Автор книги: Anless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 69 страниц)
- Нет – упрямая злодейка качает головой. Она уже обо всех своих горестях позабыла, так хочется ей сейчас любить. – Это не слабость, Румпель. Не слабость. Только трусы так говорят, нет.
- Да ты вспомни свою мать, дорогуша, - он качает головой. Он совсем не хотел касаться этой темы, зная, как она болезненна для нее, но, похоже, она не оставила ему выбора, - она проиграла именно потому, что любила тебя. Потому что позволила материнскому одержать победу, иначе тебя бы давно уже не было, Круэлла, или ты бы гнила в стенах психиатрической лечебницы, а то и в тюрьме. Думаешь, Мадлен никогда не испытывала желания сдать тебя туда? Не будь она твоей матерью, она бы…
Хлоп! Звонкая оплеуха спускает его с небес на землю.
Он получил свое.
Хлоп! Вторая пощечина вновь напоминает ему, что он – идиот.
Круэлла уже не та женщина, что только что улыбалась в исступлении, корчась от удовольствия под его пальцами. Его кожа все еще хранит ее запах, но Де Виль изменилась в считанные секунды. Превратилась в разъяренную тигрицу.
Психопатка вышла поиграть, и больше не уйдет.
- Запомни, дорогой, запомни раз и навсегда. Моя дорогая мамочка любила только себя и своих чертовых собачек. Если бы она любила меня, она бы билась за меня как проклятая. Даже с самим Сатаной. Если бы она любила меня, не подсовывала бы мне на завтрак своих идиотов, которые были настолько идиотами, что их необходимо было убить, да, это я о своих отчимах говорю. Если бы она любила меня, мне не пришлось бы столько лет сидеть взаперти на маленьком чердаке, красть любые радости жизни и мечтать однажды перерезать ей глотку. Если бы она любила меня, я бы не дрожала столько лет перед ее чертовыми, мерзкими собаками с этими огромными пастями, от одного вида которых мне хотелось умереть. Любить, как однажды сказал мой драгоценный папочка – это сражаться. За меня никто никогда не сражался. Меня не любили. И не тебе об этом говорить. Потому что ты ни черта об этом не знаешь. Потому что у тебя был тот, кого ты мог любить, а у меня - нет.
Она плотнее закутывается в шубу, с неистовой злобой стуча каблуками. Очарование момента окончено, на ее черном сердце образовался только что еще один рубец, зато он снова разбудил маньячку – ту, что нужна ему для сотворения проклятья. Он должен быть доволен собой, вот только ему отчаянно хочется завыть.
Потому что такова она – их любовь: бесконечно уничтожать друг друга всякий раз, когда расстояние между ними становится невыносимо коротким.
Белль читает, хотя «читает» - слишком громко сказано. Она просто растерянно смотрит на буквы, не понимая, что они обозначают. Все эти строчки плывут перед ее глазами, танцуют безумный танец перед нею, и это ужасно.
Она устала. Днем и ночью она сражалась с тьмой того, кто стал ее мужем. Наивная и глупая, правильно все говорят. Тьму невозможно победить, она всегда живет в сердце, в душе, иногда притаившись в ожидании своего часа, иногда атакуя и сметая все на своем пути.
Все сказки о надежде не действуют. Белль уже в них разочаровалась. Что толку от того, что теперь Румпель не просто не Темный, у него кристально чистое сердце, если думает и ощущает он по-прежнему, как великий Темный маг? Если его, как проклятого, тянет к мраку, а она просто утомилась всякий раз отвоевывать его у темноты. Ее сердце – измученный комок боли. С нее хватит. Она когда-то просто ошиблась, поверив в то, что ее одной достаточно в борьбе с болью, которую носит в себе муж. Она совершила ошибку, осмелившись верить в то, что сможет сделать его другим, человеком куда лучшим, чем предлагает ему Тьма. Она не смогла.
Только не плакать, нет. Красавица яростно трет лицо и щеки, но слезы все равно пробиваются, без спроса выползают наружу и текут по лицу. Она яростно отодвигает от себя бумагу и ручку, еще не хватало промочить письмо и переписывать все заново. Она должна его дописать, должна предупредить отца.
Белль не уверенна, что он вообще захочет ее видеть и когда-либо сможет простить. Но бежать к отцу, в его объятья, кажется ей единственной правильной возможностью спастись от боли теперь.
Строчки плывут перед глазами, расплываются и играют с ней в странные игры. Она не может разглядеть толком даже дверь, и только звуки приближающихся шагов Румпеля заставляют Белль опомниться. Торопливо она смахивает с себя слезинку, кое-как запихав письмо в первую попавшуюся книгу. Он не должен ничего понять, даром, что у бывшего Темного чутье, как у демона, нужно его обмануть. Он теперь невнимателен к ней, проглотит все.
- Привет, Белль – холодно-спокойно произносит маг, появившись в дверях. Подходит ближе своей мягкой, кошачьей походкой, склоняется над ее лицом и ласково, почти как раньше, целует в щеку. – Чем занята?
- Я читала – безбожная ложь – единственное, что им осталось. Только теперь уже врет Белль, а не Румпель, как обычно.
Быстрым взглядом Румпель скользит по книге, черт, какая грандиозная оплошность – сказать ему об этом. Конечно, он не идиот, он все заметил и все понял. Ей снова придется лгать и Белль прокручивает у себя в голове возможные варианты к отступлению.
- Тебя заставил плакать немецкий словарь, Белль?
- Я не плакала.
- Ты рыдала, верно. У тебя глаза прямо бордовые. Давай сниму напряжение.
- Нет, - упрямо качает головой Красавица, - я не плакала, тебе показалось.
- Что же тогда? – Румпель ни капли не поверил этой байке, Белль это видит.
Ну и ладно. Ей нужно, чтобы он поскорее убрался отсюда, куда угодно, и она смогла бы завершить начатое. Хотя она, естественно, понимает, что Темный ни за что не уйдет просто так. Но попробовать стоит.
- У меня просто немного болит голова, кажется, я перегрузила себя, работая. Просто занята одним переводом, он сложный.
- Ты прекрасно владеешь немецким, Белль – осторожно заметил Румп.
- Да, но перевод сложный.
- Покажи мне!
О черт, она знала, что он попросит. Красавица тычет ему первый попавшийся под руки свиток, желая больше всего на свете немедленно провалиться под землю. Конечно же, стоило ему взглянуть на текст, как он неодобрительно покачал головой:
- Текст легчайший, особенно для тебя. Или вместе с памятью твои знания тоже исчезли, Белль?
- Нет. Только воспоминания.
- Тогда почему ты лжешь мне?
Потому что устала, хочу уйти от тебя, освободить нас от этой лямки. Потому что истинная любовь тоже может закончиться. Потому что надоело видеть тебя, шастающего к другой женщине. Потому что нет сил бороться с твоей Тьмой и потому что знаю, что ты обязательно возьмешь реванш в самое ближайшее время.
Все это крутиться у Белль в голове, но она не может сказать ему об этом. Странное дело, она же не предавала его никогда, это он предавал ее с кинжалом, в постели у других женщин, с темными силами. Тогда почему она чувствует себя такой дрянью сейчас?
Бросив на Румпеля быстрый взгляд, Белль переключается на свои руки. Он снова неодобрительно качает головой:
- Ладно. Не хочешь говорить – не надо. Давай хоть боль облегчу тебе.
Красавица хочет возразить, но длинные пальцы мужа уже заползают в ее волосы и вскоре по голове разливается приятное тепло. У нее действительно болела голова, причем, довольно ощутимо, так что сейчас Белль чувствует заметное облегчение. Она уже почти благодарно улыбается мужу, пока он не хватает ту самую книгу, в которой она спрятала письмо, и не открывает ее на нужной странице.
Это была всего лишь уловка, чтобы добраться до ее тайны. Румпель снова ее обманул.
Девушка бросается ему навстречу, слишком резво для человека, который только что мучился с головной болью, пытаясь отобрать уже возникшее у него в руках письмо:
- Румпель, не надо, я…
- Так-так, - нарочито медленно и даже чуть театрально протягивает мужчина, - и что же у нас здесь? Письмо отцу, Белль?
- Да, я просто хотела спросить, как у него дела, знаешь, я ведь тоже скучаю, все-таки он мой отец, и… - тараторит Красавица, понимая, что надежды на то, что муж его не прочтет, равны нулю.
- Посмотрим, что же ты пишешь, от чего так страдаешь, дорогая.
- Это личное, Румпель – последняя попытка сопротивляться терпит крах.
- Это личное моей жены, милая – Румпель угрожающе спокоен. Он аккуратно вскрывает конверт, разорвав уголок и достает письмо.
Белль закрывает глаза. Ну вот и все. Он все узнал. Это конец.
Письмо дочитано, и аккуратно сложено в конверт снова, как будто ничего не случилось. Когда Красавица опять осмелилась посмотреть на мужа, лицо его все так же спокойно, как и несколько минут назад.
- Ты хочешь уйти, Белль? – ледяным тоном спрашивает он.
- Да – кивает она, признавая свое поражение. - Я хочу уйти. Румпель, я очень устала. Прости, у меня больше нет никаких сил жить с твоей Тьмой. Я не могу с ней бороться.
- Ты говорила мне, что готова. Когда я предупреждал тебя об этом. Говорила, что знаешь, кто я, когда я сотни раз тебе говорил, что я такой, как есть – ледяным тоном произносит он, наконец, сделав шаг в ее сторону.
- Да, знаю – снова кивает девушка. – Именно поэтому мне так больно и тяжело. Я думала, что смогу тебя изменить, Румпель. Потом надеялась, что смогу принять твою тьму. Я очень хотела. Но я не могу, прости меня.
- И все это время ты помнила, кто ты? Кто мы? Правильно?
- Я почти сразу вспомнила, Румпель.
- Сколько времени ты была без памяти?
- Это не важно, Рум…
- Нет, важно! – громогласный крик заставил Белль оторваться от изучения собственных ладоней. – Сколько времени ты была без памяти, Белль, говори?
- Дня три или четыре. У меня были вспышки воспоминаний все это время. Потом они восстановились.
Румпель молчит. Молчание затягивается и становится опасным. Он несколько раз меряет комнату шагами. Потом садится на стул напротив нее, пристально глядя ей в глаза.
- Все это время. Долгое время. Ты лгала мне.
- Ты тоже мне лгал, Румпель – смело возражает Белль. Нет, теперь она не даст растоптать себя. – Ты променял нашу любовь на…
- Нашу любовь? – его брови удивленно взлетают вверх. – Какую любовь, Белль? Твою любовь к человеку, которым я не являюсь, которого ты сама придумала? Или мою к милой и доброй девушке, видящей во мне что-то хорошее, но не к женщине, живущей в своем собственном мире, где мне, настоящему, нет места? Это ты называешь любовью, Белль? Фантазии?
- Это не фантазии, Румпель – она прикусила губу. – Ты действительно можешь быть хорошим! Я верила в это всю свою жизнь, потому что ты такой….
Из глотки Румпеля вырывается нервный смех: - Нет, Белль. Я не такой. Я – хитрый делец, отец, потерявший сына, я человек, который ненавидит, когда кто-то играет с тьмой, я властолюбец в покалеченном теле жалкого прядильщика, я мужчина, которого предавали и который готов уничтожить в ответ на обиду. Это тоже я! Вот я какой! Что поделать, Белль, ты никогда этого не понимала, и не поймешь, так что, не говори ничего мне о любви, ясно? Мы запутались в мечтах и лжем друг другу – вот какая наша любовь, вот какова она, Белль!
От крика он почти закашлялся, Белль страшно, она дрожит, кусая губы до крови и не понимая, что сделать, как остановить мужа. Она видит – поток затаенной боли сейчас вырвался наружу и бьет, как вода из испорченного крана, она сжимает руки в кулачки, напрасно пытаясь оградить себя от этого, защититься.
Румпель же стал почти малиновый от злости, яростно вращает глазами, и скоро, кажется, ее ударит. Она еще не видела его столь осатаневшим. Она понятия не имеет, как быть с этим. Поэтому только беззвучно повторяет его имя, шевелит губами, в бесплодных попытках его остановить.
- И да, Белль, милая, смею тебя огорчить, отец тебя не примет. Ты попросту не нужна ему. Я уже пытался. Пошел к нему, когда ты лежала под сонным проклятьем. Думал, он тебя разбудит поцелуем истинной любви. Но у него, как он сказал, больше нет дочери. Не веришь? Посмотри тогда в шаре воспоминаний у меня в кабинете, ты знаешь, как им пользоваться.
Нет. Невозможно. Не может быть.
Белль точно знает, она уверенна, что отец бы не поступил с нею так. Да, он обижен, что ушла от Гастона, но ведь она все еще его девочка, его малышка, она продолжает быть ею до сих пор. Он не мог так обойтись с ней. Красавица стоит посреди комнаты, уставшая, заболевшая, растерянная, не зная, как пережить то, что сейчас вывалил на нее муж, словно гору мусора, ей нечем дышать и ее одолевает страх.
Белль чувствует себя лишней в этом доме. В этом городе. В этом мире.
Румпель же не мигая, смотрит на нее, и с горьким спокойствием в голосе, произносит, почти шепча:
- Единственный человек, которому когда-либо ты была нужна, Белль – это я. Ты была нужна мне всегда. Всю мою жизнь. Но ты так и не поняла, кто перед тобой. Я – плохой человек, Белль, в котором есть что-то хорошее. Но я хотя бы не скрываю, что я плохой. А ты до сих пор хочешь видеть меня в компании лицемеров, которые выбросят тебя на помойку при любом удобном случае, только от того, что они присвоили себе право называться героями. Мне очень жаль, Белль, что ты так ничего и не поняла. Наша любовь была прекрасна когда-то. У нас когда-то была любовь. Теперь – нет.
Горячие слезы катятся по лицу девушки. Эти слова – нож в сердце. Она не заслужила того, чтобы их услышать.
Румпель дарит ей красноречивый взгляд на прощанье и уходит в ночь, растворяясь в фиолетовой дымке. Она понятия не имеет, как он сделал это, но не удивлена такому повороту. Румпель темный. Снова.
Попытки догнать осатаневшего Крюка не приносят никакого результата. Свон устала, ей хочется плюнуть на все, все бросить и уйти. Но теперь под удар поставлено не только ее личное, женское счастье, а спокойствие ее семьи. Она чувствует себя виноватой, потому что именно ее нежелание его отпустить привело к тому, что теперь безумный раб Тьмы готов поставить под удар весь город.
- Киллиан! – наконец, бывшей Спасительнице удается догнать возлюбленного. – Погоди!
Она ласково касается пальцами его небритой щеки, с благоговением заглядывая ему в глаза. Ей кажется, в самой их глубине, она все еще видит того доблестного пирата, замечательного мужчину, которого полюбила и который однажды заставил ее открыть свое сердце и вновь поверить в саму возможность быть счастливой. Он здесь, руку только протяни, и Эмма делает отчаянные попытки вытащить того Крюка на волю.
- Не делай этого, Киллиан! Я знаю, тебе тяжело. Ты не можешь сопротивляться Тьме, не можешь бороться с нею. И не нужно, слышишь? Не надо, я буду бороться за тебя, я смогу. Я выиграю эту схватку и ты снова вернешься ко мне.
- С какой стати? – иронично ухмыльнулся пират.
Огромные глаза Эммы опять ищут его взгляда, снова стремятся заглянуть ему в глаза, чтобы он поверил.
Губы, сжатые последнее время в болезненную дугу, ласково касаются его губ. Щетина стала еще колючее, чем была раньше. Он так давно не брился. Много пьет. Запах рома почти перекрывает запах моря. Дышит тяжело, вздохи вырываются хриплым стоном. Проклятая Тьма гнет его вниз, высасывает все силы.
Ничего. Она все преодолеет, у нее получится. Только бы слышать, как бьется его сердце, этот чудесный звук: тук, тук, тук.
- Так с какой стати мне останавливаться, Свон? Что ты можешь предложить мне взамен?
Что она может предложить? Самое главное, в чем он так нуждается. То, без чего им обоим жизни нет.
С щенячьей преданностью заглянув в его глаза снова, Свон выдыхает прямо в скривленный рот:
- Нашу любовь.
Киллиан замирает. Отходит на несколько шагов. Смотрит на нее, не мигая. Слабая надежда мгновенно пробивается в ее сердце, стучит гулкими ударами: он послушает. Прислушается. Остановится. Пересилит себя. Позволит себе помочь. Но уже в следующий миг Капитан заливается хохотом – громким, неудержимым, почти истерическим, который крутит все его тело, как в центрофуге, и у него даже колени дрожат. По щеке бежит слеза, но не горькая, нет – это слеза от смеха. Он издевается над ней, хохочет над нею.
- Нашу любовь, Свон, да?
Теперь он угрожающе спокоен и слова, слетевшие из его уст, звучат как приговор:
- Лакмусовая, ненужная бумажка, которую давно пора выбросить на помойку – вот что такое наша любовь.
Он дарит ей еще один уничтожительный взгляд, и уходит быстрыми шагами, повернувшись спиною к ней, вершить свои темные дела.
Оставляя Эмму в полном одиночестве, от которого хочется выть, как раненный зверь.
========== Глава 30. Впервые. Давай попробуем. ==========
