Текст книги "Темные дни, черные ночи (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 69 страниц)

Город Большого Яблока накрыл хмурый вечер, впрочем, воздух довольно теплый и Круэлла не зря остановилась на легком манто. Сквозь кожу перчаток она чувствует легкое прикосновение его сухих пальцев. Она давно уже перестала следить, где они, по сути, ей абсолютно плевать, куда они забрели, потому что они вместе. Она привыкла следовать за Темным, даже если они играют в гонку на опережение. Он был достойным ее во всем – делил с ней Тьму, был идеальным соперником и восхитительным любовником, хорошим другом и опаснейшим врагом. То, чего она ждала от бурной жизни, воплощал он целиком и полностью. Потому она не обращает внимания ни на что вокруг, разве что глаза слепят огни, мириадами рассыпающиеся в ночи. Эскимо вкусное, Круэлла с наслаждением ест мороженное, наплевав на то, что это уже вторая порция. За столько лет, что они с Голдом знакомы, она уже привыкла, что он видел те ее стороны, которые не видел никто. Они ему хорошо знакомы, так к чему скрывать от него их, или ненавидеть его за это? Наверное, это нормально, ведь и ей Голд знаком таким, каким не знаком никому другому. Первые звезды, сияющие в небе, означают начало ночи. Очередная ночь в Нью-Йорке. Очередная ночь, позволившая ей определить, что ее состояние на протяжении последних восьми недель было вовсе не свободой, а просто тягостным одиночеством. Она могла называть это как угодно, суть не менялась. Она загнала себя в клетку, была одинока и просто не могла снова почувствовать прекрасный вкус города, который так любила всегда. Свободу, как ни странно, она обрела только рядом с Голдом, в его руках, одна из которых обвилась вокруг ее талии сейчас. Круэлла удивлена своим мыслям, но больше их не боится. Все, наконец, должно быть по-другому, иначе. Они слишком измучили друг друга за все годы знакомства. Терпения и сил доставлять друг другу еще больше проблем и мучений нет ни у нее, ни у него. Хватит. С этим пора заканчивать. Но для этого, кажется, ей нужно спросить у него о ее главном демоне. - Дорогой, я кричала во сне? Он обращает на нее взгляд. Задумался, сказать ли ей правду, или солгать. Она усмехнулась. Без эмоций, без драмы. Значит, у нее снова случился кошмар, ночные истерики вернулись. Что ж, она знала. И все-таки она хочет услышать ответ. Ей нужно его подтверждение. На его лице – сомнения, которые она спешит развеять: - В твоих интересах сказать правду, Румпель. - Да – сомнения мгновенно сменяются почти вселенскими страданиями, когда он снова смотрит ей в глаза. Он берет ее за руку, пытаясь сказать еще что-то, но Круэлла лишь качает головой: не стоит. Она поняла все, что хотела, узнала все, что ей было нужно знать от него на этот раз. Ей снова снятся кошмары? Она пока не уверена. Один дурной сон ничего не значит. Хотя от того, что он приснился вообще, хорошего мало. Голд сконфужен, тяжело дышит, повесил голову. О нет. Она задала этот вопрос вовсе не для того, чтобы посеять грусть. Хватит между ними грусти! Потому, улыбнувшись, Круэлла вновь скользит ладонью в его ладонь, выбросив обертку от мороженного в мусорный бак, мимо которого они сейчас проходили. Коротко поцеловав его в лоб, она показывает, что разговор закончен. К счастью, Румпель в этот раз не стал с нею спорить. И это не может не радовать. Она очнулась. Обнаружив себя взятой в охапку его объятий, подавлено стонет. Голова снова раскалывается так, будто ее били молотком. Гул отдается в виски. Она трет лоб, напрасно пытаясь прийти в себя. Ей не просто холодно, ее бьет озноб. Судорожно вздохнув, она принимает протянутую Голдом таблетку, проглатывая ее. Попытка запить лекарство водой провалена: вода истошным кашлем и рвотой выходит из ее желудка прямо на постель, вместе с лекарствами. Ее бьет озноб. Она все еще дрожит, когда до нее, наконец, возвращается способность понимать хоть немного, что происходит. Это был только сон. Она видела дурной сон, в котором они с матерью поменялись местами. Мадлен убила ее в этом сне, и любовалась ее трупом. Ей хотелось сказать, что это неправда, невозможно, что так не может быть, и она жива. Но язык просто к нёбу прилип. А дальше – забвение, словно черная пропасть, захватило ее сознание и очнулась она уже на руках у любовника, протягивающего ей воду и успокоительное. Она все еще дрожит, когда, покрепче взяв ее в плен своих объятий, Голд снова опускается на постель. От мягких прикосновений к ее коже и теплых поглаживаний спины она вздрагивает. Она не узнает собственного голоса, когда не просит, нет – приказывает ему: - Завтра мы возвращаемся в Сторибрук, дорогой. Он ничего не отвечает, совсем никак не реагирует, кроме как бросив на нее короткий, ничего не значащий взгляд. Тем не менее, в нем Круэлла читает сомнения. - Не говори мне, что ты об этом не думал. Он качает головой, будто не верит, что она могла произнести эти слова. Конечно же, он думал и знает, что ей об этом известно. Он не может оставить магию, не может отказаться от нее. Там его дом. Впрочем, с уст его слетает совсем другой вопрос: - Почему? И, почти ни секунды не думая, Круэлла отвечает единственно возможное, единственное, что считает правильным: - Там наш дом, Румпель. Мы едем домой. ========== Глава 62. Привет из прошлого ========== Он знал ее секрет, самую большую ее тайну. Круэлла Де Виль тоже может быть беззащитной. В это сложно было поверить, об этом невозможно было даже подумать, никто бы не посмел предположить такого о ней, но это был факт. Она тоже бывала беззащитной. Ее слабость Румпельштильцхен знал всегда. Не в любви к выпивке, не в кинофобии заключался ее страх. Она люто, истерически, дико боялась матери. Даже спустя много лет после убийства, даже мертвой. Она боялась Мадлен и это – пожалуй, единственное, что могло бы выбить опасную психопатку из колеи. Оказалось, что в этом же была и ее беззащитность. Когда финальная стадия их бурного романа, включающая постель, только началась, они изматывали друг друга так, что сон для Круэллы и привычная дрема-оцепенение для Темного были самым желанным подарком. Она отключалась на его груди или на соседней половине кровати, свернувшись щетинистым клубком, а он впадал в свое странное состояние, которое по неопытности многие могли бы принять за кому. Потому кошмары не врывались в ее сны. Теперь же, когда страсть, хоть и была столь же полноводна и безумна, как раньше, все же давала им шанс на отдых, прошлое врывалось в их ночи безумным вихрем. Мать снилась ей постоянно. Румпель терпел, давал таблетки, гладил, целовал, рассказывал сказки, в которых главный герой в конце всегда убивал родителя, а то и обоих. Круэлла, конечно же, знала, что это – ложь, выдумка, но ей нравилось это слушать. Он приносил ей час с успокаивающими травами, пел песни и читал книги, часто – столь любимого ею Фитцджеральда. Теперь он должен был благодарить Круэллу, что ему было, чем занять себя во время ночной бессонницы. Он надеялся, что что-нибудь из этого обязательно поможет, но прошло уже почти три недели с тех пор, как они вернулись в Сторибрук, три недели с момента ее нью-йоркского кошмара, а ничего не менялось. Стало, напротив, только хуже, значительно хуже. Конечно, каждое утро Круэлла была полна присущей ей бравады, но получалось это все хуже и хуже. Она стала бледной копией себя. И без того острые скулы теперь стали напоминать заточенные ножи, нещадную головную боль она уже почти не могла скрывать, каждое утро заливаясь кофе, как целебным снадобьем, к тому же, ее раздражение, особенно с утра, достигло почти катастрофических масштабов. Дома была перебита дорогая посуда, утром они почти не разговаривали, завтракала она плохо, пила еще больше обычного. Ложась спать, никогда не жаловалась, но Голд знал, читал по глазам, что она смертельно боится новых кошмаров, которые все приходили и приходили, терзая ее мозг. Недавно у нее начали дрожать руки, да так, что не скрывали ни перчатки, ни более сильная хватка. Удержать чашку над столом и то было теперь крайне проблематично и стоило ей больших усилий. Голд за все годы знакомства видел Круэллу разной, но не думал и не мог подумать, что однажды увидит и такой. Она была беззащитна, беспомощна, ее уставшие глаза и затуманенный взгляд кричали о том, что она мечтает об избавлении от своих мук. Если бы она могла это видеть, заметила бы, что у Румпеля губы опухли уже, потому что он очень часто их кусал. Темный, великий и опасный маг, абсолютный хозяин ночи, едва ли не впервые не знал, что ему делать, как лучше поступить. Кажется, он уже достал Уейла своими посещениями (Круэлла идти к врачу отказывалась наотрез, а во время последней его попытки уговорить ее, швырнула в любовника нож), но не магического решения этой проблемы не было. Магический способ поскорее разделаться со всей этой дрянью, омрачавшей их с Круэллой счастье, он знал, но был уверен, что Круэлла раздавит его за такой поворот. Он мог бы решить все сам, если бы не две вещи, перечеркивающие возможность одностороннего решения проблемы – он слишком боялся, что это окончательно сломит ее психику, а еще реализовать задуманное было слишком рискованно. Ему всегда было плевать на свою жизнь, но он не мог позволить себе впутаться в опасную игру теперь, когда от него зависело благополучие Круэллы. Такие мрачные думы преследовали его по дороге в лавку. Он шагал по первому снегу, его ботинки скрипели, впрочем, еще сильнее сейчас скрипел его мозг в попытке найти другое решение ситуации, нежели то, что было известно ему. У лавки он заметил Спасительницу и это заставило его даже замедлить шаг. Не то, чтобы он уж очень сильно удивился, нет. Его даже не смутило раннее время, когда она сторожит его вотчину. Когда он вышел из дому, поцеловав наконец забывшуюся в тяжелом сне Круэллу в висок, стрелка часов едва приблизилась к четырем утра. Сейчас больше половины пятого никак быть не могло. Посмотрев на часы, он удостоверился в этом. Итак, Спасительница наматывает круги вокруг его лавки с самого утра. Это могло означать только одно – они снова налажали, и наверняка его миссия заключается в том, чтобы немедленно спасти весь город от чудовищ или проклятья, ведь он должен. Черт возьми. Они никогда не угомоняться. Голд почти начинал жалеть, что не настоял остаться в Нью-Йорке. Тем не менее, когда они с Эммой встретились лицом к лицу, его губ касается вежливая холодная улыбка. - Мисс Свон! Что привело вас в столь ранний час ко мне? - Нужно поговорить. Ну вот, опять. Темному стоит великих усилий скрыть усталый вздох разочарования. Эмма Свон никогда не была тривиальной, он не считал ее такой с той самой минуты, как она появилась в Сторибруке. Но, похоже, всеобщая геройская беда, заключающаяся в необходимости терроризировать Темного мага, захватила и ее. - Почему вы думаете, что я заинтересован в разговоре с вами? – сухо бросает он. - Это насчет Нила – она явно нервничает, облизывает губы, не смотря на ветер. – Я видела его, когда была в Подземном мире. Голд открывает лавку, приглашая ее войти первой, затем входит следом и запирает дверь на замок. Вообще-то ему просто нужно выиграть время. Он не знал, что делать, не знал, как реагировать. Нил – незаживающая, зияющая рана в его сердце, он так и не смог смириться, отпустить его до конца. Но если бы показал свою слабость хоть на секунду, его бы здесь просто раздавили, как клопа. И следа бы не оставили. И вот она говорит, что видела Бея. Где его сын? Что с ним? Как он? Глупый вопрос – как может чувствовать себя пленник Подземелья? Румпель почти готов проклясть себя за то, что случилось с сыном. Неужели он томится во владениях жестокого Аида? Неужели Голд все же его не уберег хотя бы от этой страшной участи? Уже по привычке скрывая внутреннюю бурю, Румпель поднимает глаза на свою несостоявшуюся невестку: - Как мой сын? С тех пор, как он стал Темным, он перестал бояться. Страх был ему совершенно неведом. Лишь одна боязнь осталась, поднимаясь из глубин души, терзая его – опасение за свою семью. Голд теперь больше всего на свете боится услышать, что Бей мучится в Аду. - Когда мы пересекли черту, я ненадолго отключилась. И увидела Нила. Будто бы это было во сне. Вокруг было все белое, сияло. Он улыбался. Сказал, что очень любит своих родных, спрашивал о Генри. Сказал, что он в лучшем месте. Попросил передать это тебе. Всего лишь на миг Голд прикрывает глаза, не в силах сдержать облегченного вздоха. Лишь на одно мгновение его губ касается счастливая улыбка, хотя, казалось, он давно уже забыл, как это – улыбаться по-настоящему. Затем Голд возвращается к привычному себе – ростовщику и сухарю, каким все привыкли его видеть. - Я очень рад, мисс Свон, что вы сообщили мне об этом. Эмма кивает: - Прости. Я вспомнила об этом только сегодня. Не потому, что Нил для меня не важен. Это не так. Просто… я часто забываю теперь многое. Память будто из фрагментов состоит. Не знаю, что с этим поделать. Ее взгляд становится затравленным и она с осторожностью смотрит на Голда, будто спрашивая, можно ли. Румпель молчит. Ей явно нужно выговориться, родных она не хочет напрягать, потому что не привыкла показывать свою слабость перед теми, кого любит. Пару минут сомнений – и она все же начинает свою исповедь. - Я… мне кажется, что я потерялась. Вернувшись домой, я никак не могу собраться с силами. Постоянно чего-то боюсь. Очень плохо сплю по ночам. У меня руки дрожат. Этот постоянный страх, - она упрямо качает головой, будто бы спорит сама с собой, - убивает. Мне кажется, что я исчезла. В смысле, физическая оболочка моя здесь, но во мне словно… что-то умерло. Кусает губы. Подавлено смотрит на свою обувь. Прячет руки за спину, как ребенок, укравший конфеты. Голд улыбается, не скрывая триумфа. Мисс Свон всегда была ему симпатична, насколько может быть симпатичен Темному любой человек, особенно, когда он герой. Ее поразительное упрямство не могло не восхищать, ее безрассудная храбрость не могла не привлекать его внимания, ее верность себе не могла не завораживать. Однако, видеть ее слабость так же сладостно для него, как и наблюдать за ее силой. Она слаба, а значит, уязвимы и все другие. Значит, город сейчас достаточно слаб. Голд не был бы собой, не подумав о том, какую выгоду для себя он сможет извлечь. Впрочем, она ждет от него совета – и он его ей даст. Сегодня – даже бесплатно, в благодарность за сказанное о Бее. Он выходит из-за прилавка, по-хозяйски пройдясь по лавке и закрывая дверь на один замок. Вернувшись, несколько секунд смотрит на Спасительницу, решая, готова ли она услышать то, что он собирается ей сказать. Облизнув пересохшие губы и откинув упавшие на лицо локоны, спокойно, будто бы они о совершенно будничных вещах разговаривают, отвечает: - Вы хотите знать, нормально ли это, мисс Свон? Да. Это нормально. У человека, побывавшего по ту сторону жизни, понятие нормы очень относительное. Вам придется учиться жить с вашими демонами, с призраками прошлого, потому что, вернувшись из царства Мертвых, вы уже больше никогда не будете в полной мере чувствовать себя живой, мисс Свон. Это касается всех, кто побывал там, не только умерших. Живые тоже обречены с этим жить. Прошлое будет слать вам приветы иногда, а вам стоит научиться этого не бояться. Со временем вы научитесь. Пока же – у вас всегда есть возможность успокоить себя тем, что все, кто вам дорог, живы. - Робин погиб – не может не напомнить Эмма. - Он был дорог не вам. Он не должен вас волновать. - Но волнует. - Не нужно лицемерия, мисс Свон, - качает головой Голд, - во всяком случае, не со мной. Вы не можете страдать за всех умерших. Предоставьте это тем, кто их больше любит. Несколько минут она молчит, безотрывно глядя на него, затем медленно кивает, соглашаясь. И, бросив на него последний мимолетный рассеянный взгляд, уходит, оставив Румпеля в задумчивости. Он снова открывает книгу, что читал до ее появления. Но ему уже не нужны ответы, что делать. Спасительница передала ему привет из прошлого. Что же, не только ему пришла пора встретиться со своим прошлым. ========== Глава 63. Дорогая мамочка ========== Он видит ее. Смотрит на ее бледное лицо, на острые, способные, кажется, порезать, скулы, на глаза, во взгляде которых написано непонимание, что она здесь делает. Он смотрит на нее, а видит Круэллу – такая же высокая и худощавая, такая же холодно-голубоглазая, такая же ледяная порою. Те же скривленные губы и те же длинные пальцы. Мать и дочь. Похожи, словно две капли воды. Полная луна освещает улицу, делая их дальнейший путь светлым. Румпель делает несколько шагов вперед, к своей новой знакомой, которой пока не успел представиться. Она, впрочем, как-то уж слишком нервно и точно слишком живо для той, которую похитили из-под носа хозяина Тартара только что, отшатывается. - Что я здесь делаю? Как я сюда попала?