуясь рукояткой ножа, что держала у зеркала, и пила, опустошив за вечер две бутылки крепчайшего джина. Мысли кружились в невообразимом танго, диком и безумном, снова вспомнились мотивы джаза, который всегда так сильно любила, снова стала кусать губы, пока они опять не наполнились кровью. Она уже находилась в том состоянии, когда мало что понимаешь и ощущаешь, однако его присутствие ощутила в ту же секунду, как он вошел в ее дом. Румпель пришел уже когда (пьяный взгляд Круэллы не мог ее подвести в таких очевидных вещах) на город спустились вечерние сумерки и Сторибрук готовился отойти ко сну. Он пришел, а она лишь саркастично ухмыльнулась: ночь – время Темных, пусть и бывших. Склоняется над ней, приблизив лицо к ее лицу, вонзаясь пальцами в волосы, и осторожно потянув их на себя. Жаркие губы касаются щеки, язык неторопливой змеей заползает в ухо: - Привет, дорогуша! Он пригвоздил ее к стулу, накрыв руки ладонями и в глазах его дикая злоба, сменяющаяся капризом, и яростью. Круэлла сидит смирно, не двигаясь, лишь выдавая хриплое дыхание из груди, и все, что может сейчас –глазами демонстрировать свою непокорность, уничтожая его взглядом так, как он убивает сейчас ее. - Дорогой… Одним резким, рваным движением Румпельштильцхен плотнее притягивает ее к себе, сильно сдавливая подбородок, свободной рукой сжав бедро и, сцепив зубы, шепчет: - Белль забыла, кто она, забыла свою сказку. Твоя работа, дорогуша? - Какая потрясающая новость, дорогой! – отвечает издевательской улыбкой Де Виль, хотя его жест почти вывернул ей челюсть. - Мерзкая шлюха, я так и знал – укоризненно-назидательно шепчет он, выдыхая злобу жарким комком в ее лицо. Это перестает быть смешным, когда кинжал Темного приближается к ее глотке, вонзаясь острием в кадык. В глазах блестит уже истинная неподдельная ненависть. - Скажи-ка, Де Виль, как мне тебя убить? Побыстрее, или ты хочешь помучиться еще некоторое время, чтобы осознать свои грехи? Я могу быть милосердным, если ты хочешь. Только скажи. Круэлла внимательно смотрит на приставленное к горлу оружие, затаившись, а потом одним рывком, резко царапает ему лицо, вонзившись когтями в щеку, как дикая кошка. Мгновение – и поверженный, оторопевший Румпель завывает от боли, сжавшись в комок, она же выбивает нож у него из рук, сильно давя на рукоятку, так, чтобы он чувствовал теперь холодную сталь кинжала. - Ой, дорогуша, перестань, мы оба знаем, что ты меня не сможешь убить, хоть искромсай меня кинжалом. Гнев, поднесший ей пощечину, вырывается наружу мерзким, хриплым почти мужским хохотом, выпуская психопатку поиграть: - Убить - нет, дорогой, но вот покалечить – сколько угодно. Ты правда думаешь, что можешь так говорить со мной, а, Темный? Со злобной ухмылкой, внешне успокоившись, он удерживает ее за руку, не давая уйти, и, приблизив губы к ее лицу, шепчет: - Я всегда могу отправить тебя туда, где тебе самое место, дорогая – в Ад, похоже, ты об этом позабыла. Что ж, надо бы напомнить маленькой ведьме, кто здесь хозяин. Он хищно обходит ее кругом, но не касается. - Мы могли бы вполне мирно существовать друг с другом, Круэлла. Но ты выбрала другой путь. Мне правда жаль. Одним лишь щелчком пальца мужчина впечатывает ведьму в стену, так, что она на мгновение забывает свое собственное имя, больно ударившись головой о косяк при ударе. Рука делает легкое движение в сторону, и вот Де Виль уже не чувствует своего дыхания, набирает в легкие воздух, как раненное животное, и не может надышаться, ведь железное кольцо сдавило ей горло, но продолжает сверлить ненавистным взглядом своего могущественного противника, не уступая ему ни на минуту ни в дерзости, ни в ярости, которыми он так щедро награждает ее сейчас. - Это… война, Румпель? – вырывается клокотом из горла, и голос похож теперь на скрип старых половиц. - Если тебе так удобно дорогуша! – он опускает ее на землю, усмиряя магию. Хочет посмотреть, на что она еще способна, чувствуя абсолютное свое превосходство над ней. - Будь ты проклят, Румпельштильхен, и пошел к Дьяволу. Скоро, дорогой, под твоими ногами будет гореть земля, клянусь всем на свете. - О, ну так я и знал! Ты так ничему и не научилась, кроме дешевых угроз, дорогуша. – А я уж было понадеялся. Круэлла, несколько пошатываясь, подходит к противнику и, одарив его красноречивым взглядом, произносит: - Не думай, что, выиграв битву, выиграл войну, дорогой. Помнишь мою песню? Остерегайся Круэллы Де Виль. Оттолкнув от себя Темного, она уходит, сопровождаемая его мерзким хихиканьем. Артур оборачивается, привлеченный звуком открывшейся со злобой двери, настороженный и готовый к бою, однако же, увидев, кто перед ним, расплывается в довольной улыбке: - О, мисс Де Виль, не ожидал вашего визита! Круэлла в один прыжок оказывается около него, грохнув дверь так, что едва не сняла ее с петель, и, кусая, вонзается зубами в его губы: - Заткнись – шипит она, по-кошачьи выгибая спину, и снимая с него рубашку. - И трахай – еще мгновение и король приземляется на постель, и Круэлла оказывается сверху, раздвинув ему ноги коленом. ========== Глава 22. Ученица ========== Круэлла очень старается не смотреть на себя в зеркало. Ей до смерти надоело видеть собственное угрюмое лицо. Она вздыхает, прикусывая губы, как всегда, когда ей что-то не нравится. Во что ее превратил этот мерзкий городишко? Она была вполне довольна своей жизнью в Нью-Йорке, в мире, где не было магии, и ее сдерживало то, что убийство там – уголовно наказуемо. Но потом проклятый Румпель притащил ее сюда, снова в этот ужасный волшебный мир, где она была злодейкой и изгоем, а чтобы быть в безопасности нужно иметь статус приспешников Прекрасных. Она соблазнилась идеей счастливого конца, искушение увидеть снова Айзека, чтобы вцепиться ему в горло за отнятое, было слишком сильным для нее. Она тогда и не думала о Румпеле, подавила свои чувства, как оказалось, ненадолго. Одиночество на странной скале сделало ее более уязвимой. Она прятала свои эмоции, как могла, топя их в джине, но было поздно – они неконтролируемым ураганом вырывались на поверхность, и она совсем ничего не могла с ними поделать. Потому что к жажде мести Айзеку прибавилось теперь совсем другое чувство, куда более сильное и пугающее, чем злость, к которой она привыкла, и которой жила всю свою жизнь. В зеркале она видела Артура, распластавшегося на подушках, и мирно похрапывающего. У него рельефное тело, сильные плечи и красивые мускулы. Она вчера расцарапала щеку об его бакенбарды. Он оказался прекрасным любовником, дав ей все, что нужно, и даже больше. Она кричала при каждом толчке внутри нее, только сейчас осознав, как скучала по этому столько времени, и он не собирался останавливаться. Но все было ужасно, потому, что вместо того, чтобы наслаждаться этим мужчиной, таким породистым и холеным, она все время думала о мерзком калеке с гнилыми зубами. У нее до сих пор болит язык, так, что она пошевелить не может им, но не от страстных поцелуев, а от того, что она полночи его прикусывала, чтобы не назвать любовника чужим именем. Круэлла внимательно смотрит в зеркало, чувствуя ненависть к себе самой. Она действительно ненавидит себя за воспоминания, которые, как она думала, похоронила давно в закромах воспоминаний, в самых дальних уголках памяти, но сегодня оказалось, что это не так. Она вспомнила об этом впервые за долгие годы, и не могла понять одного – какого черта? Лес пах осенью и дождем, не смотря на августовскую жару, от которой не было спасения. Круэлла неохотно плелась за Темным, проклиная себя за то, что напросилась в ученицы Темному. Это был не человек, а ходячая катастрофа. Он ее просто загонял по лесам и полянам, она угробила лучшие свои туфли и уже заканчивала издевательство над второй парой, но он не унимался. Волшебник водил ее по лесам, заставляя метать проклятые огненные шары, а у Круэллы это никогда не получалось. И сегодня не получится, она уверенна. Поэтому она плетется за Румпелем, стиснув зубы и прикусив язык, чтобы не возмущаться и не бубнить, как старуха. Когда-то эта чертова пытка должна закончиться. Она знала, почему у нее совершенно не получается совладать с огнем. Как же тут совладаешь, если она все время думает о Румпеле и его тонких, легких пальцах каждый раз, когда он к ней прикасается? Он касается ее, а она тает, почти падая в обморок, какие уж тут файерболлы? Но Румпель был просто невыносим, всякий раз заставляя ее делать то, чего она делать совсем не умеет, и Круэлле приходилось покорно играть свою роль, иначе он бы ее убил, или покалечил. А ведьме хотелось ласки совсем другого рода. Он обернулся, и золотистая кожа засияла при свете солнца: - Так, дорогуша, уже пришли, все. Круэлла оглянулась и с шумом выдохнула. Вот черт, и умеет же выбирать самые ужасные места, какие только можно. Вообще, она довольно сильно нервничала и вытирала тайком ладони об шубу, чтобы Румпель не заметил ее волнения. Она сняла верхнюю одежду, памятуя о том, что обычно в случае несвоевременного избавления от шубы делает с ней Румпель, и подошла к нему, покачивая бедрами. - Ну, дорогой? Снова будешь учить меня огнем швыряться? – она посмотрела на него, отчаянно демонстрируя свое недовольство. - Это первичное умение для ведьмы, дорогуша – хихикнул Румпель, и по его лицу Круэлла поняла, что он знает – ни черта у нее не получится. Небось, придумал уже другой план, и может, не один. И вот он снова касается ее одним взглядом, а она снова чувствует, как сходит с ума, спина напрягается, по коже скатываются капельки пота, и воздух застрял комом в горле, болит между лопаток. Круэлла не понимает, что с ней, ее пугает это странное чувство, не изведанное ранее, ей отчаянно хочется бежать, и звать кого-то о помощи, потому что она не может себя контролировать, и это до чертиков раздражает. Но от Темного мага не убежишь, да еще и на таких шпильках, и злодейка уже почти прокляла себя, что всегда носит каблуки. Он становится позади нее, щекоча шею неровным дыханием и на высоких тонах, так звонко, что у Де Виль звенит в ушах, произносит: - Давай же, дорогуша! Собери всю свою злость и выпусти огонь! Уверен, у тебя получится!