355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Набоков » Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина » Текст книги (страница 36)
Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:01

Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"


Автор книги: Владимир Набоков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 67 страниц)

VIII
 
   Онъ былъ не глупъ; и мой Евгеній,
   Не уважая сердца въ немъ,
   Любилъ и духъ его сужденій,
 4 И здравый толкъ о томъ, о семъ.
   Онъ съ удовольствіемъ, бывало,
   Видался съ нимъ, и такъ нимало
   Поутру не былъ удивленъ,
 8 Когда его увидѣлъ онъ.
   Тотъ послѣ перваго привѣта,
   Прервавъ начатый разговоръ,
   Онѣгину, осклабя взоръ,
12 Вручилъ записку отъ поэта.
   Къ окну Онѣгинъ подошелъ
   И про себя ее прочелъ.
 

2сердца[род. пад.] в нем.«Сердце» употреблено здесь в смысле сочетания таких моральных достоинств, как великодушие, чуткость и честность, – всех, которых недостает Зарецкому. Ср.: «homme de cœur» <«сердечный человек»>. Немного далее слово «сердце» используется как синоним слова «гнев» («младое сердце» Ленского, XI, 4). Положение шахматных фигур, полученное теперь Пушкиным, не соответствует замыслу первых ходов игры. Мы могли бы заставить себя поверить, что капризный щеголь подружился с поэтичным Ленским (заменившим, как об этом упомянуто, в привязанностях Онегина автора-повествователя), но и Зарецкий, который обнаруживает все черты деревенского «мерзавца», критикуемые Онегиным, и который, в конце концов, всего лишь другое издание Буянова, кажется едва ли подходящим для него в качестве близкого друга. С другой стороны, близкое знакомство с ним Онегина и преувеличенные опасения клеветнического острословия людей совершенно необходимы для сюжета.

11осклабя взор.Глагол «осклабиться», редко используемый в наше время, предполагает скорее насмешку, или ухмылку, или усмешку, или «goguenard» <«издевательский»> взгляд, чем тот вид улыбки, которую Пушкин, по-моему, имеет здесь в виду.

IX
 
   То былъ пріятный, благородный,
   Короткій вызовъ иль картель:
   Учтиво, съ ясностью холодной
 4 Звалъ друга Ленскій на дуэль.
   Онѣгинъ съ перваго движенья,
   Къ послу такого порученья
   Оборотясь, безъ лишнихъ словъ
 8 Сказалъ, что онъ всегда готовъ.
   Зарѣцкій всталъ безъ объясненій;
   Остаться долѣ не хотѣлъ,
   Имѣя дома много дѣлъ,
12 И тотчасъ вышелъ; но Евгеній
   Наединѣ съ своей душой
   Былъ недоволенъ самъ собой.
 

4Звал… на дуэль.Вызвал своего друга на дуэль, призвал своего друга к поединку. «Звал» – галлицизм, «appeler en duel, appeler en combat singulier».

В современной России, в которой мало что осталось от понятия чести – истинной личной чести (я не говорю о соревновании стахановцев, политической нетерпимости или националистическом гоноре), – читатели, если они воспринимают дуэль Ленского с Онегиным не пассивно как некую курьезную «феодальную» легенду или оперное либретто, недоумевают о ее причинах и сбиты с толку ее подробностями. На самом деле, не только для джентльмена 1820 г., но повсюду в цивилизованном мире совершенно оправданным считалось вызвать на дуэль другого джентльмена, который вел себя по отношению к первому и его невесте так, как это делал Онегин по отношению к Ленскому на балу у Лариных. Но действительно вызывает удивление, что молодой Ленский нашел в себе достаточно самообладания не послать Онегину картель презрения – письменный вызов на дуэль («lettre d'appel») – на полгода раньше, сразу после вульгарных замечаний последнего о посредственных мадоннах и круглых лунах. Поведение Ленского, далекое от темпераментной экстравагантности, является логически единственно возможным для благородного человека в тех обстоятельствах и в те времена; странно (т. е. вразрез со складом ума, которым наделил его автор в предыдущих главах) ведет себя именно Онегин, когда он не только принимает вызов, но и стреляет первым с намерением убить. Надо помнить, что честь джентльмена очищалась от позора не столько его собственным выстрелом, сколько способностью хладнокровно выдержать выстрел противника (см. коммент. к XXVIII, 7 и 14).

X
 
   И подѣломъ: въ разборѣ строгомъ,
   На тайный судъ себя призвавъ,
   Онъ обвинялъ себя во многомъ:
 4 Во-первыхъ, онъ ужъ былъ неправъ,
   Что надъ любовью робкой, нѣжной
   Такъ подшутилъ вечоръ небрежно.
   А во-вторыхъ: пускай поэтъ
 8 Дурачится; въ осмнадцать лѣтъ
   Оно простительно: Евгеній,
   Всѣмъ сердцемъ юношу любя,
   Былъ долженъ оказать себя
12 Не мячикомъ предразсужденій,
   Не пылкимъ мальчикомъ, бойцомъ,
   Но мужемъ съ честью и съ умомъ.
 

8в осмнадцать.См. главу Вторую, X, 14, «без малого в осьмнадцать». Сколько лет было Ленскому? Конечно, не между семнадцатью и восемнадцатью, как можно предположить по главе Шестой, где его пламенный безрассудный вызов Онегина на дуэль назван простительным для восемнадцатилетнего мечтателя; но указание возраста здесь столь же умозрительно, как упоминание тринадцатилетней девочки в главе Четвертой, подводящее в результате к отношениям Онегина и Татьяны (семнадцатилетней). Хотя было вполне обычным посылать одаренных юношей в университеты за границу в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет (с другой стороны, Адольф, чьими словами начинается роман Констана, произносит: «В двадцать два года я закончил курс наук в Геттингенском университете» <пер. А. Кулишер>), весьма маловероятно, чтобы Ленский в восемнадцать собирался жениться на Ольге (шестнадцатилетней); наш молодой состоятельный помещик, полагаю, определенно достиг или был близок к достижению юридического совершеннолетия; и я не думаю, что он был более чем на пять или шесть лет моложе Онегина (которому весной 1821 г. должно было исполниться двадцать шесть).

XI
 
   Онъ могъ бы чувства обнаружить,
   А не щетиниться, какъ звѣрь?
   Онъ долженъ былъ обезоружить
 4 Младое сердце. «Но теперь
   Ужъ поздно; время улетѣло...
   Къ тому жъ—онъ мыслитъ—въ это дѣло
   Вмѣшался старый дуэлистъ;
 8 Онъ золъ, онъ сплетникъ, онъ рѣчистъ...
   Конечно: быть должно презрѣнье
   Цѣной его забавныхъ словъ;
   Но шопотъ, хохотня глупцовъ...»
12 И вотъ общественное мнѣнье!
   Пружина чести, нашъ кумиръ!
   И вотъ, на чемъ вертится міръ!
 

12И вот общественное мненье!Это – первое из трех упоминаний в «ЕО» (см. главу Седьмую, третий эпиграф и главу Восьмую, XIII, 14) «Горя от ума», комедии в четырех действиях, написанной басенным ямбом, т. е. свободно рифмованными ямбическими строками разной длины (от одного слога до тринадцати) Александра Грибоедова (1795–1829). Указанная строка – из речи Чацкого (IV, X, 286):

 
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют,
И вот общественное мненье!
 

Этот фрагмент еще не был опубликован в то время, когда Пушкин вставил рассматриваемую строку в свою строфу (конец 1826 г.). Только явления VII–X действия I и полностью действие III были напечатаны в булгаринском альманахе «Русская Талия» («подарок любителям и любительницам отечественного театра») в середине декабря 1824 г. (и отрецензированы в одно время с главой Первой «ЕО»). Публикация всего текста пьесы была надолго отсрочена придирчивой цензурой. Задуманное еще в 1818 г., фактически начатое в 1822 г. и завершенное в 1824 г., это гениальное произведение, поразительно превосходящее первые театральные опыты того же автора, было знакомо Пушкину по одному из многочисленных рукописных экземпляров, имевших хождение благодаря копии, выполненной другом Грибоедова, драматургом Жандром, и спискам с нее. Одним из немногих друзей, посетившим Пушкина в его изгнании в Михайловском, был его однокашник – Иван Пущин. Он приехал 11 янв. 1825 г., накануне дня Татьяны (и Евпраксии), доставив Пушкину один из списков комедии Грибоедова, и уехал после полуночи. К этому времени наш поэт добрался, по крайней мере, до строфы XXVII главы Четвертой «ЕО». Годом позже, в главе Шестой, XI, 12, он процитировал строку из «Горе от ума».

Первое издание пьесы – с купюрами – вышло в Москве посмертно в 1833 г.; но отдельные сцены действия I были сыграны в Петербурге в 1829 г., увидели сцену и другие отрывки. Относительно полное представление пьесы состоялось 26 янв. 1831 г. Так распорядилась судьба русской литературы, что два величайших стихотворных шедевра России вышли из печати одновременно.

13Пружина чести.См. также XXVIII, 14, «ложный стыд» («fausse honte»). Литературная банальность того времени. Ср.: Стиль, «Зритель», № 84, (6 июня, 1711 г.): «…силой тиранического обычая, которую ошибочно называют Вопросом Чести, Дуэлянт убивает своего Друга, которого любит… Позор – это величайший из всех видов Зла…», – и у Купера, «Беседа» (в «Стихотворениях», 1782), строки 181–82:

 
Страх тирана-обычая, и страхи иные —
Чтобы щеголи не осуждали, а дураки не глумились.
 

(«Беседы» – это нравоучительное произведение длиной в 908 строк, раздел которой (строки 163–202) посвящен дуэлям: Купер предлагает, чтобы вопросы чести улаживались после первых выстрелов).

XII
 
   Кипя враждой нетерпѣливой,
   Отвѣта дома ждетъ поэтъ;
   И вотъ сосѣдъ велерѣчивой
 4 Привезъ торжественно отвѣтъ.
   Теперь ревнивцу то-то праздникъ!
   Онъ все боялся: чтобъ проказникъ
   Не отшутился какъ нибудь,
 8 Уловку выдумавъ и грудь
   Отворотивъ отъ пистолета.
   Теперь сомнѣнья рѣшены:
   Они на мельницу должны
12 Пріѣхать завтра до разсвѣта,
   Взвести другъ на друга курокъ
   И мѣтить въ ляжку иль въ високъ.
 

3сосед велеречивый.Я полагаю, что Зарецкий в представлении Пушкина был связан с героем «Опасного соседа» Василия Пушкина (см. коммент. к главе Пятой, XXVI, 9) – Буяновым, произносящим речь в борделе (строка 58):

 
Ни с места – продолжал сосед велеречивый…
 

10Любопытная перекличка с письмом Татьяны (строка 60) и ее обращением к книге толкования снов (глава Пятая, XXIV, 9–10).

13Взвести друг на́ друга курок.Обратите внимание на перемещение ударения на предлог «на».

XIII
 
   Рѣшась кокетку ненавидѣть,
   Кипящій Ленскій не хотѣлъ
   Предъ поединкомъ Ольгу видѣть,
 4 На солнце, на часы смотрѣлъ,
   Махнулъ рукою напослѣдокъ —
   И очутился у сосѣдокъ.
   Онъ думалъ Олиньку смутить,
 8 Своимъ пріѣздомъ поразить;
   Не тутъ-то было: какъ и прежде,
   На встрѣчу бѣднаго пѣвца
   Прыгнула Олинька съ крыльца,
12 Подобна вѣтреной надеждѣ,
   Рѣзва, безпечна, весела,
   Ну точно та же, какъ была.
 

5Махнул рукою.Единственный очевидный случай, в котором буквализм должен отступить (и дать место исчерпывающему толкованию) – это когда фраза касается национальных жестов или мимических движений, которые в точном переводе на английский язык лишены смысла; русский жест отказа, выражаемый словосочетанием «махнул рукой» (или «рукою»), заключается во взмахе одной руки сверху вниз, означающем утомление или поспешное освобождение и отказ от решения проблемы. Если исполнитель проанализирует его в медленном движении, он увидит, что его правая рука, с пальцами, которые он держит достаточно свободно, очерчивает полукруг слева направо, в то время как голова делает небольшой поворот справа налево. Иначе говоря, жест в действительности состоит из двух одновременных небольших движений: рука отказывается от того, что она держала или надеялась удержать, а голова отворачивается, чтобы не видеть поражения или осуждения.

Выходит, что нет никакого способа перевести «махнул рукою» с помощью глагола и слова «рука» или «рукой» так, чтобы передать и сам свободный взмах и тот отказ, который при этом подразумевается. Из моих предшественников только мисс Рэдин уловила, по крайней мере, существо проблемы.

8Своим приездом.Как это обычно в русском языке, подчеркивается непеший способ прибытия.

10На встречу.Фр. «à la rencontre».

12Подобна ветреной надежде.Ср.: глава Первая, XXV, 12, «Подобный ветреной Венере», и свойства «надежды» в главе Пятой, VII, 6–14.

XIV
 
   «Зачѣмъ вечоръ такъ рано скрылись?
   Былъ первый Олинькинъ вопросъ.
   Всѣ чувства въ Ленскомъ помутились,
 4 И, молча, онъ повѣсилъ носъ.
   Исчезла ревность и досада
   Предъ этой ясностію взгляда,
   Предъ этой нѣжной простотой,
 8 Предъ этой рѣзвою душой!...
   Онъ смотритъ въ сладкомъ умиленьѣ;
   Онъ видитъ: онъ еще любимъ!
   Ужъ онъ, раскаяньемъ томимъ,
12 Готовъ просить у ней прощенье,
   Трепещетъ, не находитъ словъ:
   Онъ счастливъ, онъ почти здоровъ...
 

9Он смотрит в сладком умиленье.«Il regarde avec un doux attendrissement». См. коммент. к главе Седьмой, II,5.

XV–XVI

Эти две строфы (и XXXVIII) известны только по их публикации Я. Гротом в книге «Пушкин и его лицейские товарищи и наставники» (С.-Петербург, 1887), с. 211–13 (см.: Томашевский, Акад. 1937) с копии (в настоящее время утраченной), выполненной князем В. Одоевским.

XV
 
   Да, да, ведь ревности припадка —
   Болезнь, так точно, как чума,
   Как черный сплин, как лихорадка,
 4 Как повреждение ума.
   Она горячкой пламенеет,
   Она свой жар, свой бред имеет,
   Сны злые, призраки свои.
 8 Помилуй Бог, друзья мои!
   Мучительней нет в мире казни
   Ее терзаний роковых.
   Поверьте мне: кто вынес их,
12 Тот уж конечно без боязни
   Взойдет на пламенный костер,
   Иль шею склонит под топор.
 

3черный сплин.См. коммент. к главе Первой, XXXVII, 6–10 и XXXVIII, 3–4.

XVI
 
   Я не хочу пустой укорой
   Могилы возмущать покой;
   Тебя уж нет, о ты, которой
 4 Я в бурях жизни молодой
   Обязан опытом ужасным
   И рая мигом сладострастным,
   Как учат слабое дитя,
 8 Ты душу нежную, мутя,
   Учила горести глубокой.
   Ты негой волновала кровь,
   Ты воспаляла в ней любовь
12 И пламя ревности жестокой;
   Но он прошел, сей тяжкий день:
   Почий, мучительная тень!
 
XVII
 
   И вновь задумчивый, унылый
   Предъ милой Ольгою своей,
   Владиміръ не имѣетъ силы
 4 Вчерашній день напомнить ей;
   Онъ мыслитъ: «буду ей спаситель.
   Не потерплю, чтобъ развратитель
   Огнемъ и вздоховъ и похвалъ
 8 Младое сердце искушалъ;
   Чтобъ червь презрѣнный, ядовитый
   Точилъ лилеи стебелекъ;
   Чтобы двухутренній цвѣтокъ
12 Увялъ еще полураскрытый.»
   Все это значило, друзья:
   Съ пріятелемъ стрѣляюсь я.
 
XVIII
 
   Когда бъ онъ зналъ, какая рана
   Моей Татьяны сердце жгла!
   Когда бы вѣдала Татьяна,
 4 Когда бы знать она могла,
   Что завтра Ленскій и Евгеній
   Заспорятъ о могильной сѣни:
   Ахъ, можетъ быть, ея любовь
 8 Друзей соединила бъ вновь!
   Но этой страсти и случайно
   Еще никто не открывалъ.
   Онѣгинъ обо всемъ молчалъ;
12 Татьяна изнывала тайно;
   Одна бы няня знать могла,
   Да недогадлива была.
 

1–2 В 1819 г. Марселина Деборд-Вальмор (см. коммент. к главе Третьей, между XXXI и XXXII, Письмо Татьяны, строки 35–46) опубликовала романс, начинаюшийся со слов «S'il avait su quelle âme il a blessée…» <«Если бы он знал, какую душу ранил..»>.

7–8ее любовь / Друзей соединила б вновь.Она вспомнила бы, кроме того, что героиня Руссо Юлия д'Этанж (чей отец, мрачный Барон, убил друга в поле – и это воспоминание всегда преследовало его) в первой части романа сумела предотвратить поединок между своим возлюбленным и его лучшим другом.

XIX
 
   Весь вечеръ Ленскій былъ разсѣянъ,
   То молчаливъ, то веселъ вновь;
   Но тотъ, кто музою взлелѣянъ,
 4 Всегда таковъ: нахмуря бровь,
   Садился онъ за клавикорды,
   И бралъ на нихъ одни аккорды;
   То, къ Ольгѣ взоры устремивъ,
 8 Шепталъ: не правда ль? я счастливъ.
   Но поздно; время ѣхать. Сжалось
   Въ немъ сердце, полное тоской;
   Прощаясь съ дѣвой молодой,
12 Оно какъ будто разрывалось.
   Она глядитъ ему въ лицо.
   – «Что съ вами? – «Такъ» И на крыльцо.
 

4нахмуря бровь.Буквальное понимание приводит к курьезной ошибке: правильной формой было бы употребление существительного во множественном числе – «брови».

14Так. Соответствует жесту пожимания плечами.

XX
 
   Домой пріѣхавъ, пистолеты
   Онъ осмотрѣлъ, потомъ вложилъ
   Опять ихъ въ ящикъ, и, раздѣтый,
 4 При свѣчкѣ, Шиллера открылъ;
   Но мысль одна его объемлетъ;
   Въ немъ сердце грустное не дремлетъ:
   Съ неизъяснимою красой
 8 Онъ видитъ Ольгу предъ собой.
   Владиміръ книгу закрываетъ,
   Беретъ перо; его стихи,
   Полны любовной чепухи,
12 Звучатъ и льются. Ихъ читаетъ
   Онъ вслухъ, въ лирическомъ жару,
   Какъ Д. пьяный на пиру.
 

12–14Барон Антон Дельвиг (6 авг. 1798–14 янв. 1831) – один из самых близких друзей Пушкина, второстепенный поэт, автор милых идиллий, народных песен, искусных сонетов и нескольких превосходных дактилических гекзаметров, любопытно сочетавший стиль классический и простонародный, амфору и самовар. Очень выразительный рисунок (ок. 1820 г.), на котором он – веселый и пьяный, в очках и растрепанный – воспроизведен из альбома его современника в статье И. Медведевой «Павел Яковлев и его альбом»[68]68
  См.: «Звенья», т. 6, (1936), с. 127.


[Закрыть]
.

По удивительному совпадению, Дельвиг умер в годовщину смерти вымышленного персонажа, Ленского (который в канун роковой дуэли сравнивается с Дельвигом); а поминальная – в память смерти Дельвига – встреча его друзей (Пушкина, Вяземского, Баратынского и Языкова) состоялась в московском ресторане 27 янв. 1831 г. – в точности за шесть лет до роковой дуэли Пушкина.

Именно Дельвиг язвительно заметил, что чем ближе к небесам, тем холоднее стихи (как сообщил об этом Пушкин в рукописной заметке), и именно Дельвиг собирался поцеловать руку Державину во время посещения последним Лицея (см. коммент. к главе Восьмой, II, 3).

Лучшее стихотворение Дельвига – то, которое он посвятил Пушкину, своему товарищу по Лицею в январе 1815 г. (издано в том же году в «Российском музеуме», № 9). Юноша шестнадцати лет, предсказывающий в подробностях литературное бессмертие юноше пятнадцати лет в таком же бессмертном стихотворении, – это сочетание гениальной интуиции и действительной судьбы, которому я не могу найти параллели в истории мировой поэзии:

 
Кто, как лебедь цветущей Авзонии,
Осененный и миртом и лаврами,
Майской ночью при хоре порхающих,
В сладких грезах отвился от матери, —
 
 
Тот в советах не мудрствует; на стены
Побежденных знамена не вешает;
Столб кормами судов неприятельских
Он не красит перед храмом Ареевым;
 
 
Флот, с несчетным богатством Америки,
С тяжким золотом, купленным кровию,
Не взмущает двукраты экватора
Для него кораблями бегущими.
 
 
Но с младенчества он обучается
Воспевать красоты поднебесные,
И ланиты его от приветствия
Удивленной толпы горят пламенем.
 
 
И Паллада туманное облако
Рассевает от взоров, – и в юности
Он уж видит священную истину
И порок, исподлобья взирающий!
 
 
Пушкин! Он и в лесах не укроется!
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий.
 
XXI
 
   Стихи на случай сохранились;
   Я ихъ имѣю; вотъ они:
   «Куда, куда вы удалились,
 4 «Весны моей златые дни?
   «Что день грядущій мнѣ готовитъ?
   «Его мой взоръ напрасно ловитъ,
   «Въ глубокой мглѣ таится онъ.
 8 «Нѣтъ нужды; правъ судьбы законъ.
   «Паду ли я, стрѣлой пронзенный,
   «Иль мимо пролетитъ она,
   «Все благо: бдѣнія и сна
12 «Приходитъ часъ опредѣленный;
   «Благословенъ и день заботъ,
   «Благословенъ и тмы приходъ!
 

1 на случай[= случайно]. «Стихи на случай сохранились». Пушкин не сохранял их так «свято», как он хранил письмо Татьяны (см. коммент. к главе Третьей, XXXI, 1–4).

3 Куда, куда вы удалились. Я предпочел бы повторить возглас, так часто слышимый в английской поэзии семнадцатого и восемнадцатого веков:

Джон Коллоп, «Дух, Плоть» (1656):

 
Куда? ах, куда летит моя душа…
 

Томас Флетчер (1692):

 
Куда, любящая душа, ах, куда ты полетишь?
 

Поуп, переделка стихотворения императора Адриана «Душа моя, скиталица…», строка 5:

 
Куда, ах, куда, ты устремляешь свой полет!
 

(В 1713 г. Поуп послал Джону Кэриллу два перевода произведения Адриана; именно во втором из них, начинающемся «Ах, быстро улетающий дух!» и озаглавленном «То же самое другой рукой» – вероятно, другой рукой Поупа, – встречается это «куда»).

Джеймс Битти, «Ода к Надежде» (ок. 1760 г.), строка 78:

 
Куда, ах, куда вы мчитесь?
 

Анна Легация Барбо, «Жизнь» (ок. 1811 г.):

 
О, куда, куда же ты летишь…
 

Барри Корнуолл, «Песня» (ок. 1820 г.):

 
Куда, ах! куда пропала моя потерянная любовь…
 

Китс, «Эндимион» (1818), кн. 1, строки 970–71:

 
                                           …Ах! Где
Те быстрые мгновения? Куда они умчались?
 

4Весны моей… дни.Часто использовавшийся галлицизм. Приведу только несколько примеров, отмеченных при случайном чтении:

Клеман Маро, «О самом себе» (1537):

 
Plus ne suis ce que j'ay esté,
Et ne le sçaurois jamais estre;
Mon beau printemps et mon esté
Ont fait le saut par la fenestre.
 
 
<Уж я не тот любовник страстный,
Кому дивился прежде свет:
Моя весна и лето красно
Навек прошли, пропал и след.
 
Пер. А. Пушкина>.

Гийом де Шольё, «На первый приступ подагры» (1695), строки 12–13:

 
Et déjà de mon printemps
Toutes les fleurs sont fanées
 
 
<И уже моей весны
Все цветы увяли>.
 

Вольтер, «Послание XV» (1719), строки 8–10:

 
Tu vis la calomnie…
Dès plus beaux jours du mon printemps
Obscurcir la naissante aurore.
 
 
<Ты видел, как клевета…
Прекрасных дней моей весны
Омрачала занимающуюся зарю>.
 

Андре Шенье, «Элегии» I (Сочинения, изд. Вальтера, № XVI в «Посмертных сочинениях», 1826), строки 1–2:

 
О jours de mon printemps, jours couronnés de rose,
A votre fuite en vain un long regret s'oppose.
 
 
Когда я ликовать умел и среди гроз.
 
Пер. Е. Гречаной>.
*

Ср.: Михаил Милонов (1792–1821), «Бедный поэт», весьма вольный перевод «Несчастливого поэта» Лорана Жильбера. Во второй половине строки 23 у Жильбера читаем: «о весна моих дней!» Остальное переведено Мило-новым в плохом парафразе (строки 1, 12–14):

 
О дней моих весна! Куда сокрылась ты?
...................................................
Но блеск отрадных дней твоих
Еще прельщенное воображенье ловит,
Кто знает, что судьба в грядущем нам готовит?
 

См. также: Шарль Юбер Мильвуа (1782–1816), «Элегии», кн. 1, «Падение листьев» (1-е изд.):

 
Et je meurs! de leur froide haleine
M'ont touché les sombres autans;
Et j'ai vu, comme une ombre vaine,
S'évanouir mon beau printemps.
 
 
<И я умираю! Холодным дыханием
Овевают меня ненастные ветры;
И вижу я, подобно бесплотной тени,
Исчезает моя прекрасная весна>.
 

И его «Молитесь за меня» «сочинено… за восемь дней до его смерти»:

 
Je meurs au printemps de mon âge,
Mais du sort je subis la loi…
 
 
Стою в слезах; к ней взор склоня,
Молитесь Богу за меня.
 
Пер. И. Козлова>.

Русские комментаторы (упомянутые Бродским в его комментариях к «ЕО», с. 241) указывали на прототипы стихов Ленского в русских элегиях того времени, среди которых мы встречаем «Вертера к Шарлоте» Василия Туманского (1819), написанную ямбическим пятистопником («…Когда луна дрожащими лучами / Мой памятник простой позолотит, / Приди мечтать о мне и горести слезами / Ту урну окропи, где друга прах сокрыт»); «Пробуждение» Кюхельбекера (1820), хореическим четырехстопником («Что несешь мне день грядущий? / Отцвели мои цветы…»); и особенно анонимное «Утро» (которое В. Гиппиус приписывает В. Перевощикову) в антологии 1808 г. («Дни первые любви!… Куда, куда вы удалились…»).

Молодой Пушкин сам предвосхищал молодого Ленского: «Опять я ваш…» (1817): «…Умчались вы, дни радости моей!»; «К Щербинину» (1819): «…Но дни младые пролетят»; «Мне вас не жаль, года весны моей» (1820); «Погасло дневное светило…» (1820): «…Подруги тайные моей весны златыя» [златыя, устар., род. пад, ед. ч., ж. р.].

В английской поэзии очевидным примером этой фразы служат слова Пикока: «Яркая и счастливая весенняя пора наших дней» («Видения Любви» в книге «Пальмира и другие стихотворения», 1806).

*

Комментируя сходные выражения Катулла в стихотворении «К Манлию», забавный француз Франсуа Ноэль, находясь под впечатлением от того, что перевел этого поэта («Поэзия Катулла» (Париж, 1803), II, 439 – книга, которую имел Пушкин), – написал по поводу строки 16:

«„Ver… florida“ <„весна… цветущая“ – лат.>. Эти радостные выражения „расцвет лет, весна жизни“ доказывают, что первые писатели, которые ими пользовались, были наделены прекрасным воображением. Например, Петрарка очень удачно сказал:

 
Ch'era dell'anno, е di mia etate aprile
 
 
<Когда был мой год и апрельский возраст
 
Книга песен. CCCXXV, 13>,

но гораздо менее удачно получается у тех, кто ему подражает. Вот почему поэтический язык столь труден. Заурядно или своеобразно – эти два подводных камня неразделимы; путь через них узок и труден».

Были времена, когда «перевод» означал изящный парафраз, когда фраза «la langue poétique» <«поэтический язык»> была синонимом «le bon goût» <«хорошего вкуса»>, когда люди со «вкусом» были шокированы «les bizarreries Sakhespear» <«странностями Шекспира!»> (Ноэль, II, 453) и когда Жана Батиста Руссо считали поэтом.

Любопытный парадокс состоит в том, что, хотя переводы на французский язык восемнадцатого века из современных и древних поэтов являются самыми плохими из существующих, французские переводы последнего времени – лучшие в мире; одна из причин этого в том, что французы используют свою удивительно точную и всемогущую прозу для передачи иностранных стихов вместо сковывания их тесными рамками тривиальной и обманчивой рифмы.

Теофиль Готье еще в 1836 г.[69]69
  В рецензии на перевод «Рассказов» Э. Т. А. Гофмана; перепечатана в «Souvenirs de théâtre, d'art et de critique» (Париж, 1883), с. 49.


[Закрыть]
писал: «Перевод, чтобы быть хорошим, должен быть в некотором роде словесным подстрочником…. Переводчик должен быть обратным оттиском своего автора; он должен повторять его до возможно мельчайшего знака».

4златые дни.Если «дни весны» пришли из Франции, то «златые дни» пришли из Германии.

Жуковский в 1812 г. создал русский вариант «Идеалов» Шиллера (см. коммент. к XXIII, 8) – «Мечты» (использовав для заглавия перевод немецкого слова «фантазии», встречающегося во 2-й строке оригинала):

 
О! meines Lebens goldne Zeit?
 

переведено как:

 
О дней моих весна златая…
 

Ср.: Милонов, «Паденье листьев. Элегия» (1819; подражание «Падению листьев» Мильвуа; см. предыдущий коммент.), строки 21–24:

 
Осенни ветры восшумели
И дышут хладом средь полей,
Как призрак легкий улетели
Златые дни весны моей!
 

Подражание «Падению листьев» Мильвуа можно найти у Баратынского (1823–27), строки 21–22:

 
Вы улетели, сны златые
Минутной юности моей!
 

8 Нет нужды; прав судьбы закон.Надо заметить, что Пушкин повторил конец меланхоличной строки Ленского десятью годами позже – в строке 22 своего (неоконченного) стихотворения, посвященного двадцать пятой годовщине Лицея и прочитанного вслух на встрече 19окт. 1836 г., которая для него должна была стать последней. Стихотворение состоит из восьми строф, написанных восемью ямбическими пятистопниками каждая. Последняя строка строфы VIII не окончена. Схема рифмы строфы – baabecec (строки 19–22):

 
Прошли года…
…как они переменили нас!
....................................
Не сетуйте. Таков судьбы закон.
 

Словосочетание «судьбы закон» не только по смыслу, но по звучанию близко к строке из стихотворения Мильвуа «Молитесь за меня»:

 
…du sort je subis la loi…
 
 
<…я покоряюсь закону судьбы…>.
 

10При переводе «Все благо» (все, что входит в понятие человеческого счастья) на мой выбор повлияли слова Лейбница, которые Поуп передал как «all is right». Они были известны Пушкину из иронического рефрена Вольтера «все хорошо, все во благо» в его романе-памфлете «Кандид, или оптимизм» (Женева, 1759); см., например, гл. 10, 19, 23. Строка Поупа («Эссе о человеке», послание 1, строка 294):

 
Одна правда ясна: «Все существующее – благо».
 

(См. также «Эссе», послание IV, первую половину строки 145 и вторую 394). Тон элегии Ленского, по моему мнению, определенно несет в себе этот отзвук тогдашнего Оптимизма – как первоначально называлась доктрина, выдвинутая Готтфридом Вильгельмом Лейбнитцем, или Лейбницем, немецким философом и гением математики (1646–1716). Вольтер как мыслитель был бесконечно ниже Лейбница, тогда как умение Поупа подражать избранным темам, по крайней мере, лишено смешного (чего не скажешь о Вольтере) благодаря исключительному таланту поэта ставить лучшие слова на самые лучшие из возможных мест.

В стихотворении «Человек», обращенном к Байрону и опубликованном в книге «Поэтические раздумья» (Париж, 1820), Ламартин поясняет в сроке 56:

 
Tout est bien, tout est bon, tout est grand à sa place…
 
 
<Все хорошо, все во благо, все оказывается великим на своем месте… >.
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю