Текст книги "Темные дни, черные ночи (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 69 страниц)

- Спокойно, Круэлла, это я. - Тогда, - ее губы растягиваются в издевательской улыбке, - я правильно нож схватила, дорогой. Жаль, что здесь нет еще и топора. - Пожалуйста, перестань – Румпель проходит в номер, будто к себе домой, и садится прямо на ее расстеленную, еще не остывшую с ночи, постель, - давай поговорим. Круэлла демонстративно возвращается к кофе, и даже наливает себе вторую чашку – все, что угодно, лишь бы поскорее спровадить Темного отсюда. Но, увы, она снова промахнулась. Наивно было думать, что, видя ее не желание идти на какой-либо, хотя бы малейший контакт, он уйдет. Нет, Темный ящер все уже сидит за столом и смотрит на нее глазами только что кастрированного щенка. - Я думаю, мы уже все друг другу сказали, - она нервно дергает плечом, - дорогой, но, если тебе так не терпится языком почесать, пожалуйста. Он, впрочем, вероятно, не торопится начать разговор. Круэлла тоже молчит, отвернувшись к окну и закурив. - Курить в номере нельзя, забыла? - Я плевать хотела на правила, забыл? Его тихий, пораженческий вздох только еще сильнее злит ее, хотя, казалось бы, сильнее уже просто невозможно. Круэлла все сильнее втягивает в себя дым, готовая вот-вот заорать сиреной и вышвырнуть горе-любовника из своего номера, тот же с поразительным спокойствием наливает себе кофе. И, отпив глоток, делает вывод: - Отвратительный. - Пошел к черту! – раздраженно бросает Де Виль, все еще таращась в окно. Она бы даже на слащавые личика Прекрасных сейчас посмотрела, лишь бы его не видеть. О, как она хочет, как она страстно желает, чтобы он испарился, чтобы скорее ушел отсюда, но – нет. Она молчит и курит и он, кажется, решил последовать ее примеру. Даже сигарету взял, впрочем, курить не стал. - Правильно. Я не разрешала тебе трогать мои сигареты. А куряшка из тебя всегда был дерьмовый, дорогой. Он молчит, что чрезвычайно злит Де Виль. - Ты говорить будешь, или язык оторвало? Она слышит, как он ставит явно уже остывший кофе на стол. От ощущения его внимательного, изучающего взгляда, прикованного прямо к ее затылку, Круэллу, как она не борется с собою, бросает в жар. Он заговорил и это звучит, скорее, как приказ: - Посмотри на меня! После секунды раздумий, она слегка поворачивает голову. - Дорогой? Он качает головой, медленно, из стороны в сторону, нахмурившись: - Так не может больше продолжаться, Круэлла. Это невозможно. Ненормально. - Ты говоришь мне о нормальности? Или себе напоминаешь, потому что давно забыл, что это такое? – смеется Круэлла, снова уставившись в окно. Он встает, с грохотом откинув стул, который упал на пол. Каждый его шаг вызывает у нее внутри болезненный, горячий отклик. Сложно пытаться заставить себя его ненавидеть, когда тело говорит совсем иное. Он обходит ее кругом, и теперь их взгляды встретились. Она хочет опустить глаза, но не может, прикованная его чертовым магнетизмом. Какого дьявола этот человек так влияет на нее? Стоит Круэлле отвести взгляд, как Голд хватает ее за подбородок, не больно, но довольно ощутимо: - Я сказал, посмотри на меня! После секундной заминки, она равнодушно убрала его холодные пальцы со своего лица, молча осматривая его ледяным, почти равнодушным взглядом. У нее в душе все кипит, но она все же хорошая актриса. Всегда была ею. - Ты думаешь, что нашла новую игрушку, пушистого щеночка, дорогуша, только загвоздка – я Темный, а не твоя собачка для забавы. Ты клялась, что всегда любила меня – и что? Оттолкнула меня за одну минутную слабость, отшвырнула от себя, как табурет для ног. Белль на меня плевать, она меня ненавидит, а я не могу уйти от нее, потому что не в состоянии бросить своего ребенка снова, и ты это знаешь. И от тебя не могу, потому что одержим тобой. Ты получила, что хотела, довольна теперь? Словно вспомнив, что держит в руке стакан с джином, она отпила из него. И, поскольку, видимо, это был конец его эмоциональной тирады, она даже снизошла до аплодисментов – четыре коротких, отрывистых шлепка. Не зря же старался. Сложив на груди руки, Круэлла улыбается: - Ты ни черта не понял, дорогой, как всегда. И почему же я не удивлена этим, интересно знать? А еще любопытно: в тот день, когда ты впервые переспал со мной, что ты сказал своей драгоценной жене? Что тоже всего лишь поддался мимолетной слабости? - Белль до последнего ни о чем не догадывалась. Здесь уж пришел черед истерического смеха. Круэлла хохочет, откинув назад голову, и даже не скрывая выступивших в уголках глаз слез: - Знаешь, дорогой, я ведь всегда считала тебя ужасно умным. Надо же было так обмануться. Женщины такое чувствуют. Уверена, Белль поняла, что происходит с самого начала. - Мы оба делали ей больно, Круэлла, не отрицай этого. - Мы, дорогой? – она изумленно смотрит на него некоторое время. – Я леди свободная, смею тебе напомнить. У меня нет мужа, и Белль я ничем не обязана. Не я давала ей клятвы верности перед алтарем, хвала всем богам. Но тебя это не касается. Ты предавал ее каждый раз в моей постели и – я не могу утверждать, конечно, но, вполне допускаю, что были и другие женщины. Вот потому она тебя ненавидит. И не только она, впрочем. Предательство способно превратить даже самую большую любовь в ненависть, спасибо, дорогой, кстати, я благодаря тебе это узнала. Одно не пойму – ты зачем пришел ко мне сейчас, а? – она слегка повысила голос. – Вероятно, муки совести не дают тебе покоя. Но ты не можешь ведь обвинить свою благоверную супругу, она же герой, она чиста и наивна. И потому, желая загладить муки своей совести, ты пришел воззвать к моей, правда? Или будешь говорить, что это не так? Румпель не отвечает, он только молча рассматривает свои пальцы. Круэлла кусает губы. Она устала мучить себя, изводясь желанием врезать ему по роже. Это не поможет и никуда не денет ее чувств к нему. Проклятые чувства. Сделав несколько шагов ему навстречу, она осторожно берет его лицо в свои руки. 4 Добившись, чтобы он посмотрел ей в глаза, спрашивает: - Почему ты считаешь, что ты в праве вечно меня мучить, дорогой? Почему ты думаешь, что меня можно уничтожить, обмануть, убить, и после этого я поверю в то, что я все еще нужна тебе? Такая она – твоя любовь, Румпель? Помнишь, ты недавно сказал, что не хочешь видеть во мне монстра? Так почему же ты до сих пор его видишь? Порыв нежности закончился так же внезапно, как и начался. Резко отпустив его, Круэлла снова отвернулась. - Хотя, да. Я и есть монстр, дорогой. И всегда им была, мы оба это знаем. Так что, спасибо за твою попытку, она не увенчалась успехом. Эксперимент по превращению меня в нормального человека, увы, оказался неудачным. Ты так и не сказал мне, на кой черт сюда явился? - Я хочу защитить тебя, Круэлла. - От кого? – она смеется. - От тебя самой. Я не позволю тебе делать то, что ты делаешь. Круэлла снова поднимает на него взгляд, теперь уже полный откровенной издевки. С интересом посмотрев на любовника, будто он был зверушкой из зоопарка, она кивает, почти торжественно: - О, да, дорогой. Как пафосом запахло в воздухе, слышишь? Меня, наверное, должна переполнять благодарность к тебе, но, знаешь, кажется, кроме желания вырвать прямо тебе на ботинки, я ничего не чувствую. Кипящая внутри ярость заставляет ее схватить Голда за рубаху. Он не сопротивляется, хотя мог бы впечатать ее в стену, однако, Круэлла слишком быстро поняла, что даже если она сейчас размножит его череп на куски, он не будет сопротивляться. Крокодил решил поиграть в покорную жертву. Значит, она принимает правила игры. - Моя мамочка, творя гадости, была уверенна, что она делает это во имя любви ко мне. Ты бесконечно делаешь мне больно, потому что так проявляешь свою великую любовь. Ты знаешь, точно знаешь, что я никогда не была и не буду героем, скорее, Армагедон придет. Как знаешь и то, что это издевательство в вашей прекрасной семье уже давно перестало быть любовью. Но вместо того, чтобы, наконец, принять факт своих ко мне чувств, ко мне, монстру, психопатке, чертовой садистке, ты бесконечно надо мной издеваешься все эти годы, прикрывая это своей чертовой, проклятой любовью. Что же это за любовь такая, а, дорогой что от нее хочется только убежать и умереть? Хочешь сюрприз, дорогой? Я буду сжигать все. Взорву этот город к чертовой матери. Уничтожу здесь все до основания. И пошел ты со своей защитой! У тебя был шанс не допустить этого. Потому что я, как полная идиотка, в какой-то момент поверила тебе. Я сходила с ума от жажды крови, но сдерживала себя, чтобы не навредить тебе. Но больше этого не будет. Когда зверю кидают мясо, он на некоторое время, затаивается. Но знаешь что? Ты не просто снова пробудил во мне зверя, Голд, дорогой, ты забыл накормить этого зверя. Она поднимает на него глаза, в которых уже нет ничего, кроме ненависти и ярости: - И теперь, когда тебе известна вся правда, когда я подтвердила твои опасения, я должна спросить тебя. Задать один-единственный вопрос. Чего ты хочешь, Румпель? Что тебе еще от меня нужно? Он молча смотрит на нее, и она с ужасом понимает: он все понял. Понял то, чего она в себе никогда не понимала, что всегда яростно отвергала, чего не хотела за собой признавать. Он осознал, что перед ним стоит самая обычная женщина. Монстр. Убийца. Злодейка. Но и просто женщина, которая требует от него ответы на вопросы, дать которые он не в состоянии, иначе захлебнется в чувствах, от которых все время бежал. Захлебнется в ней. Потому его ответ для нее, как всегда, предсказуем и очевиден. - Я… я не знаю… Прости меня. Не знаю. Круэлла закрыла глаза, чувствуя, что теряет последние остатки самообладания и выдохнула. Когда она снова их открыла, на лице ее нет ровно никаких эмоций: - Тогда закрой дверь с другой стороны и не приходи ко мне, пока не узнаешь. Мне надоело, Румпель. Хватит. Я могу сколько угодно мучать других, но не позволю кому бы то ни было мучать себя. Детства взаперти на крошечном чердаке огромного дома мне вполне хватило. Пошел вон. Он смотрит на нее, и его жалобная улыбка, еще мгновение назад играющая на устах, превращается в звериный оскал. О, отлично, они оба показали друг другу свое истинное лицо. Еще мгновение – и он из жалкого неверного страдальца обернулся в хищного зверя. Надолго его милосердия, очевидно, не хватило. - Никто не смеет так со мной разговаривать, дорогуша. Особенно та, которую я сам создал. - Именно поэтому я посмела, Румпель – холодно парирует Де Виль, сверля его глазами. – Вон из моего дома. - Ты пожалеешь об этом, дорогуша – прошипел Год, растворяясь в сиреневой дымке. Круэлла прикусывает губу, резко выдыхая, и, плюнув на все правила приличия, отпила несколько крупных глотков джина прямо из бутылки. Пора было начинать жалеть о содеянном, но в мыслях было только одно: как же она его до смерти ненавидит. И обязательно отомстит. Потому что ее истинное лицо – законченная психопатка, маньячка и убийца. Никто иной. Никто больше. ========== Глава 52. Громко и со скандалом ========== Книги – это миллионы придуманных историй, половину из которых никогда не станут правдой. Жаль, что ее этому так и не научили. Научили верить в лучшее – она верила. Научили видеть лучшее в людях – она видела. Путалась на страницах книг, но однажды потерялась. И так и не смогла понять, где – ее жизнь, а где всего лишь книжная история. Ее научили, что у каждого есть своя настоящая и истинная любовь, но не рассказали о том, какова жизнь после любви. Ни в одной книге не учат, как жить потом. Она читала, что под самой красивой улыбкой могут прятаться слезы, а под обличьем страшного чудовища – прекрасный принц. Но ни в одной из сотен прочитанных сказок не было ни слова о том, что иногда чудовище и принц – это одно и то же, и жить с ним рядом – тяжкое бремя, а вовсе не сказочная мечта. Из книг она узнала, что нужно в каждом человеке стремиться увидеть лучшее, но ни одна книга так и не дала ей ответ на вопрос, как защититься от монстров, особенно если этот монстр – тот, кого ты любишь больше всего на свете? И вот Белль закрыла последнюю книгу и бросила ее в огромный мешок, один из десяти, в которых уже лежала вся ее библиотека. Она провожает летящую книгу взглядом, в котором не читалось ничего, кроме равнодушия. Ее мать погибла, защищая книги, а она уничтожит их все – до последней. Потому что книги слишком лживы для этого мира. Потому что мир слишком жесток для книг. Ей уже тяжело наклоняться, голова кругом идет, но Белль быстро берет канистру бензина из гаража. Румпелю нечем будет заправиться, но, ничего – это не столь огромное прегрешение по сравнению с его изменой, так что. Один взмах спичкой, и яркое пламя вспыхивает в руках у Белль, ища потенциальную жертву. О, это так больно, оказывается – сжигать книги, то, что долгое время было твоей жизнью. Белль закрывает глаза, выпуская из груди тяжелый вздох, и упрямо качает головой из стороны в сторону, прогоняя непрошеную слезу. Вытягивает вперед руку. Опускает ее вниз. И… Треск. Невыносимый, отвратительный запах гари и бензина, от которого хочется убежать куда подальше. Ощутив, что задыхается, Белль бежит подальше от этой книжной инквизиции, бежит в сад, где так любила читать под старой яблоней. И лишь там оборачивается, с горечью провожая пляску обезумевшего костра, что сжигает самое важное в ее жизни – книги, многие из которых достались ей от матери. Чувствуя, что ноги подкашиваются, она оседает у яблони, давая волю слезам. Но уже не знает, от чего именно плачет – потому что сожгла всю библиотеку, потому что ее предал любимый человек, или потому, что все, во что она всегда так свято верила, оказалось ложью. Красавица плачет и плачет, позабыв о том, что трава, на которой она сидит, еще влажная после дождя, и что восточный ветер заползает в одежду, и что она рискует простудиться, чего в ее положении допускать нельзя категорически. Сейчас нет ничего страшнее того, что ее мир, который она всю жизнь строила, рухнул, как карточный домик – в одно мгновение. Или он уже давно рухнул, а она, погруженная в свои мечты, просто этого не заметила? Если бы только Белль знала… Из пучины боли ее забирает только шевеление ребенка у нее в животе – совсем крошечный толчок, чуть ощутимое движение, но этого достаточно, чтобы она пришла в себя. Белль поднимается на ноги, спешно стирает слезы с лица. Всколыхнувшаяся в ее душе ярость заставила ее принять самое непростое решение в ее жизни. Ее ребенку нужен отец. Она росла без матери, слишком рано ее потеряла, и просто не может допустить, чтобы ее малыш вырос без отца. Ей нужен Румпель, потому что они семья. Они вместе прошли и через не такое. Но она больше не будет просить и унижаться, не будет умолять, нет. Белль готова теперь драться за то, что по праву принадлежит ей – за свою семью. … Языки пламени пожирают остатки книг, столь дорогих ее сердцу, а миссис Голд уже отправляется в путь – к той, у которой будет выгрызать Румпеля зубами, если понадобится. Чертов город. Чертовы дороги. Чертов волшебный мир. Угораздило же ее снова очутиться здесь, как? Как она могла быть такой дурой и повестись на всю эту авантюру с Айзеком? А все из-за призрачной надежды снова убивать, черт возьми. Она прекрасно знала, что ей никто не даст то, чего она хочет – если бы Айзек согласился, герои бы запретили. Но, как наивная идиотка, по одному зову Голда, потому что он позвал. Почему, почему даже сейчас, через столько лет, она все еще ведется на его авантюры, как лохушка? Потому что она лохушка. Так и есть. Точка. Обо всем этом Де Виль думает, несясь по узкой дороге в супер-маркет. Еды у нее совсем нет, алкоголь заканчивается и, как не крути, голодная смерть не входит в ее планы. Будь ее воля, она бы вообще не вылезала из своей постели, чтобы хоть не тошнило от этого города всякий раз, когда приходится это делать. Большей концентрации лицемерных героев нет нигде, разве что в мифах, но на то они и сказки, чтобы лгать. Круэлла с визгом паркуется у супер-маркета и, громко хлопнув дверью авто, заходит внутрь. В общем, у нее все же наметился прогресс в отношениях с этим идиотским городом – с десятого раза она научилась не блевать всякий раз, когда вынуждена посещать местный продуктовый магазин. Хвала всем верховным богам любой религии, здесь имеется качественный алкоголь. Хоть в чем-то хорош проклятый Сторибрук.