Текст книги "Темные дни, черные ночи (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 69 страниц)

Он не может указывать ей, что делать. Никто не может. Она всегда жила по чьим-то указкам, но ведь всему есть предел. Хватит. Нет сил. Больше такого не будет. Поднесла к губам ледяные, скрюченные от боли пальцы. Где жизнь в этих жилах? Почему кровь, текущая по венам, застывает? За что? Разве не заслужила она крошечного счастья, осколков счастья, хотя бы их призраков? Разве, спасая других, обязана терять то, что принадлежит ей? - Как же я могу? – исступленно повторяет она, целуя его волосы, лицо, покрывая лихорадочными поцелуями губы и подбородок, орошая слезами глаза. И он улыбается. Умирая, дарит ей улыбку, настоящую, искреннюю, полную любви, живую. Свое последнее «прости». - Отпусти… - Но мы ведь мечтали о нашем будущем, Киллиан! – она знает, что это ничего не изменит, но не может не взывать к нему, к той последней частице его души, что еще живет в нем, что еще принадлежит ей. Киллиан живучий. Он столько раз преодолевал смерть. Должен и в этот раз справиться. Хотя бы постараться. Должен ради них. Иначе нет смысла. Иначе все было бессмысленным. - Мне будет дос- статочно… знать… что у т-тебя… есть все эт…это… Она мечется, не зная, что еще сказать, чтобы только удержать его около себя. Любой ценой, лишь бы он был рядом. Любой ценой, только бы не уходил. Не оставлял ее в холодном мире, где одиночество съест, где пустота убьет ее. - Но этого не достаточно для меня! – полный отчаяния крик срывается с ее уст, полный отчаяния и боли, потому что она знает – проиграла. Она снова проиграла. Опять. Он умирает. Последние секунды его жизни омрачены болью, ломающей ему тело. Он корчится от боли, взвывает, стиснув зубы, и ни ее слезы, ни прикосновения – ничто не способно удержать его на этой земле, уничтожить его боль. - Вообще-то, - хриплый голос Круэллы раздается неподалеку, воздух пронзает запах ее сигарет, - у тебя есть один способ, дорогая, но он довольно радикален. У Киллиана начинается агония, мужчина мечется на ее руках, блюя кровью, бьясь в конвульсиях, как эпилептик. Свон понимает, как ничтожно мало у нее времени, и бросает, отчаянно подвывая, хоть и не видит Круэллы. - Какой, говори? Я все сделаю. Женщина выходит на поляну, одергивая платье: - Сделать его себе подобным. Обратить его во Тьму. - И он будет страдать? Он сказал мне, что не сможет противостоять Тьме больше – бывшая Спасительница в отчаянии. Она все еще ищет способ, до последнего цепляясь за призрачную надежду на чудо. Она должна спасать, а не уничтожать. - Это его проблемы – пожимает плечами Де Виль. – Хотя, впрочем, нет, и твои тоже. Но ты знаешь, что сейчас, если ты не используешь эту возможность, мне придется шить ему похоронный костюм, а тебе – готовить траурный наряд, дорогая. Свон все еще колеблется. Но рука, ледяная и почти безжизненная, и хриплые стоны умирающего страдальца, делают свое дело. Свон закрывает ладонью кровавую рану возлюбленного, проводит руками по его животу, по боку, из которого по-прежнему течет кровь, по окровавленной кожанке. Она пожалеет об этом. Расплатится за это. Но все будет позже, сейчас нет ничего более важного, чем спасти Киллиана. Любой ценой. Потом они заплатят ее вместе. И никак иначе. Хотя – нет, это слишком жестоко по отношению к нему. Он слаб, чтобы сражаться. Значит, она будет сражаться за двоих. Все вокруг замирает. Только слышан хриплый голос Де Виль: - Я поступила бы точно так же на твоем месте, дорогая. Эмма и хотела бы это проигнорировать, да не может. Осознание того, что между нею и Круэллой слишком много общего, пугает и… притягивает. В голове вдруг все стихает. Нет страшного шума, атакующего ее последние несколько недель. Киллиана тоже нет. Бренное тело, еще несколько секунд назад покоящееся у нее на руках, заволокла теперь черная мгла, дымка, которая гуляет по этой розовой поляне полноправной хозяйкой. И Эммы Свон больше нет. Спасительница отчаянно хватается за себя, как хваталась всю свою жизнь, но она умирает, умерла в тот момент, когда занесла кинжал над возлюбленным, когда ее руки коснулись его раны. Теперь родилась новая женщина – в черных одеждах, с волосами, собранными в тугой комок, с безжалостной линией кровавого рта и глазами, в которых застыл лед. Она подымается, бросаясь на помощь к тому, кого любит. Киллиан Джонс, ее храбрый пират, растаял у нее на руках. Теперь же из черной дымки, из мглы выросло и восстало чудовище, мечущееся, с глазами, исполненными звериной жестокости, с таким же оскалом, готовое к прыжку. К нападению. Эмма Свон, новая заложница Тьмы, окликает его по имени, тянет руки к нему, уже почти не надеясь, что он услышит. Но Киллиан равнодушен. Он бежит куда-то вдаль, словно бы гонится за призрачной мечтой, глаза горят опасным огнем, зубы сведены, по красивому лицу гуляют желваки. И Киллиан (она это видет) устремлен туда, где стоит, приветливо улыбаясь самой любезной улыбкой, чертов Крокодил Румпельштильцхен. Он Темный лишь несколько секунд, а уже горит жаждой мести. Эмма бросается к нему с неизменной мольбой, вновь и вновь выкрикивая его имя. Она теперь знает, не сомневается – ему не справиться с Тьмой. Она чувствует – его не остановить. Она проиграла. Для них обоих все потеряно. Конец. - Уйди, Свон! – рычит он, по-звериному оскалившись, осатанело отталкивая ее от себя. – Я сказал, уходи! - Добро пожаловать в клуб, мистер Темный! – губы Круэллы растягиваются в подобие улыбки, и она слегка кланяется, когда он проходит мимо. - И ты вон, пошла вон! – оскалился Темный. Теперь у него только одна цель – достать проклятого крокодила, и взгляд горит опасным огнем. Миллионы искр рождаются в этих глазах, и пляшут в них. - Ух, какой грозный! – выдохнула Де Виль. – Пойду-ка я. Не то еще чего доброго насадишь меня на свой крюк. Свон как в тумане видит, что Де Виль разворачивается на каблуках, с виду абсолютно беззаботная. Она преграждает ей путь: - Погоди. Что мне теперь делать? - Понятия не имею, мисс Темная, дорогая. Это уже твои проблемы. Решай их сама. Хотя, мне надо бы поблагодарить тебя за твой поступок. Вот веселье теперь начнется! С уст Круэллы срывается хриплый смех, и она покидает влюбленных. Киллиан и Эмма остаются одни. Наедине со своим отчаянием, злостью и болью. С Тьмой. Круэлла пьяна, как всегда, походка ее шаткая, на нетвердых ногах она заходит в дом, мягко закрывая за собой двери. Это слишком даже для нее. Столько пить – и ни капли не забывать о своей боли. Столько пить – и все время чувствовать опасность. Не находить спокойствия не на секунду. Она потерла виски, опираясь о дверной косяк, чтобы не упасть. Ноги заплетались, ну и к черту. Даже если она распластается здесь, упадет, переломав все кости, хуже душевной боли ничего не может быть. Она смертельно устала. У нее больше ни на что нет сил. Она возвращается в чужой дом, как воровка, только что она украла несколько минут жарких ласк камелотского правителя. Сгорала в его объятьях, купалась в его любви, открывала ему мир изощренной ласки, которую так любила сама, от которой, единственной, еще испытывала удовольствие – и вдруг снова стала равнодушной. Это опьянение – лишь опьянение тела. Душа, сердце, мысли все так же трезвы. Все так же больны и полны Тьмы. И ее оковы не разорвать, не распутать. Теперь то, что ее веселило, что радовало ее с самого детства, сколько она себя помнит, приносит лишь отупение и равнодушие. И даже жажда мести больше не толкает ее к жизни. Все ушло. Возможно, безвозвратно, она не знает. Понять, что на кухне кто-то есть, ей помогла вовсе не клацнувшая зажигалка и зажженная сигарета. Она почувствовала, что не одна, едва только вошла на порог. Втянула ноздрями воздух, ища знакомый запах. Но это был не Румпель. - Привет, красавица – прошипел сидящий за столом новоиспеченный Темный, беря сигарету в рот. Затягивался он хреново, но какая разница? - Капитан – просто сказала Де Виль, без эмоций, проходя к столу и усаживаясь на свое место. Он кивнул. Налил в стакан джина и протянул ей. Чокнулись. - Как поживаешь, милая? - Еще не сдохла, как видишь – пожала плечами Круэлла. – Что пришел, дорогой? Неужто по мне соскучился? - Да – кивнул Темный. – Страдал, пока мы не виделись. - Сделаем вид, что я поверила – пропела Де Виль и тут же ледяным тоном произнесла – Свон нет. Я только вернулась, понятия не имею, где она. Крюк склонился над Круэллой, обжигая ее лицо пьяным, жарким дыханием. В другое время она бы обязательно поморщилась, но сейчас и сама была так пьяна, что не почти не обратила на это внимания. - Мне плевать на Свон. - Что – так быстро? – брови Де Виль изумленно взлетели вверх. – Истинная любовь всегда такая? - Меня предали. Ты не понимаешь, Де Виль. Круэлла пожала плечами: - Я бы сказала, дорогой, тебя спасли. Хотя да, я не понимаю. - Так вот. Оставим мои отношения со Свон в покое. Сейчас я хочу знать совсем другое, милая. Где Крокодил? От неожиданности Круэлла даже джином поперхнулась: - Откуда мне знать? В лавке, наверное. Или домик в лесу заимел. - Я думал, ты знаешь, куда он направился после того, как Белль потеряла память. Должна знать. - С чего бы это? Понятия не имею. И знать не хочу. Киллиан опустошил бокал рома, небрежно сбрасывая его со стола. Мрачно кивнул, закусив губу: - Ладно. Сам найду. Ты не будешь против, милая, если я его убью? На секунду, только на секунду, у Круэллы кольнуло предательски занывшее сердце. Он не может убить Румпеля. Не может забрать его у нее окончательно, нет, она этого не переживет. Но это длилось всего мгновение. Потому что психопатка и злодейка снова взяла верх над той единственной слабостью, что все еще оставалась у Круэллы. Растянув губы в жестокой усмешке, Де Виль прощебетала: - Надеюсь, ты принесешь мне его голову на блюдечке, дорогой? - Если ты того хочешь – коротко кивнул Темный, удаляясь. Круэлла тоже допила остаток джина, смотря вслед пирату. Если он убьет Румпеля, она будет отомщена. Правда, женщина в ней потерпит окончательное поражение, ну и пусть. Женщина всегда проигрывала в ней злодейке, и сейчас уступит, не привыкать. Зато она будет отомщена. И самое главное – ей не придется больше кувыркаться в постели с Артуром. Она найдет себе куда более интересную игрушку. Киллиана Джонса, например. Де Виль усмехнулась своим мыслям. Оказывается, наличие в городе двоих Темных может быть весьма интересной забавой. ========== Глава 25. Поединок ========== Стены плывут перед глазами мягкой, туманной пеленой. Боль готова вырваться из нее наружу рвотой, через глотку, сердце бьется медленно, через раз пропуская удары. Она даже не пытается сосредоточиться или сфокусировать взгляд. Нет смысла. Ни в чем нет смысла. От такого смешения коктейлей, как у нее, можно запросто умереть. Сердце не выдержит. Губы заледенели все время натыкаясь на лед, язык горчит, приправленный чередой алкоголя. Комната предстает перед нею набором нелепых картинок, не ярких вспышек. Бьющее в окно солнце раздражает и слепит без того слезящиеся глаза. На шубе, с которой она и здесь, в доме, не может себе позволить расстаться – следы от последнего коктеля, кажется, «Маргариты», который она пролила на себя, не сумев удержать в дрожащих пальцах. Шубе наступил конец, мех безнадежно испорчен, но – плевать. Она затягивается сигаретой, прожигая дымом легкие, и вырывая его наружу сухим кашлем. У Круэллы очередной запой, только теперь все куда более страшно. Потому что, сколько ни пей, боль в душе не останавливается, а крушит все, сметая капля за каплей ее душу. С Тьмой так просто, так легко веселиться. Но рано или поздно и от этого устаешь. Сигарета выпадает из рук, она тушит ее ногой, наступая на почти не выкуренный окурок. Плевать. Одной больше, одной меньше – нет разницы. Все равно легкие давно превратились в химический завод. Ей пришлось уцепиться пальцами за край стола, потому что она больше не чувствует почвы под ногами. Она отупела, одеревенела, и единственное, чего желает нынче – забыться. Обычно с этим просто, только пьешь до тех пор, пока от твоих чувств и ощущений остается лишь название, даже в памяти они не всплывают больше, и все – почти свободный человек. Сегодня что-то явно не задалось. Сколько бы она не пила, эмоции никуда не деваются. Они горьким ядом выплескиваются с губ, терзают сердце, воспаленной болью давят в виски. Круэлла трет лоб, как безумная, почти стирая пальцы в кровь, она делает так уже несколько минут, но ничего не помогает. Хотела уцепиться за край стола рукою, чтобы хоть так напоминать себе, где она, и что с ней происходит, да только не удалось. Промахнулась и чудом удержалась на стуле, ушибла локоть, когда пыталась снова вернуться на прежнее место. В голове забила барабанная дробь, ее снова вырвало, благо, она успела отклониться от стола. Она не просто пьяна, а накачена алкоголем. Как воздушные шары гелем. Как дурацкие мягкие игрушки набиты ватой и синтипоном, так и она набивает себя отравой, втайне мечтая однажды попросту не проснуться, и – будь что будет. Она слишком устала. От жизни. От серых будней, каждый из которых до чертиков напоминает предыдущий. В голове молотами стучит ее горе, потому что, покалеченная душей, она вовсе не стала счастливой, хотя так отчаянно цеплялась за счастье. О нет, в ее планы вовсе не входила любовь, страсть, романтические бредни, или какая-то мифическая самореализация, о которой сейчас все так много говорят. Это все нисколько не задевает. Никак не касается Круэллы. Все слишком банально для нее, она – экзатический цветок, подобный маминым дурманоцветам – красивый, но лишь вдохнешь его запах глубже – умрешь. Только вот толку с нее никакого, потому что убивать она больше не может. А жаль. Смотреть в глаза умирающей, корчащейся от ужаса жертве, было куда приятнее чего бы то ни было еще. Без сомнения, самое приятное из всего, что она испытала в жизни. Круэлла Де Виль. Дикий цветок, рожденный сеять смерть. Убивать все живое вокруг себя. Круэлла Де Виль. Неизлечимо больной человек, купающийся в своей болезни и своей Тьме, как другие – в горячей пенной ванне. Круэлла Де Виль. Женщина, что никогда не получает желаемого. Человек, у которого отняли все. Сон тяжелыми ударами стучит в голову, пытаясь пробиться в воспаленный мозг, но не приходит, не забирает ее. Реальность похожа на искривленное зеркало, абсурдна и тяжела, лабиринт, из которого нет выхода. Кто-то хлопнул дверью. Круэлле плевать. Она не станет реагировать, даже если сама смерть пришла за ней сейчас. Скрючившись от мерзкой тошноты, атакующей тело, она лежит на столе, уронив голову на руки, моля только об одном – уснуть. Желательно – вечным сном. Круэлла Де Виль. Чертов алкоголик. - Ты чего тут расселась? Вонь какая! За киллометр слышно! Ей понадобилось все ее мужество, чтобы разглядеть за непроглядной пеленой, в которую погружен пьяный взгляд, кто перед нею. Черное платье. Собранные на затылке белые, как седые, волосы. Жесткая линия красных губ, почти таких же, как у нее самой. Та, чей плач она слышала вчера, перед тем, как мгла опьянения поглатила ее. Темная. Эмма Свон ходит по кухне, отвратительно громко стуча каблуками, почти выдирая с корнями занавески, в попытках открыть окно. Круэлле плохо, боль, и без того обухом бьющая по голове, уничтожающая остатки всего человеческого, что в ней есть, прорывается новым приступом рвоты, и все содержимое желудка, состоящее из одних коктейлей, разлилось по полу, измочив ее туфли в отвратительной, вонючей луже. Ей дурно, ее шатает на стуле так, будто она плывет на лодке в штормящем океане, она не знает, который сейчас час, день и ночь, утро и вечер перемешались в ее голове, она потеряла им счет, а в глазах пелена забирает все больше пространства, и из глотки выдирается только зловонное дыхание, от которого ее саму воротит. Но когда Эмма Свон подошла к столу, пытаясь убрать единственную еще не пустую бутылку джина, цепкие пальцы Де Виль схватили ее за руку, оставляя ужасные следы от ногтей. - Поставь на место. - Ты пьяна. Хватит. Де Виль бросает на нее ядовитый взгляд, полный ненависти и злобы, сейчас она, как никогда ясно, помнит, что перед нею – ее убийца, и с уст ее, сцепленных от злости, с языка, который едва ворочается во рту, слетает только меткое, емкое: - Отъебись! Дорогая мамочка, услышав это, неприменно бы грохнулась в обмарок, но что ей, Круэлле, до того? То существо, которое она являет собой нынче, давно не похоже на истинную леди, о которой мамуля так мечтала всегда. А может, Круэлла леди никогда и не была – кто знает? Эмма Свон стоит на своем, до чего же упрямая баба, кого угодно задолбает, и повторяет свой приказ уже громче: