Текст книги "Темные дни, черные ночи (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 69 страниц)

- Эмма, используй свою силу! – перекрикивая гул, предлагает Реджина, озвучивая практически тоже самое, что говорит Темный в голове девушки. – Давай попробуем заставить эту гадость убраться отсюда вместе. - Но я… я… - Свон растеряна, и напрасно борется со страхом. - Эмма, не надо! – Киллиан со злобой смотрит на Реджину, и делая бесплодные попытки победить Тьму. Но поздно. Эмма поднимает руку, выпуская нечто похожее на молнию из под пальцев, Реджина же швыряет фаербол, и туча отступает с ужасным шумом, завывая, уже кажется, что они победили, Свон не унимается, гонит незваную гостью из зала, где еще секунду тому все были так счастливы. И в момент, когда, кажется, все позади, черное облако подхватывает Киллиана, унося его с собой. - Нет! – Свон издает какой-то ужасный визг, кидаясь за любимым, пока того прокручивает в проклятом облаке, как в центрофуга, как не старается он освободиться. - Что происходит? – орет уже новая Темная, обращаясь к Румпелю. - Побочный эффект, дорогуша. – Она не уйдет, пока не заберет кого-либо из вас. Это в обмен на лесника, которого ты недавно спасла. - Реджина! – Эмма выкрикивает имя бывшей Злой Королевы, - Тьма не уйдет, пока не заберет Робина, ей нужна жертва. - Я не дам Робину погибнуть, нет! Получай, мерзкая тварь! – волшебница кидает в противника огненные шары, но попадает в Киллиана, который взвывает от боли. - Ты что, с ума сошла, там же Киллиан, ему больно! – Свон мечется по залу, как загнанная лошадь, понимая, что, чем ближе эта мерзкая туча к окну, тем меньше шансов спасти любимого. - Да что мне чертов капитан Подводка, когда у меня хотят отобрать Робина! – в агонии выкрикивает Реджина ей в лицо. Эмма отступает. Сердце с гулким стоном ухнуло вниз, она бросается за помощью к родителям, но Мери-Маргарет, философски вздохнув, изрекает: - Эмма, иногда нужно идти на жертву, если она необходима. Я понимаю, ты любишь Киллиана, но похоже, иного выхода, кроме как отпустить его во имя всех остальных, нет. Мы твоя семья, милая, а ради семьи нужно идти на жертвы. - Но он ведь тоже моя семья, мама! – заливаясь слезами, кричит женщина, понимая, что ей не справится одной с этой бедой. Круэлла стоит, прижавшись к окну, внимательно рассматривая незваную гостью, и Эмма, сама не понимая для чего, бросается к ней, хватая за руки: - Помоги! - Осторожнее, дорогая! – презрительно фыркнула Де Виль, освобождаясь из ее плена. – Ты мне синяков наставишь! - Пожалуйста, помоги, спаси его! – Эмма не знает, почему она просит об этом Круэллу, но чувствует, что она может помочь. – Я сделаю все, что ты скажешь, только спаси его, умоляю! - Все, что скажу, дорогая? Круэлла улыбается, чуть издевательски, высокомерно вздернув голову, и в следующее мгновение бросается вперед, расталкивая всех вокруг: - Ну- ка, бегите, мерзкие уроды! Напуганные люди теперь не знают, кого бояться больше – черную тучу, или вмиг осатаневшую Дьяволицу в шубе. Эмма в отчаянии цепляется за женщину взглядом, не понимая, зачем она попросила ее о помощи, потому что Круэлла выглядит на фоне этой мерзкой дряни совсем маленькой, беззащитной и хрупкой. Однако, поравнявшись с ней, бесстрашно кидается во внутрь: - Ну, подавись мною, мадам туча, давай-ка с тобой потанцуем, а? Всегда только об этом и мечтала! – рычит Де Виль, стиснув зубы, пока ее прокручивает в темном облаке, как минуту назад Киллиана. Эмма закрывает глаза, в ужасе понимая, что она погубила не одного, а двух человек, одну из которых дважды, и мысленно прощаясь с Круэллой. Злодейку уже почти не видно, только слышен глухой стон, который она издает всякий раз, когда силы Тьмы нападают на нее. Темное облако все дальше и дальше уносит ее и пирата, Эмма панически поднимает руки, выпуская из них что-то серебристое, с дурным запахом, все еще не прекращая попыток спасти заложников, но тщетно. Надежды никакой, она тает на глазах, Киллиана бьет как в лихорадке, изредка она видит края шубы Де Виль, и больше ничего, одну симфонию ужаса, на разные голоса повторяемую множеством людей. Эмма приседает на пол, сползая к нему по стене, в бессильном отчаянии что-либо сделать, рыдает, провожая своего нечеловеческого противника глазами, и краем взора наблюдая, как страстно и исступленно целует Реджина своего Робина. Это финал, Свон, и для тебя он печален, она уже почти смирилась с трагическим концом, но вот Киллиана выплевывает, помятого, совершенно измученного к ее ногам, и он с глухим стуком падает на пол, еще живой, но очень слабый, как котенок, а следом за ним распласталась на паркете и Круэлла. Несчастную Эмму разрывает между стонущим, почти ослепшим возлюбленным и его спасительницей, в другой раз она непременно бы подумала, какая ирония, что ее спасла та, кого она убила, ее, Спасительницу, выручила женщина, с фамилией Дьявол, исчадие ада. Но не сейчас. Сейчас она просто мечется между Киллианом, из живота которого вытекает струйка крови, и измученной Круэллой, которая сидит на полу, поджав под себя ноги, и стиснув голову руками: - У меня такое чувство, словно меня прокрутили в дурацкой стиралке, дорогая, а потом изнасиловали утюгом. Ты со мной во веки веков не рассчитаешься за это – женщина поднимается, кряхтя, и осторожно припадает к стене, чтобы удержаться на ногах. Конечно же, Свон обязательно поблагодарит Де Виль за помощь, она бросает на нее полный благодарности взгляд, но состояние Киллиана ее пугает. Любимый лежит в луже крови, капающей из него, стонет, стиснув зубы, и не открывает глаза. Эмма гонит прочь от себя всех родных, которые еще несколько минут назад убеждали ее, что она должна отдать возлюбленного смерти, берет его лицо в ладони, покрывая жадными, беспорядочными поцелуями, пока он слабо стонет, протестуя, и морщась от боли. Попытки исцелить рану бесплодны, Киллиан слабеет с каждой секундой, опадая у нее на руках, и она вновь с мольбой смотрит на Круэллу: - Что с ним? Что происходит? - Он умирает, дорогая! – пожимает плечами черно-белая леди. – Он не выдержал Тьмы, и она поглощает его. Прости, я с этим ничего не смогу сделать. Видимо, он не умеет танцевать с ней и веселиться. Хотя я здорово оторвалась. Умирает. Киллиан, ее любовь, ее мужчина, умирает. Она это и сама знала, но эти слова, озвученные Круэллой, звучат, как приговор. Еще несколько минут назад она танцевала в его объятьях, а сейчас только и может что смотреть, как вытекает из него вся жизнь, и как он уходит в небытие, у нее на руках. Подошедшая Реджина пытается что-то сказать, ласково трогая ее за плечо, но Эмма гневно откидывает ее руку. Ей никто сейчас не нужен, кроме него. Склонившись над Капитаном, девушка целует его в губы, с которых срывается только: - Эмма, отпусти… отпусти меня… - Нет, - она целует его снова и снова, чувствуя уже на губах его собственные слезы, крепко обнимает, пропитав кровью платье, зарывшись пальцами в непослушные волосы, ласкает их, и судорожно дрожит, не в силах унять слез. – Я не могу отпустить тебя, не могу. - Эмма, - взор его туманный, но он до последнего не отводит от нее потускневших глаз – прошу, не держи… Вытащи мое сердце и уничтожь его. - Что? – широко распахнув глаза спрашивает девушка, принимая это за горячительный бред. – Киллиан, что ты говоришь? - Эмма, Тьме нужна жертва. Если ты это сделаешь, ей… - он заходится кашлем, и потом жадно облизывает губы, - ей не нужна будешь ты. Раздави мое сердце, чтобы я умер, а не обратился во Тьму, прошу. Уничтожь его… любимая… Свон поднимает глаза к небу, крепче сжимая его в своих объятьях. Она не знает, что делать. Но убить возлюбленного, вырвать сердце из его груди, уничтожить его, она не может. Не может, и пусть весь этот проклятый мир горит синим пламенем. ========== Глава 21. Война ========== Ее глаза – холодный лед, и волосы жесткие, словно ее сердце. Ее сердце давно перестало биться, еще до того, как она была убита. Оно больше не замирает от музыки или джина, и, как бы сильно она не любила это, не радуется, а скорее, выдает нужную эмоцию автоматически. Устала ли она? Нет, она все так же хочет жить, столь же страстно и отчаянно, как и раньше, с таким же напором, с такой же дикой любовью к жизни, что всегда. Но теперь она точно знает, что чего-то в ее жизни не хватает, чего-то действительно важного, нужного, весомого, и, как не старайся, она не может заглушить эту пустоту. Круэлла сидит у зеркала, внимательно рассматривая свое отражение, ни на минуту не расставаясь с любимым джином, запускает пальцы в волосы, изнемогая от скуки, и снова и снова возвращается к мысли, что что-то в ее жизни идет не так, как ей бы того хотелось. Губы, кровавые бриллианты, сжаты в жесткую линию, уголки их опущены, а во взгляде, рядом со злостью, поселилось еще и холодное равнодушие, ранящее ее и задевающее за живое. Взяв расческу, она начинает аккуратно причесываться, отделяя пряди друг от друга и рассматривая при этом свое лицо. За потускневшие от чего – то глаза стыдно перед самой собой. Пальцы медленно вползают в прическу, массажируя голову, но тяжелые мысли никуда не уходят из нее. Она не может простить обиду. Не может перекроить свое черное сердце. Не умеет забывать оскорбления и не прощает предательств. На руке все еще синяки от недавнего общения с Темным. Для нее мерзкий Румпельштильцхен так и останется навсегда Темным, хоть тысячу их пройдет перед глазами. Злость поднимается в ее душе, неспешно, медленно, растворяясь в ней, как алкоголь, клубясь, словно сигаретный дым. Руки болят, покалеченные ударом, отвратительные следы почти не сошли, хотя прошло уже столько времени, раны болят и саднят, и это не может не злить. Снова она отпивает из бокала глоток джина, опрокидывая голову назад, чтобы ощутить, как приятный вкус наполняет горло. Она пьяна, сильно пьяна. Кто знает, что после своей смерти, и после воскрешения она пьет еще больше, вливая джин, как воду? Зачем ей это, увы, не скажет и сама. Это – единственный известный ей способ сделать так, чтобы чертово сердце не ныло. Она искала забвения всю жизнь, в чужих историях, в чужих постелях, крадя чужую жизнь, и была уверенна, что груз Тьмы не отпечатается на ее душе, не оставит своего черного следа. Радовалась мраку, как ребенок, всякий раз разрешая красть ему еще одну частицу души, еще один кусочек сердца, сладко сжимаясь в безропотном счастье всякий раз, когда Тьма разъедала ее изнутри, и думала, что этому никогда не придет конец. Точнее, она вообще не думала, просто жила. И вот – проснулась однажды утром, поцелованная Румпелем, а точнее, получив вместо поцелуев синяки, вместо ласки – боль, и осознала, что тонет, что, как утопленник, из последних сил барахтается на воде, а та все сильнее затягивает ее в свой омут, не давая опомнится, не желая пощадить. Тьма может приносить усталость. Теперь она поняла. Круэлла поднимается, пошатываясь, пьяная, как чип, вынужденная ухватиться за стол, чтобы совсем не упасть. Головокружение стало теперь постоянным спутником, почти, как злость и апатия. Она ничего не хочет, только горит жаждой мести чертовому крокодилу, и сгорает от яростной любви к нему, к тому, что ее мучает, не в силах выставить ее из своего черного сердца, прогнать из своей головы, как не старается. Едва приступ головокружения немного прошел, она одевает меховое манто, кое-как застегивает пряжку на туфлях, и, прихватив сумочку, выходит на улицу. Машина так и стоит там, где она ее вчера оставила, пригнанную из автосалона, сегодня ночью был ливень, и стекло ужасно мутное, с прилипшими комочками грязи. Перед глазами все плывет, линии размыты, предметы скомканы, границ нет, все напоминает какие-то пятна. Она снова закрывает глаза, борясь с тошнотой, снова напрасно пытается взять себя в руки. Не помогает и в машину она садится совершенно подавленная, нервная, напряженная. Руки ложатся на руль, пытаясь ощутить его твердость, ноги ищут педаль газа. Откидывая голову на подушки, она прерывисто вздыхает, хватаясь руками за сердце, которое колет и болит. Наверное, она и вправду слишком много лишнего выпила. Но не остановится, пока не дойдет до края, до грани, даже если грань эта означает смерть. Так легче, так проще, так хоть изредка можно не думать. Заводит машину, все еще не вполне понимая, что делает и куда едет. Если суждено сегодня погибнуть, похоронив себя снова, но уже в своем авто – что ж, пусть, значит, ее темный путь окончен. Сегодня уже нет той радостной, счастливой улыбки, что озаряет ее лицо всякий раз при вождении. Потому что сегодня она совсем не чувствует того, что всегда чувствовала за рулем – свободы. Оторваться от проблем не получилось, они все так же лежат на плечах мертвым, тяжелым грузом, все так же нападают, готовые ее растоптать, раздавить, уничтожить в любой момент. Артура она увидела издалека, едва подъезжая к месту их встречи. Мускулистая мужская фигура стоит на пирсе, повернутая спиной к дороге, смотря на реку, словно ища там ответов на свои вопросы. Круэлла находила созерцание глупостью, разве что это не касалось наблюдения за смертью, но сейчас ей было не до осуждения или порицания. Даже думать над этим и то не особо хотелось, хотя в другой раз она бы непременно назвала бы соглядатая романтическим идиотом, и посмеялась бы над ним. Он был пунктуален, и величав, как все короли. Губы передернулись в ироничной ухмылке, вспомнила Румпеля, он всегда называл себя королем Сторибрука – пафосно, четко, так же естественно, как и она себя когда-то короновала Тьмой. Круэлла затормозила, с трудом удержав машину от заноса, и снова почувствовала адскую боль в ноге, которую несколько дней назад долго не могла высвободить из плена покалеченной Темным машины. Открыла окно, и с бессменной вежливостью, произнесла: - Доброе утро, ваше величество! – соблазнительно играя при этом ямочками. Даже если она будет умирать и скулить, как побитая собака, никто не должен видеть этого, никому не позволено об этом знать. Пусть он и дальше находит в ней лихую прожигательницу жизни, так проще. Так легче всем, и ему в том числе, не то рискует захлебнуться ее болью и утонуть в ее мраке. Открывает дверь, приглашая его войти, он садится на сиденье около нее, целуя протянутую ему руку, и щекоча ее своими бакенбардами. Круэлла рассматривает его из-под полуприкрытых век, отмечая мужественный подбородок, крутую спину, широкие плечи, и прекрасную осанку. О да, он несомненно красив, и пусть замолчит проклятое сердце, отчаянно жаждущего уродливого, мерзкого калеку. - Вы необычайно пунктуальны, дорогой! – с кошачьей улыбкой делает женщина комплимент, позволяя его губам задержаться на ее запястье чуть дольше, чем обычно. - Не в моих правилах опаздывать навстречу к красивым женщинам, леди Де Виль – красиво парирует камелотец. - Да, я заметила, и в другой раз бы с удовольствием поболтала с вами дольше, но, увы, у меня совершенно нет времени, так что, перейдем сразу к делу. Итак, что же вы решили касаемо моего предложения? Надеюсь, вам хватило времени на обдумывание и принятие решения? - О да, миледи, без сомнения – с важностью кивает мужчина. – Ваше предложение столь заманчиво, что я не смог отказаться. К тому же, не в моих правилах отказывать столь прекрасной женщине. Круэлла смотрит на него с хитрым прищуром, тая в устах самодовольную улыбку. Снова правила, заладил, как попугай! Ну вот, она так и знала. Мужчины все же до крайности предсказуемы, даже короли, едва им только пообещаешь чуть больше власти, чем они уже имеют, и хорошенько покажешь перед ними себя, они тут же готовы сделать что угодно – хоть горы свернуть, хоть звезду с неба достать. Это было так предсказуемо, что даже скучно, а ведь Круэлла искренне надеялась, что хоть этот ее чем-то порадует. Но нет – и эти надежды были нагло обмануты. Пора бы уже перестать удивляться примитивности мужчин, дорогая, напомнила она сама себе, но вслух лишь сладко пропела, осторожно, как бы невзначай, касаясь его колена. - О, благодарю, дорогой, вы приняли верное решение. Уверенна, вы будете мудрым правителем этого города, и вашим людям тоже здесь понравится. Городок у нас маленький, зато здесь не обходится и дня без приключений. Вы не пожалеете об этом, дорогой. Профессиональная лгунья, она вешала лапшу на уши камелотцу столь сладко, как умела, и он ловил, потому что – она знала это – сделает что угодно, только бы заполучить ее в свою постель, да побыстрее. Ну, ей не привыкать. Если для дела нужно покувыркаться с мужчиной в кровати, значит, она сделает это, тем более, с таким импозантным, как сидящий перед ней король. Тем более, что Румпель, ее любовь, вполне отлично потрахивает свою драгоценную женушку, тут же заныло сердце, но она быстро откинула эту мысль, вместо этого лаская пальцами крепкое мужское колено.