Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

 
   Он видит, Терек своенравный
   Крутые роет берега;
   Пред ним парит орел державный,
 ⁴ Стоит олень, склонив рога;
   Верблюд лежит в тени утеса,
   В лугах несется конь черкеса,
   И вкруг кочующих шатров
 ⁸ Пасутся овцы калмыков,
   Вдали – кавказские громады:
   К ним путь открыт. Пробилась брань
   За их естественную грань,
¹² Чрез их опасные преграды;
   Брега Арагвы и Куры
   Узрели русские шатры.
 

¹Терек.Кавказская река, истоки которой в маленьком леднике на Главном Кавказском хребте – на горе Казбек (см. коммент. к строфе XIII, 2–4). Терек окаймляет Казбекскую гряду и бурно несет свои воды в основном северо-восточном направлении через ущелья (такие, как Дарьяльское), по которым проходит Военно-Грузинская дорога (см. коммент. к строке 13). За Владикавказом Терек собирает воды разных горных речек, течет на север в сторону степи, затем резко поворачивает на восток и продолжает свой путь к Каспийскому морю.

^9–12 См. коммент. к строфе XIIа, 8.

¹³Арагвы и Куры.Реки – к югу от Кавказского хребта. Арагва, горная река, берет свое начало к северо-востоку от Крестового перевала (его высота над уровнем моря 7957 футов), течет шестьдесят миль на юг и впадает в синевато-серые воды Куры.

Кура, самая значительная река Закавказья, берет начало к северо-востоку от Карса в Турции и течет на восток через Грузию в Каспийское море.

Крестовый перевал, где шоссе пересекает главную горную цепь, проходящую примерно с северо-запада на юго-восток поперек Кавказа, известен в литературе: он описан в начале лермонтовского «Героя нашего времени» (опубл. 1839–40 г.). (Английский перевод его, сделанный Дмитрием Набоковым, был напечатан в Нью-Йорке в 1958 г.).

Так называемая Военно-Грузинская дорога (ее строительство началось в 1811 г.), начинающаяся во Владикавказе, приблизительно в пятидесяти милях к северу от перевала, проходит, петляя, через долину Арагви на юг к Тифлису, столице Грузии; протяженность дороги – около 135 миль.

 
   Вдали Кавказские громады
   К ним <путь> открыт – чрез их преграды
   За их естественную <грань>
 ⁴ До Грузии промчалась брань.
   Авось их дико<ю> красою
   Случайно тронут будет он
   И вот конвоем окружен
 ⁸ Во след за пушкою степною
   – [ступил Онегин] вдруг
   В предверье гор, в их мрачный круг
 

В черновике (ПД 168).

⁸До Грузии.В ранних советских изданиях здесь всегда было «до глубины», но в Сочинениях 1957 без объяснений (как принято в этом нелепо лаконичном издании) напечатано «до Грузии»; Грузия – край на южном Кавказе (Закавказье), ограниченный Черным морем на западе и Дагестаном на востоке.

Постепенное присоединение Кавказа Россией проходило с перерывами, начиная с захвата Дербента в 1722 г. Петром I – до взятия в плен в 1859 г. предводителя кавказских горцев – Шамиля. Расширение Российской империи на Восток (под пристальным вниманием Англии и при упорном сопротивлении Турции) осуществлялось разнообразными путями – от полудобровольного присоединения (например, Грузии в 1801 г.) до ряда жестоких войн с горцами, среди них самое жестокое сопротивление оказали различные черкесские кланы, принявшие мусульманство.

¹²пушкою степной.Полевое орудие, предназначенное для использования в степях.

 
   Он видит: Те<рек> разъяренный
   Трясет и точит берега, —
   Над ним с чела скалы нагбенной
 ⁴ Висит олень склонив рога;
   Обвалы сыплются и блещут
   Вдоль скал прямых потоки хлещут
   Меж гор меж двух [высоких] стен
 ⁸ Идет ущел<ие> – стеснен
   Опасный путь все уже – уже —
   Вверху – чуть видны небеса —
   Природы мрачная краса
¹² Везде являет дикость ту же
   Хвала тебе седой Кавказ
   Онегин тронут в первый <раз>
 

В черновике (ПД 168).

 
   Во время оное былое!..
   [В те дни ты знал меня Кавказ]
   В свое святилище пуст<ое>
 ⁴ Ты [призывал] меня не раз.
   В тебя влюблен я был безум<но>
   [Меня приветствовал ты] шумно
   [Могучим гласом бурь своих]
 ⁸ [Я слышал] рев ручьев твоих,
   И снеговых обвалов [грохот]
   [И клик орлов] и пенье дев
   И Терека свирепый рев,
¹² И эха дальнозвучный хохот
   [И зрел я] слабый твой певец
   Казбека царственный венец
 

В черновике (2382, л. 39 об.).

24 сент. 1820 г. из Кишинева Пушкин писал своему брату Льву в Петербург:

«…Приехав в Екатеринославль [около 20 мая 1820 г.], я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновению. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном [Николаем] и двумя дочерьми [Марией и Софьей], нашел меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада Сын его (ты знаешь нашу тесную связь и важные услуги, для меня вечно незабвенные) [намек на то, что путешествие на Кавказ планировалось, по крайней мере, месяцем раньше], сын его предложил мне путешествие к Кавказским водам, лекарь [некий доктор Рудыковский], который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить».

Далее он описывает дикую красоту Кавказа: «Все эти целебные ключи находятся не в дальнем расстоянье друг от друга, в последних отраслях Кавказских гор. Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видал великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту…» (см. коммент. к строфе XIII, 2–4.)

⁴не раз.Пушкин бывал на Кавказе дважды – летом 1820 и летом 1829 г. В художественном отношении описание Кавказа в «Путешествии Онегина» во многом уступает прекрасному «Путешествию в Арзрум», прозаическому описанию его поездки 1829 г., опубликованному в 1836 г. в его литературном журнале «Современник».

Пушкин принял участие в Кавказской кампании 1829 г. как поэт, неофициальный военный корреспондент, как бы драгун, бонвиван и полупрофессиональный игрок. В первую неделю мая он выехал из Москвы в Тифлис, через Калугу и Орел, после этого миновал зеленую воронежскую равнину и затем отправился по Военно-Грузинской дороге из Екатеринослава во Владикавказ (21 мая) и Тифлис, где пробыл с 27 мая до 10 июня. Главнокомандующий, граф Паскевич, разрешил Пушкину (с Нижегородским драгунским полком, в котором служили Николай Раевский-младший и Лев Пушкин) верхом поехать в Арзрум. 11 июня, около крепости Гергеры Пушкин встретил гроб с телом Грибоедова, убитого в Тегеране. 14 июня он попытался принять участие в стычке с турецкой кавалерией. Его гражданский сюртук и «chapeau rond» <«круглая шляпа»> ввели в заблуждение русские войска, принявшие его за немецкого доктора или лютеранского священника. 27 июня он стал свидетелем взятия Арзрума и пробыл в городе почти месяц. Числа 20 июля он отправился в Тифлис и Пятигорск, уехал из Пятигорска во вторую неделю сентября и вернулся в Москву до 21 сентября.

 
   Уже пустыни сторож вечный,
   Стесненный холмами вокруг,
   Стоит Бешту остроконечный
 ⁴ И зеленеющий Машук,
   Машук, податель струй целебных;
   Вокруг ручьев его волшебных
   Больных теснится бледный рой;
 ⁸ Кто жертва чести боевой,
   Кто Почечуя, кто Киприды;
   Страдалец мыслит жизни нить
   В волнах чудесных укрепить,
¹² Кокетка злых годов обиды
   На дне оставить, а старик
   Помолодеть – хотя на миг.
 

^3–4Бешту… Машук.Упоминаются остроконечные вершины Беш Тау, пятиглавой, поросшей дубом и буком возвышенности к северо-востоку от Пятигорска, курорта минеральных вод на северном Кавказе. Ее главы – гора Беш (4590 футов), гора Железная (2795 футов), гора Змеиная (3261 футов), гора Машук (3258 футов) и гора Лысая (2427 футов). Милях в пятидесяти к югу, в западной части Центрального хребта (проходящего от 44° параллели на северо-западном Кавказе к 41° параллели на юго-восточном Кавказе), вырисовываются контуры Эльбруса, самой высокой горы в Европе (ок. 18 500 футов), и горы Казбек (ок. 16 500 футов).

Онегин более года (1822) проводит на Кавказе. Следующий знаменитый литературный персонаж, который жил на его курортах и пересекал его перевалы, – лермонтовский Печорин (1830–38).

⁶ручьев его волшебных.Ср. описание у Фонтана подобного же курорта Баньер в его «Пиринеях» (ок. 1805):

 
Le vieillard de maux escorté,
Le héros encor tourmenté
De cicatrices douloureuses,
La mélancolique beauté
.........................................
Viennent chercher ici les jeux ou la santé…
.........................................
L'ennui, les sombres maladies
Et la goutte aux mains engourdies
Tout cède au breuvage enchanté…
 

 
<Старик со шлейфом болезней,
Герой, еще терзаемый
Мучительными шрамами,
Меланхолическая красавица
.........................................
Приезжают сюда в поисках развлечений или здоровья…
.........................................
Скука, мрачные болезни
И подагра со скрюченными руками —
Все отступают перед волшебным напитком… >.
 

⁹Киприды.Эвфемизм «Lues venerea» <«венерическая болезнь»>. Известно, что Пушкин болел венерической болезнью – гонореей и / или сифилисом, по крайней мере, три раза в жизни (в январе 1818 г. в Петербурге; весной 1819 г. там же; и в середине июля 1826 г., после посещения публичного дома в Пскове).

 
   Питая горьки размышленья,
   Среди печальной их семьи,
   Онегин взором сожалень
 ⁴ Глядит на дымные струи
   И мыслит, грустью отуманен:
   «Зачем я пулей в грудь не ранен?
   Зачем не хилый я старик,
 ⁸ Как этот бедный откупщик?
   Зачем, как тульский заседатель,
   Я не лежу в параличе?
   Зачем не чувствую в плече
¹² Хоть ревматизма? – ах, создатель!
   Я молод, жизнь во мне крепка;
   Чего мне ждать? тоска, тоска!..
 

⁴дымные.Ошибочно печатали: «зимние». Любопытное повторение ошибки, упомянутой Пушкиным в примеч. 17.

 
   Блажен кто стар! блажен, кто болен,
   Над кем лежит судьбы рука!
   Но я здоров, я молод, волен
 ⁴ Чего мне ждать? тоска! тоска!..»
   Простите, снежных гор вершины,
   И вы, кубанские равнины;
   Он едет к берегам иным
 ⁸ Он прибыл из Тамани в Крым
   Воображенью край священный:
   С Атридом спорил там Пилад,
   Там закололся Митридат,
¹² Там пел Мицкевич вдохновенный
   И, посреди прибрежных скал,
   Свою Литву воспоминал.
 

^1–8 В беловой рукописи (ПБ 18).

⁶Кубань. Река, которая берет свое начало в леднике у подножья горы Эльбрус и течет на север, потом на запад к Азовскому морю.

^6–8кубанские равнины… Крым. С центрального Кавказа Онегин проезжает четыреста миль в северо-западном направлении на край Таманского полуострова, где садится на корабль, идущий в Крым. Таков маршрут Пушкина в начале августа 1820 г. В письме из Кишинева (24 сент. 1820 г.) брату в Петербург он пишет: «Видел я [8 авг. 1820 г.] берега Кубани и сторожевые станицы – любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности! Ехал в виду неприязненных полей свободных, горских народов. Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка…».

Наш поэт впервые увидел Крым не с корабля, а из Тамани (1840) лазурным утром в середине августа 1820 г., – через Керченский пролив (об этом – в том же письме Льву). Вспомним, что Печорин в лермонтовской «Тамани» (1840) лазурным утром видит из города, носящего это имя, «дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня» (обратите внимание на «лиловой» – цвет, отсутствующий в классической палитре Пушкина).

Пушкин приплыл из Тамани в Керчь, где сделал свою первую остановку на Крымском полуострове. В Керчи (15 августа, на закате) он посетил развалины башни, называемой Митридатовой гробницей: «Там сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления», – цитата из «Отрывка из письма к Д[ельвигу]» (впервые опубл. в «Северных цветах на 1826 год»), намеренно надменно-презрительного, поэт предпослал его третьему изданию «Бахчисарайского фонтана», 1830 г.

Из Керчи Пушкин наземным путем проехал на юг – шестьдесят три мили, это заняло один день, – в Феодосию (древнюю Каффу), на юго-восточное побережье Крымского полуострова. Там он переночевал (ныне Ольгинская улица, дом 5) и на следующий день (18 августа), на рассвете, с Раевскими сел на морской бриг, и тот провез их вдоль берега, в юго-западном направлении. Во время плавания он написал байроническую элегию («Погасло дневное светило»), опубликованную в конце года в журнале «Сын Отечества» и неправильно датированную – «сентябрь» – Львом Пушкиным, получившим ее с сентябрьским письмом брата.

На рассвете 19 августа они высадились в Гурзуфе (о сердечной тайне в последних строках XVI строфы см. мой коммент. к главе Первой, XXXIII, 1). Там Пушкин провел три счастливые недели с воссоединившейся семьей Раевских на вилле, предоставленной в их распоряжение Арманом Эмманюэлем дю Плесси, герцогом Ришелье.

В сентябре, числа 5-го, он уехал из Гурзуфа с генералом и его сыном. Они посетили «баснословные развалины храма Дианы» около Георгиевского монастыря и по Балаклавской дороге доехали до расположенного в милях шестидесяти от моря Бахчисарая – самого центра Крыма. Бахчи Сарай означает «дворец в саду», и место соответствует своему названию. Оно было резиденцией татарских ханов с начала шестнадцатого до конца восемнадцатого века. В прохладном зале, по которому стремительно, влетая и вылетая, носятся ласточки, маленький фонтан капает из ржавой трубы в мраморные углубления. Я был там в июле 1918 г. во время энтомологической экскурсии (в погоне за чешуекрылыми).

Из Бахчисарая наши путешественники поехали (восьмого) в Симферополь, откуда – через Одессу (середина сентября) – Пушкин 21 сентября прибыл в Кишинев.

⁸Тамани.Черноморский порт Тамань на самом северо-западном краю Кавказа, на Таманском заливе (восточный рукав Керченского пролива), приблизительно в 250 милях к северо-западу от Сухума, приморского города на западе Кавказа Здесь было приключение и у лермонтовского Печорина в наименее удачной части «Героя нашего времени» («Тамани»).

¹⁰C Атридом спорил там Пилад.Как рассказано в старых французских «мифологиях», из которых черпали сведения Пушкин и его читатели, легендарный юноша Орест со своим верным другом Пиладом, стремясь обрести очищение от последствий тяжкой мести, успешно завершенной ими, по указанию оракула из Дельф в Греции, отправились в Тавриду, чтобы привезти из Херсонеса (Корсунь, близ Севастополя) статую Артемиды (Дианы). Итак, поплыли они в Таврию. Царь Тоас, высший жрец храма богини, приказал принести их в жертву, таков был закон. Орест и Пилад героически спорили друг с другом, каждый желая пожертвовать жизнью для спасения друга. Обоим удалось бежать – с Ифигенией (местной жрицей, оказавшейся сестрой Ореста) и со статуей.

Пушкин называет Ореста Атридом, имея в виду «один из рода Атридов».

¹¹Митридат.Митридат Великий, царь Понта, в 63 г. до н. э. приказавший послушному галльскому наемнику убить себя. Его мнимые могилу и трон можно увидеть на горе Митридат – холме, расположенном близ Керчи, порта на Азовском море (см. выше коммент. к строкам 6–8).

^12–14Адам Бернард Мицкевич(1798–1855), польский поэт и патриот, четыре с половиной года проживший в России (с октября 1824 до марта 1829 гг.). За это время он побывал в Крыму – через пять лет после Пушкина, т. е. осенью 1825 г. – и по возвращении в Одессу сочинил восемнадцать прекрасных «Крымских сонетов», завершив работу над ними в 1826 г. в Москве. Там в декабре того же года был опубликован польский текст, и первые, очень посредственные, русские переводы появились в 1827 г. (Василия Щастного) и в 1829 г. (Ивана Козлова). Мицкевич вспоминает пушкинский «Бахчисарайский фонтан» в сонете VIII – «Гробница Потоцкой» (ходили слухи, что в мавзолее жены татарского хана была погребена польская девушка из рода Потоцких). В этом, как и в других сонетах, особенно в XIV – «Пилигрим», Мицкевич ностальгически вспоминает свою родную Литву.

Пушкин познакомился с ним в октябре 1826 г., в Москве, но их задушевная дружба не выдержала испытаний политическими событиями, происшедшими позднее. 17 / 29 нояб. 1830 г. началось Польское восстание, которое продолжалось около девяти месяцев. Николай I в торжественной обстановке, при знаменах, 26 нояб. 1830 г. сообщил офицерам гвардии о восстании в Варшаве. И выразил уверенность в том, что они помогут подавить его. Генералы и офицеры разразились криками «ура» и бросились целовать руки Николая и круп его лошади, как будто этот человек был кентавром. Пушкин, к большому огорчению Вяземского и А. Тургенева, с энтузиазмом одобрил подавление восстания. В ямбах «Клеветникам России» (август 1831 г.) и в одической «Бородинской годовщине» (сентябрь 1831 г.) наш поэт позволяет себе поток страстно националистических высказываний и холодно-насмешливо говорит о поражении восставшей Польши. В написанном белым стихом фрагменте, датированном 10 авг. 1834 г., Петербург, он вспоминает приезд Мицкевича, его счастливое житье «средь племени ему чужого» и противопоставляет мирные беседы гостя «ядовитым стихам» («лай собаки» – фраза в черновике, связанная с концовкой стихотворения Мицкевича «Друзьям москалям», в котором голос любого русского, способного осудить выступление польского поэта против деспотизма, сравнивается с лаянием собаки, кусающей «срывающую с нее ошейник руку») – их разгневанный поэт посылает теперь в Россию с запада: в 1832–34 гг., живя в изгнании в Дрездене и Париже, Мицкевич в сатирическом стихотворении (переписанном Пушкиным в тетради 2373, л. 35 об., 34 об.) обвиняет своих бывших русских друзей в продажности правительству, в прославлении ими победы тирана и ликовании при виде страданий поляков. Пожалуй, скорее из-за обаяния личности Мицкевича, нежели из-за исторической реальности, идея «либерализма» стала ассоциироваться в то время с представлением о «Польше» – стране, в некоторые периоды своей независимости столь же деспотичной, как и Россия.

Пушкин был большим поклонником поэзии Мицкевича. В октябре 1833 г., в Болдине, он создал одно из своих немногих написанных анапестом стихотворений «Будрыс и его сыновья» – прекрасно звучащий, но безнадежно неточный перевод баллады Мицкевича «Три Будрыса».

 
   Прекрасны вы, брега Тавриды;
   Когда вас видишь с корабля
   При свете утренней Киприды,
 ⁴ Как вас впервой увидел я;
   Вы мне предстали в блеске брачном:
   На небе синем и прозрачном
   Сияли груды ваших гор,
 ⁸ Долин, деревьев, сёл узор
   Разостлан был передо мною.
   А там, меж хижинок татар…
   Какой во мне проснулся жар!
¹² Какой волшебною тоскою
   Стеснялась пламенная грудь!
   Но, Муза! прошлое забудь.
 

В этих строфах восхитительно и кратко представлены модные литературные стили. Иллюстрируются две разновидности романтизма

Как я заметил в другом месте (см. коммент. к главе Шестой, XXIII, 2), романтический стиль в его общем виде восходит к вымышленной Аркадии итальянских и испанских любовно-приключенческих романов. С их расположенных в долинах лугов смятенные, теряющие рассудок влюбленные – несчастные рыцари и молодые ученые – обычно бегут в горы и предаются там любовному безумию. Облака набегали на луну и ручьи журчали в пасторальной поэзии столь же аллегорично, сколь облака и родник – над и под могилой Ленского три века спустя. В восемнадцатом веке швейцарские и шотландские проводники показали выбившемуся из сил поэту водопад и печальные хвойные деревья. Оттуда легко было добраться до безлюдного байронического пейзажа – наверх к валунам над лесистой полосой или вниз к морским скалам, где шумел прибой. В целом эта разновидность романтизма тесно связана с патологической неприязнью Века Разума к конкретной «непоэтической» подробности и его страстью к общему понятию. В этом смысле «романтизм» Байрона логически продолжает «классицизм». Смутное понятие стало еще более смутным, и освещенные лунным светом развалины остались такими же прекрасными и туманными, как и «страсти», порожденные инцестом и античными пьесами. Как я уже заметил, лишь в нескольких стилизованных изображениях зимнего пейзажа Пушкин действительно переключился (в окончательном тексте) с обобщенного аркадского вида на конкретное изображение. В описаниях природы его симпатии были всегда на стороне восемнадцатого века. Строфа XVIII – критическое воплощение второй, «конкретной», фазы романтизма, его интереса к «обычным» подробностям и «реалистическим» мелочам, совершенно лишенным того естественного поэтического оттенка, который свойствен словам «океан» или «соловей». Именно в связи с этим новым стилем романтики заново открывают фламандских мастеров и елизаветинских драматургов.

И, наконец, следует заметить, в этих строфах Пушкин говорит о современных литературных течениях – в переходе от «поэтического» восточного фонтана к «непоэтичному» утиному пруду как аллегории собственной жизни. Можно также увидеть некоторую аналогию между намеченной им здесь эволюцией и тем, что он пишет о Ленском в строфах XXXVI и XXXIX в главе Шестой.