355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Набоков » Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина » Текст книги (страница 23)
Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:01

Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"


Автор книги: Владимир Набоков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 67 страниц)

XXVI
 
   Еще предвижу затрудненье:
   Родной земли спасая честь,
   Я долженъ буду, безъ сомнѣнья,
 4 Письмо Татьяны перевесть.
   Она по-Руски плохо знала,
   Журналовъ нашихъ не читала,
   И выражалася съ трудомъ
 8 На языкѣ своемъ родномъ,
   И такъ писала по-Французски...
   Что дѣлать! повторяю вновь:
   Донынѣ дамская любовь
12 Не изъяснялася по-Русски,
   Донынѣ гордый нашъ языкъ
   Къ почтовой прозѣ не привыкъ.
 

7выражалася;12изъяснялася.Близкие русские слова: одно можно передать как «выражала словами свои мысли», другое – как «делала понятной свою мысль». Ср. фр. «s'exprimer» и «s'expliquer» <«выражаться» и «объясняться»>.

XXVII
 
   Я знаю: дамъ хотятъ заставить
   Читать по-Руски. Право, страхъ!
   Могу ли ихъ себѣ представить
 4 Съ Благонамѣреннымъ въ рукахъ!
   Я шлюсь на насъ, мои поэты,
   Не правда ль: милые предметы,
   Которымъ, за свои грѣхи,
 8 Писали втайнѣ вы стихи,
   Которымъ сердце посвящали,
   Не всѣ ли, Русскимъ языкомъ
   Владѣя слабо и съ трудомъ,
12 Его такъ мило искажали,
   И въ ихъ устахъ языкъ чужой
   Не обратился ли въ родной?
 

4С Благонамеренным в руках.«Благонамеренный» – ежемесячный, затем еженедельный журнал (1818–27), издававшийся Александром Измайловым (1799–1831), автором «Басен» (1826); винясь за задержку с номером на масленице 1820 г., он писал, что

 
Как Русской человек на праздниках гулял;
Забыл жену, детей, не только что журнал.
 

Строка 4 получила непристойное толкование («благонамеренный в смысле фалла») в частной переписке автора с приятелями. (Шутка исходно принадлежит Вяземскому в его письме Пушкину 26 июля 1828 г.). Надо также отметить, что в 1822 г. «Благонамеренный» (№ 38) в стихотворении, озаглавленном «Союз поэтов», задел друзей Пушкина – Баратынского и Дельвига.

Ср. стихотворение Баратынского «Гнедичу, который советовал сочинителю писать сатиры», 150 строк александрийскими двустишиями (1823), строки 115–116:

 
Тобой [Измайловым] предупрежден листов твоих читатель,
Что любит подгулять почтенный их издатель.
 

5на вас. В издании 1837 г. очевидная опечатка: «на нас».

6, 12Наш поэт использует эпитет «милый», как и наречие «мило», слишком, слишком часто. Соответствует фр. «gentil», «gentiment».

XXVIII
 
   Не дай мнѣ Богъ сойтись на балѣ
   Иль при разъѣздѣ на крыльцѣ
   Съ семинаристомъ въ желтой шалѣ
 4 Иль съ Академикомъ въ чепцѣ!
   Какъ устъ румяныхъ безъ улыбки,
   Безъ грамматической ошибки
   Я Русской рѣчи не люблю.
 8 Быть можетъ, на бѣду мою,
   Красавицъ новыхъ поколѣнье,
   Журналовъ внявъ молящій гласъ,
   Къ Грамматикѣ пріучитъ насъ;
12 Стихи введутъ въ употребленье:
   Но я....какое дѣло мнѣ?
   Я вѣренъ буду старинѣ.
 

3семинаристом[тв. пад.] в желтой шале.Неверное окончание последнего слова. Должно быть – «шали», если Пушкин идет от слова «шаль», а не «шаля». «Шаль» (заимствование из персидского) пришло в русский язык из Германии через Францию; там в начале девятнадцатого века писалось «schall».

Интересно, не оставил ли Пушкин этот солецизм с намерением, желая проиллюстрировать строку 6.

«Шале» рифмуется с «на бале» (строка 1), старый местный падеж (ныне – «на балу»).

Семинарист – учащийся в семинарии (церковном училище), начинающий богослов.

XXIX
 
   Неправильный, небрежный лепетъ,
   Неточный выговоръ рѣчей,
   По прежнему сердечный трепетъ
 4 Произведутъ въ груди моей;
   Раскаяться во мнѣ нѣтъ силы,
   Мнѣ галлицизмы будутъ милы,
   Какъ прошлой юности грѣхи,
 8 Какъ Богдановича стихи.
   Но полно. Мнѣ пора заняться
   Письмомъ красавицы моей;
   Я слово далъ, и что жъ? ей ей
12 Теперь готовъ ужъ отказаться.
   Я знаю: нѣжнаго Парни
   Перо не въ модѣ въ наши дни.
 

Эта строфа была написана 22 мая 1824 г. в Одессе. Ею начинается тетрадь 2370, л. 1, рядом – черновик письма Казначееву, правителю канцелярии Воронцова (см. ком-мент. к главе Первой, LIX, 6–8).

2выговор речей(мн. ч., род. пад.). Не столько произношение, сколько особенности речи, манера говорить, а не акцент – хотя два эти русских слова (выговор и произношение) обычно смешивают. Задача переводчика не облегчается тем, что слово «речи» (мн. ч., им. пад.) не означает здесь «разговоры, выступления, беседы» (как, например, в главе Третьей, XIV, 1), а несет на себе галльский отпечаток – живой разговор с характерными неправильностями. Глагол «производить» (строка 4) также галлицизм – «produire».

В «Моих замечаниях об русском театре» Пушкин, говоря о молодой русской актрисе Колосовой, перечисляет различные ее достоинства – прекрасные глаза, прекрасные зубы и «нежный недостаток в выговоре». А дальше пишет, что ей нужно было бы что-то сделать со своим парижским выговором буквы «р» (фр. «grasseyement»), – это выговор «очень приятный в комнате, но неприличный на трагической сцене».

6галлицизмы.В декабре 1823 г. Бестужев в написанной им вместе с Рылеевым статье («Полярная звезда», 1824, с. 1–14), сетуя на «совершенное оцепенение словесности» в 1823 г., утверждал, что происходит это из-за «затаившейся страсти к галлицизмам», которая выявилась и овладела всеми по окончании войны (1812–14). Цявловский (Акад. 1936, V, 630) приводит отрывок (1825), в котором Пушкин выразил свои мысли по поводу инвектив Бестужева против французского влияния, возразив следующее: «Где наши Аддиссоны, Лагарпы, Шлегели […]? что мы разобрали? чьи литературные мнения сделались народными [т. е. „были признаны незаемными и характерными для русской культуры“], на чьи [русские] критики можем мы сослаться, опереться?»

А в письме Вяземскому (13 июля 1825 г.) Пушкин пишет: «Ты хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы. Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай Бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного, точного языка прозы, т. е. языка мыслей)».

Сбоку от этой и следующих двух строк Пушкин сделал рисунок, описанный мною в коммент. к главе Первой, LEX, 6–8.

8Богдановича стихи.Ипполит Богданович, малозначительный поэт, автор «Душеньки» (см. коммент. к главе Первой, XXXIII, 3–4), переводчик Вольтера и других французских писателей его времени. Некоторое его влияние распознаваемо в «Руслане и Людмиле» (1820).

11ей-ей.Отзвук Матф. 5, 37. По-русски это междометие заменяет «ей-Богу». Однако следует заметить, что русские выражения вроде «Боже мой!», «Мой Бог!», «Господи!» и т. п., в светском обиходе восходящие к французскому «mon Dieu» и пр., лишены выразительного оттенка богохульности, отличающего их английские эквиваленты. Таким образом, «Боже» – не обращение к Богу, но что-то наподобие «Вот это да!» или «Надо же!» и т. д.

13нежного Парни.Эварист Дезире де Форж шевалье де Парни (1753–1814). Слова «tendre» <«нежный»> и «tendresse» <«нежность»> встречаются в элегиях и идиллиях Парни чаще, чем в стихотворениях любого другого французского поэта той поры. См., например, «Клятвы» («Эротические стихотворения», кн. III, 1778), строки 16–20:

 
Viens donc, ô ma belle maîtresse,
Perdre tes soupçons dans mes bras;
Viens t'assurer de ma tendresse,
Et du pouvoir de tes appas.
Aimons, ma chère Eléonore…
 
 
<Приди же, моя чудесная возлюбленная,
Развеять свои подозрения в моих объятиях;
Приди увериться в моей нежности
И в неодолимости твоих чар.
Предадимся любви, бесценная Элеонора…>.
 

Нескрываемо ямбический ритм строк 18–20 должен был ласкать слух русских или англичан.

14В заключительных строках «Ответа юному стихотворцу», напечатанного в 1809 г. («Mercure», т. XXXVI), Парни упоминает о том, что его слава начала меркнуть:

 
Pour cette France repétrie
L'élégance est afféterie,
La délicatesse est fadeur,
Et mes vers une rêverie
Sans espérance et sans lecteur.
 
 
Франции Изящество считается притворством,
Утонченность воспринимают как безвкусицу,
А мои стихи – теперь только греза,
Без надежды на отклик и без читателя>.
 
XXX
 
   Пѣвецъ Пировъ и грусти томной,
   Когда бъ еще ты былъ со мной,
   Я сталъ бы просьбою нескромной
 4 Тебя тревожить, милый мой:
   Чтобъ на волшебные напѣвы
   Переложилъ ты страстной дѣвы
   Иноплеменныя слова.
 8 Гдѣ ты? приди: свои права
   Передаю тебѣ съ поклономъ....
   Но посреди печальныхъ скалъ,
   Отвыкнувъ сердцемъ отъ похвалъ,
12 Одинъ, подъ Финскимъ небосклономъ,
   Онъ бродитъ, и душа его
   Не слышитъ горя моего.
 

1Певец Пиров.Если бы существовала систематика поэтов, предусматривающая вид, промежуточный между великим и незначительным, олицетворением этого вида стал бы Евгений Баратынский (1800–44). Его элегии написаны так, что в них находят для себя точное соответствие усталость души и муки мысли, соединяясь в предвестиях музыкального всплеска; но вдруг словно бы где-то вдали бесшумно захлопывается дверь, и в тот самый момент, когда мы готовы поддаться обаянию стихотворения, оно утрачивает свою внутреннюю напряженность (хотя отдельные слова все так же выразительны). Баратынский хотел воплотить нечто глубокое и трудно передаваемое, но по-настоящему сделать это так и не сумел. Пушкин относился к нему с уважением неподдельным и нежным, – чувство, не имеющее аналогов, каковы бы ни были другие литературные симпатии великого поэта.

В начале 1816 г. Баратынский был исключен из Пажеского корпуса (военного учебного заведения для дворянских детей); он вместе со своим товарищем (Ханыковым) украл дорогую табакерку и пятьсот рублей банкнотами, лежавшие в конторке ханиковского дяди. Проведя три года вдали от столицы, Баратынский в 1819 г. вернулся в С.-Петербург (где свел знакомство с Пушкиным), а затем служил в Финляндии в 1820–24 гг., начав рядовым. Старания советских комментаторов сравнивать его участь с судьбой Пушкина как пострадавшего за политические взгляды выглядят смехотворно.

«Пиры» Баратынского (написаны в 1820 г.) – посредственная элегия, сочиненная под сильным влиянием французских поэтов изящного и пошлого восемнадцатого столетия. В первой публикации (1821) она состоит из 268 строк четырехстопного ямба со свободной рифмой. В суровой Финляндии, где стоял его полк, Баратынский ностальгически вспоминал дружеские застолья с собратьями-поэтами в веселом Петербурге 1819 г. В Посвящении (первоначально напечатанном как посвящение Плетневу при публикации глав Четвертой и Пятой в феврале 1828 г.) Пушкин подражал строкам 252–53 «Пиров» и одно время думал поставить эти две строки эпиграфом либо к Первой, либо к Четвертой, – в таком случае подражание выглядело бы лестным отзвуком. Другая (52) строка «Пиров» стала эпиграфом к московской (Седьмой, 1827–28, напечатана в 1830 г.) главе, а строки 129–39 тонко перефразированы в главе Четвертой, XLV (см. коммент. к главе Четвертой, XLV, 1, 7).

О Пушкине – том, каким он был в1819 г., – в поэме Баратынского (строки 210–13) сказано:

 
Очаровательный певец
Любви, свободы и забавы,
Ты, П……, ветреный мудрец,
Наперсник шалости и славы…
 

В исправленном издании «Пиров» (1826), выпущенных вместе с поэмой Баратынского «Эда», строки о Пушкине читаются так:

 
Ты, П….н наш, кому дано
Петь и героев, и вино,
И страсти молодости пылкой,
Дано с проказливым умом
Быть сердца чудным знатоком
И, что по-моему не малость,
Быть прелюбезным за столом.
 

В окончательном тексте 1835 г. «чудным» заменено на «верным», а две следующие строки сведены в одну:

 
И лучшим гостем за бутылкой.
 

Баратынскому не понравился «ЕО»; в письме 1832 г. он отозвался о романе как о блестящем, но юношеском подражании Байрону.

*

Посылая из Михайловского 20 февр. 1826 г. экземпляр «Пиров» и «Эды» Баратынского (книга вышла в свет 1 февр. 1826 г.) Прасковье Осиповой, находившейся в тверской губернии, Пушкин лояльно отозвался об «Эде, финляндской повести» как о «chef-d'oeuvre de grâce, d'élégance et de sentiment» <«образец грации, изящества и чувства»>. На удивление топорная и банальная поэма в 633 свободно рифмующихся ямбических четырехстопных строки была начата в 1824 г., напечатана в 1826 г., исправлена в 1835 г. Финляндская дева Эда, которую совратил русский гусар Владимир, по несчастливому совпадению оказывается (строки 63–69) довольно похожей на Ольгу, как ее рисует себе Владимир Ленский («ЕО», глава Вторая, XXIII, 5–8).

 
Румянец нежный на щеках,
Летучий стан, власы златые
В небрежных кольцах по плечам,
И очи бледно-голубые,
Подобно финским небесам.
Готовность к чувству в сердце чистом, —
                  Вот Эда вам!
 

(В окончательном тексте 1835 г. последнее восклицание отсутствует).

Поцелуй, которым обмениваются Эда и Владимир, описан как «влажный пламень» (строка 159), – как я заметил, заимствование из «Завтрака» Шарля Мильвуа:

 
Un long baiser, le baiser du départ
Vient m'embraser de son humide flamme.
 
 
<Долгий поцелуй, поцелуй прощанья
Опалил меня своим влажным пламенем>.
 

1томной.Излюбленное слово, характеризующее Пушкина и его школу; «томная глава», «томные глаза», «томный взор» – в общем и целом эквивалент близких слов, которыми изобилует французская и английская чувствительная литература; однако, в силу фонетической близости слову «темный» и благодаря его итальянскому полнозвучию, русский эпитет своею мрачной выразительностью превосходит соответствующий английский и лишен несколько иронического оттенка последнего. Надо заметить, что состояние и ощущение неги схожи с более примитивным и, как правило, менее восхитительным состоянием, описываемым как «томность». Такое состояние, нередко воспринимаемое как насыщенность лирическим чувством, на самом деле вовсе не приятно – об этом свидетельствует еще одна фигура речи – «томление», т. е. болезненное чувство пустоты, докучливая пресыщенность (глава Третья, VII, 12). Глагольная форма – «томить» (или же «томиться», близкое к «тосковать»). Прилагательное «томный» в другом контексте может означать «вялый».

12–13В Финляндии Баратынским написано первое стихотворение, обратившее на себя внимание публики. Это «Финляндия», впервые напечатанная в 1820 г. в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения». Элегия в духе Оссиана, состоящая из семидесяти двух строк вольным ямбом, начинается так:

 
Громады вечных скал, гранитныя пустыни!
Вы дали страннику убежище и кров…
 

А заканчивается вот этими стихами:

 
Златые призраки, златые сновиденья,
Желанья пылкие, слетитеся толпой!
Пусть жадно буду пить обманутой душой
Из чаши юности волшебство заблужденья.
Что нужды до былых иль будущих племен?
Я не для них бренчу незвонкими струнами:
Я, невнимаемый, довольно награжден
За звуки звуками, а за мечты мечтами.
 

14горя.Имеется в виду не горе расставанья, а горестное положение, в которое Пушкин ставит Пушкина, принужденного перелагать русскими стихами воображаемое французское посланье.

XXXI
 
   Письмо Татьяны предо мною;
   Его я свято берегу,
   Читаю съ тайною тоскою
 4 И начитаться не могу.
   Кто ей внушалъ и эту нѣжность,
   И словъ любезную небрежность?
   Кто ей внушалъ умильный взоръ,
 8 Безумный сердца разговоръ
   И увлекательный, и вредный?
   Я не могу понять. Но вотъ
   Неполный, слабый переводъ,
12 Съ живой картины списокъ блѣдный,
   Или разыгранный Фрейшицъ
   Перстами робкихъ ученицъ:
 

1Письмо Татьяны предо мною.В руках Пушкина, становящегося персонажем романа, оно могло оказаться, допустим, по той причине, что Онегин переписал его для поэта в Одессе, когда в 1823–24 г. они вновь принялись за воспоминания о своих былых романах, так скрашивавшие их прогулки по набережной Невы в 1820 г. (см. «Путешествие Онегина», коммент. к главе Восьмой, рукопись, строфа XXX).

В своем романе Пушкин приводит тексты трех главных персонажей: письмо Татьяны, последнюю элегию Ленского и письмо Онегина.

2Его я свято берегу.Ср. французское ходовое выражение «je la conserve religieusement».

5–6Кто ей внушал и эту нежность, / И слов любезную небрежность?Ответ: Парни. См., например, его «Завтрашний день» («Эротические стихотворения», кн. 1):

 
Et ton âme plus attendrie,
S'abandonne nonchalamment
Au délicieux sentiment
D'une douce mélancholie,
 

что само собой перелагается романтическими русскими фразами: «И умиленная душа предается небрежно сладостному чувству грусти нежной».

6 любезную небрежность.Галлицизм «aimable abandon».

7вздор.В издании 1837 г. опечатка – «взор».

13Фрейшиц.Подразумевается увертюра к «Der Freishütz» («Le Franc Archer», «Седьмая пуля», «Волшебный стрелок»), романтической опере Карла Марии фон Вебера (1786–1826), в первый раз исполненной в Берлине 18 июня 1821 г., а в Париже – 7 дек. 1824 г. (под названием «Робин, лесной стрелок»).

Демон, обитающий в лесу, дает стрелку волшебные пули. Злодей, которого зовут Каспар, запродался этому демону, причем оба влюблены в Агату, дочь главного лесничего герцога Богемского и проч. Во втором действии Агата, снедаемая меланхолией, открывает окно, и ее комнату заливает лунный свет. Магическая музыка, которая звучит в сцене Волчьего оврага, по мнению Джорджа П. Аптона и Феликса Боровского в их «Путеводителе по операм» (Нью-Йорк, 1928), – непревзойденный образец зловещей таинственности и т. п. Духи, скелеты, чудовищные животные наводят ужас на Макса, суженого Агаты, отправившегося, по наущению Каспара, в этот овраг для встречи с демоном и т. д.

Вяземский писал из Москвы (24 марта 1824 г.) А. Тургеневу в С.-Петербург: «Пришли жене моей все, что есть для фортепиано из оперы „Der Freischütz“: вальсы, марши, увертюру и прочее». Тургенев отвечал 4 апреля, что постарается. 10 апреля Вяземский сообщил, что ноты можно достать и в Москве.

Обожатели беллетризированных биографий могут вообразить княгиню Вяземскую и графиню Воронцову числа 10 июня 1824 г. в Одессе, разбирающими эти ноты в присутствии Пушкина, испытывающего «amitié amoureuse» <«дружбу-влюбленность»> по отношению к первой из них и пылко влюбленного во вторую. Примерно в то же время все трое на морском берегу в Одессе бросали вызов яростно накатывающим волнам – маленькое событие, которое, быть может, заставило нашего поэта перестроить тему Тавриды (см. коммент. к главе Первой, XXXIII).

Письмо Татьяны к Онегину
 
   «Я къ вамъ пишу – чего же болѣ?
   Что я могу еще сказать?
   Теперь, я знаю, въ вашей волѣ
 4 Меня презрѣньемъ наказать.
   Но вы, къ моей несчастной долѣ
   Хоть каплю жалости храня,
   Вы не оставите меня.
 8 Сначала я молчать хотѣла;
   Повѣрьте: моего стыда
   Вы не узнали бъ никогда,
   Когда бъ надежду я имѣла
12 Хоть рѣдко, хоть въ недѣлю разъ
   Въ деревнѣ нашей видѣть васъ,
   Чтобъ только слышать ваши рѣчи,
   Вамъ слово молвить, и потомъ
16 Все думать, думать объ одномъ
   И день и ночь до новой встрѣчи.
   Но говорятъ, вы нелюдимъ;
   Въ глуши, въ деревнѣ все вамъ скучно,
20 А мы.... ничѣмъ мы не блестимъ,
   Хоть вамъ и рады простодушно.
 
 
   «Зачѣмъ вы посѣтили насъ?
   Въ глуши забытаго селенья,
24 Я никогда не знала бъ васъ,
   Не знала бъ горькаго мученья.
   Души неопытной волненья
   Смиривъ со временемъ (какъ знать?),
28 По сердцу я нашла бы друга,
   Была бы вѣрная супруга
   И добродѣтельная мать.
 
 
   «Другой!... Нѣтъ, никому на свѣтѣ
32 Не отдала бы сердца я!
   То въ высшемъ суждено совѣтѣ...
   Но воля Неба: я твоя;
   Вся жизнь моя была залогомъ
36 Свиданья вѣрнаго съ тобой;
   Я знаю, ты мнѣ посланъ Богомъ,
   До гроба ты хранитель мой...
   Ты въ сновидѣньяхъ мнѣ являлся,
40 Незримый, ты мнѣ былъ ужъ милъ,
   Твой чудный взглядъ меня томилъ,
   Въ душѣ твой голосъ раздавался
   Давно... нѣтъ, это былъ не сонъ!
44 Ты чуть вошелъ, я вмигъ узнала,
   Вся обомлѣла, запылала
   И въ мысляхъ молвила: вотъ онъ!
   Не правда ль? я тебя слыхала:
48 Ты говорилъ со мной въ тиши,
   Когда я бѣднымъ помогала,
   Или молитвой услаждала
   Тоску волнуемой души?
52 И въ это самое мгновенье
   Не ты ли, милое видѣнье,
   Въ прозрачной темнотѣ мелкнулъ,
   Приникнулъ тихо къ изголовью!
56 Не ты ль, съ отравой и любовью,
   Слова надежды мнѣ шепнулъ?
   Кто ты: мой Ангелъ ли хранитель,
   Или коварный искуситель?
60 Мои сомнѣнья разрѣши.
   Быть можетъ, это все пустое,
   Обманъ неопытной души!
   И суждено совсѣмъ иное....
64 Но такъ и быть! Судьбу мою
   Отнынѣ я тебѣ вручаю,
   Передъ тобою слезы лью,
   Твоей защиты умоляю....
68 Вообрази: я здѣсь одна,
   Никто меня не понимаетъ,
   Разсудокъ мой изнемогаетъ,
   И, молча, гибнуть я должна.
72 Я жду тебя: единымъ взоромъ
   Надежды сердца оживи,
   Иль сонъ тяжелый перерви,
   Увы, заслуженнымъ укоромъ!
 
 
76 «Кончаю! страшно перечесть....
   Стыдомъ и страхомъ замираю....
   Но мнѣ порукой ваша честь,
   И смѣло ей себя ввѣряю..,» —
 

Семьдесят девять строк четырехстопным ямбом со свободной системой рифмовки ababacceffeggihhijojo; babaaceec; ababececiddifoofogoog; aabeebiicoco; babaceeciddi; baba. (Членение текста произвольно; идентичность букв в этих шести частях не означает тождества рифм; в русских изданиях отбивки обычно делаются после строк 21, 30 и 75).

Предполагается, что письмо было написано Татьяной по-французски; его и в самом деле намного легче перелагать обычной французской прозой, чем английскими ямбами. Четыре прозаические французские версии, к которым я обращался:

«Евгений Онегин», пер. А. Дюпона, «Œuvres choisies de A. S. Pouchkine», т. 1 (С.-Петербург и Париж, 1847).

«Онегин», напечатанный Иваном Тургеневым и Луи Виардо в парижском «Revue nationale», XII и XIII, 48–51 (1863). Письмо Татьяны – в XIII, 49 (10 мая 1863).

«Письмо Татьяны к Онегину» в отрывках из «Евгения Онегина», «Œuvres choisies», перевод Андре Лиронделя (Париж, 1926).

Под таким же заглавием – в «Anthologie de la poésie russe» Жака Давида (Париж, 1946).

Из этих четырех переводов лучший – Лиронделя, которому лишь немного уступает более тяжеловесный перевод Тургенева – Виардо. Оба они точны. Дюпон изящно передает кое-где французский язык пушкинского времени, но допускает немало грубых промахов (например, передавая строку 16 «penser à un homme unique» <«думать об одном человеке»>; в оригинале же «думать об одном» означает, разумеется, о чем-то, а не о ком-то) и вообще довольно вульгарен. Намного вульгарнее, впрочем, версия Давида, в которой встречаются такие неточности и плоские места, как «de faire en un seul rêve tous les rêves» <«одна мечта поглотила все прочие мечты»> (строка 16), или: «et le ciel m'a faite pour toi» <«небо создало меня для тебя»> (строка 34), или: «considère… que me taire c'est mourir» <«пойми… замолчать – для меня то же, что умереть»> (строки 68–71).

В приведенном ниже дословном переводе письма Татьяны, благополучно сползающем, повторяю, в банальный французский язык, я обозначил строки, заимствованные из разных переводов, следующим образом: из Дюпона – [Du], из Тургенева-Виардо – [TV], из Лиронделя – [L] и из Давида – [Da]. Никак не обозначенные строки – мой вклад.

 
   Je vous écris – en faut-il plus? [L]
   Que pourrais-je dire encore? [Da+Du]
   Maintenant, je le sais, il est en votre pouvoir [TV]
 4 de me punir par le mépris. [L]
   Mais si vous gardez [Da]
   une goutte de pitié pour mon malheureux sort [TV]
   vous ne m'abandonnerez pas. [Du]
 8 Je voulais d'abord me taire. [Du]
   Croyez-moi: jamais vous n'auriez [Du]
   connu ma honte [Du]
   si j'avais eu l'espoir [L]
12 – ne fut-ce que rarement, ne fut-ce qu'une
   fois par semaine – [TV]
   de vous voir dans notre campagne, [Du]
   rien que pour entendre vos propos,
   vous dire un mot et puis [L]
16 penser, penser à une seule chose
   jour et nuit, jusqu'au revoir. [L]
   Mais, dit-on, vous fuyez le monde [Du]
   dans ce coin perdu de la campagne tout
   vous ennuie [Da+Du]
20 et nous ne brillons par rien [TV]
   bien que nous soyons naïvement heureux de vous voir. [TV]
 
 
   Pourquoi être venu chez nous? [L]
   Au fond d'une campagne ignorée,
24 je ne vous aurais jamais connu, [TV]
   je n'aurais pas connu ces amers tourments. [TV]
   Ayant avec le temps – qui sait – calmé [L]
   l'émoi d'une âme novice, [L+Du]
28 j'aurais trouvé un ami selon mon cœur [Du+Da]
   et j'aurais été fidèle épouse [L]
   ainsi que mère vertueuse. [L]
   Un autre!… Non, à nul autre au monde [TV]
32 je n'aurais donné mon cœur! [TV]
   C'est ainsi qu'en a décidé le conseil d'en-haut, [L]
   c'est la volonté du ciel: je suis à toi. [Du, TV]
   Ma vie entière fut le gage [L]
36 de notre rencontre certaine; [L]
   Dieu t'envoie à moi, je le sais; [L]
   tu seras mon gardien jusqu'à la tombe… [TV+L]
   Tu m'apparaissais dans mes songes [Du]
40 invisible, tu m'étais déjà cher; [TV+L]
   ton regard merveilleux me troublait;
   ta voix résonnait dans mon âme [L]
   depuis longtemps… Non, ce n'était pas un rêve; [Du]
44 à peine tu étais entré, aussitôt je te reconnus, [L]
   je me pâmais, je brûlais,
   et je me dis: C'est lui! [Du+L]
   N'est-ce pas, je t'avais déjà entendu: [TV]
48 tu me parlais dans le silence [TV, L, Da]
   lorsque je secourais les pauvres [Du, L]
   ou que j'adoucissais par la prière [L+TV]
   l'angoisse de mon âme agitée? [Du+L]
 
 
52 Et même à ce moment-ci
   n'est-ce pas toi, chère vision, [TV]
   qui vient de passer dans l'ombre transparente
   et de se pencher doucement sur mon chevet?
56 N'est-ce pas toi qui nie murmures [TV]
   avec joie et amour des mots d'espoir? [L]
   Oui es tu? Mon ange gardien [TV, L, Da]
   ou un perfide tentateur? [TV, L]
60 Résous mes doutes. [TV]
   Peut-être que tout cela est vide de sens
   et n'est que l'égarement d'une âme novice,
   et tout autre chose m'attend…
 
 
64 Mais s'en est fait. Dès à présent [TV]
   je te confie mon sort. [Du]
   je verse mes larmes devant toi,
   j'implore ta défense. [Du]
68 Imagine-toi: je suis seule ici; [Du+TV]
   personne ne me comprend, [Du,TV,L]
   ma raison succombe, [TV]
   et je dois périr en silence. [Du]
72 Je t'attends: d'un seul regard
   viens ranimer les espérances de mon cœur… [Du+TV]
   ou bien interromps le songe pesant
   d'un reproche, hélas, mérité. [L, Da]
76 Je finis. Je n'ose relire. [L+TV]
   Je me meurs de honte et d'effroi. [TV]
   Mais votre honneur me sert de garantie – [Du]
   je m'y confie hardiment.[TV]
 

1Я к вам пишу – чего же боле?Среди неуклюжих образцов русского силлабического стиха, которым сдобрены любовные сцены анонимной повести начала восемнадцатого века, перепечатанной Гуковским в его хрестоматии (Москва, 1938, см. коммент. к главе Первой, XLVIII, 12), – «Повесть об Александре, российском дворянине» (беззастенчивая переделка приторной немецкой повестушки) – есть следующие сетования несчастной в любви героини (с. 19):

 
Предай ныне смерти, не томи меня боле
Ты мя мучишь, в твоей есть воле.
 

5–7Но вы… / Хоть каплю жалости храня, / Вы не оставите меня.Ср. в «Валерии» мадам де Крюднер: «Вы не откажете мне в своей жалости; вы прочтете мои строки без гнева» (Лимар – Валерии, письмо XLV).

См. также первое пространное письмо Юлии Сен-Пре: «…если искра добродетели тлеет в твоей душе…» (Руссо, «Юлия», ч. 1, письмо IV).

В отдельном издании главы строка 7 читается:

 
И не оставите меня.
 

13, 19, 23В деревне нашей… В глуши, в деревне… В глуши забытого селенья.В Англии Татьяна Ларина звалась бы Розамундой Грей (см. появившуюся под этим заглавием неосознанную пародию Чарлза Лэма на сентиментальные повести с распутником, насилием над девой и деревенскими розами) и жила бы в коттедже; Ларины, однако, занимают деревенский дом, где не менее двадцати комнат, и этот дом окружен пространными угодьями, парком, садами и огородами, конюшнями, помещениями для скота, нивами и тому подобным. Полагаю, что им принадлежало около 350 десятин (т. е. 1000 акров) земли, а то и больше, хотя для описываемых краев это скромное имение; у них должно было быть до двухсот душ крепостных, не считая женщин и детей. Частью это были слуги в их доме, остальные жили в деревянных избах, в деревне (или нескольких деревеньках). Деревня или ближайшая из деревенек должна была называться так же, как и все имение с его полями и лесом. Соседи Лариных – Онегин и Ленский – были гораздо богаче, у каждого могло быть более двух тысяч душ.

18Но говорят, вы нелюдим.Тут скрыта нота, напоминающая место из «Адольфа» Констана (глава 3): «…характер, который считают нелюдимым и странным… сердце, одинокое среди людей» (ср. также «Корсар» в переводе Пишо, цитируемый в коммент. к главе Третьей, XII, 10).

В письме Вяземскому 29 нояб. 1824 г. из Михайловского Пушкин пишет: «Дивлюсь, как письмо Тани очутилось у тебя. N.B. Истолкуй мне это [оно, вне сомнения, распространялось Львом Пушкиным]. Отвечаю на твою критику: Нелюдим не есть мизантроп, т. е. ненавидящий людей, а убегающий от людей. Онегин нелюдим [необщительный человек] для деревенских соседей; Таня полагает причиной тому [его необщительности] то, что в глуши, в деревне всё ему скучно и что блеск один может привлечь его… если, впрочем, смысл и не совсем точен, то тем более истины в письме; письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!»

Знаменитая строка в «Чайльд-Гарольде» (III, LXIX, 1): «Замечу кстати: бегство от людей – / Не ненависть еще и не презренье» <пер. В. Левика>.

22Зачем вы посетили нас?Выделяя в переводе «зачем», я, может быть, был под впечатлением изумительной записи Тарасовой (пластинку я как-то слушал в доме Эдмунда Уилсона в Толкотвилле), читавшей письмо Татьяны.

26, 62Души неопытной волненья... Обман неопытной души(род. пад.). «Неопытная душа» (им. пад.) – галлицизм, une âme novice, так часто встречающийся в тогдашней литературе. Например, во французском «Вертере» (1804) Севеленжа катрен стихотворного эпиграфа начинается так:

 
Ainsi dans les transports d'une première ardeur
Aime et veut être aimée une âme encore novice.
 
 
<Так в порывах первого горячего чувства
Томится любовью и желаньем неопытная душа>.
 

Опытный читатель заметит, что «порывы первого горячего чувства» несколько напоминают строку 75 из «Первого снега» Вяземского, которую Пушкин одно время думал взять эпиграфом к главе Первой:

 
По жизни так скользит горячность молодая…
 

31Другой!Обычная риторическая формула европейских романтических сочинений. Ср. Шенье, «Любовь», № IX («Сочинения», под ред. Вальтера), элегия, начинающаяся «Останься, о останься с нами…» (строка 75): «Другой! Но нет, я не могу…»; или Байрон, «Абидосская невеста» (1813), I, VII, 197–98: «И в дом тебя к другому шлю. / Другому!» <пер. Г. Шенгели>.

34 Ср.: Руссо, «Юлия» (Сен-Пре к Юлии, ч. 1, письмо XXVI): «Пред лицом неба… мы дадим обет жить и умереть друг ради друга».

Здесь Татьяна переходит с формального второго лица множественного числа на интимное второе лицо единственного числа, – прием, хорошо известный по французским эпистолярным романам того времени. Так, Юлия начинает обращаться к Сен-Пре на «ты» в третьем коротком письме к нему и дальше «ты» и «вы» перемежаются. В письме Татьяны «вы» после этого места прозвучит только под самый конец (строка 78, «ваша честь»).

35–46Вся жизнь моя… вот он!Татьяна могла увидеть (допустим, среди стихов в альбоме сестры) элегию 1819 г., Марселины Деборд-Вальмор (1786–1859), своего рода Мюссе в юбке, лишившегося колоритности и остроумия:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю