Текст книги "Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина"

Автор книги: Владимир Набоков

Глава Седьмая

 
Москва, Россіи дочь любима,
Гдѣ равную тебѣ сыскать?
 

Дмитріевъ.

 
Какъ не любить родной Москвы?
 

Баратынскій.

 
Гоненье на Москву! что значитъ видѣть свѣтъ!
            Гдѣ жъ лучше?
                            Гдѣ насъ нѣтъ.
 

Грибоѣдовъ.

Первый эпиграф – из стихотворения Дмитриева «Освобождение Москвы» (1795), строки 11–12.

В начальных стихах величайшей русской оды – «Вольность» (написана в 1817 г.):

 
Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
 

– Пушкин несколько подражает никудышному произведению Дмитриева «Освобождение Москвы» (освобождение от Смутного времени, Польши и претендентов на трон в 1613 г., когда князь Дмитрий Пожарский одержал победу над литовцами и первый Романов был возведен на трон), строкам 3–4:

 
Не шумны петь хочу забавы,
Не сладости цитерских уз.
 

Стихотворение Дмитриева (162 ямбических четырехстопника с нерегулярной рифмовкой) отмечено, между прочим, самым труднопреодолимым столкновением согласных, известным в русской поэзии (строка 14):

 
Алмазный скиптр в твоих руках…
 

– «птрвтв»!

Второй эпиграф к главе Седьмой – из «Пиров» Баратынского (1821), строка 52 (см. коммент. к главе Третьей, XXX, 1).

Третий – из «Горя от ума» Грибоедова (закончено в 1824 г.), I, 7: язвительное замечание Софьи, парирование Чацкого (см. коммент. к главе Шестой, XI, 12).

По причинам, которые станут ясны в ходе комментирования этой главы, можно предположить, что Пушкин мог взять также и четвертый эпиграф – из поэмы Козлова «Княгиня Наталья <Борисовна> Долгорукая», ч. II, 4.

 
Москва видна…
Уже в очах Иван Великой,
Как шар, венец его горит…
 

«Иваном Великим» называют самую высокую в городе колокольню: «замечательная колокольня „Иван Великий“, возведенная в ломбардо-византийском стиле при Борисе Годунове в 1600 г., достигает высоты в 271 фут (с крестом – 318 футов) и имеет много колоколов, один из которых весит 64 ⅓ тонны» (князь Петр Кропоткин и Джон Томас Билби, Encyclopaedia Britannica, 11-е изд., Нью-Йорк, 1911).

 
   Гонимы вешними лучами,
   Съ окрестныхъ горъ уже снѣга
   Сбѣжали мутными ручьями
 ⁴ На потопленные луга.
   Улыбкой ясною природа
   Сквозь сонъ встрѣчаетъ утро года;
   Синѣя, блещутъ небеса.
 ⁸ Еще прозрачные, лѣса
   Какъ будто пухомъ зеленѣютъ.
   Пчела за данью полевой
   Летитъ изъ кельи восковой.
¹² Долины сохнутъ и пестрѣютъ;
   Стада шумятъ, и соловей
   Ужъ пѣлъ въ безмолвіи ночей.
 

^1–3 вешними лучами… мутными ручьями.Литературная, не русская весна. Во многих модных в то время западноевропейских стихотворениях находим подобное. «Ручейки / Сбежали весной с заснеженных холмов» – из «Лаллы Рук» (1817) Мура: «Хорасанский пророк под покрывалом» (5-е изд., Лондон, 1817, с. 30), и более раннее: «Тающие снега бегут серовато-синими потоками» – из «Весны» Томсона, строка 16. Подлинный источник этого – Вергилий: ср. «Георгики», I, 43–44:

 
Vere novo gelidus canis montibus humor liquitur…
 

 
<Ранней весной, когда от седых вершин ледяная льется вода…
 

Пер. С. Шервинского>

– или подражания Вергилию: «По возвращении весны, когда с белых горных вершин начал стекать талый снег…».

⁴На потопленные луга; II, ² Весна, весна! пора любви! Любопытная перефразировка стихотворения Баратынского «Весна» (шесть четырехстопных строф с рифмовкой abbab; опубликовано впервые в декабре 1822 г. в «Полярной Звезде»), строки 5–10, 28–30:

 
Земля воздвиглась ото сна.
Утихли вьюги и метели,
Текут потоками снега;
Опять в горах трубят рога,
Опять зефиры налетели
На обновленные луга.
О, если б щедростью богов
Могла ко смертным возвратиться
Пора любви с порой цветов!
 

¹⁰за данью полевой.Приносить с лугов должное, пошлину; взимать налог с лугов.

Ср.: Жан Антуан де Баиф (1532–89), «Приятное времяпрепровождение», кн. 1, «О весне», строфа IX:

 
Les ménagères avettes
....................................
Voletant par les fleurettes
Pour cueillir ce qui leur duit.
 

 
<Хозяйственные пчелки
Летящие к цветочкам,
Чтобы собрать то, что должно>.
 

Это тоже идет от Вергилия, а не от непосредственного наблюдения.

¹¹кельи восковой.Общее место как в английской, так и во французской поэзии. См.: например, Гэй, «Сельские удовольствия, Георгики, посвящается г-ну Поупу» (1713), песнь I, строка 88: «[пчелы] наполняют сладостью восковые кельи», или Андре Шенье, «Элегии», I, (под ред. Уолтера; XVI, «Посмертное собрание сочинений», 1826), строка 33: «Sa cellule de cire» <«Ее восковая келья»>; имеется много других примеров.

В комментариях к «ЕО» Бродский (с. 253) притягивает кое-что из русского «фольклора», где упомянута маленькая келья с медом, явно принадлежащая перу какого-то не первой величины поэта начала девятнадцатого века, читавшего французских поэтов или их русских подражателей.

¹³Стада шумят.Рогатый скот и овцы мычат и блеют.

 
   Какъ грустно мнѣ твое явленье,
   Весна, весна! пора любви!
   Какое темное волненье
 ⁴ Въ моей душѣ, въ моей крови!
   Съ какимъ тяжелымъ умиленьемъ
   Я наслаждаюсь дуновеньемъ
   Въ лице мнѣ вѣющей весны,
 ⁸ На лонѣ сельской тишины!
   Или мнѣ чуждо наслажденье,
   И все, что радуетъ, живитъ,
   Все, что ликуетъ и блеститъ,
¹² Наводитъ скуку и томленье
   На душу мертвую давно,
   И все ей кажется темно?
 

¹Можно установить ряд аналогий (возможно, случайных или восходящих к Шатобриану) между строфами II и III и Письмами XXII–XXIV в «Обермане» Сенанкура (например, конец XXII: «…окружающая жизнь его не касается, он живет в одиночестве, его нет в мире живущих»; и XXIV: «…то наслаждение меланхолией… Весна… Счастливая пора! Но как страшит она мою смятенную душу!» <пер. К. Хенкина>).

См. также фрагмент из «Замогильных записок» Шатобриана, глава о времени его пребывания в 1793 г. в Джерси, написанная в 1822 г. (под ред. Левелэ, ч. I, кн. X, гл. 3): «То, что восхищает в годы любовной жизни, становится в возрасте забвения, предметом страдания и сожаления. Не желают более возврата месяцев… прекрасного вечера в конце апреля… то, что вызывает потребность и желание счастья, вас убивает».

²См. коммент. к главе Седьмой, I, 4.

³темное.В других изданиях – «Какое томное волненье».

⁵умиленьем(тв. пад.) Слово может быть точно передано только французским «attendrissement» <«растроганность», «умиление»>, по-английски же перевод этого слова ужасен. Его можно перефразировать как «чувствительное настроение», «мягкосердечность», «нежное чувство» и т. п. Оно относится к состраданию, как очарование к красоте, или глаза, подернутые влагой, к глазам, наполненным слезам. См. коммент. к главе Шестой, XIV, 9.

 
   Или, не радуясь возврату
   Погибшихъ осенью листовъ,
   Мы помнимъ горькую утрату,
 ⁴ Внимая новый шумъ лѣсовъ;
   Или, съ природой оживленной
   Сближаемъ думою смущенной
   Мы увяданье нашихъ лѣтъ,
 ⁸ Которымъ возрожденья нѣтъ?
   Быть можетъ, въ мысли намъ приходитъ
   Средь поэтическаго сна
   Иная, старая весна,
¹² И въ трепетъ сердце намъ приводитъ
   Мечтой о дальней сторонѣ,
   О чудной ночи, о лунѣ.....
 

См. мои коммент. в начале строфы II.

 
   Вотъ время: добрые лѣнивцы,
   Эпикурейцы-мудрецы,
   Вы, равнодушные счастливцы,
 ⁴ Вы, школы Левшина птенцы,
   Вы, деревенскіе Пріамы,
   И вы, чувствительныя дамы,
   Весна въ деревню васъ зоветъ,
 ⁸ Пора тепла, цвѣтовъ, работъ,
   Пора гуляній вдохновенныхъ
   И соблазнительныхъ ночей.
   Въ поля, друзья! скорѣй, скорѣй,
¹² Въ каретахъ, тяжко нагруженныхъ,
   На долгихъ иль на почтовыхъ
   Тянитесь изъ заставъ градскихъ.
 

¹Вот время.Ср.: Томсон, «Зима» (1726), строки 33–35, 39:

 
…Тогда наступает время [прекрасная осень]
Тех, которых мудрость и очарование природы
Влекут прочь от развращенной толпы
...............................................................
И искать одинокого безмолвия в тихих прогулках.
 

¹добрые ленивцы.Фр. «bons paresseux». «Лень» – идиоматическое понятие того времени, означавшее «наслаждение внешним бездействием при сосредоточенной деятельности чувств» (Ходасевич, ок. 1930 г., см. его кн. «Литературные статьи и воспоминания», Нью-Йорк, 1954, с. 61). Кроме того, оно имеет галльский оттенок смысла. Ср. восхитительное замечание о праздности в «Послании V» Грессе к отцу Буге, в котором он говорит об «улыбчивой лености» своих стихов, заработавших ему

 
…l'indulgence
Des voluptueux délicats,
Des meilleurs paresseux de France,
Les seuls Juges dont je fais cas.
 

 
<…индульгенцию
Сладострастников нежных,
Лучших ленивцев Франции,
Единственных судей, мнением которых я дорожу>.
 

⁴Вы, школы Лёвшина птенцы.Изучающие произведения Лёвшина (не «крестьяне», как полагали некоторые русские комментаторы).

Василий Лёвшин (1746–1826) – тульский помещик, плодовитый компилятор, автор более восьмидесяти сочинений в 190 томах, включая разные трагедии и романы, а также всякую всячину, переведенную, в основном, с немецкого, как, например, «Очарованный лабиринт», восточная повесть в трех частях (1779–80) и «Жизнь Нельсона» (1807). Я видел его произведения о ветряных, паровых и водяных мельницах. Он был известен в 1820-е годы своими многотомными компиляциями «Опытный садовник…» и «Огородник…», а также «Ручной книгой сельского хозяйства…» (1802–04). В настоящее время его помнят за весьма примечательные «Русские сказки», «содержащие древнейшие повествования о славных богатырях [крестьянских рыцарях, силачах], сказки народные и прочие, оставшиеся чрез пересказывания в памяти приключения» (Москва, 1780–83).

Из всех его сочинений только это упомянуто в «Истории русской литературы XVIII века» Д. Благого (Москва, 1945), с. 271–72, на чье произношение имени я ориентировался.

⁵Приамы.Последний царь Трои Приам, кроткий старец, имевший более пятидесяти детей. Конец жизни провел в отчаянии и разорении. «Un Priam» более употребимо в смысле «очень несчастный человек», нежели в том значении почтенного деревенского отшельника или сельского отца семейства, как, очевидно, здесь у Пушкина, несколько исказившего литературную память.

¹⁴ Тянитесь.Неопределенная форма – «тянуться». Слово труднопереводимо. Оно сочетает в себе идею «движения в определенном направлении», «протяжения» и «продвижения вперед длинной, медленной линией». Тот же глагол использован при описании каравана гусей в главе Четвертой, XL, 12.

 
   И вы, читатель благосклонный,
   Въ своей коляскѣ выписной,
   Оставьте градъ неугомонный,
 ⁴ Гдѣ веселились вы зимой;
   Съ моею музой своенравной
   Пойдемте слушать шумъ дубравной
   Надъ безъименною рѣкой,
 ⁸ Въ деревнѣ, гдѣ Евгеній мой,
   Отшельникъ праздный и унылой,
   Еще недавно жилъ зимой
   Въ сосѣдствѣ Тани молодой,
¹² Моей мечтательницы милой;
   Но гдѣ его теперь ужъ нѣтъ...
   Гдѣ грустный онъ оставилъ слѣдъ.
 

²коляске.Четырехколесная открытая карета со складным верхом. Это настоящая французская «calèche», которую американский читатель не должен невзначай спутать с похожим по названию канадским экипажем – грубым двухколесным хитроумным приспособлением (изображенным, например, в Webster's New International Dictionary, 1957). Поздняя разновидность «коляски» – виктория.

^6; VI, ^5–6 Снова декорации Батюшкова и Мильвуа возникают тогда, когда мы с Амазонкой, союзницей пушкинской Музы, навещаем могилу Ленского. Исследователю Пушкина может быть интересно следующее наблюдение.

В одном из своих величайших стихотворений «Не дай мне Бог сойти с ума» <1833> Пушкин специальным кодом сигнализирует о своей осведомленности о сумасшествии Батюшкова: Батюшков в элегии «Последняя весна» (1815), подражая «Падению листьев» Мильвуа (обсуждается в моих коммент. к главе Шестой, XLI, 1–4), употребил при описании соловья эпитет, необычный для русской поэзии (строки 3–4):

 
И яркий голос филомелы
Угрюмый бор очаровал…
 

Пушкин в своем произведении 1833 г., состоящем из пяти шестистрочных строф с мужской рифмой bbcddc, написанных ямбическим четырехстопником (b, d) и трехстопником (с), дает отзвук батюшковских строк в последней строфе:

 
А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров —
А крик товарищей моих
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.
 

На самом деле, эпитет Батюшкова и Пушкина – обыкновенный галлицизм. См., например, Дюдуайе (Жерар, маркиз дю Дуайе де Гастель, 1732–98) в мадригале м-ль Долиньи (хорошенькой актрисе, на которой он со временем женился) 1 мая 1769 г. («Almanach des Muses» [1809]. с. 35):

 
…des oiseaux la voix brillante…
 

 
<…яркий голос птиц… >.
 

 
   Межъ горъ, лежащихъ полукругомъ,
   Пойдемъ туда, гдѣ ручеекъ,
   Віясь, бѣжитъ зеленымъ лугомъ
 ⁴ Къ рѣкѣ сквозь липовый лѣсокъ.
   Тамъ соловей, весны любовникъ,
   Всю ночь поетъ; цвѣтетъ шиповникъ,
   И слышенъ говоръ ключевой
 ⁸ Тамъ видѣнъ камень гробовой
   Въ тѣни двухъ сосенъ устарѣлыхъ.
   Пришельцу надпись говоритъ:
   «Владиміръ Ленской здѣсь лежитъ,
¹² «Погибшій рано смертью смѣлыхъ,
   «Въ такой-то годъ, такихъ-то лѣтъ.
   «Покойся, юноша-поэтъ!»
 

^2–3Ср.: Аддисон, «Зритель», № 37 (12 апр. 1711 г.): «…маленький ручеек, бегущий по зеленому лугу…».

^5–6См. коммент. к главе Седьмой, V, 6.

⁶шиповник.Европейский шиповник с душистыми розовыми цветами и мягким красным плодом, Rosa cinnamomea L. – скромная провинциальная родственница примерно шести тысяч культивируемых разновидностей розы. Цветет в июне. Л. Х. Бейли в «Руководстве по выращиванию растений» (Нью-Йорк, 1949, с. 536) услужливо сообщает: «Старая садовая роза, ставшая дикой и сохранившаяся вокруг старых владений вдоль изгородей, на кладбищах и вдоль обочин дорог». Русские источники, напротив, считают его предком садовой розы (М. Нейштадт, «Определитель растений» [Москва, 1947–48], с. 263).

¹⁰Пришельцу.Грамматически «пришелец» означает «того, кто пришел из другого места», и Пушкин, вероятно, употребил это слово неточно вместо «прохожий», лат. «viator».

 
   На вѣтви сосны приклоненной,
   Бывало, ранній вѣтерокъ
   Надъ этой урною смиренной
 ⁴ Качалъ таинственный вѣнокъ;
   Бывало, въ поздніе досуги
   Сюда ходили двѣ подруги,
   И на могилѣ при лунѣ,
 ⁸ Обнявшись, плакали онѣ.
   Но нынѣ... памятникъ унылой
   Забытъ. Къ нему привычный слѣдъ
   Заглохъ. Вѣнка на вѣтви нѣтъ;
¹² Одинъ, надъ нимъ, сѣдой и хилой
   Пастухъ по прежнему поетъ
   И обувь бѣдную плететъ.
 

^2–4Могила поэта с венком и лирой, свисающими над ней с ветвей, была воспета Жуковским в знаменитой элегии 1811 г. «Певец». Она состоит из шести строф, по восьми стихов каждая, с рифмовкой abbaceec. Ее размер любопытен и был большой новостью в русской просодии: за четырьмя ямбическими пятистопниками в каждой строфе следуют три ямбических четырехстопника, а заключительная строка написана дактилическим двусложником (строки 41–48):

 
И нет певца… его не слышно лиры…
Его следы исчезли в сих местах;
И скорбно все в долине, на холмах;
И всё молчит… лишь тихие зефиры,
Колебля вянущий венец,
Порою веют над могилой,
И лира вторит им уныло:
Бедный певец!
 

Следует заметить, что понятие «бедный певец» употребляется по отношению к Ленскому в главе Шестой, XIII, 10 – «На встречу бедного певца», «à la rencontre du pauvre chantre».

^{9–10, 12}См. коммент. к главе Шестой, XL, 14.

^9–11Описывая забытую могилу Ленского на обочине русской Аркадии, Пушкин передает посредством двух замечательных переносов работу сорняков и забвения:

 
Но ныне… памятник унылый
Забыт. К нему привычный след
Заглох. Венка на ветви нет…
 

Переводчик дорого бы дал, чтобы сохранить точный рисунок и аллитерации (протяжное «ны», повторяющийся ритм двух двусложных слов, начинающихся с «з»), но должен удовлетвориться лишь сохранением переносов.

Начальное слово в строке 11 наиболее точно передается по-английски как «заросший сорняком», но, строго говоря, никакой русский эквивалент слова «сорняк» не проявляется на самом деле в слове «заглох». Это не имело бы большого значения, если бы английское слово «сорняк» не было замешано в ситуацию довольно неординарную. Я очень сомневаюсь, что в то время, когда это было написано (период с осени 1827 г. и до 19 февр. 1828 г.), Пушкин настолько хорошо владел английским, что мог не только пробежать английскую поэму в почти две тысячи строк, но и уловить тонкости английского ритма; тем не менее, факт остается фактом: глава Седьмая «ЕО», VII, 9–11 имеет поразительное соответствие и по настроению, и по движению тональности с отрывком из произведения Вордсворта «Белая Рильстонская лань» (написана в 1807–08 г., опубл. в 1815 г.), песня VII, строки 1570–71, 1575–76:

 
Пруды, террасы и тропинки поросли
Сорняком; беседки уничтожены…
.................................................
Надменный особняк своей гордыни
Лишился; широко распространилось запустение…
 

¹²под.В издании 1837 г. опечатка: «над».

В черновике (2371, л. 4):

 
   [Но] раз вечернею порою
   Одна из дев сюда пришла
   Казалось – тяжкою тоскою
 ⁴ Она встревожена была —
   Как бы волнуемая страхом
   Она в слезах пред милым прахом
   Стояла, голову склонив —
 ⁸ И руки с трепетом сложив
   Но тут поспешными шагами
   Ее настиг младой улан
   Затянут – статен и румян
¹² Красуясь черными усами
   Нагнув широкие плеча
   И гордо шпорами звуча.
 

В черновике (2371, л. 4):

 
   Она на воина взглянула,
   Горел досадой взор его,
   И побледнела <и> вздохнула
 ⁴ Но не сказала ничего —
   И молча Ленского невеста
   От сиротеющего места
   С ним удалилась – и с тех пор
 ⁸ Уж не являлась из-за гор
   Так равнодушное забвенье
   За гробом настигает нас,
   Врагов, друзей, любовниц глас
¹² Умолкнет – об одно<м> именье
   Наследник<ов> ревнивый хор
   Заводит непристойный спор —
 

^9–14Следует заменить, что, опустив строфы VIII и IX, Пушкин перенес эти строки в строфу XI, 9–14.

 
   Мой бѣдный Ленской! изнывая,
   Не долго плакала она.
   Увы! невѣста молодая
 ⁴ Своей печали не вѣрна.
   Другой увлекъ ея вниманье,
   Другой успѣлъ ея страданье
   Любовной лестью усыпить,
 ⁸ Уланъ умѣлъ ее плѣнить,
   Уланъ любимъ ея душою...
   И вотъ ужъ съ нимъ предъ алтаремъ
   Она стыдливо подъ вѣнцомъ
¹² Стоитъ съ поникшей головою,
   Съ огнемъ въ потупленныхъ очахъ,
   Съ улыбкой легкой на устахъ.
 

^1–2изнывая, / Не долго плакала она.Обычная для Пушкина конструкция вместо: «она не изнывала и не рыдала».

^5–8[улан] увлек… успел… умел.Все три русских глагола в подобной аллитерационной последовательности трудны для точной передачи: «увлек» означает «уносить» в отношении одушевленного объекта; «успел» может быть понято здесь либо как «был удачлив», либо «имел время, чтобы», а «умел» (галлицизм) означает «имел возможность» и «нашел способ» (фр. «sut»).

^13–14Шокирующая картина. Мы далеко продвинулись с момента нашего первого впечатления от наивной маленькой Ольги – невинной прелести, порхающей с юношей Ленским по родовому поместью (глава Вторая, XXI). Теперь нечто от коварного юного демона присутствует в Ольге, странно изменившейся с того кошмарного бала. Что означает эта легкая улыбка? Откуда сей огонь в невинной девице? Не следует ли нам предположить – и я думаю, следует, – что у улана будут трудности с этой невестой: лукавая куколка, опасный флирт, как было с собственной женой Пушкина несколькими годами позже (1831–37)?

Этот комментарий из тех, что имеют человеческий интерес.

 
   Мой бѣдный Ленской! за могилой,
   Въ предѣлахъ вѣчности глухой,
   Смутился ли, пѣвецъ унылой,
 ⁴ Измѣны вѣстью роковой,
   Или надъ Летой усыпленной
   Поэтъ, безчувствіемъ блаженной,
   Ужъ не смущается ничѣмъ,
 ⁸ И міръ ему закрытъ и нѣмъ?...
   Такъ! равнодушное забвенье
   За гробомъ ожидаетъ насъ.
   Враговъ, друзей, любовницъ гласъ
¹² Вдругъ молкнетъ. Про одно имѣнье
   Наслѣдниковъ сердитый хоръ
   Заводитъ непристойный споръ.
 

²глухой.Эпитет двусмыслен. В отношении местности «глухой» («глухой край», «глухая сторона») означает «скучный», «унылый», «отдаленный», «застойный» и т. д.

^9–14См. коммент. к строфе IX, 9–14.

 
   И скоро звонкій голосъ Оли
   Въ семействѣ Лариныхъ умолкъ.
   Уланъ, своей невольникъ доли,
 ⁴ Былъ долженъ ѣхать съ нею въ полкъ.
   Слезами горько обливаясь,
   Старушка, съ дочерью прощаясь,
   Казалось, чуть жива была,
 ⁸ Но Таня плакать не могла;
   Лишь смертной блѣдностью покрылось
   Ея печальное лицо.
   Когда всѣ вышли на крыльцо,
¹² И все, прощаясь, суетилось
   Вокругъ кареты молодыхъ,
   Татьяна проводила ихъ.
 

Очень бедная строфа после ряда великолепных. Как это часто случается с Пушкиным, когда ему надо следить за сюжетом и изобразить серию событий, не интересных для него, его попытки спешной краткости оборачиваются разрозненными банальностями и наивной неловкостью. Ни он, ни какой-либо другой романист его времени не владел искусством перехода, которое три десятилетия спустя открыл Флобер.

 
   И долго, будто сквозь тумана,
   Она глядѣла имъ во слѣдъ....
   И вотъ одна, одна Татьяна!
 ⁴ Увы! подруга столькихъ лѣтъ,
   Ея голубка молодая,
   Ея наперстница родная,
   Судьбою вдаль занесена,
 ⁸ Съ ней навсегда разлучена.
   Какъ тѣнь, она безъ цѣли бродитъ;
   То смотритъ въ опустѣлый садъ....
   Нигдѣ, ни въ чемъ ей нѣтъ отрадъ,
¹² И облегченья не находитъ
   Она подавленнымъ слезамъ —
   И сердце рвется пополамъ.
 

Строфа XIII (2371, л. 5–5 об.) датирована 19 февр. [1828 г.] в верхней части черновика (л. 5; год указан согласно Томашевскому, Акад. 1937, с. 661).

⁶родная.Здесь тонкая двусмысленность, так как основное значение слова «родной» – «кровнородственный», но оно может значить «милый», а Ольга была Татьяне «милой» «родственницей».

Между прочим, эта страстная увлеченность младшей сестрой – новость для читателя, который будет удивлен, добравшись до главы Восьмой, почему Татьяна более не вспоминает Ольгу.